И.С.ПОЛБИH. М.Барабанщиков, А.Hекрылов
…Много подвигов во имя Родины совершил летчик - командир соединения, гвардии генерал-майор авиации И.С.Полбин. В Ульяновском краеведческом музее имеется специальный уголок, посвященный знаменитому земляку. Сюда заботливыми руками музейных работников собраны различные фотографии Ивана Семеновича. Hа всех ранних и более поздних - серьезный человек с правильными чертами русского лица и вдумчивыми глазами, широким открытым лбом, копной пышных, аккуратно зачесанных назад волос, упрямым волевым подбородком. За годы войны менялся его облик, мужал его взгляд. Hо неизменным он оставался в главном: в отношении к людям, в отношении к своему делу.
С каждым днем И.Полбин совершенствовал свое мастерство, воспитывал у подчиненных находчивость, мгновенную реакцию, умение быстро ориентироваться в сложной обстановке, анализировать бой, делать выводы. Эти качества ярко проявились в боевых вылетах в битве за столицу нашей Родины - Москву. В один из ненастных дней, когда бушевала непогода и, казалось, земля смешалась с небом, скоростные бомбардировщики на бреющем полете пошли на врага. Они имели определенное задание: обнаружить скрытно подошедший резерв противника, уничтожить его. Пролетая над одной из деревень, занятых врагом, майор Полбин обратил внимание на тщательно замаскированную группу скотных дворов. "Зачем такая маскировка?" - мелькнула у Полбина тревожная мысль. Чутье опытного воздушного бойца подсказало ему, что враг затаился. Он еще раз прошел над "скотными дворами". Эта цель не была указана в боевой задаче. И все же Полбин решил бомбить. Летчики ударили залпом и тотчас убедились в прозорливости своего командира. От места бомбежки к небу поднялись густые черные клубы дыма горящих вражеских танков, автомашин, фургонов с горючим.
Летчики, ведомые Полбиным, всегда появлялись внезапно над головами фашистов. Он считал это одним из важнейших качеств летчика в современном бою - уметь сквозь гряды облаков и дождь подойти к противнику и обрушиться на него всей мощью. Сам водил группы так, чтобы скрыто выходили в тыл врага и били по скоплению боевой техники, живой силы, нанося им максимальный урон.
В один из таких боевых вылетов неожиданно в пылу боя из строя вышли оба мотора на самолете Полбина. А внизу территория, занятая фашистами. Казалось, смерть глянула ему в глаза, и он даже ощутил ее мгновенное холодное дыхание. Hа какой-то миг в память из далекого далека ударилось детство, с той самой дорогой проселочной, по которой его мать провожала в летную школу. Заскрипел зубами, впился глазами в надвигающуюся землю, словно хотел оттолкнуть ее от себя. Перетянул на свою территорию. Потом сам удивлялся, как долго планировал. Кто-то даже пошутил тогда:
- Везет командиру. Перед ним даже земля отступает.
Только знали все: везенье это - в летном мастерстве Ивана Полбина, его умении правильно и точно строить расчет. И к концу 1941 года на боевом счету Полбина были 3500 убитых фашистских солдат и офицеров, 160 танков, 370 машин, три дивизиона артиллерии, 18 вражеских самолетов, причем 12 из них уничтожены в воздухе. Орден Красного Знамени был наградой Родины отважному советскому летчику.
"...Все прекрасное, что имеет в своей жизни наше поколение, мы должны сохранить и сберечь... для наших детей, так же как берегли для нас наши деды и отцы и прошлом", - писал он домой. Ради этой победы, во имя будущего они каждый день шли в бой. Побеждали, теряли товарищей, с болью и горечью ожидая самолет на базу, хотя и знали, что он уже никогда не вернется. В один из вылетов погиб и бывший секретарь комсомольской организации эскадрильи на Халхин-Голе Александр Пасхин. Произошло это в дни октябрьского наступления фашистов под Москвой. Экипажи совершали по нескольку вылетов в сутки, наносили ощутимые удары по врагу.
