КОМИТЕТ ПО ОБРАЗОВАНИЮ

АДМИНИСТРАЦИИ ГОРОДСКОГО ОКРУГА «ГОРОД КАЛИНИНГРАД»

Открытая XXVI ученическая научно-практическая конференция

«Поиск и творчество»

СЕКЦИЯ ЛИТЕРАТУРЫ

«Чайка» А.П.Чехова и Б.Акунина: литературный диалог?

Исследовательская работа

Выполнена ученицей

10 класса МАОУ гимназии №40 имени Ю.А.Гагарина

г. Калининграда

Уфимцевой Елизаветой Игоревной

Научный руководитель:

Рубцова Лариса Владимировна

Калининград,  2018

Содержание

Введение                                                                                         3

Первая глава

Чеховские реминисценции в пьесе Бориса Акунина

Вторая глава

Драматургическая стратегия Бориса Акунина                           12

Заключение

Библиография

Введение

С «Чайки»^[1] (1896) начинается большая чеховская драматургия: она резко отличается от предыдущих пьес Чехова своим лиризмом, символикой и ярко очерченным столкновением различных концепций искусства, концепций жизни. Чехов начал работать над пьесой в Мелихове в 1895 году. «Местом» её рождения сам писатель называл мелиховский флигель. 5 мая 1895 года Чехов сообщал одному из корреспондентов: «Я напишу что-нибудь странное».

«Чайка» по праву считается наиболее автобиографичной пьесой Чехова; в ней улавливаются отклики Чехова на волновавшие его мысли об искусстве, о борьбе с рутиной, о поисках новых форм, о муках творчества, об ответственности таланта перед требованиями жизни. Английский  драматург Д. Пристли говорил, что Чехов «поделил свою собственную личность между тремя персонажами: Тригориным, популярным беллетристом, - то, от чего он сам устал, Треплевым, борющимся, как и он сам, за новые формы выразительности, и доктором Дорном, как и он сам, врачом, не случайно симпатизирующим исканиям Треплева»^[2].

Чеховеды отмечают, что в пьесе нашли свое отражение судьбы людей, близких Чехову. Так, в сложной сюжетной канве «Чайки» своеобразно преломилась история неудачного покушения на самоубийство И.И. Левитана, жившего в имении А.Н. Турчаниновой на берегу озера в тверской губернии, куда был вызван Чехов. Об убитой Левитаном чайке вспоминают А.Н. Турчанинова и художница С.П. Кувшинникова. Чехов был свидетелем того, как на охоте Левитан подстрелил вальдшнепа и не мог смотреть на страдания раненой птицы (письмо А.С, Суворину 8 апреля 1892 года). Вот как комментирует этот факт в своей книге брат А.П. Чехова Михаил Чехов: «Я не знаю в точности, откуда у брата Антона появился сюжет «Чайки», но вот известные мне детали. Где-то на одной из северных железных дорог, в чьей-то богатой усадьбе жил на даче Левитан. Он завел там очень сложный роман, в результате которого ему нужно было застрелиться или инсценировать самоубийство. Он стрелял себе в голову, но неудачно: пуля прошла через кожные покровы головы, не задев черепа. Встревоженные героини романа, зная, что Антон Чехов был врачом и другом Левитана, срочно телеграфировали писателю, чтобы он немедленно же ехал лечить Левитана. Брат Антон нехотя собрался и поехал. Что было там, я не знаю, но по возвращении оттуда он сообщил мне, что его встретил Левитан с черной повязкой на голове, которую тут же при объяснении с дамами сорвал с себя и бросил на пол. Затем Левитан взял ружье и вышел к озеру. Возвратился он к своей даме с бедной, ни к чему убитой им чайкой, которую и бросил к ее ногам»^[3]. Эти два мотива выведены Чеховым в «Чайке».

Л.С. Мизинова полагала, что в «Чайке» многое «заимствовано» из её жизни: Мизинова имела ввиду перипетии её романа с писателем И. Н. Потапенко, хорошо известные Чехову. Писательница Л.А. Авилова вспоминала о подаренном Чехову брелоке, где были указаны страница и строки книги Чехова – если найти эти строки, то можно прочесть: «Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми её»^[4]. А в характере Аркадиной современники узнавали некоторые черты актрисы Л.Б. Яворской, которой одно время был увлечен Чехов.

