К 200-летию Бородинского сражения
материал на тему

     К 200-летию  Бородинского  сражения

Предлагаю вашему вниманию сценарий литературного вечера, посвященного жизни и творчеству Дениса Давыдова. По программным произведениям существует большое количество материала, но ведь богатство русской литературы не исчерпывается произведениями Пушкина, Лермонтова, Гоголя, как это чаще всего представляют вы себе. Знайте  имена и других славных сынов русского народа, деятелей русской культуры.

                   «ПИТОМЕЦ МУЗ, ПИТОМЕЦ БОЯ...»

Оформление сцены:

Слова Е.А.   Боратынского, написанные на плакате: «Питомец муз, питомец боя...»

Плакат: Денис Васильевич Давыдов. 1784—1839. Портрет Давыдова .

Плакаты со словами В.Г.   Белинского: «Денис Давыдов... примечателен и как поэт, и как военный писатель, и как вообще литератор, и как воин — не только по примерной храбрости и какому-то рыцарскому одушевлению, но и по таланту военачальничества, и, наконец, он примечателен как человек, как характер..»; плакаты со стихотворными строками, посвященными Давыдову:

Жизни баловень счастливый,

Два венка ты заслужил;

 Знать, Суворов справедливо

Грудь тебе перекрестил!

...Грудь твоя горит звездами:

 Ты геройски добыл их

В жарких схватках со врагами,

В ратоборствах роковых...

                                                       Н.Языков

Утром, вставя ногу в стремя —

Ах, какая благодать! —

Ты в теперешнее время

Умудрился доскакать.

                                           Я. Смеляков

  По  ходу  литературного  вечера звучит   музыка,   демонстрируются слайды с изображениями Багратиона, Кутузова, батальных сцен.

Открываю вечер в роли ведущего. Объясняю, почему литературная встреча посвящена именно Давыдову, поэту, воину, партизану, военачальнику.

XIX век называют Золотым веком русской поэзии. Но при этом чаще всего вспоминают имена Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета, забывая, а подчас и не зная, что только вокруг Пушкина было блистательнейшее созвездие имен: Вяземский, Боратынский, Батюшков, Давыдов и другие.

Ведущий. Не будет преувеличением сказать, что ни у одного из друзей Пушкина не было такой истинно всенародной славы, как у Дениса Васильевича Давыдова. Выполненное в бесхитростной манере знаменитое изображение (народный лубок) легендарного героя, партизанского вождя Дениса Давыдова на лошади, в крестьянском армяке, с окладистой бородой, с иконой «мужицкого угодника» Николая Чудотворца на груди можно было встретить в России повсюду, от крестьянской избы до знатного дома.

В далеком заточении декабрист Вильгельм Кюхельбекер вспоминал об одном из подобных изображений:

...Софа, в углу комод, а над софою

Не ты ль гордишься рамкой золотою,

Не ты ль летишь на ухарском коне,

В косматой бурке, в боевом огне,

Летишь и сыплешь на врагов перуны,

Поэт-наездник, ты, кому и струны

 Волшебные и меткий гром войны

Равно любезны и равно даны.

  Портрет Давыдова-партизана украсил и кабинет шотландского поэта и романиста В.Скотта. Он назвал Давыдова «знаменитым человеком, чьи подвиги в минуты величайшей опасности для его Отечества вполне достойны удивления», чье имя, «украшая самую блестящую и вместе почетнейшую страницу русской истории, передается в позднейшие века».

Давыдов стал человеком-легендой. Его подвиги воспеты знаменитыми поэтами: Пушкиным, Жуковским, Вяземским, Боратынским, Языковым. Его, запечатлели лучшие художники эпохи: Орловский, Доу.

Л.Толстой увековечил Давыдова в романе «Война и мир» в образе беззаветного храбреца партизана Василия Денисова.

Удалые, звонкие стихи и песни Давыдова заучивались в армии наизусть. Его остроты и шутки повторялись при громе пушек и не умолкали при звуках победных фанфар.

Видный прозаик и мемуарист, один из самобытнейших и образованнейших русских людей, Давыдов оставил после себя богатое наследие. Так каким же был этот человек?

    В конце ноября 1792 года полковник Василий Денисович Давыдов, командир Полтавского легкоконного полка, расквартированного в селе Грушевке, близ Днепра, получил неожиданное известие: командующим войсками Екатеринославского корпуса, в состав которого входил его полк, назначался генерал-аншеф Александр Васильевич Суворов.