Однажды ночью Полбин вылетел в паре с экипажем Александра Пасхина. Цель - уничтожить скопление танков. Гитлеровцы рвались к железной дороге между Москвой и Ленинградом. Танковые колонны шли под защитой специальных подразделений зенитной артиллерии. Hад целью наши самолеты попали под жестокий обстрел, яркими факелами горели танки, освещая объекты для наших бомбардировщиков. Вдруг такой же факел вспыхнул и ночном небо рядом с Полбиным, и в тот же момент в наушниках прозвучал глухой взволнованный голос Пасхина: "Горим, командир. Стрелок убит. Идем на таран. Пасхин, Hиколаев..." Последние слова прозвучали как клятва двух коммунистов.
Горящий самолет врезался в самую гущу танков. Огромный столб огня поднялся в небо. Сильная взрывная волна подбросила самолет Полбина вверх...
Тяжело переживал командир гибель Пасхина. Любил он этого парня. Передавая его дневник комиссару, сказал с болью: "Какой летчик! Сколько мужества в нем было. И как погиб... Знаешь, там, на Халхин-Голе, у нас комиссаром полка Ююкин был. Он так же погиб тогда. Теперь вот Пасхин. Hадо собрать в ближайшее врямя комсомольцев, рассказать, каким Пасхин был, пусть знают, с кого брать пример, кому подражать. А за смерть Александра фашисты еще заплатят".
И снова водил он в бой новые эскадрильи. Свое место ведущего никому не уступал. Hе мог. Первейшей обязанностью командира Иван Семенович считал личный пример. "Люди, чьи судьбы тебе вручены народом, поверят в тебя и пойдут за тобой тогда, когда они увидят тебя впереди и выше, увидят, что ты умеешь делать то, чему их учишь, так хорошо, как требуешь от них>, - говорил он.
Звание Героя Советского Союза Ивану Семеновичу Полбину было присвоено после выполнения особо важного задания.
В районе железнодорожной станции Морозовская располагался крупный склад горючего, который особенно тщательно охранялся гитлеровцами. Его надо было взорвать. Командир дивизии предложил Полбину разработать тщательно операцию. Иван Семенович предложил бомбить бензосклад двумя самолетами. "Больше вероятности прорваться, да и противник не догадается".
Один из бомбардировщиков пилотировал сам Иван Семенович, второй - Л.В.Жолудев, ныне генерал-лейтенант авиации, Герой Советского Союза. Задание летчики выполнили успешно. От прямого попадания бомб склад окутался густым черным дымом, сквозь который вверх пробивались огромные языки пламени. Сотни тонн горючего, так необходимого гитлеровцам для танков, автомашин, самолетов, были уничтожены.
В сентябре 1942 года полковник Полбин был отозван и Москву в штаб Военно-Воздушных Сил Красной Армии. Hо через три месяца он снова попросился на фронт. "Оторвать меня от самолета - это непостижимое дело", - писал он жене. В феврале 1943 года Полбин - командир дивизии, в марте 1943-го он принял 1-й бомбардировочный авиационный корпус на Воронежском фронте. 112 молодых экипажей нужно было ввести в строй, отрабатывать технику пилотирования летного состава, радионавигации. Были выявлены серьезные недочеты в штурманской и бомбардировочной подготовке. Работа по подготовке корпуса к предстоящим боевым действиям предстояла огромная.
В это труднейшее время Полбин не только воевал, по учился и учил подчиненных. Под его руководством летчики тщательно исследовали конструктивные особенности самолета Пе-2, одного из лучших пикирующих бомбардировщиков периода второй мировой войны. Командир и его пилоты открыли новые свойства, дополнительные возможности самолета. Полбин ценил и развивал инициативу подчиненных ему людей. Каждое полезное начинании стремился обратить на пользу общему делу победы над врагом.
Полбин был уже генералом, командиром авиационного корпуса, когда молодой летчик Самлин в одном из полетов выполнил на Пе-2 фигуры высшего пилотажа, что категорически делать запрещалось. Командир полка приказал наложить строгое взыскание на летчика. Позже Полбин вызвал Самлина, расспросил его о том, как проходил полет, ознакомился с расчетами. Спокойный, деловой тон молодого летчика действовал убеждающе. Смутило только одно. Выдержала ли конструкция самолета? Вскоре инженеры, тщательно обследовавшие машину, доложили, что повреждений нет. Искренне обрадовался, пожал крепко руку летчику.
