Интерпретация темы безумия в русской и зарубежной литературе .Исследовательская работа
творческая работа учащихся по литературе (10 класс)

                                                  Комитет по образованию г. Улан-Удэ

                                                             МАОУ «Гимназия №14»

                                                  Секция литературы

                      Интерпретация темы безумия

             в русской и зарубежной литературе

                                             Исследовательская работа

                                                                                         Карлагина Анастасия Михайловна

                                                                                          Алексеева Мария Александровна

                                                                                                 Обучающиеся 10 «М» класса

                                                Научный руководитель – Колобова Оксана Владимировна

                                             Учитель русского языка и литературы МАОУ «Гимназия №14»

2017 г.

1.        Введение

2.        Тема сумасшествия в русской литературе

(1)        19 век – «Красный цветок» - В. М. Гаршин

(2)        20 век – Изображение безумия в творчестве Леонида Андреева

3.        Образы человека безумного зарубежной литературы

1. 19 век -  Образ Берты Рочестер в романе «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте
2. 20 век - Реальность безумца в произведениях Джеймса Балларда

4.        Выражение безумия в современных произведениях

1. «Нефтяная Венера» Александра Снегирева
2. «Цветы для Элджернона» Дэниела Киза

5.        Заключение

6.          Использованные ресурсы

                                                                         Введение

Тема нашего исследования- эволюция темы безумия в русской и зарубежной литературе (на материале творчества американского писателя Д. Киза «Цветы для Элджернона» и современного российского писателя А. Снегирева «Нефтяная Венера»). В современном мире тема безумия становится едва ли не самой актуальной, интерес к ней растет, как в зарубежной, так и в отечественной литературе. Человечество, достигшее небывалых высот в техническом развитии, все больше испытывает затруднения в духовном смысле. Современным людям все труднее искать нравственную опору, ценности предыдущих поколений нивелируются, кажется, что выхода нет. Возможно, этим объясняется столь пристальное внимание писателей современности к теме безумия и образу душевнобольного человека в частности.

В нашей работе мы постарались предпринять попытку осмысления этой темы с точки зрения эволюции образа психически больного человека литературе русской и зарубежной, классической и современной.

Цель данного научного проекта- выяснить как изменился образ душевнобольного человека на протяжении столетий XIX-XXI. Основная цель работы – ответить на вопрос изменилось ли изображение такого героя в современной литературе, каково предназначение этого образа для раскрытия авторского замысла, особенностей композиции, сюжетообразующей составляющей.

Задачи исследования:

• провести анализ развития темы безумия на протяжении XIX- нач. XXI вв.
• выявить и проанализировать особенности создания образа психически нездорового человека и его влияние на окружающую действительность;
• сравнить точку зрения на этот вопрос в зарубежной и русской литературе;

Объектом исследования станет творчество писателей русской и зарубежной литературы XIX- нач. XXI вв. Предметом   научного интереса – роман американского писателя Д. Киза «Цветы для Элджернона» и современного российского писателя А. Снегирева «Нефтяная Венера»).

Сама по себе тема безумия изучена достаточно подробно, но разрозненно, все изученные нами статьи представляют собой анализ либо классической русской, либо зарубежной литературы: Р.Г Назиров «Фабула о мудрости безумца в русской литературе», А. В. Головунина «Образ умственно неполноценного человека в современной англоязычной литературе», М.А. Зимина «Дискурс безумия в исторической динамике русской литературы от романтизма к реализму».  По современным произведениям серьезных работ нами не обнаружено (кроме статьи Н.А. Малиной, Д.Б. Терехиной «Александр Снегирев – литературное открытие XXI века»). В свете всего вышесказанного научная новизна работы заключается в том, что нами впервые предпринята попытка систематизировать материал, полученный в результате сравнения двух литератур – американской и русской, классической и современной.

                                                      I  Теоретическая часть

                                              История изучения темы безумия

Тема безумия – одна из сквозных тем в литературе. Она всегда вызывала к себе интерес не только в силу непонятности феномена безумия, но и в силу того, что была постоянным и необходимым фактором литературного процесса, актуализируясь в эпохи “эпистемологического беспокойства” и стимулируя разработку новых литературных форм.