Новость эта полтавцами была встречена восторженно. С особым нетерпением приезда своего любимого героя ожидал шестилетний сын командира полка -- Денис, которого уже в этом возрасте езде на лошади и военному делу обучал приставленный к нему в «дядьки» донской казак Филипп Михайлович Елсов. Наконец долгожданная встреча состоялась в военном лагере, куда на маневры с отцом напросился и Денис с младшим братом Евдокимом,

Чтец. Вдруг и толпе произошло движение, все куда-то побежали и закричали:

—        Скачет! Скачет!

  Денис повернулся и сразу увидел Суворова. На калмыцком коне он скакал к тому месту, где стояли мальчики. Денис с замирающим сердцем смотрел на полководца. Глаза его радостно светились.  Глаза его радостно светились.  Когда взмыленный конь поравнялся с мальчиками, один из адъютантов

Суворова, скакавший следом за ним, крикнул:

Граф! Посмотрите, вот дети Василия Денисовича!

Где они? Где? — живо отозвался Суворов, сдерживая лошадь. Добрая улыбка озарила лицо полководца. Он важно перекрестил ребят, протянул маленькую сухую руку. Они почтительно ее поцеловали.

—        Любишь ли ты солдат, друг мой? — обратился Суворов к Денису

- Я люблю графа Суворова, весь сияя восторгом крикнул Денис,- в нем все: и солдаты, и победа, и слава!

— О, помилуй Бог, какой удалой! -        сказал с улыбкой Суворов. — Этот будет военным человеком! Я не умру, а он уже три сражения выиграет.

Ведущий. Слова Суворова оказались пророческими.

Когда семья переехала в Подмосковье, купив небольшое село Бородино, Денис, которому шел 15-й год, вошел в московский литературный кружок братьев Тургеневых. Однажды вечером свои стихи читал юный Жуковский. Мысль, что этот тихий и приятный юноша, его ровесник, уже вышел на дорогу к славе, задела самолюбие Дениса. К славе он был ревнив. Созревало страстное желание самому попробовать свои силы в стихах.

Перемарав несколько листов бумаги, испортив десяток перьев, Денис сочинил наконец нечто такое, что сгоряча принял за стихи.

Выходит учащийся, исполняющей роль Дениса Давыдова, в дальнейшем -        Д.Д.

Пастушка Лиза, потеряв

Вчера свою овечку,

Грустила и эху говорила

Свою печаль...

Когда этот первый стихотворный опыт был показан Жуковскому (с ним Денис к этому времени подружился), тот грустно покачал головой.

Учащийся (в роли Жуковского). Мне не хочется огорчать тебя, Денис, но не могу и душой кривить. В стихах твоих нет ни одной поэтической строчки. А между тем, слушая твои рассказы о войне, я вижу явственно, что поэтическое воображение тебе не чуждо... Надо писать о близких предметах, милый Денис, а не об этих овечках, кои во множестве пасутся близ Парнаса.

Ведущий. Стихи Денис спрятал. Совет Жуковского запомнил, но тайно ото всех продолжал сочинять. Зато впоследствии на просьбу Дениса поправить мастерской рукой его стихи Жуковский возразил.

Жуковский. «Ты шутишь, требуя, чтобы я поправил стихи твои. Все равно, когда бы ты сказал мне: поправь улыбку младенца, луч дня на волнах ручья, свет заходящего солнца...»

Ведущий. В 16 лет Давыдов едет в Петербург, чтобы стать кавалергардом. Но малый рост его стал большим препятствием для поступления в кавалергардский полк. Юноша ничего не желал теперь так страстно, как подрасти. Каждый день он упражнялся в вытягивании — ничего не помогало. Венецианское зеркало, перед которым, оставшись один, он часто простаивал, отражало малопривлекательный образ. Низкорослый, взъерошенный юноша с небольшим круглым лицом, со вздернутым носом порой приводил Дениса в отчаяние. Но настойчивость преодолела все препятствия: он был принят в кавалергардский полк.

В 1803 году император Александр назначил главным инспектором артиллерии Аракчеева, чей деспотизм был хорошо известен.

- Что творится! Опять начнут вертеть нами, словно пешками, — возмущались военные.

