Саратовский след в жизни и творчестве Михаила Булгакова
проект по мхк (11 класс) на тему

Шел 1908 год. Михаил Булгаков заканчивал курс обучения в первой гимназии города Киева. Скоро перед ним откроется дорога в самостоятельную жизнь. Семья только что потеряла отца, и груз несчастья лег в основном на его плечи как самого старшего из семерых детей. А тут еще предстояло определить жизненный путь.

На тот момент ему необходим был союзник, преданный человек, друг. Булгакову повезло. Подруга матери — Софья Николаевна Давидович — привезла на летние каникулы из далекого Саратова племянницу Тасю. Она была чуть моложе Миши, училась в местной гимназии. Булгаков охотно взялся ее опекать, познакомил с городом. В семье Булгаковых Тасю приняли тепло. Близкие люди вспоминали: “Миша был неизменным участником всех семейных праздников-именин. Где был Миша, там неизменно царили шутки, смех, веселье и остроумие... Игра в “шарады” превращалась в маленькие театральные представления... В изобретательности сюжетов Миша был неистощим. Кроме того, он экспромтом писал небольшие рассказы, которые вызывали безудержное веселье и смех”. В такой семье Тася чувствовала себя как дома.

Несмотря на свои юные годы и хрупкое телосложение, она обладала крепким характером, твердой убежденностью, неисчерпаемой верой в удачу. В этом она была очень схожа с Мишей. Им казалось, что профессия врача сравнительно с другими — профессия наиболее значительная и социально престижная. “Помогали” и стены. Стены гимназии, которую в свое время окончил популярный среди киевлян врач И.Б. Студзинский. В этом же здании когда-то жил попечитель Киевского учебного округа, знаменитый врач Н.И. Пирогов. Близкий друг семьи, ставший мужем Варвары Михайловны, Иван Павлович Воскресенский был отличным и разносторонним врачом, человеком редкой доброты.

Итак, выбор сделан. Сделан, вопреки желанию матери. Много лет спустя Михаил Булгаков признается, что Варвара Михайловна “мечтала об одном, чтобы ее сыновья стали инженерами путей сообщения”. Миша сумел реализовать свой план, убедив мать. И в этом ему помогла, в частности, горячая поддержка Таси.

Шли месяцы, летели дни учебы в университете. Привязанность Михаила к Тасе росла, и на рождественские праздники, накануне нового 1912 года, Булгакова пригласили ее родители. Михаил ехал в город Саратов, испытывая приятное чувство познания нового. Действительный статский советник Николай Николаевич Лаппа — отец Таси — был управляющим Казенной палаты. Его семья занимала квартиру в том же доме — министерства финансов — под № 65, на углу улиц Вольской и Большой Кострижной (ныне улицы Вольская и Сакко и Ванцетти). В семье было шестеро детей.

В семье Таси Михаил сразу же занял лидирующее положение в части организации развлечений. Он устраивал домашние спектакли, опираясь на “актерский” состав семьи. Тася под фамилией Михайлова позже будет выступать в театре. Правда, статисткой, но, тем не менее, в афишах ее фамилия упоминалась. Сестра Софья станет профессиональной актрисой, память о ней до сих пор жива среди харьковчан. У Михаила опыт постановок, опыт организатора был немалый. В Киеве он посещал драматическое отделение курсов М.Е. Медведева, открывшихся в сентябре 1911 года. На этих курсах читались лекции по истории русского театра и изобразительного искусства.

Осмотр города, прогулки по его заснеженным улицам с пояснениями Таси позволили Михаилу получить массу самых разнообразных впечатлений и достаточно подробно ознакомиться с Саратовом. Это был город новой формации, город с нескрываемой торговой “физиономией”. На его центральных площадях стояли гостиные дворы (старый и новый, еще в лесах), Верхний базар, толкучий рынок. Завершало торговую панораму города здание купеческой биржи, выстроенное под явным влиянием архитектуры римских триумфальных ворот. Странным была не эта явная дань классическому прошлому, а его функциональная нагрузка. Ворота не стояли отдельно, как полагалось им, и как их ставили древние римляне, или как, к примеру, стояли в том же Саратове Царские ворота. Нет, они были приставлены к зданию и составляли с ним какое-то необъяснимое целостное сооружение.