В допетровские времена душевнобольные находили помощь в монастырях, где на безумца смотрели скорее, как на жертву темных сил, чем как на источник зла или опасности. Каннабих свидетельствует, что в те времена различали «бесноватых» (эпилептиков, истериков и кататоников) и лжеюродивых (обозначая таким образом формы безумия, которые можно было принять за симуляцию душевной болезни, например, бред при ясном сознании). Безумцы из богатых семей направлялись для духовного лечения в монастыри; к остальным не применялось никаких изолирующих, карательных или врачующих мер. Понятие о безумии как о душевной болезни, никак не связанной с темными сверхъестественными силами, укореняется в русской культуре уже в XVI-XVII вв.

Возникновение романтизма с характерным для него культом иррационализма и повышенным интересом к проблеме безумия стало реакцией на плачевные результаты главного “детища” эпохи Просвещения – Великой французской революции 1789 – 1794 гг. Разочарование в идеалах Просвещения породило недоверие к созидательным возможностям разума и вызвало всплеск интереса к разного рода иррациональным явлениям (к гаданиям, спиритизму, магнетизму, оккультизму и т.п.), что часто происходит в переходные, нестабильные эпохи. Изменившиеся представления человека о мире обусловили резкую вспышку интереса к феномену безумия. Для литературы романтизма тема безумия стала одной из ключевых, знаковых тем. Это объясняется, на наш взгляд, тем, что в романтической концепции бытия безумие занимает важное место, что обусловлено спецификой восприятия романтиками мира, человека, истинного знания. Смешной и презренный в глазах толпы, безумец на деле стоит неизмеримо выше ее, он мученик идеала и alter ego самого романтического поэта.

Актуальным остается исследование концепта безумия в истории литературы, доминировавшего в переходные эпохи смены культурных парадигм. Безумие в такие исторические «промежутки» символизирует смерть старого разума и рождение нового, но еще младенческого, незрелого, погруженного в хаос становления мира новых идей, форм, образов. Через великие нарративы безумия Эразма Роттердамского («Похвала глупости»), М. де Сервантеса («Дон Кихот Ламанчский»), В.Шекспира («Гамлет», «Макбет», «Король Лир» и др.), Д. Свифта («Путешествие Гулливера») осуществляется переход в представлениях о человеке от средневековья к Ренессансу, от Древнего мира к Новому времени. Тема безумия в романтической литературе становится вехой перехода от классического абсолютизма к персонализму и к индивидуальной психологии. Через «Записки сумасшедшего» Н.В. Гоголя и «сравнительную психиатрию» А.И. Герцена происходило освоение социальной психологии масс и экзистенциальной феноменологии личности. В чеховской «Палате №6» и «Черном монахе» совершилось открытие «изолированных друг от друга, эмоционально холодных индивидов с изощренной рефлексией», то есть психологии человека XX в. В современной литературе тема безумия («Школа для дураков» С. Соколова, «Вечная мерзлота» Н. Садур, «Дочь Бухары» Л. Улицкой, «Взятие Измаила» М. Шишкина, «Жизнь с идиотом» В. Ерофеева и мн. др.) свидетельствует о радикальной смене культурных алгоритмов на рубеже нового тысячелетия.

В России «психоанализ быстро и своеобразно развивался в атмосфере "серебряного века" и первых футуристических экспериментов большевиков». Первые русские психоаналитики были связаны с литературными кругами, во-первых, профессионально - среди их пациентов было немало поэтов и политиков; во-вторых, вслед за Фрейдом многие из них предпринимают исследование литературных произведений с позиций психоанализа. Р.А. Авербух анализирует творчество В.В. Розанова, Б.Д. Фридман рассматривает психоаналитический механизм идеализма на материале романа И.С. Тургенева «Рудин», А. Кашина-Евреинова в работе «Подполье гения» исследует сексуальные источники творчества Достоевского, Т. Розенталь также занимается Достоевским.