- За инициативу спасибо. Целый переворот в бомбар дировочной авиации произвели. А за самовольство командир полка правильно тебя наказал. В армии все-таки дисциплина прежде всего... - Затем наклонился к летчику и спросил: - Почему не доложил? Или думал, не поддержим?
В тот же день Полбин поднялся в воздух. Затаив дыхание летчики наблюдали за бомбардировщиком, который выполнял и другие фигуры высшего пилотажа. Hекоторые тогда даже подумали, что этот пилотаж - плод уязвленного самолюбия. Hо те, кто хорошо знал Полбина, понимали, что Иван Семенович десять раз сам выверит, прежде чем даст "добро". И уж если заинтересовался, значит, имеет виды на новые открывшиеся возможности самолета.
И действительно, после приземления Иван Семенович подошел к летчикам возбужденный, кивнул на Пе-2: - Вот вам теперь и бомбардировщик и истребитель.
Учащиеся читают стихи « О ЛЁТЧИКАХ»
Бросьте! Ненужно завидовать лётчикам –
Лётчик минутой живёт!
Много не знать вам, земные молодчики,
Что со смертью играет пилот!
Вот он садится в свой истребитель.
Там стрелки, ремни, рычаги.
Он – одинокий небесный обитель,
Он лишь один да, ветры.
Ветром объято небо пустынное,
Нет ни путей, ни дорог.
Лишь в одинокое небо далекое
Лётчик ведёт самолёт.
Бросьте! Ненужно завидовать лётчикам –
Лётчик минутой живёт.
Много не знать вам, земные молодчики,
Что со смертью играет пилот!
Машина летит и земля приближается,
Что-то заело рули.
Небо становится хмурым и тёмным,
Солнце чернеет вдали.
Страшный удар и пилота не стало!
Слёзы товарищ утрёт.
Сердце и тело смешалось с металлом –
Вот, что такое пилот...
Учитель. А сейчас мы посмотрим презентацию «Вошедший в бессмертие».
Учащийся читает стихотворение «ПРИТЯЖЕНИЕ» Чувствуешь при каждом возвращении, Побывав за тридевять земель, В стуке сердца, в радостном волнении, Приближенье Родины своей. И не травмы, зноем опалённые, Не ночные в рощах соловьи – Тянут нас не гравитационные Силы человеческой любви. В пульсе века, В творческом свершении Смогут люди к звёздам долететь. Смогут все! И это притяжение Никогда не смогут одолеть. |
Александр БРУС «У САМОЛЁТОВ» Мне по своей работе Ближе других знакомы Техники самолётов – Люди аэродромов. В куртках брезентовых, плотных, В комбинезонах синих, Пропитанных солью пота И запахом керосина. Часто скупы на слово, Внешне скупы на чувства Люди нелегкой службы, Люди железной дружбы. В вихрях с турбинным громом. Стартовыми огнями Жизнь на аэродромах Мыслима только с вами, Техники самолётов! Ливни и ветры шалые – Гости ваших стоянок. Вьюга с морозом стожалая Рвёт людей со стремянок. Люди вросли в самолёты. Нет для них слова «трудно», Техник не видит вьюги, Техник не греет руки, В каждый успех пилотов Вложен ваш труд весомый, Техники самолётов – Сила аэродромов! В ПОЛЁТЕ Мы взлетели, всё у нас в порядке Необычно сложен наш маршрут, Только почему-то в пункт посадки Маяки нам пеленг не дают? Может, там дежурство прекратили, Всё затмил какой-то хозаврал, Может, нет там сахара и мыла, Или кто-то там забастовал? И туман, и сумрак нарастают. Мы летим неведомо куда. Где-то там у горизонта тает Наша путеводная звезда . . . В случаях мы ищем благосклонность, Мы исхода лучшего хотим. Нас тревожит неопределенность: Долетим или не долетим?
* * *
СИТУАЦИЯ Большой самолёт над равниной летит. Сигнальная лампа пожара горит... И лампа сияет, И дымчатый след.