В городе стояли десятки храмов и церквей. Саратовцы гордились древним Троицким собором — почти ровесником города. Там хранилась икона Нерукотворного Спаса, которую, по преданию, перенесли из храма древнего, левобережного города Саратова. На другой площади — Соборной — высился собор Александра Невского со следами “латинского” стиля в архитектуре. Рядом с ним стоял только что открытый памятник Александру II.

Недавно состоялась церемония торжественного открытия университета. Хотя он и разместился в огромном трехэтажном здании, украшенном элементами стиля “модерн”, но пока еще действовал один медицинский факультет (лишь в 1918 году появились другие факультеты). В городе работал музей, основанный художником А.П. Боголюбовым, и при нем — рисовальная школа. Тася с радостью показала Михаилу строящееся здание консерватории, гимназию, в которой училась. Увидел он и театры — городской весьма скромного вида и частный “Ренессанс”.

Однако главной целью его поездки было свидание с Тасей. Их молодой задор и крепнувшее чувство, по-видимому, не вызвали одобрения у родителей. Прежде всего, у ее отца. В неоконченной повести “Мне приснился сон...” писатель вспоминает свой разговор с Николаем Николаевичем. В повести героя обидел “один человек” и ему “захотелось уехать в тот город, где он жил, и вызвать его на дуэль”. “Один человек” — это, вероятно, Николай Николаевич, а “тот город” — Саратов. Поездка Михаила в Саратов зимой 1911—1912 годов не дала результатов.

Жизнь испытывала его, и он проявил настойчивость. Летом 1912 года Михаил вновь появился в Саратове. Летняя поездка получилась удачной. В Киев Михаил уехал с Тасей. К этому времени она успела закончить гимназию. Но и в Киеве, как рассказывала нам Татьяна Николаевна, у нее произошел серьезный разговор с Варварой Михайловной. Михаилу вновь удалось убедить мать. Теперь он мог радостно воскликнуть, как Шервинский: “Ты победил, Галилеянин!” (пьеса “Дни Турбиных”).

В марте следующего, 1913 года студент IV семестра Михаил Афанасьевич Булгаков подал в канцелярию университета прошение на имя ректора о разрешении ему вступить в брак с Татьяной Николаевной Лаппа. Приподнятое настроение тех дней отразилось в одной строке повести “Мне приснился сон...”: “Блестящий, пышный год”. Это написано о 1913-м. Прошение было подано 26 марта, и на нем можно прочесть визу ректора: “Разрешаю”.

Летом 1914 года Булгаковы приехали погостить в Саратов. В городе по-прежнему играла музыка при яхт-клубе и по вечерам на “Приволжском вокзале” Барыкина пел хор. Но уже слышалось что-то тревожное в их исполнении. Жили Булгаковы на даче. Там их застало известие о начале войны с Германией.

Первым днем мобилизации назначено 17 июня 1914 года. О возвращении молодых в Киев не могло быть и речи. Николай Николаевич и супруга его Евгения Викторовна в один голос заявили: “Вас ничто не должно касаться! Отдыхайте, набирайтесь сил. У вас все еще впереди. Неизвестно, как сложатся обстоятельства дальше!” На улицах бурлили страсти. В Мирном переулке развернул работу призывной участок. Городское по воинской повинности присутствие обязало нижних чинов запаса явиться к 6 часам утра на второй день призыва на сборный пункт. К полудню вся Митрофаньевская площадь, к которой он прилегал, словно в базарный день, заполнилась народом.

Июльские газеты сообщали: в казенных и общественных заведениях приостановлены работы. “Будем ли воевать?” — этот вопрос волнует всех. По распоряжению полиции в городе были закрыты все казенные лавки, трактиры, ренсковые погреба и пивные лавки. Пьяные на улицах попадаются редко.