В голове Дениса складывались озорные строки. «Пешки» иногда тоже могут кое-что! Сравнения напрашивались сами. Как-то ночью, взлохмаченный, с горящими глазами, Денис разбудил крепко спавшего брата.

Разыгрывается сценка между двумя учащимися.

Д . Д . Ты послушай, как здорово! Клянусь честью, сам не ожидал!

     Е в д о к и м (протирая глаза и недоумевая). Да что такое?

Д. Д. Басню написал! Назову «Голова и Ноги». А там всякий разберется...

В возбуждении ходит по сцене, размахивая листом бумаги.

ГОЛОВА И НОГИ

Уставши бегать ежедневно

По грязи, по песку, по жесткой мостовой,

Однажды Ноги очень гневно

Разговорились с Головой:

«За что мы у тебя под властию такой,

Что целый век должны тебе

одной повиноваться,

Днем, ночью, осенью, весной,

Лишь вздумалось тебе, изволь бежать,

таскаться

Туда, сюда, куда велишь,

А к этому еще, окутавши чулками,

Ботфортами да башмаками,

Ты нас, как ссылочных невольников,

                                                             моришь

И, сидя наверху, лишь хлопаешь глазами,

 Покойно судишь, говоришь

О свете, о людях, о моде,

О тихой иль дурной погоде;

Частенько на наш счет себя ты веселишь

Насмешкой, колкими словами

И, словом, бедными Ногами,

Как пешками вертишь'». —

«Молчите, дерзкие, —

им Голова сказала, —

Иль силою я вас заставлю замолчать!..

Как смеете вы бунтовать,

Когда природой нам дано повелевать?» —

«Все это хорошо, пусть ты б повелевала.

По крайней мере нас повсюду б

                                                       не швыряла,

А прихоти твои нельзя нам исполнять;

Да, между нами ведь признаться,

Коль ты имеешь право управлять,

Так мы имеем право спотыкаться,

И можем иногда, споткнувшись, —

как же быть, —

Твое Величество об камень расшибить».

Смысл этой басни всякий знает...

Но должно — тс! — молчать: дурак —

кто все болтает.

Евдоким. Браво! Просто прелесть! Дай-ка мне, я перепишу!..

Появляются девочки, изображающие светских барышень.

Вы знаете, что теперь переписывают военные, литераторы из одной заветной тетради в другую?

Как же, как же! Басню молодого кавалергарда Давыдова.

Какая крамольная!

Не зря его исключили из гвардии и перевели в армейский полк.

За эту басню?

Не только. Еще за басню «Река и Зеркало». И в ней он осмеливается монархов  высмеивать!  Предерзостный молодой человек!

Где же он теперь?

В Киевской губернии, в гусарском полку.

Ему внушение сделали, что наказан за вольные стихи, оскорбительные для почтенных особ.

Зато гусары его приняли восторженно, как героя! Мне кузен написал, что его стихи наизусть заучивают.

Уходят.

Д.Д. читает стихотворение «Гу сарский мир»

Ведущий. В 1805 году русская армия вступила в войну с Наполеоном. Давыдов с великим трудом добился перевода в действующую армию. Да и какого — адъютантом к легендарному полководцу Багратиону.

После прусской кампании была финская, турецкая. И наконец, разразилась гроза 1812 года. Мы знаем, что русские войска вначале были вынуждены отступать, теснимые неприятелем. Как надежда на победу было воспринято русской армией назначение Кутузова главнокомандующим.

Давыдов   тут  же  отправился на главную квартиру, чтобы лично просить Кутузова о дозволении создать армейский партизанский отряд: планы эти вынашивались им уже давно. Л.Н. Толстой писал: «Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение этого страшного орудия, которое, не спрашивая правила военного искусства, уничтожало французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны». Сам же Давыдов более всего ценил в партизанской войне «быстроту в действиях, ловкость в изворотах, внезапность в нападениях, единство в натиске».

Война между тем докатилась до его родного Бородина, где Кутузовым было дано генеральное сражение. Перед сражением, на биваке, завернувшись в бурку и раскурив любимую трубку, Денис Васильевич размышлял.