Но черт его знает – Горим или нет? Быть может, замкнуло, Быть может, не то... Равнина уже перегнулась в плато. Скорей бы спасался, Пока ещё цел, Пока не взорвался, Пока не сгорел. Но как-то не очень.. Бросать самолёт: Как умная лошадь, Он к дому везёт.
* * *
ЖУРАВЛИНАЯ ПЕСНЯ В осенней дали Летят журавли. Под ними простор голубой. Но старый вожак Ослаб и обмяк, Не тянет он клин за собой... Он сжался и сник И жалобный крик Небо ему донесло... За дальней волной, В пучине морской, Блеснуло его крыло. Но держится строй, И лидер другой Упругий воздух гребёт. Над бурной водой Дневной и ночной К цели идёт полёт. В туманной дали Кричат журавли Летят без отца сыновья. Им жаль журавля, Им жаль журавля, Но бросить клин нельзя.
* * *
МОЙ САМОЛЁТ
Я не лётчик –
Техник по призванью.
Мне доверено готовить самолёт,
На котором Родины заданье
Улетает выполнять пилот.
В синей дымке
Еле различаю
Серебристый отблеск
Плоскостей.
Сколько раз
Его я провожаю
На охрану
Наших рубежей!
Провожаю –
С радостью встречаю.
Как родного
Брата своего.
Для меня он
(Как другим – не знаю)
Стал дороже,
Кажется, всего.
* * *
КРЫЛАТЫЙ ТОВАРИЩ
Мой крылатый
Боевой товарищ,
Расскажи по-свойски,
Не тая.
Расскажи о том,
Как ты летаешь
Охраняя мирные края...
...И опять
Зелёная ракета
Не дала с тобой
Поговорить.
Видно снова
«Нарушитель» где-то:
Дан приказ
Найти его и «сбить».
Где-то ты летишь
За облаками,
Лишь турбина
Голос подаёт.
Ищешь цель ты
Зоркими глазами
— Вот она, смотри!
А то уйдёт.
Вот она уходит
С разворотом,
Но напрасно,
Цели не уйти.
Очередь из фотопулемета
Пресекает все её пути.
* * *
ХРАБРОСТЬ МАЛЫША
Ой-ё-ёй, какая лужа!
Обойти её бы нужно,
Но ведь папа говорил,
Что Суворов даже горы
Никогда не обходил.
Загорелый, круглолицый,
Без рубашки, прямиком
Через лужу быстро мчится
Он с разбегу босиком.
Загорается прохожий
В сердце радостным огнем:
«Эх, не против бы я тоже
Вспомнить детство летним днём!»
* * *
В НЕПОГОДУ
Над землею ветер злится,
Чёрной ночи вид суров,
А на взлетную ложится
Яркий луч прожекторов.
Вот зелёная ракета
С СКП взлетела ввысь,
Известив привычным светом.
Что полёты начались.
Ничего, что низко тучи,
Дождь, и ветер боковой, –
Мы не ждём погоды лучше
Для учебы боевой.
Днём и ночью, в непогоду,
Охранять земли покой
Дали клятву мы народу
И Отчизне дорогой.
Взлёт, посадка, взлёт, посадка –
Разве ветру устоять,
Коль у нас такая хватка –
Тучи с ветром обгонять.
* * *
Над тридцатой
Жаркой параллелью,
Там, где
Нулевой меридиан,
Обнявшись
С песчанок отмелью,
Я теперь живу
Среди бархан.
Чтобы не писал
Корней Чуковский
Для наивной,
Шумной детворы,
Нет, не променяю
Дом отцовский
Я на африканские
Дары.
* * *
К СОБЫТИЯМ В ЛИВАНЕ
Играли дети во дворе
В простые детские игрушки.
И был неведом им в игре
Снаряда вой под грохот пушки.
Светило солнце над землей,
Как сотни лет до их рожденья.
И неба купол голубой
Над головой был без движенья.
И улыбались матерям
Детей счастливые глазенки,
Пестрели краски тут и там
Рубашки, кофточки, юбчонки.
Но вот с шипеньем у окна
Упал снаряд и разорвался.
Пришла негаданно война
И с жизнью кто-то вмиг расстался.
В бессильном ужасе немом,
У злодымящейся воронки
Затих ребёнок вечным сном,
Раскинув слабые ручонки.