Несмотря на первоначальный провал пьесы на сцены, интерес к «Чайке» А.П.Чехова не исчезает на протяжении более ста лет: ее обсуждают, ставят, переосмысливают и осовременивают. Как изменяется оригинальная пьеса, мы проследим на примере нескольких современных постановок.

К примеру, в спектакле Юрия Бутусова^[5] артисты начинают прямо на сцене меняться ролями, кусать друг друга, подпевать блюзовым мелодиям, звучащим из динамиков, режиссер в роли Треплева – исполнять отвязный танец.

В сценическом варианте польского мастера Кристиана Люпы^[6] на сцене появляется заполненная полупрозрачная ванна, в которой спрятанная  Нина прочитает монолог о мировой душе, повторяющийся многократно. Треплев же врывается на сцену в свободном синем свитере и джинсах, зримо противореча «человеку в футляре» — Тригорину, облаченному в черный кожаный пиджак и черные брюки. Житейская практичность и обыденность противостоят Треплеву и в лице Аркадиной. А в постановке Льва Додина^[7] появляются велосипеды.

Но одной из самых обсуждаемых сегодня интерпретаций является одноименная пьеса Бориса Акунина^[8]. Самоубийство героя превращается в убийство, и подозреваются в нем все участники действия. Первые впечатления зрителей и театральной критики были различными. К примеру, отмечалось: «логика финала чеховской "Чайки", весь драматизм и трагизм разом нарушаются, переходят в фарс. Собственно, решение Треплева было вполне понятным и осознанным. А тут выясняется, что это не так. Хотя по ходу пьесы в момент выстрела Треплева все остальные в соседней комнате играли в лото, но Акунин это обстоятельство проигнорировал»^[9].

«Самое удивительное во всей этой истории, что Б. Акунин обманул не только зрительские, но и свои собственные ожидания. Он-то уверен, что спародировал Чехова, дезавуировал все претензии его героев на духовность и показал, кто они есть на самом деле (в этой "Чайке" все хороши, а особенно сам убиенный Треплев, страдающий манией преследования и стреляющий от хандры в зверушек и птиц). Однако всякая пародия предполагает знание принципов, по которым построено пародируемое произведение, а опус Акунина демонстрирует не понимание принципов чеховской драматургии, а лишь отменное знание детективной литературы»^[10].

М. Костов считает, что пьеса Акунина представляет путь разрушения представлений классики у массового зрителя: «Чехов не случайно оказывается близок к постмодернисткому восприятию современных авторов. Его художественный хронотоп впервые намечает хаос, наступающий в мире, абсурдность ежедневного существования. Его поэтика близка к лишенному иерархии миру постмодерна, в котором игра, вариантность, виртуальные миры оказываются в центре литературы».^[11]

Мы же считаем пьесу Бориса Акунина прорывом в отечественной драматургии. Насколько далеко восприятие  Б. Акунина от оригинала и взаимодействуют ли два произведения в литературном диалоге? Решение этих вопросов определяют цель нашего исследования.

Основными  задачами стали:

1. Определить чеховские реминисценции в пьесе Б. Акунина «Чайка».
2. Охарактеризовать драматургические особенности произведения Акунина.

Гипотеза: Мы предполагаем, что перед нами два абсолютно самобытных произведения.  Б.Акунин  оригинальный чеховский текст использует в качестве «приманки» для читателя и зрителя и создает новую историю, в которой развитие сюжета происходит не по законам чеховской драматургии.

Первая глава

Чеховские реминисценции в пьесе Бориса Акунина

 Учитывая, что термин «реминисценция» образовано от латинского reminiscentia -  воспоминание, мы воспринимаем пьесу «Чайка» Бориса Акунина как оригинальное воспоминание чеховской «Чайки».

Перед нами стоит задача, насколько перекликаются произведения и в чем новаторство последнего автора. В чем именно выражаются чеховские элементы в художественной системе Бориса Акунина?

Обратимся к спискам действующих лиц, предваряющих пьесы:

Первое, что мы замечаем, это различие действий в комедиях: 4 действия у А.П. Чехова и 2 действия у Б.Акунина, что в дальнейшем отразится в точке отсчета повествования: Борис Акунин вводит нас в уже известное пространство с известными героями в самый накал конфликта с последующим выстрелом.  Об этом говорит и отсутствие упоминания о прошедших двух годах между 3 и 4 действиями и возраст героев с уже прибавленными годами:

«Чайка» А.П. Чехова

Дорн. Мне 55 лет (реплика персонажа).