Д.Д. «Родные, до боли знакомые места! Здесь я провел беспечные годы своей юности, здесь ощутил первые порывы к любви и славе. Как все здесь

 изменилось! Над домом отеческим носился дым биваков, ряды штыков сверкали среди жатвы, покрывавшей поля, и войска толпились на родимых холмах и долинах. Там на пригорке, где некогда я резвился и мечтал, где я с алчностью

читывал известия о завоевании Италии Суворовым... — там закладывали редут Раевского. Красивый лесок перед пригорком обращался в засеку и кипел егерями... Я лежал за Семеновским, не имея угла не только в собственном доме, но даже в овинах, занятых начальниками. Я глядел, как шумные толпы солдат разбирали избы и заборы... для строения биваков и костров. Слезы воспоминания брызнули из глаз моих, но скоро их осушила мысль, что я и оба брата мои были вкладчиками крови и имущества в сию священную войну».

Ведущий. Между тем первый пробный малочисленный отряд, состоящий из 50 гусар и 80 казаков, был создан. Все возрастая численно, он проводил успешные рейды в тылу врага. Но почестей и наград Давыдову это не принесло: царь не выносил даже самого слова партизан, ощущая в нем проявление свободы и независимости. Однако партизанское движение с одобрения Кутузова росло. И вскоре партизанские отряды под командой Фигнера, Сеславина, Ефремова, Вадбольского и других отважных офицеров вместе с крестьянскими дружинами плотным кольцом окружили запятую Наполеоном Москву, нанося огромный урон противнику.

Д . Д . читает стихотворение «Партизан» до слов «...друг — конь надежный».

Появляется гонец.

Учащийся (в роли гонца). Прибыл со своим штабом главнокомандующий и требует к себе ваше высокоблагородие.

Д . Д . Какой главнокомандующий? Толком говори!

Гонец. Фельдмаршал, светлейший князь Кутузов...

Ведущий. Когда Денис с бьющимся сердцем вошел в избу и почтительно остановился на пороге, Кутузов, сидя у стола, рассматривал карту, делая на ней карандашом отметки.

Кутузов (медленно приподняв голову и увидев Дениса, откладывает карандаш в сторону. Говорит тихим, усталым голосом). Ну, подойди, подойди поближе, голубчик... Я еще лично не знаком с тобой, по прежде хочу поблагодарить тебя за твою службу... (С этими словами тяжело поднимается и, ласково взглянув на Дениса, привлекает его к себе.) Удачные опыты твои доказали мне пользу партизанской войны, которая нанесла и нанесет еще неприятелю много вреда. Действуй, голубчик, как ты действуешь: головою и сердцем.

           Д. Д . читает стихотворение «Песня» («Я люблю кровавый бой...»).

Ведущий. Летом 1814 года Давыдов возвратился из заграничного похода. Только благодаря настояниям его друзей император был вынужден хоть малыми наградами отметить его заслуги и присвоить ему звание генерала, ни словом не упомянув при этом про его деятельность во главе партизанских отрядов.

Однажды другу его, поэту Петру Андреевичу Вяземскому доложили о приходе его превосходительства Дениса Васильевича Давыдова. Вяземский заторопился навстречу гостю, вошел в зал и... остолбенел. Перед ним стоял его старинный друг, но, Боже мой, в каком виде! Вместо отлично сшитого генеральского мундира — штатский, нескладно сидевший костюм старинного фасона, густые волосы на голове всклокочены. Все лицо посерело и будто осунулось. Одни лишь темно-карие, чуть выпуклые глаза лихорадочно блестели.

Учащийся (в роли Вяземского). Что с тобой, Денис Васильевич?

Д.Д. (волнуясь). Разжалован...

Вяземский (растерянно). Как... разжалован? Шутишь, что ли?

Д. Д. (с усмешкой достает из кармана бумагу, протягивает приятелю). Вот приказ, читай! Сегодня утром из главного штаба прислали... (Быстро расхаживая взад и вперед, ероша лохматую голову, гневно выкрикивает..) По ошибке, оказывается, генеральский чин мне присвоен... Велено мундир снять... Не заслужил! Перед вельможами не пресмыкался! Дурацкой их системе военной противничал! Партизанство мое высоким особам не по нраву. А что я на полях брани за Отечество жизни не щадил - им наплевать! (Останавливается перед Вяземским, бьет себя в грудь кулаком.) Сюда ударили! В сердце!

Войди в мое положение... ведь я почти год генеральский мундир носил... А выходит, что был я не генерал, а самозванец! Людям в глаза смотреть стыдно! Жизни не рад!..