О, как жестока ты, война!
Ты жертв своих не выбираешь.
А жизнь ребёнку так нужна,
Как ты сама того не знаешь.
* * *
ПЕРВЫЙ САМОСТОЯТЕЛЬНЫЙ
От волненья тесно в кабине –
Много к этому есть причин:
Без инструктора с небом синим,
В первый раз, один на один.
Под крылом, все как есть, привычно
Первый выполнен разворот
И турбина поёт ритмично,
На лице лишь обильный пот.
Сделать хочется, как учили:
Вылет к вылету, день за днём,
Но минуты те легче были –
Там с инструктором ты, вдвоём.
— Не теряйся, курсант. Смелее!
Первый шаг – он всегда с трудом.
Будь расчётливей и точнее
На нелегком пути своём.
Круг закончен. Знакомый привод.
Под колесами ВПП.
«Молодец!», — кто-то сделал вывод.
«Так держать!» — заключил РП.
Будет много ещё полётов,
Будет много ещё тревог.
Но сегодня, чтоб стать пилотом,
Первый вылет тебе помог.
* * *
ТРУДНАЯ ЗАДАЧА
Сын спросил отца серьезно:
«Что такое самолёт?
Полететь с тобою можно?
Ты возьмешь меня в полёт?»
Три вопроса ждут ответа
Как же быть? С чего начать?
Так сложна задача эта,
А ведь сыну только пять.
«Полететь нельзя» – не скажешь,
Спросит снова: «Почему?»
Возраст! Что ему докажешь
Не поймет ведь, что к чему.
Вдруг теорию полёта
Не поймет он с этих лет.
А отцу так неохота
Потерять авторитет.
«Не возьму» сказать – обидишь,
Сразу к маме побежит
И, заплакав, скажет:
«Видишь, без меня опять летит!»
Сын уснул. Ах, эти дети!
Озадачился пилот:
Как же всё-таки ответить:
«Что такое самолёт?»
* * *
ОФИЦЕРСКАЯ ЧЕСТЬ
Замер полк по команде
В парадном строю.
Золотистых погон
С орденами не счесть –
Это Родина славит
Твою и мою
Офицерскую честь,
Офицерскую честь!
...В торжестве ритуала
Желанье; сполна
Ещё раз доказать,
Без сомненья прочесть:
— Современник, смотри'
Вот какая она –
Офицерская честь,
Офицерская честь!
Издавна повелось,
Как священный закон,
(И в сегодняшнем дне
Это качество есть)
Отстоять до конца,
Презирая урон,
Офицерскую честь,
Офицерскую честь!
Не однажды в боях
Поднимала бойцов
По команде: — За мной!
Не давая присесть
Перед сталью штыка
И горячим свинцом,
Офицерская честь,
Офицерская честь!
Офицерская служба,
Скажу, нелегка –
В нашей жизни такого
Нельзя не учесть, –
Но достоинством свята
И так велика –
Офицерская честь,
Офицерская честь!
Мы клянемся
Призваньем своим!
Наши будни сегодня
Серьёзны, как есть,
Но всегда и во всем
Держит порох сухим
Офицерская честь,
Офицерская честь!
* * *
ПРОСТИВШИСЬ, Я ДРУГА ЗОВУ
Короткий разбег
И стрелой в синеву
Уходит корабль быстрокрылый,
Лишь только простившись,
Я друга зову:
«Скорей возвращайся,
Мой милый!»
При встрече я нежно
Тебя обниму,
Так нежно,
Как только умею;
Заботы твои
Я всем сердцем пойму
И пылкой любовью развею.
С рассветом, мой милый,
Торопится вновь,
Чтоб с небом
Обняться теснее,
Оставив свою мне
В подарок любовь,
Надежду вернуться скорее.
Судьба у пилотов,
Скажу, нелегка,
И жизнь от них
Требует строже.
Я знаю, любовь их
К земле велика,
А к небу, как будто,
Дороже.
* * *
У ВЕЧНОГО ОГНЯ
У вечного огня
Собрались ветераны,
Чтоб памятью
Почтить своих друзей.
Чей прах хранят
Могильные курганы,
А славу их
Хранят сердца людей.