Эпоха декаданса - рубеж XIX-го и XX-го веков - во многом связана с фигурой Фридриха Ницше. В этот период безумие покидает область медицинской патологии и становится особой философией творчества. "Давайте, например, вспомним знаменитый фолкнеровский роман "Шум и ярость". Там умственно отсталый Бенджи, потоком сознания которого фолкнеровский роман открывается, куда ближе стоит к полноте бытия, чем, скажем, его брат Квентин, студент Гарварда".

Данная работа ставит перед собой цель исследовать изменение образа психически больного человека на протяжении последних столетий, проанализировать образ безумца в русской и иностранной литературе.

                                     Тема сумасшествия в русской литературе

Детально изучив статью Григория Геннадьевича Хубулава, можно выделить противопоставление одних авторов прочим по типу безумия их героев.  В момент помешательства в сознании автора и читателя рождаются фантасмагорические образы, где «смешиваются» видимый и невидимый миры. Такая фантасмагория роднит безумие с мистическим, молитвенным отчуждением, к которому относится «безумие» гоголевского типа, видéния гоголевского Поприщина, с его жертвенным самосожжением души. Норма, строгая рациональность в понимании Достоевского- мистика воплощает не только «безумие перед Богом», но и неизлечимую, заразную болезнь, ведущую к грехопадению и кровопролитию. В статье Гоголю и Достоевскому противопоставляется А. П. Чехов как врач — человек, не верящий в родство помешательства и гениальности, представляющий предельно рациональную картину сумасшествия. Безумие чеховского Коврина, его мания величия имеет строго «клиническую», медицинскую природу, приводит его самого и его близких к катастрофе. И наконец, герой Гаршина — тихий борец с мировым злом ценой самопожертвования одерживает над этим миром смешную, но символическую и яркую победу. Микрокосм героя Гаршина воплощает евангельское: «…но мужайтесь: Я победил мир!» (Иоанн 16: 33).

                                           «Красный цветок» - В. М. Гаршин

Венцом образов психически больных героев 19 века, одним из ярчайших и наиболее показательных в русской литературе в целом, предстает герой произведения Всеволода Михайловича Гаршина «Красный цветок». В губернскую психиатрическую больницу привозят нового пациента. Он буен, и врачу не удается снять остроту приступа. Больной —человек образованный, он «в значительной степени сохраняет свой интеллект и свойства своей души». Его волнует обилие зла в мире. Ему представляется, что он — «честный боец и первый боец человечества», возглавляет легион людей, тайно борющихся с мировым злом. Рыцарь и спаситель, он готов умереть за свое дело. Рядом с собой в легионе он видит «величайших людей нынешних и прежних времен». Средоточием и воплощением зла оказывается «ядовитый» цветок мака, найденный пациентом в больничном саду. Этот мак «впитал в себя всю невинно пролитую кровь, все слезы, всю желчь человечества». От ужасного цветка «длинными, похожими на змей ползучими потоками извивается зло». Наконец однажды утром сумасшедшего находят мертвым, с оборванными ногтями и окровавленными руками, на лице — спокойная, горделивая улыбка, а в ладони зажат цветок, который победитель уносит с собой в могилу.

В том, что символом мирового зла выбран мак, можно усмотреть намек хоть на опиум, хоть на бодлеровские «Цветы зла». Это вопрос интерпретации. Дело не только в ней.

Герой маленького рассказа В. М. Гаршина непостижимо вмещает в себе черты вышеупомянутых героев-пациентов: он одержим идеей спасения мира, как Поприщин, горделив, как Коврин, но в герое Гаршина нет патологической зависти Коврина к гению, а значит «горделивость» персонажа «Красного цветка» скорее той же природы, что и королевское достоинство Поприщина. Наконец, наш последний безумец безымянен, как герой Достоевского. Персонаж Гаршина целостен, не раздвоен, ведь цветок — это внешнее зло, а не часть натуры больного. Проиграв de facto, de jure гаршиновский герой одерживает над мировым злом свою маленькую, трагическую победу. И она неоспорима, несмотря на то что жизнь, как где-то сказал Э. А. По, — «бесконечное состязание человеческой воли с человеческим же уродством, состязание, из которого никто еще не вышел живым».