Дни стояли сухие, солнечные. С раннего утра над волжскими взвозами тележный скрип и стук колес извещали горожан о том, что на рынках и базарах Саратова нынче будет много клубники, малины, крыжовника, грибов, свежей рыбы. Наступала пора варки варенья, и все разговоры на темы войны казались абстрактными. В саду “Приволжский вокзал” по-прежнему звучал вечерами оркестр, благоухали цветы, а посетители лакомились мороженым, подававшимся в мельхиоровых вазочках.

В городе образуется губернский комитет по оказанию помощи раненым. Саратов назначен окружным пунктом для распределения раненых. Одними из первых в комитет обращаются немцы-колонисты. Движимые патриотическими чувствами, они заявляют о своем желании собрать до 50 тысяч рублей. На эти средства они готовы под флагом Всероссийского земского союза открыть лазарет для раненых на сто коек. После ужина за шахматами Николай Николаевич сказал, что губернатор решил в своем доме открыть лазарет на 50 коек.

По предложению управляющего Казенной палаты в здании также был оборудован госпиталь для раненых. Чиновники Казенной палаты постановили каждый месяц отчислять из своего жалованья деньги на содержание раненых. Был избран комитет из пяти человек. В него вошли Д.М. Дядюченко, Н.И. Кедров, Л.Е. Симонова, К.И. Сидоров, С.Ф. Шестернин. Евгения Викторовна Лаппа согласилась заведовать лазаретом.

Сегодня трудно с точностью определить, какие комнаты выделили под лазарет в Казенной палате. Достоверно известно: находились они в первом этаже здания, и, по всей вероятности, в той его части, которая окнами глядела на Вольскую улицу. Весь лазарет состоял из двух просторных палат, на десять коек каждая, кухни и перевязочной…

19 августа губернский комитет по оказанию помощи раненым на своем очередном заседании с удовлетворением отметил готовность города к приему раненых: оборудовано более 20 лазаретов, в том числе в университете, губернском земстве, крестьянском банке, VI смешанном училище, духовном ведомстве, здании Рязано-Уральской железной дороги, Сергиевской церкви... Всего на 2183 койки.

Н.Н. Лаппа сообщил членам комитета о передаче в ведение земского союза лазарета, оборудованного в Казенной палате. Питание больных и надзор за хозяйственной деятельностью, подчеркнул он, остаются за служащими палаты, на что ежемесячно отчисляется по 500 рублей. Со стороны земства потребуется расход на медицинский персонал и медикаменты.

Эти дни Булгаков почти все время проводит на первом этаже: со свойственной ему увлеченностью он всецело отдается предстоящей работе, вместе с Евгенией Викторовной хлопочет в лазарете.

Наконец, для осмотра помещений в Казенную палату прибывает профессор С.И. Спасокукоцкий. Состояние лазарета приводит его в восторг. “Прямо-таки курорт в Ницце”, — заявляет он Евгении Викторовне. Однако высказывает также ряд рекомендаций, в том числе и просьбу тщательнейшим образом соблюдать правила регистрации раненых и больных воинов.

Теперь лазарет в Казенной палате имеет и свой медперсонал. Булгаков ежедневно общается с врачом Е.А. Куприяновой и фельдшерицей С.В. Неклюдовой. Сестра милосердия Н.Е. Богоявленская доставляет из типографии только что изготовленные бланки приемных карт, историй болезни, уведомлений на случай переводов, выписки и смерти. Со дня на день ожидают поступление раненых.

В те же дни становится известно о решении профессоров университета А.Б. Арапова, С.Р. Миротворцева и С.И. Спасокукоцкого отправиться на театр военных действий в качестве консультантов.