«Чайка» Б.Акунина

Евгений Сергеевич Дорн, 57 лет, врач (списки действующих лиц).

1 действие – будто переписанное 4 действие оригинала, 2 действие – некое продолжение непродолжаемого за счет изменения разрешения конфликта. Именно во втором действии и проявляется драматургическая стратегия последнего автора, но об этом мы поговорим позже. Итак, акунинская пьеса с измененным количеством действий и будто бы теми же героями действий за исключением второстепенных – работника Якова, повара и горничной. Но это не так, меняется характеристика персонажей и фиксируется возраст:

Аркадина приобретает статус «знаменитой», Треплев кроме принадлежности его к матери «ее сын»,  получает, наконец, звание писателя, правда не знаменитого (равенства с матерью он все же не добивается). Нину также приветствует повышение в читательских и зрительских глазах: вместо молодой девочки перед нами предстает актриса, и теперь уже не только она так будет называть себя « Я – актриса», и то, боясь осуждения и насмешки «(Услышав смех Аркадиной и Тригорина, прислушивается, потом бежит к левой двери и смотрит в замочную скважину.)», но и мы. Медведенко же и Тригорин приобретают некую принадлежность месту (столичный беллетрист вместо беллетриста, сельский учитель – учителя).

Точный возраст акцентирует внимание на сложностях отношений героев, в частности, четырех главных: 21-летней девочки Нины, 27-летнего Треплева, 37-летнего Тригорина и 45-летней Аркадиной, очерчивает размытые очертания понятий «молодой человек» и «молодая девочка», в тоже время точным возрастом снимая границу между «взрослыми» и «детьми».

Что ж, после ознакомления с героями стоит перейти к самому действию (4 действию «Чайки» А.П. Чехова и 1 действию «Чайки» Б.Акунина).

Казалось бы, ремарка в виде указания места действия ничем не отличается в двух пьесах, но обратим внимание на стоящих повсюду чучел животных во главе с  большой чайкой  с растопыренными крыльями в комедии Б.Акунина. Эта та самая убитая Треплевым в минуту отчаяния птица, о чучеле которой ненароком упоминается в разгар одного из двух параллельных разговоров: еще секунда и Треплев сделает из себя материал для новой чайки – выстрадавшего этот образ Кости. Б. Акунин обращает наше внимание на этот мотив чучела, здесь они везде – и на шкафу, и на полках, и просто на полу стоят чучела ворон, барсуков, зайцев, кошек и собак. Так, кабинет Треплева дышит смертью, будто провоцирую его. В то же время, деталь с чучелами птиц и животных отсылает нас к диалогу и мировой душе:

Нина. Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя было видеть глазом, - словом, все жизни, все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли…

Единственным совпадением в видах животных является чайка.

При внешней схожести имен, места действия, отдельных реплик героев (4 действие кажется чеховским), обращает на себя внимание ремарки. Через ремарки прослеживается отношение автора к чеховским лицам, так, Борис Акунин подчеркивают неестественность и картинность действий Заречной и Аркадиной:

1)Нина. Зачем вы говорите, что целовали землю,  по которой я ходила? Меня надо убить. (Картинно  склоняется  к  столу.)  Я  так утомилась! Отдохнуть бы...  отдохнуть!  (Поднимает  голову,  следит  за  его реакцией.)

Исчезает прелесть Нины, ее образ, воплощающий борющуюся свободу и смятение. Нина теряет восприятие жизни, полностью утопая в своей роли актрисы, превращаясь в тяжелое искусственное чучело. Но мы узнаем ее, эта та же жестокая девочка, погубившая Треплева.

2)«Всеобщее смятение. Маша некрасиво и громко кричит басом. Секунду спустя к ней присоединяется Аркадина - более мелодично. Поняв, что Машу ей не перекричать, грациозно и медленно падает».