Отличительной чертой стиля Гаршина как писателя-рассказчика являются точность

наблюдения, определенность в выражении мысли. В его прозе читатель практически не

встречает метафор и иных тропов и стилистических изысков, их заменой служит простое обозначение предметов и фактов без придаточных предложений в описаниях. Как

и в случае с Гоголем, болезнь Всеволода Гаршина роднит автора с его персонажем. Но,

увы, случай Всеволода Михайловича далек от дионисийских божественных видений.

Здесь преобладала именно болезнь в клиническом смысле слова. С проблемой видений

и безумия писатель был знаком на личном опыте. Этому периоду жизни посвящен его рассказ «Воспоминания рядового Иванова». Опыт войны не только сделал Гаршина убежденным пацифистом, но и обострил приступы его нервной болезни, сопровождавшиеся галлюцинациями, некоторые из которых были сродни самоотверженной борьбе со злом, описанной им в «Красном цветке». В тридцать три года писатель покончил жизнь самоубийством: бросившись в лестничный пролет, сильно

разбился и скончался в муках пять дней спустя. Трагическому ореолу, окружившему

личность Гаршина сразу после его ранней кончины, немало способствовал и тот факт,

что писатель послужил моделью образа сына на картине И. Е. Репина «Иван Грозный

и сын его Иван 16 ноября 1581 года». «Понятный», но, увы, непонятый и далекий от

«помешательства оракула» писатель прожил недолгую жизнь, увенчавшуюся мученической смертью, однако сумел поведать о безумии наравне с Гоголем, Достоевским и Чеховым.

                           Изображение безумия в творчестве Леонида Андреева

Специфика изображения феномена безумия в творчестве Л. Андреева заключается в сочетании традиций опыта писателей-предшественников и «рубежного сознания» автора. Новаторство писателя в художественном выражении феномена безумия мы подчеркиваем в том, что автор рассматривает сумасшествие в контексте «умственных эпидемий» рубежа XIX-XX веков, обращаясь к метафоре «дом - душа человека», создает картину расщепления сознания, обращается к мотиву эксперимента человека над собственным сознанием, разносторонне осмысляет феномен безумия в контексте оппозиции «хаос — космос».

Опираясь на опыт классиков XIX века (A.C. Пушкин, Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, Ф.И. Тютчев, А.И. Герцен, М.Е. Салтыков-Щедрин, В.М. Гаршин, Л.Н. Толстой, И.С. Тургенев, А.П. Чехов, Э. По, Э. Золя и другие), писатель обращается к взаимосвязанным категориям «безумия мира» и безумия личности, соотносит явление сумасшествия с темами религиозного и романтического помешательства, в контексте социально-философского аспекта осмысляет проблему границы между нормой и безумием, обращается к сюжету писателей-романтиков о побеге безумца на лоно природы, прибегает к эпистолярному жанру, стремясь показать безумие не в качестве итога заболевания, а как продолжительный процесс, связывает с образом дома, мотивами смеха, смерти, двойничества, преступления и наказания, симуляции безумия и другими. Отдельного внимания в творчестве писателя заслуживают образы юродивых и юродствующих. Ориентируясь на опыт классиков литературы XIX века, писатель стремился не только к изображению древнерусских юродивых, но и уделял внимание специфике данного образа (сокрытию святости, разыгрываемому безумию, обличительству, проявлению «юродского жеста»). Герои произведений Л. Андреева, уподобляясь в поведении юродивым, выступают против лицемерия и экзистенциального неустройства мира; несмотря на внешний вид и поведение, они оказываются в духовном смысле выше окружающих, что соответствует традиции подвига Христа ради.

                         Образы человека безумного зарубежной литературы

Литература как ни один другой вид искусства требует от автора самоанализа, и часто (даже против воли автора) носит характер исповеди, может поведать нам о взаимоотношениях «болезни» и «больного» из его уст, иногда кажущихся нам устами персонажа или «лирического субъекта». Эдгар По, Эрнст Гофман, Фридрих Шиллер, Франц Кафка, Томас Манн, Френсис Скотт Фицджеральд и многие другие часто красноречивее врачей расскажут вам о страхах и причудливых галлюцинациях. Более того, существует мнение, согласно которому «безумие… куда больше говорит о человеке, чем так называемая нормальность».