Вяземский (дружески полуобняв Давыдова). Я все понимаю, Денис... С тобой поступили несправедливо. Но возьми себя в руки, поразмыслим, что можно и нужно сделать?

Д . Д . (тяжело вздохнув). Думал... В отставку проситься нужно, больше делать нечего... О том, как наградили меня за войну Отечественную, ты знаешь. Помню, заняли Дрезден, защищаемый войсками Даву. Посылаю рапорт, ожидаю похвалы. И в дураках остался. Винценгероде, видишь ли, для себя самого честь занятия Дрездена предусматривал. Однажды на рассвете нагрянул барон на меня и, пообещав предать военному суду, приказал команду немедля сдать. Нет, право, будь у меня средства, женился бы, оставил службу да принялся за сочинительство. Я в Париже записи партизанские Ермолову читал, одобряет... «Слог, — говорит,  живой, хороший, мемуарист толковый из тебя выйдет...»

Вяземский (комически восклицает). О боги, что я слышу! Певец вина, любви и славы мечтает о презренной прозе!

Д. Д. Всего, что видел, стихами не опишешь. А поэзия... это статья особая! Я не цеховой поэт, не хватаюсь за перо по каждому поводу, но чувства поэтические всегда со мною... В пылу сражения, в дыму биваков, в кочевке партизанской и в женской красоте. Я прирос к поэзии... Так-то, друг милый! А прозы презирать не должно... Это служба, Отечеству не бесполезная....

Учащийся. Видя отчаяние Давыдова, друзья думали, как им утешить его. Петр Андреевич пригласил его к себе на вечер. Собравшиеся в доме Вяземского сидели тихо, разговаривали полушепотом. Только добрейший толстяк Василий Львович Пушкин забавлял всех анекдотами. Давыдов вошел и замер от неожиданности. Думал, Вяземские одни, а тут целое общество! Все, кого любил, перед кем можно было распахнуть душу. И гул радостных приветствий. И теплота дружеских рукопожатий. Но вот Вяземский поднял руку и, когда все немного затихли, взволнованным голосом, обратившись к Денису, прочитал:

Пусть генеральских эполетов

Не вижу на плечах твоих,

От коих часто поневоле

Вздымаются плеча других.

Не все быть могут, в равной доле.

И жребий с жребием не схож:

Другой, застенчивый средь боя,

С неколебимостью героя

Вельможей осаждает дверь,

Но не тужи о том теперь!

На барскую ты половину

Ходить с поклоном не любил,

И скромную свою судьбину

Ты благородством золотил;

Врагам был грозен не по чину,

Друзьям ты не по чину мил!

Спеши в объятья их без страха

И в соприсутствии нам Вакха

 С друзьями здесь возобнови

Союз священный и прекрасный,

Союз и братства и любви,

Судьбе могущей неподвластный!

Ведущий. Василий Львович Пушкин попросил у Вяземского: «Позволь стихи списать, Петр Андреевич... Племяннику Александру в Лицей пошлю. Он вас обоих любит, а все стихи Дениса наизусть читает»...

Генеральский чин царь все-таки был вынужден Давыдову вернуть, объяснив это тем, что-де вышла ошибка. Но, как это ни парадоксально, при каждой новой военной кампании легендарному генералу предварительно приходилось вести сражение за право участвовать в боях. Удары судьбы этим не ограничивались. В Киеве, в доме своего старого друга и родственника генерала Раевского, Денис Васильевич познакомился с Лизой Злотницкой. Вспыхнувшая любовь должна была уже завершиться свадьбой, но внезапно Лиза отказала Давыдову, предпочтя ему князя Голицына.

Д.Д. читает «Элегию» (1817).

Ведущий. С новым пылом отдается Давыдов служебным делам, занимается организацией школ взаимного обучения (ланкастерских) для детей солдат, что было по тому времени прогрессивным шагом. На свадьбе своей сестры Александры Денис Васильевич знакомится с Соней Чирковой. 13 апреля 1819 года состоялась их свадьба.

А между тем в стране было неспокойно. Происходили волнения в военных поселениях, в 1820 году — возмущение Семеновского полка в Петербурге; создавались тайные общества, членами которых стали многие ближайшие родственники и друзья Давыдова. В политической атмосфере страны ощущалось что-то предгрозовое.