Николай Николаевич с удовлетворением сообщает домочадцам о неожиданном успехе коммерческо-патриотической акции: продажа национальных флажков союзных государств, предпринятая с целью сбора средств на помощь раненым защитникам Отчизны, только за один день дала 9500 рублей. Новый взрыв патриотических чувств вызывает у саратовцев сообщение о предстоящем прибытии санитарного поезда.

Принимается решение разгружать вагоны на товарной станции, но предварительно организовать на пассажирском вокзале торжественную встречу. 24 августа к 16 часам вдоль перрона вытянулись доставленные из ресторана столы с бутербродами, чаем, молоком. У ступеней выстроился оркестр Асландузского полка. Городская и губернская знать явилась с букетиками цветов. За оградой перрона на Вокзальной площади толпятся любопытные. Минут через сорок к перрону медленно подходит санитарный поезд. Громкое “Ура!” встречающих заглушает оркестр. В воздух летят головные уборы, мелькают платки. Барышни и дамы из Красного Креста с подносами в руках спешат в вагоны, к раненым.

Люди утомлены дорогой, неудобствами. Им не до цветов, оркестров и речей. Хорошо, что на товарной станции уже наготове ожидали санитары с носилками. Неподалеку в два ряда выстроились 30 легковых автомобилей, несколько пролеток и чья-то карета, запряженная гнедым рысаком. На Астраханской улице раненых, которые могли самостоятельно передвигаться, усаживали в специально поданные трамвайные вагоны...

Первыми приняли раненых лазареты в женском монастыре, городской больнице, доме губернатора и Казенной палате. Всего поезд доставил в Саратов 283 человека.

Всю оставшуюся часть дня Булгаков занимался с ранеными. Впервые за много суток они наконец приняли баню и заснули на чистых простынях. Утром доктор Н.Л. Гуревич вместе с Е.А. Куприяновой приступили к осмотру раненых.

Официально Булгаков в списки лиц, работающих по уходу за ранеными, внесен не был. Бескорыстно и добровольно проводил он в лазарете с утра до вечера по несколько часов ежедневно. Для раненых его присутствие и помощь были как нельзя более кстати — единственный мужчина в их окружении. К тому же внимательный и быстрый.

Вслед за первым поездом раненых начали доставлять в Саратов едва ли не каждую неделю. Только за один месяц, с 24 августа по 24 сентября, через саратовский эвакопункт прошло 2975 раненых, в том числе 903 человека — пленные.

Долго поработать в лазарете Булгакову не пришлось. После летних каникул и отпусков в университете возобновлялись занятия. Надо было возвращаться в Киев. Осенью 1915 года вслед за ранеными Саратов начал принимать эвакуированных. Из Киева на Волгу прибыли Коммерческий институт, Высшие женские курсы, Фребелевский институт, 4-я мужская гимназия, а также целый ряд факультетов Киевского университета, кроме медицинского. Он оставался пока в Киеве, поскольку чрезвычайно возросла потребность в медицинских кадрах для армии.

Очередное посещение Булгаковым Саратова относится к февралю 1917 года. Точно так же, как три года назад, застало его в городе на Волге известие о начале войны, на этот раз, 1 марта, взволнованный Николай Николаевич Лаппа сообщает ему о свержении царя.

И снова на улицах толпы людей, митинги, демонстрации...

Последний раз Булгаков посетил Саратов незадолго до окончания 1917 года. Предположительно поездку пришлось предпринять по просьбе родителей жены. Николаю Николаевичу удалось решить вопрос о переезде в Москву и работе там. Часть ценных вещей и имущества решили отдать дочери. Поездка оказалась нелегкой. На каждой станции поезд стоял по три-четыре часа, составы осаждали толпы возвращавшихся с фронта солдат. В Саратове с наступлением сумерек люди опасались выходить из домов. Участились случаи грабежей, разбоя. В письме сестре Наде из Вязьмы от 31 декабря 1917 года Булгаков писал: “Недавно в поездке в Москву и Саратов мне пришлось видеть воочию то, что больше я не хотел бы видеть. Я видел, как толпы бьют стекла в поездах, видел, как бьют людей. Видел разрушенные и обгоревшие дома в Москве. Видел голодные хвосты у лавок, затравленных и жалких офицеров...”