Иностранная литература представляет новые идеи в проблематике расстройств. Рассмотрим несколько крупных произведений, чьи образы наиболее ярко демонстрируют объект нашего исследования.

                         Образ Берты Рочестер в романе «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте

Сотням тысяч читателей прекрасно знакома Берта Рочестер, урожденная Мэзон - запертая в четырех стенах буйно-помешанная жена мистера Рочестера, загадочная и зловещая героиня романа Шарлотты Бронте "Джейн Эйр" (1847).

Ее ночные побеги от пьющей сиделки, гулким эхом разносящийся по пустынным залам демонический хохот и поджог постели любимого супруга многие критики считают едва ли не самой динамичной сюжетной линией романа, по контрасту с правильной, но вялой историей любви между главными героями. Джейн Эйр видит Берту жутким, лишенным всего человеческого созданием, ползающим на четвереньках, воющим, рычащим и кидающимся на людей, "как какое-то странное дикое животное".

Когда книга увидела свет, современники писательницы осудили ее за средневековую натуралистичность описания, но Бронте возмущенно парировала: "Персонаж отвратительный, зато реальный". Ей ли не знать, ведь в комнате над ее кабинетом топал и кричал ее родной брат Бренвилл, страдавший маниакально-депрессивным психозом алкоголик, которого пришлось запереть после устроенного им поджога кровати (знакомо, не правда ли?). Берта Рочестер - литературное альтер-эго несчастного Бренвилла с вкраплениями готической литературной традиции. И, как ни парадоксально, один из самых загадочных персонажей мировой литературы.

                          Реальность безумца в произведениях Джеймса Балларда

Произведения американского писателя XX века Джеймса Грэма Балларда напитаны психологическим подтекстом, важным элементом которого является безумие героя и его видение реальности. В сочинении  «Во что я верю» [What I believe in] Баллард говорит о безумии следующее:

Я верю в безумие, в истину необъяснимого, в здравый смысл камней, в безрассудство цветов, в ту болезнь, что приберегли для человечества астронавты «Аполлона».  Тем самым писатель дает понять, что не видит в безумии ничего дурного. Впоследствии на примере его рассказов мы увидим, что автор расценивает безумие как своего рода силу, направляющую человека, меняющую его взгляды. Следует особенно отметить, что у Балларда стираются границы между безумием и нормой, в ряде случаев безумие и становится этой самой нормой. Баллардовское безумие многогранно и затрагивает практически все, что связано с героем. Безумец Балларда считает, что выходит за рамки человеческих способностей, но читатель не может точно сказать, изменилась ли реальность в сознании человека или в рассказе показан альтернативный мир, напоминающий наш, но в котором действительно возможно то, во что верит герой.

                                                         ll Практическая часть                

                                  Выражение безумия в современных произведениях

                                          «Нефтяная Венера» Александра Снегирева

 Современный взгляд на проблематику психических расстройств представлен романом, номинированном на ряд престижных российских литературных премий, «Нефтяная Венера» молодого писателя Александра Снегирева. Примечателен факт, что произведение основано на личном опыте автора, пережившего смерть сына с синдромом Дауна. В основе сюжета романа А. Снегирева «Нефтяная Венера» лежит нравственное взросление и становление молодого архитектора XXI века через взаимоотношение отца и сына – дауна. Композиция романа подчинена логике раскрытия образа главного героя, она состоит из трех частей: Каждая часть романа работает на становление и формирование характера главного героя (Федора). Мы будем раскрывать идейное содержание и характерные признаки жанра романа через отражение жизни общества, отношение к людям с синдромом Дауна, судьбу отдельной личности в процессе ее становления и анализ способов выражения художественного мастерства писателя.