Интерес к действиям Аркадиной возрастает по ходу пьесы, ведь своеобразность акунинской героини не только в ее желании перекричать и занять главенствующее положение; в пьесе Акунина к образу Аркадиной добавлены дополнительные штрихи, которые делают его абсурдным. Ее истинное отношению к сыну и его смерти проявляется буквально во всем:

1. в рассуждении невыносимом красном пятне крови на зеленом ковре и обвинении в этом сына даже после смерти: «Лежит на зеленом ковре. И всюду кровь... Это, должно быть, невыносимо - красное на  зеленом.  Почему ему  непременно  нужно  было  стреляться  на  зеленом  ковре?  Всю  жизнь  - претенциозность и безвкусие».
2. в ее монологе о несчастной матери, вызванный снова не любовью, а эгоистичным мотивом: недовольством, что разговор сосредоточен не на ней:

Аркадина (недовольна тем, что разговор сосредоточен  не  на  ней).  Мой

бедный, бедный мальчик.  Я  была  тебе  скверной  матерью,  я  была  слишком увлечена искусством и собой - да-да, собой. Это  вечное  проклятье  актрисы: жить перед зеркалом, жадно вглядываться в него и видеть только  собственное, всегда только собственное лицо. Мой милый, бесталанный, нелюбимый мальчик... Ты - единственный, кому  я  была  по-настоящему  нужна.  Теперь  лежишь  там ничком, окровавленный, раскинув руки. Ты звал меня, долго звал, а я  все  не шла, и вот твой зов утих…

Перед нами та же женщина, не понимающая и не уважающая своего сына, просто получившая новые слова в своей роли-жизни.

Треплев начинает признаваться как писатель, что также заставляет нас задуматься над сходством и различием этого положения с оригиналом. Безусловно, толчком для самоубийства становится равнодушие и ветреность Нины, тяжелые отношения с матерью, но не стоит забывать и о творческом конфликте с Тригориным, определении настоящих талантов. Вокруг этого противоречия как раз и появляются другие, как в результате цепной реакции. У Бориса Акунина же даже в списке действующих лиц Треплев значится как писатель. Но найдем доказательства этого тезиса в тексте:

Тригорин. Очень завидовал его дару. Как красиво, мощно звучала его фраза. Там было и тихое мерцание звезд, и далекие звуки рояля, замирающие в тихом ароматном воздухе. (...) Что до неразрезанного рассказа – маленькая гнусность, обычный булавочный укол. У нас, писателей, это в порядке вещей. А рассказ был чудесный, я прочел его еще в Петербурге».

Досказывается при этом то, что было не высказано Чеховым, и переосмысливается мнение о творческом таланте Треплева через признание его главным соперником. Писателем Костю Треплева называют и в пьесе А.П.Чехова, но в зависти признаются только в пьесе Бориса Акунина. В этой зависти проявляется и Тригорин: признание истинного таланта показывают, что герой – истинный человек искусства, возвышающегося над любой враждой.

Кроме того, на упоминании о единственном чучеле чайки, создается образ Треплева - сумасшедшего со слов Сорина в одном из дублей:

«Костя в последнее время сделался просто невменяем – он помешался на убийстве. Все время ходил или с ружьем, или с револьвером. Стрелял все, что попадется: птиц, зверьков, недавно в деревне застрелил свинью».

Образ этот восходит и к уподоблению творческого состояния Тригорина в пьесе Чехова, тоже ссылающегося на героя Гоголя: «и я иногда боюсь, что вот-вот подкрадутся ко мне сзади, схватят и повезут, как Поприщина, в сумасшедший дом». Многократная интертекстуальная система отсылок связывает у Акунина убийство, сумасшествие и литературное творчество.

Кроме создания образов персонажей, одной из главных реминисценций является мотив лопнувшей склянки с эфиром. Этот обман, зная отношение Аркадиной к сыну и анализируя ее речь о красном пятне на зеленом ковре, во-первых, больше не нужен, во-вторых, перестает быть обманом. Фабула переворачивается, что и дает возможность интерпретации автору.

Дорн. М-да. Я, собственно, не успел сообщить вам вторую новость. Открыл

саквояж, чтобы взять бинт, и вдруг вижу: склянка с эфиром  и  в  самом  деле

лопнула, причем совсем недавно.

Таким образом,

ЛИЗА НАДО Небольшой вывод сделать по главе и указать номера страниц, которые ты цитируешь. Если это все не твое, то на плагиат не пройдешь.

«,,,» (c. 25)

Вторая глава

Драматургическая стратегия Бориса Акунина

Главной отличительной чертой акунинского текста является убийство (вместо самоубийства) героя, причем предлагается 8 дублей финала пьесы.