В 1916 году всех студентов медицинского университета, где учился Булгаков, распределили по земским больницам. Михаил и Татьяна оказались в Смоленске. В первую же ночь привезли роженицу, ее разгоряченный муж угрожал молодому растерянному доктору пистолетом и кричал: «Если она умрет, убью!» Роды принимали вместе: Тася зачитывала из учебника по гинекологии нужную страницу, а Булгаков старался точно следовать книжным инструкциям. К счастью, обошлось.

Через некоторое время Булгакова мобилизовали на фронт, и он как военный врач начал работать в госпиталях. Татьяна, как жена декабриста, последовала за мужем и наравне с ним ухаживала за ранеными, работая сестрой милосердия. «Держала ноги, которые он ампутировал. В первый раз стало дурно, потом ничего», — писала Тася в своих воспоминаниях.

После возвращения с фронта Булгаков работал земским врачом в маленькой деревеньке Сычевка под Смоленском, туда же отправилась и Татьяна. Пациентов было много, большинство из них умирали от голода и отсутствия лекарств, и молодой врач ничем не мог помочь своим подопечным. Именно тогда Булгаков пристрастился к морфию.

Важно отметить, что Булгаков стал морфинистом не по собственной прихоти или по «любознательности», а по стечению обстоятельств, причем обстоятельств трагических, когда молодой врач спасал жизнь умирающему ребенку. Вот что об этом пишет Т. Н. Лаппа: «Как-то, когда мы жили в Никольском, привезли мальчика, больного дифтеритом. Михаил осмотрел его и решил отсосать пленки трубкой. Ему показалось, что при этом кое-что попало и ему. Тогда он решил ввести себе противодифтеритную сыворотку. Начался у него страшный зуд, который долго не прекращался, и Михаил попросил ввести ему морфий. После принятия морфия ему стало легче, и он, боясь повторения зуда, попросил повторить инъекцию. Так постепенно он стал привыкать к морфию...»

Жизнь с наркоманом — всегда испытание, а если кругом разруха и безденежье, это становится настоящим бедствием. Чтобы достать морфий, приходилось продавать семейные драгоценности, отказываться от самого насущного. Во время ломок Булгаков то становился агрессивным (угрожал жене оружием, однажды швырнул в нее горящий примус), то начинал плакать и умолять супругу не сдавать его в приют для наркоманов. Татьяне снова пришлось сделать аборт — Михаил боялся, что из-за его тяги к наркотикам ребенок родится больным.

В рассказе «Морфий» главный герой – доктор Поляков, попавший в плен наркотической зависимости. А рядом с ним – добрый ангел - Анна Кирилловна, всеми силами пытающаяся вытащить любимого человека из цепких лап морфия. Уговорами, попыткой обманом ввести меньшую дозу. Большинство исследователей, в частности, В.И.Лосев, считают рассказ автобиографическим. Надо ли считать, что в образе Анны Кирилловны выведен образ Татьяны Лаппа? По крайней мере, некоторые факты рассказа( поиск морфия, гнев при уменьшении дозы, уговоры пройти курс излечения и даже наличие у Полякова браунинга) совпадают с воспоминаниями Татьяны Лаппы об этом периоде, хотя рассказ написан гораздо позднее с момента их расставания.

В феврале 1917 года Булгаков все же поехал в Москву лечиться от своей зависимости. Однако избавиться от пристрастия к наркотикам Булгакову помогли не врачи, а верная Татьяна. Весной 1918 года супруги вернулись в Киев, там по совету отчима Булгакова Татьяна начала разбавлять каждую дозу морфия дистиллированной водой. И в конце концов начала вкалывать мужу лишь воду. В Киеве супруги прожили полтора относительно спокойных года.