Одним из центров движения будущих декабристов стало имение тетки Давыдова Каменка под Киевом. Здесь в январе 1821 года произошла встреча Дениса с находящимся в южной ссылке Пушкиным, с которым к тому времени Денис был очень дружен. Встретил приехавшего в Каменку Дениса его двоюродный брат Василий Львович Давыдов, сосланный после разгрома декабристского восстания в Сибирь.

У ч а щ и й с я (в роли Василия Львовича). А у нас Пушкин!

Д. Д . А где же он, певец Руслана? Почему не вижу?

Василий Львович. Беседует с музами в укромном уголке. Пойдем, проведу тебя к нашему изгнаннику. (Направляются к столу, за которым сидит учащийся, исполняющий роль Пушкина; Василий Львович его окликает.) Александр Сергеевич!

Пушкин, чуть вздрогнув, поворачивает голову и, увидев улыбающегося Дениса, стремительно поднимается.

Пушкин. Бог мой! Не сои ли это? Денис Васильевич! Каким образом?

Д.Д. Услышал, душа моя, что ты здесь... (Обнимаются, рассаживаются.) А ведь я тебя предупреждал, Александр! Ты мне не внял, не угомонился и теперь повторяешь мой путь...

Василий Львович (бережно собирая разбросанные повсюду пушкинские черновые листки, с живостью откликается). Любопытно, в самом деле, получается, Денис! Мне как-то в голову не приходило... а ведь тебя выслали из Петербурга почти в том же возрасте, что и Пушкина, и причины высылки одинаковые!

Ведущий. Три дня, проведенные в Каменке, надолго сохранились в памяти Дениса Васильевича. Общение с Пушкиным, жаркие острые споры, блестящие шутки... Но эти дни остались и в памяти Пушкина.

Певец-гусар, ты пел биваки,

Раздолье ухарских пиров.

И грозную потеху драки,

И завитки своих усов;

С веселых струн во дни покоя

Походную сдувая пыль,

Ты славил, лиру перестроя,

Любовь и мирную бутыль.

Я слушаю тебя — и сердцем молодею,

Мне сладок жар твоих речей.

Печальный, снова пламенею

Воспоминаньем прежних дней..

В дальнейшем Давыдов сотрудничает в пушкинском «Современнике», а когда Пушкин публикует «Историю Пугачевского бунта», на экземпляре, предназначенном Денису Васильевичу, он пишет посвящение:

Тебе певцу, тебе герою!

Не удалось мне за тобою

При громе пушечном, в огне

 Скакать на бешеном коне.

Наездник смирного Пегаса,

Носил я старого Парнаса

Из моды вышедший мундир;

 Но и по этой службе трудной,

 И тут, о мой наездник чудный,

 Ты мой отец и командир.

Вот мой Пугач: при первом взгляде

Он виден — плут, казак прямой!

В передовом твоем отряде

Урядник был бы он лихой.

В 1832 году Денис Васильевич вышел в отставку, решив при этом расстаться со своей «боевой гусарской вывеской» — усами. Жуковский дружески попросил у него на память левый ус, как ближайший к сердцу. Охотно выполнив эту просьбу, бравый генерал не преминул приложить к усу и свой солидный «послужной список».

(Учащиеся разворачивают плакат.)

Военные операции:

в Пруссии — 1806 и 1807 гг.;

в Финляндии — 1808 г.;

 в Турции — 1809 и 1810 гг.;

 в Отечественной войне 1812 г.;

в Германии — 1813 г.;

во Франции — 1814 г.;

в Персии — 1826 г.;

в Польше — 1831 г.

После отставки семья Давыдова переезжает в имение жены в Симбирской губернии, откуда Денис Васильевич выезжал, лишь посещая своих друзей и родственников. Зато он вел обширную переписку с Вяземским, Боратынским, Дельвигом, Пушкиным. Вальтер Скотт, выпустивший книгу «Жизнь Наполеона», просил Дениса Давыдова почтить замечаниями на нее. Сам Давыдов пишет труды по военной истории, военные мемуары. Начался новый, 1834 год. На Святки Денис Васильевич познакомился с племянницей своего сослуживца Дмитрия Бекетова — Евгенией Золотаревой. Так приходит в жизнь поэта его последняя любовь.

Д . Д . читает стихотворения «Вальс» («О кто, скажи ты мне, кто ты...») и «Выздоровление».