Еще в первом действии нас не может не привлечь новый предмет в повествовании – револьвер (раньше мы только слышали выстрел, теперь видим и орудие, и труп), с которым Костя Треплев совершает различные махинации в течение всего разговора с Ниной (на протяжении всего действия, если точнее):

(С раздражением.)  Тригорин  выработал  себе  приемы,   ему   легко!   (Хватает револьвер, целится в невидимого врага.) У него на плотине  блестит  горлышко разбитой бутылки и чернеет тень от мельничного колеса - вот  и  лунная  ночь готова, а у меня и трепещущий свет, и тихое мерцание звезд, и далекие  звуки рояля, замирающие в  тихом  ароматном  воздухе...  Это  мучительно.  (Громко стукает револьвером о стол.)

Нина. (Берет его за руку, в которой Треплев все еще сжимает револьвер, гладит.) Итак, вы стали уже писателем…

Нина. (Приближается, мягко отводит его руку с револьвером, понижает  голос.)  Умей нести свой крест и веруй.

Нина. Люблю, люблю, страстно, до отчаяния люблю. Опомнившись, в ужасе смотрит на Треплева. Его лицо искажено ненавистью, револьвер вновь поднят. (С испуганной улыбкой.)  Хорошо  было  прежде,  Костя!

Кто здесь? (Бросается  на  террасу  с  самым  грозным

видом. Возвращается, волоча за руку Нину  Заречную. При свете  узнает  ее, взмахивает рукой с револьвером.) 

Нина! Нина!

Нина кладет ему голову на грудь  и  испуганно  всхлипывает,  косясь  на револьвер.

Первая функция предмета – показать душевное состояние героя, его смятение, лихорадочность: он сжимает, громко стукает, целится в невидимого врага.

Вторая – посеять сомнения: почему Нина так спокойно реагирует на револьвер, гладит его, если она не уверена, что он не совершит самоубийство? Она настолько равнодушна по отношению к Треплеву, или же дело в том, что речь пойдет не о самоубийстве, а о чем-то другом?

Стоит сказать также о предположении повторного выстрела, что снова относит нас к чеховской фабуле, где после выстрела сообщают о смерти героя, здесь же после первого раза Треплев выживает, после второго, как мы узнаем позже, не добровольного – нет. Но если это второй раз, становится понятно обращение героя с оружием, но мы абсолютно перестаем понимать поведение Нины, ее образ воплощается в гротескное воплощение бездушия.

Он снова стрелялся, да?

Дорн. Да, и на сей раз, к сожалению, удачно. То есть я хочу  сказать  -

неудачно.

Тоже мы можем сказать и об остальных героях: вырвавшееся у Дорна слово «удачно» лежит на подсознательном, а возможно, и сознательном уровне у всех героев пьесы.

«Итак, дамы и господа, все участники драмы на месте. Один  -  или  одна  из  нас  - убийца. (Вздыхает.) Давайте разбираться», – эти слова Дорна объединяют в одно детективное расследование восемь вариантов убийства.

Возникает 8 причин, почему стоило убить несчастного, уже пытавшегося самостоятельно уйти из жизни, Треплева. Каждый дубль наполнен обвинениями, злостью и ненавистью, будто их общим желением было избавиться от Треплева. Тогда возникает вопрос, любил ли его кто-нибудь из них? Его мать, Маша, Нина, в конце концов, до того как встретила Тригорина? Борис Акунин раскрывает нам сущность самоубийства оригинала: его никто не держал в этом мире.

Начинаясь с чеховских слов, первое действие Акунина затем приобретает неожиданный поворот, так как выясняется, что Треплев был убит. Акунин считает себя вправе выдать смерть Треплева за убийство: в соответствии с поэтикой «новой драмы», создателем которой был Чехов, все кульминационные события происходят за сценой. Вследствие того, что зрители не видели смерти главного героя, версия Акунина об убийстве звучит вполне логично, а через дубли и доказательно, т. к. получается, что у каждого из чеховских героев был мотив убийства Треплева.