В 1919 году Булгаков снова записался в армию (на этот раз Михаил лечил белых солдат и офицеров), и супруги отправились во Владикавказ. Зимой 1920 года Михаил заболел тяжелейшей формой тифа, и на долю Таси снова выпали суровые испытания. Из-за больного мужа Таня не смогла уйти из города вместе с белыми, ей приходилось бегать по разграбленным улицам в поисках врача, продавать остатки украшений, чтобы кормить выздоравливающего. Именно тогда Тася решилась продать даже обручальные кольца, свое и Михаила, и этот поступок она впоследствии считала причиной распада их семьи.

Осенью 1921-го супруги перебрались в Москву. Началась суровая борьба за выживание. Булгаков по ночам писал «Белую гвардию», Татьяна сидела рядом, регулярно подавая мужу тазики с горячей водой, чтобы согреть заледеневшие руки. Усилия не пропали даром — через несколько лет Булгаков-писатель входит в моду. А вот семейная жизнь дала трещину. Татьяна не слишком интересовалась литературными изысканиями мужа и в качестве жены писателя казалась слишком уж незаметной. Булгаков хотя и уверял Татьяну, что никогда от нее не уйдет, предупреждал: «Если встретишь меня на улице с дамой, я сделаю вид, что тебя не знаю». В ту пору Булгаков активно флиртовал с поклонницами.

Но своего обещания никогда не покидать Татьяну Булгаков так и не сдержал. Через 11 лет после венчания он предложил ей развод. В роли разлучницы выступила Любовь Евгеньевна Белозерская, 29-летняя дама с богатой биографией, недавно приехавшая из-за границы. Она только что разошлась с одним мужем, собиралась выйти за другого, но не получалось. Так что роман с Булгаковым пришелся очень кстати. А Булгакову нравилась ее утонченность, любовь к литературе, острый язычок и светский лоск. Сначала Михаил предлагал Татьяне поселиться в их квартире втроем (третьей, разумеется, должна была стать Белозерская), но, встретив упрямый отказ, собрал свои вещи и ушел.

Роман "Белая гвардия", написанный когда он жил с Тасей, он посвятил не женщине,  благодаря которой он смог написать этот роман, а своей новой жене: “Посвящается Любови Евгеньевне Белозерской.” Он не считал это обидным, а Тасю это взорвало: "“Когда ты писал этот роман, с тобой рядом была я. Это я грела для тебя воду, я бегала на базар продавать драгоценности. Наконец, это моя бабушка носила в девичестве фамилию Турбина!”

Всего у Михаила Булгакова было три жены. С первой женой Татьяной Николаевной Лаппой он прожил 11 лет, со второй Любовью Евгеньевной Белозерской — 7 лет, с третьей Еленой Сергеевной Шиловской — 8 лет.

Во время супружеской жизни с Татьяной Лаппа Булгаковым были написаны следующие произведения: пьеса «Самооборона», драма «Братья Турбины» («Пробил час»), пьеса «Парижские коммунары», пьеса «Сыновья муллы», рассказ "Необыкновенные приключения доктора", главы из "Записок на манжетах", очерк "Москва краснокаменная", рассказы "Спиритический сеанс", "Красная корона", цикл очерков "Столица в блокноте" и некоторые другие произведения, рассказ «Дьяволиада», «Роковые яйца», «Ханский огонь», роман «Белая гвардия» и множество газетных статей. 

В жизни Булгакова случалось многое — были и головокружительные взлеты, и пора безденежья, его любили ослепительные красавицы, он был знаком с многими выдающимися людьми того времени. Но перед смертью он вспоминал лишь о своей первой любви — о женщине, с которой он обошелся не лучшим образом и вину перед которой ему хотелось искупить, — о Татьяне Николаевне Лаппа. «Найдите Тасю, я должен перед ней извиниться», — прошептал смертельно больной человек в ухо склонившейся над ним сестры. Жена стояла в углу комнаты, изо всех сил стараясь сдержать подступающие слезы.