Жизнь главного героя до смерти родителей очень яркая и красочная: он молодой преуспевающий архитектор, очень видный в московском обществе человек, имеющий хороший достаток и ведущий разгульный образ жизни. В процессе чтения мы узнаем множество фактов его биографии, что позволяет понять, почему поменялись его жизненные ценности, отношение ко многим вещам и людям, например, к своим родителям, к сыну с синдромом Дауна и к остальным людям, которые приходят в его повседневность и уходят. Первым переломным моментом стало рождение сына с синдромом Дауна, но Федор переложил эту ответственность на своих родителей. После их смерти забота о сыне полностью легла на главного героя, и, сам того не замечая, он стал менять свои жизненные ориентиры. Сначала это происходило физически: отказ от ночной жизни, частично от работы, каких-то благ, к которым он привык. После это переросло в поиск настоящего смысла жизни. Во время жизни с сыном и после его смерти через огромное количество внутренних монологов, дополняемые воспоминаниями, мы видим, что к концу романа на первое место для Федора встает в первую очередь любовь. Любовь к покойным родителям, к сыну, к России и к жизни. Герой отодвигает на второй план материальный интерес, мнение общества, желание красиво жить. Он понимает, что жил неправильно, и что весь смысл его жизни заключался в его сыне.

Основоположниками семейного романа в России стали Н.М. Карамзин, А.С. Пушкин. Любовь к усадебным, родовым формам жизни героев становится важнейшим мотивом романов И.А. Гончарова, И.С. Тургенева. Наиболее же ощутимы традиции семейного романа в творчестве Л.Н. Толстого. Роман А. Снегирева - типичный представитель этого жанра. Основным приоритетом для главного героя его романа становится семья, что является одной из основных традиций русского семейного романа.

                                     «Цветы для Элджернона» Дэниела Киза

Произведение «Цветы для  Элджернона»  является  популярным  и  признанным  обществом  (в  1960  году  рассказ  был  удостоен  премии  «Хьюго»,  а  роман  в  1966  году  —  премии  «Небьюла»),  однако  творчество  Дэниэла  Киза  остается  малоизученным,  нам  не  удалось  найти  никаких  исследовательских  работ.  В сети фигурируют только резюме, отзывы и газетные статьи с описанием книги.

Подача содержания в романе идет от лица 32-летнего мужчины по имени Чарли Гордон, являющегося умственно отсталым. Ему выпал уникальный шанс: пройти операцию на мозге, которая позволит ему поднять интеллект до нормального уровня, до него эту операцию прошла мышь по имени Элджернон, интеллектуальные способности которой возросли в разы. Чарли ведет дневник, в котором записывает свои впечатления, и самые первые записи начинаются еще с предоперационного состояния, они отличаются полнейшей безграмотностью и непониманием сути происходящего вокруг. Чарли очень хочет стать умным, научиться нормально общаться с людьми. Операция проходит успешно, и интеллект главного героя начинает расти невероятными темпами. Грамматика становится идеальной, а мысли становятся глубже от записи к записи. За несколько месяцев Гордон становится гениальным ученым, интеллект которого возвышается над теми людьми, на которых он хотел быть похожим до операции. Однако, в механизме изменения мозговой деятельности, была заложена ошибка, которая делала обратную регрессию умственных способностей необратимой. Чарли осознает это, но ничего не может поделать, теряя свою гениальность с каждым днем и впадая в амнезию. Со временем слог его отчетов становится более беден, он снова забывает пунктуацию, грамматику, и становится тем же человеком, что был до операции.

В романе постоянно подмечается отставание чувственного содержания Чарли от разумного. Интеллект можно повысить, запершись в библиотеке за книгами. Но чувственная сторона человека может развиваться только в постоянной практике общения с людьми. Операция резко форсировала рост интеллектуальных способностей, но навыки межличностных отношений так и остались на уровне развития ребенка, причем форсировать их рост никакая операция не могла. Чарли постоянно страдает от этого, и особо это видно в его опыте общения с женщинами, в том, как он не может поначалу строить с ними нормальные отношения. “Чистый” разум сам по себе мало на что способен без развития остальных сторон человека. Интеллектуальная односторонность не столь пагубна, как односторонность чувственная, когда человек глуп, но тонко разбирается в перипетиях межличностных отношений, но, тем не менее, и она приводит к печальным результатам и разрушению человека.

Немур совершает ту же ошибку, что и люди, потешающиеся над слаборазвитым человеком, не понимая при этом, что он испытывает те же самые чувства, что и они. Он и не догадывается, что задолго до встречи с ним главный герой уже был личностью.