В продолжении чеховской «Чайки» Акунин сохраняет действующие лица, однако в ходе расследования додумывает и достраивает с учетом логики характеров чеховских персонажей (иногда очень неожиданной логики: например, любовь Тригорина к Треплеву, основанная  на восхищении перед его талантом) ранее неизвестные факты из их биографий, подводя к мотивам убийства, второстепенные герои, такие как родители Маши становятся равноправными с главными,. Так в роли так называемого следователя-дилетанта выступает врач Дорн. Почему у Акунина именно Дорн – следователь? Читатель, знающий произведения Акунина, сможет с легкостью провести аналогию с акунинским следователем Фандориным. Автор и сам дает подсказку устами врача: «Мои предки, фон Дорны, переехали в Россию еще при Алексее Михайловиче, очень быстро обрусели и ужасно расплодились. Одни превратились в Фондорновых, другие в Фандориных, наша же ветвь усеклась до Дорнов». Тем самым Акунин, играя с читателем, превращает комедию Чехова в один из своих детективов с сыщиком, якобы являющимся одним из «расплодившихся» Фандориных, способным расследовать любое дело, убийством, совершенным якобы еще в чеховской пьесе, и подозреваемыми, в равной степени подходящими на роль убийцы. Отсюда и следует появление в произведении восьми дублей. Это своеобразные примерки на возможную роль убийцы, пробы, которым невольно подвергаются все герои пьесы. В традиционном понимании слово «дубль» имеет несколько значений, например: дублировать - делать что-нибудь вторично, параллельно с другим^[12].

Дубль - повторная съемка эпизода в фильме (словарь Ожегова), дубль – в классическом танце – термин, указывающий на двойное исполнение танцевального па (словарь по общественным наукам Глоссарий), дубль – в кукольном театре – подменная кукла, своим видом копирующая основную куклу.

Анализируя семантику дубля, можно выявить наличие каждого из значений в детективной версии пьесы. Дописывая пьесу Чехова, Акунин создает вторичный текст, дублирует конец комедии и дописывает продолжение, таким образом, оригинал пьесы Чехова существует параллельно с измененной вариацией Акунина. Также, создавая дубли, Акунин как бы проводит повторную съемку одного из эпизодов своего «фильма», играя с читателем и позволяя каждому сделать собственный выбор. Имеет место быть и определение, связанное с исполнением двойного танцевального па.

Основное в каждом дубле — не терзания героев, а их признания, раскрывающие мотив убийства. Почти как в водевиле, в каждом из вариантов улики попадают прямо в руки Дорна, направляя его к новому заключению. В этом смысле Акунин разыгрывает настоящую комедию ситуаций. Писатель открыто использует чеховский прием самодраматизации, который восходит к водевилю, принцип ружья, которое непременно выстрелит, и, абсолютизируя чеховские приемы, доводит их до абсурда, выворачивает наизнанку.

Герои Чехова живут в сфере потенциального, они незакончены, они — «сбор вероятностей, поиск их собственного «Я» не закончен. В них как будто собран абсурд бытового существования, а человек замурован в дупле своего одиночества. Тревожное ощущение того, что никто никого не понимает, что сама жизнь героев — на «граничной линии с безграничным», является ведущим ощущением. Конфликты не разрешаются, действие, насколько оно есть, завязывает все больше узлов»^[13].

Что происходит у Акунина? Писатель начинает с ощущения распадающейся близости между людьми, доводя до абсурда эту идею: Акунин, однако, по мнению Марины Давыдовой^[14], обманывает не только ожидания читателей, но и свои собственные, потому что его «Чайка» — не столько пародия на Чехова, сколько пародия на детективные романы, в том числе и написанные самим Акуниным.

Не вступая в споры с Давыдовой, я только добавила бы, что, по-моему, самопародирование — часть установки, на которой создаются тексты Бориса Акунина. Он не случайно утверждает, что, когда он пишет под именем Чхартишвили, даже надевает другие очки. Смена точек зрения, обыгрывание собственного и чужого слова, самоирония, смешение высокого и низкого — часть функционирования постмодернистского дискурса. ЭТО ТВОЕ?

Поэтому предмет пародии здесь не творчество писателя-классика, а клишированное восприятие его произведений. Акунин отчуждает знакомое, заставляя нас взглянуть на него по-новому.

Фигура следователя Дорна, задачей которого является выявить, кто убил «литературу и жизнь», превращается в убийцу, который в переносном смысле действует в качестве освободителя, спасителя чайки и прочих живых существ, то есть метапоэтически – в статусе писателя, который в каждом из эпизодов раскрывает потребность действующих лиц в высвобождении из оков удушающих их клише. Чеховские «чайки» становятся хищниками, плохими актерами, убийцами. ЧЬЕ ЭТО?

Оживление чучела предупреждает о необходимости противостоять омертвению бессмертного произведения Чехова.