И снова обратимся к барельефу Булгакова в Саратове на здании Областной Федерации профсоюзов. Почему на барельефе изображен кот? Бегемот? Вроде Саратов никакого отношения к роману "Мастер и Маргарита" не имеет. Роман "Мастер и Маргарита" Булгаков писал, когда был женат на третьей жене и многие считают, что именно Шиловская стала прообразом Маргариты. В последние дни перед смертью он звал Тасю, но она была в это время в Сибири. Существует мнение, что он хотел попросить у неё прощения, а в образ Маргариты Булгаков вложил способность Таси к жертвенной любви. В именах героев Булгакова случайного не было: отчество у Маргариты Николаевны такое же, как у первой жены писателя.

И это ещё не всё… Нет-нет, а город на Волге дает знать о себе на страницах булгаковских книг. То из Саратова прибудет племянница Аркадия Апполоновича Семплеярова, сеанс разоблачения которого был устроен в Варьете Коровьевым. Может быть в роли артистки разъездного районного театра Милице Андреевне Покобатько скрывался кто-то из посещавших домашние спектакли в далёком 1912 году в здании Казённой палаты? Или вообще это был намёк на сестру Татьяны Лаппа – Софью – ставшею профессиональной актрисой Харьковского театра? Упоминается Саратов и  во время поисков шайки Воланда. И в  Саратове, Киеве и Харькове милиция задержит по ошибке троих Володиных.

Не всё просто и с самим домом.  Саратовские и киевские литературоведы спорят из-за повести "Тайному другу" - первого наброска "Театрального романа". Одни уверены, что описание "полного важных обольстительных вещей" дома навеяно воспоминаниями о доме отчима Булгакова, доктора Воскресенского в Киеве, у вторых свои убедительные доказательства, что это квартира Николая Николаевича Лаппы.

Кроме того, некоторые краеведы находят саратовские следы и в описании «нехорошей квартиры» в романе «Мастер и Маргарита».  «Больших изменений с тех времен здание не претерпело: была заложена лестница с улицы Вольской, которая во времена Булгакова вела на второй этаж; когда меняли окна на пластиковые, исчез рисунок оконных переплетов», - рассказывает инициатор установки мемориальной доски архитектор Борис Донецкий. В одной из комнат бывшей квартиры сохранился старинный камин, облицованный плиткой, в другой - напольные часы, которые по преданию украшали кабинет управляющего казенной палатой. В описании бала у Воланда  упоминается огромный камин:

«Маргарита была в высоте, и из-под ног ее вниз уходила грандиозная лестница, крытая ковром. Внизу, так далеко, как будто бы Маргарита смотрела обратным способом в бинокль, она видела громаднейшую швейцарскую с совершенно необъятным камином, в холодную и черную пасть которого мог свободно въехать пятитонный грузовик». Но тот ли это камин из бывшего дома Лаппы – теперь уже не узнать. Зато изображение кота на памятной доске  – намёк на принадлежность дома к известнейшему роману М.Булгакова «Мастер и Маргарита» -  осталось.

Использованная литература:

1. Булгаков М., Мастер и Маргарита, -http://smallbay.ru/private/bulgakov19.html

2. Булгаков М. Морфий-http://www.100bestbooks.ru/read_book.php?item_id=2114

3. Кац В. Лазарет в Казенной палате. - Годы и люди. Вып.3 - Саратов: Приволжское книжное издательство, 1988.

4. Соколов Б.В. Три дюбви Михаила Булгакова,- М.,  Яуза, Эксмо, 2014

5. Терехин С. Века и камни: Памятники архитектуры Саратовской области. - Саратов: Приволж.кн.изд-во, 1990.

6. Тырлова А. Михаил Булгаков. Дневник. Письма.1914 -1940гг, http://m-a-bulgakov.narod.ru/raznoe/lappa.htm

7. http://om-saratov.ru/novosti/12-september-2015-i28555-otkrytie-memorialnoi-dosk

8. aif.ru

9.http://elsso.ru/cont/ppl/17.html

10. http://www.m-a-bulgakov.ru/raznoe/lappa.htm