Хоть Чарли и считал себя неразумного такой же полноценной личностью, но это было не так. Да, у него и тогда были свои переживания, чувства, осознание каких-то вещей. Но в человеке определяющей стороной является его разум, и только при полноценной интеллектуальной деятельности, при наличии достаточной рефлексии и социализации человек становится полноценной личностью. Да и сама социализация по-настоящему у Чарли началась только после обретения разумности. Интеллект как бы начал подтягивать за собой остальные стороны личности Чарли, и хоть им необходимо было самостоятельное развитие, толчок к этому развитию дал именно разум, что отчетливо показывает его определяющую роль в человеке. Эмоциональность тоже жестко привязана к развитию интеллекта, в случае с Чарли разум как бы наполнял незаполненный сосуд чувственных переживаний. Чем глубже сознание отражает мир, тем разнообразней его эмоциональное переживание.

Безусловно, мы обратили внимание на вопрос религиозности. Если Чарли-идиот не знал ни науки, ни искусства, но был уверен в существовании Бога, то Чарли-гений, наоборот, считал религиозные проблемы слишком ничтожными и не имеющими смысла, а все его внимание было сосредоточено на научных проблемах. Особый интерес для исследования представляет собой сцена в пекарне, где женщина убеждала Гордона в том, что, перестав быть умственно отсталым, он нарушил свое божественное предназначение, которое записано в его судьбе.

Заключение

Персонажи литературных произведений, рассматриваемые в статье, в своем безумии расцениваются как пророки, посланники мира, правдоискатели и борцы со злом. С выходом за свои пределы им суждено победить «внешнее зло» (например, герой «Красного цветка»), но не зло, коренящееся в них самих. Но чем бы ни было безумие: священным бредом изумленного оракула или предметом медицинского исследования, исследователю под силу скорее наблюдать и изучать, чем объяснить это явление: пока существуют литература и безумие, написать развернутый портрет «безумца в литературе» столь же непросто, как найти две одинаковые истории жизни и болезни.

Подытожив, мы все же вывели тип безумца, истинным предназначением которого является стремление кого-то спасти (женщину, других людей, все человечество), перерастающее в идею самопожертвования. Через цепь исторически обусловленных трансформаций, путем сокращения одних элементов и амплификации других совершается эволюция данного образа — ее жизнь в индивидуально-сюжетных воплощениях. Изменчивость и гибкость фабулы гарантируют ее устойчивость, ведь то, что теряет способность изменяться, цепенеет и умирает. Литературный образ безумца, изменяясь на протяжении столетий, поддаваясь влиянию факторов среды, в большинстве случаев несет, как ни парадоксально, неизменный посыл о мудрости безумца, порой ценой собственной жизни, стремящийся открыть истину простым обывателям.

                                                     Использованная литература

Дискурс безумия в исторической динамике русской литературы от романтизма к реализму. Тема диссертации и автореферата по ВАК 10.01.01, кандидат филологических наук Зимина, Марина Александровна

История безумия в классическую эпоху / М. Фуко. – СПб.: Антей, 1998. – 624 с.

ОБРАЗ УМСТВЕННО НЕПОЛНОЦЕННОГО ЧЕЛОВЕКА В СОВРЕМЕННОЙ АНГЛОЯЗЫЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ // Научное сообщество студентов XXI столетия. ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ: сб. ст. по мат. XX междунар. студ. науч.-практ. конф. № 5(20), Головунина А.В.

РЕАЛЬНОСТЬ БЕЗУМЦА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ДЖЕЙМСА Г. БАЛЛАРДА, КОСАРИНА А.А., ФЕДОТОВА А.Е.

Фабула о мудрости безумца в русской литературе / Р.Г. Назиров // Русская литература 1870 – 1890 годов: сб. статей / Уральск. гос. ун-т; под ред. И.П. Кувшиновой. – Свердловск, 1980. – С.94 – 107.

Характеры и расстройства личности. Патография и метапсихология / В.П. Руднев. М.: Класс, 2002. - 264 с.

Эстетика романтизма / В.В. Ванслов. – М.: Искусство, 1970. – 423с.