Заключение

В ходе проделанной работы мы пришли к следующим выводам:

Библиография

Художественная литература

Исследования и монографии

1. Авилова Л. А. А.П. Чехов в моей жизни. М.: Художественная литература», 2002
2. Давыдова М.Обманутый обманщик //Время новостей» от 11.05.2001.
3. Костов М.  "Чайка" Бориса Акунина как зеркало "Чайки" Чехова //«Дети Ра» 2005, 9(13)
4. Пристли Дж. Б. Искусство драматурга//Пристли Дж. Б. Избранное в 2 –х т.М.: Искусство,1987
5. Чехов М. Вокруг Чехова. Встречи и впечатления. М., 2010

Интернет-ресурсы

6. Гибадулина Э. Функция дублей в «Чайке» / Б. Акунина. Интернет-источник: https://pandia.ru/text/80/115/50249.php

Словари и энциклопедии

7. Энциклопедия литературных произведений/Под ред. С.В. Стахорского. - М.: ВАГРИУС, 1998

"Чайка" А. П. Чехова

Действенно-психологический анализ пьесы Антона Павловича Чехова "Чайка"

Подтекст или “подводное течение” пьесы

http://www.literaturoved.com/podtext.php

СТАТЬЯ ФАИНЫ ГРИМБЕРГ О ПЬЕСЕ ЧЕХОВА "ЧАЙКА"!

https://jaschil-14hane.livejournal.com/550170.html

 «Театр дышал злобой». Как встречали «Чайку» Чехова.

http://www.aif.ru/culture/theater/teatr_dyshal_zloboy_kak_vstrechali_chayku_chehova

Циклопедия: Чайка (Акунин)

http://cyclowiki.org/wiki/Чайка_(Акунин)

"Чайка" Бориса Акунина как зеркало "Чайки" Чехова

Магдалена Костова-Панайотова 

http://magazines.russ.ru/ra/2005/9/pa23.html

"Чайка" Б.Акунина. Школа современной пьесы. Пресса о спектакле

http://www.smotr.ru/2000/2000_shkola_akunin.htm

100 Великих Книг

Демин Валерий Никитич 

92. ЧЕХОВ «ЧАЙКА»

https://info.wikireading.ru/91131

Марина Давыдова: «ОБМАНУТЫЙ ОБМАНЩИК» (11 мая 2001 года)

www.biletexpress.ru/articles/1902.html

Лев Степаненко: «НАКАЗАНИЕ БЕЗ ПРЕСТУПЛЕНИЯ»

Спектакль «Борис Акунин. Чайка» московского театра «Школа современной пьесы» в постановке Иосифа Райхельгауза

http://www.voskres.ru/literature/critics/lev18.htm

ПРАКТИКИ И ИНТЕРПРЕТАЦИИ. №1. 2016

ТАК НЕЛЬЗЯ оформлять!!!!

https://docviewer.yandex.ru/view/0/?*=R16htU4S6VcSJj1piVUntuZuVRZ7InVybCI6Imh0dHA6Ly9waS1qb3VybmFsLmNvbS9pbmRleC5waHAvcGlpL2FydGljbGUvZG93bmxvYWQvOC84IiwidGl0bGUiOiI4IiwidWlkIjoiMCIsInl1IjoiMTE1ODExNzM3MTQ5NjM3ODY0NiIsIm5vaWZyYW1lIjp0cnVlLCJ0cyI6MTUzODI1MDM0OTA2Nywic2VycFBhcmFtcyI6Imxhbmc9cnUmbmFtZT04JnRtPTE1MzgyNDk5MDImdGxkPXJ1JnRleHQ9JUQxJTg3JUQwJUIwJUQwJUI5JUQwJUJBJUQwJUIwJTIwJUQwJUIwJUQwJUJBJUQxJTgzJUQwJUJEJUQwJUI4JUQwJUJEJTIwJUQwJUJBJUQxJTgwJUQwJUI4JUQxJTgyJUQwJUI4JUQwJUJBJUQwJUIwJnVybD1odHRwJTNBJTJGJTJGcGktam91cm5hbC5jb20lMkZpbmRleC5waHAlMkZwaWklMkZhcnRpY2xlJTJGZG93bmxvYWQlMkY4JTJGOCZscj0yMiZtaW1lPXBkZiZsMTBuPXJ1JnNpZ249Mzk3NzIyYjlmZThiMWQ1NjM2NzY5OGFhYTZhNGZkMWQma2V5bm89MCJ9&page=18&lang=ru