Ведущий. Спустя полгода Евгения сидела на скамье бекетовского парка, между страниц книги хранила она листок с написанным для нее романсом, память снова и снова переносила ее на тот бал в дворянском собрании, где они поняли, что любят друг друга.

(Звучат романсы из кинофильма «Эскадрон гусар летучих».)

Роман этот длился 2,5 года, но бесконечно так продолжаться не могло. Денис Васильевич был обременен семьей (у него было 9 детей), к Евгении уже пятый год сватался драгунский офицер в отставке Мацнев. И наконец Евгения дала согласие на брак с ним. Тоска страшная, гнетущая тоска овладела Денисом Васильевичем, и не было, кажется, нигде от нее спасения. Ничто не радовало, ничто не утешало. Он искал забвения и не находил. Он чувствовал, что поэзия навсегда ушла из его жизни, а жизни без поэзии для него не было. Он до самой смерти не написал более ни одной поэтической строки.

22 апреля 1839 года генерал-лейтенант Денис Васильевич Давыдов скончался в своем имении Верхняя Маза. На смерть поэта-партизана Вяземский откликнулся стихами:

    Богатыри эпохи сильной,

Эпохи славной, вас уж нет!

И вот сошел во мрак могильный

Ваш сослуживец, ваш поэт!

Смерть сокрушила славы наши —

И смотрим мы с слезой тоски

На опрокинутые чаши.

На упраздненные венки...

Но песнь мою, души преданье

О светлых, безвозвратных днях,

Прими, Денис, как возлиянье

На прах твой, сердцу милый прах!

Ведущий. После себя Давыдов оставил автобиографию, написанную им от третьего лица. «Его благословил великий Суворов; благословение это ринуло его в боевые случайности на полное тридцатилетие; но, кочуя и сражаясь 30 лет с людьми, посвятившими себя исключительно военному ремеслу, он в то же время занимает не последнее место в словесности между людьми, посвятившими себя исключительно словесности...» «Я считаю себя рожденным единственно для рокового 1812 года», — писал Денис Васильевич в другом месте. «Мир и спокойствие — и о Давыдове нет слуха... но повеет войною — и он уже тут, торчит среди битв, как казачья пика. Снова мир — и Давыдов опять в степях своих, опять гражданин, семьянин, пахарь, ловчий, стихотворец, поклонник красоты во всех ее отраслях - в юной деве ли, в произведениях художников, и подвигах ли военных или гражданских, в словесности ли, — везде слуга ее, везде раб ее, поэт ее. Вот Давыдов!»

Пастушка Лиза, потеряв

Вчера свою овечку,

Грустила и эху говорила

Свою печаль...

Д . Д . Ты послушай, как здорово! Клянусь честью, сам не ожидал!

Д. Д. Басню написал! Назову «Голова и Ноги». А там всякий разберется...

В возбуждении ходит по сцене, размахивая листом бумаги.

ГОЛОВА И НОГИ

Уставши бегать ежедневно

По грязи, по песку, по жесткой мостовой,

Однажды Ноги очень гневно

Разговорились с Головой:

«За что мы у тебя под властию такой,

Что целый век должны тебе

одной повиноваться,

Днем, ночью, осенью, весной,

Лишь вздумалось тебе, изволь бежать,

таскаться

Туда, сюда, куда велишь,

А к этому еще, окутавши чулками,

Ботфортами да башмаками,

Ты нас, как ссылочных невольников,

                                                             моришь

И, сидя наверху, лишь хлопаешь глазами,

 Покойно судишь, говоришь

О свете, о людях, о моде,

О тихой иль дурной погоде;

Частенько на наш счет себя ты веселишь

Насмешкой, колкими словами

И, словом, бедными Ногами,

Как пешками вертишь'». —

«Молчите, дерзкие, —

им Голова сказала, —

Иль силою я вас заставлю замолчать!..

Как смеете вы бунтовать,

Когда природой нам дано повелевать?» —

«Все это хорошо, пусть ты б повелевала.

По крайней мере нас повсюду б

                                                       не швыряла,

А прихоти твои нельзя нам исполнять;

Да, между нами ведь признаться,

Коль ты имеешь право управлять,

Так мы имеем право спотыкаться,

И можем иногда, споткнувшись, —

как же быть, —

Твое Величество об камень расшибить».

Смысл этой басни всякий знает...

Но должно — тс! — молчать: дурак —

кто все болтает.