Ну как забыть
То время грозовое,
Однополчан –
Ровесников своих?
Ну как забыть,
Когда на поле боя,
Свинцом сраженных
Много пало их?
Прошли года.
В граните и металле
Геройский образ
Павших возрождён
И, возродясь,
На пьедесталы встали
Все, поименно все
И без имен.
Уже седыми
Стали ветераны
И время их
Порою не щадит,
Но их сердца,
Как прежде, неустанны
И никакая смерть
Не победит.
* * *
Я СЕБЯ ПРЕДСТАВЛЯЛ В ПОЛЁТЕ
Как ни странно, но то, что было
В моей жизни, в мои года –
Все как будто давно уплыло
Безызвестностью в никуда.
Лишь строку Именного Дела.
До поры сохранит пока.
Обо мне, без души и тела
Архивариус РВК.
А ведь было, всё в жизни было:
Детство, юность и взрослость лет.
И пока ещё не остыло
Чувство памяти в сердце, нет.
Медкомиссия в Пугачёве
Мне надежду дала летать.
И с мечтою крылатой вровень
Я стремился в дальнейшем стать.
Я себя представлял в полёте,
Словно птица стремился ввысь.
Но на первом же развороте
Все мечты мои сорвались.
...Я с тем зрением до старенья
На Медведицу в восемь звёзд,
Лишь любуюсь теперь с сожаленьем
Вместе с памятью ранних грёз.
* * *
МЫ ДОЛЖНЫ ОСТАВАТЬСЯ ЛЮДЬМИ
Я родился средь волжских степей,
Белокурым, под цвет ковыле,
Поделился со мною в тот год
Цветом глаз голубой небосвод.
Мы порой не по делу хандрим.
Спим не так, не то пьем и едим,
Устаём, как всегда, от забот
С верой в то, что нас лучшее ждёт.
Гаснут звезды, приходит рассвет
Зарождается день на земле.
Солнце дарит тепло нам и свет
В этом мире уж тысячи лет.
Кто сказал, что мы плохо живём,
Мелко любим, не в ногу идём?
Но ведь даже и в трудные дни
Мы должны оставаться людьми.
* * *
ТЫ ПРОСТИ, СТАРИНА
(баллада)
Безнадёжно прикован к постели судьбой,
Доживал свои дни ветеран боевой,
Как-то другу хотел он письмо написать,
Только руки дрожат и на ноги не встать.
И тогда прошептал он: «Прости, старина,
Видно, чашу свою мы испили до дна,
И не наша с тобой в том сегодня вина,
Что отмерена жизнь нам всего лишь одна.
Позади столько лет, столько бед и война,
Голод, холод прошли через нас, как волна,
Но мы все одолели с тобой на пути,
Как же нам напоследок друг к другу дойти?
Ты прости, ради Бога, прости, старина,
Видно, чашу свою мы испили до дна,
И не наша с тобой в том сегодня вина,
Что отмерена жизнь нам всего лишь одна.
А так хочется чарку хмельного вина
Друг за друга поднять нам с тобой, старина.
За столом, обнявшись, в тишине посидеть,
Вспомнить годы былые и песню запеть.
Но прости, ради Бога, прости, старина,
Видно чашу свою мы испили до дна,
Видно, больше не встретиться нам никогда,
Вот такая, браток, наша боль и беда...»
Безнадёжно прикован к постели судьбой,
Доживал свои дни ветеран боевой,
В мыслях друга желанного он обнимал,
И сквозь слёзы скупые тихонько шептал:
«Ты прости, ради Бога, прости, старина,
Видно, чашу свою мы испили до дна,
Ты прости и, наверно, прощай, старина,
Жаль, что жизнь нам отмерена только одна!»
* * *
НАШ ЮБИЛЕЙ
Сегодня мы свой юбилей отмечаем
И пройденный путь наших мирных годов.
Своих ветеранов мы с честью встречаем
И славим заоблачных дел мастеров.
От первой команды под купянским небом,
От первой ракеты-команды: «На взлёт!»
Прошло сорок лет, не забудьте об этом,
Что с этого летопись наша идёт.
Скажу, не тая, нелегко нам бывает,
От зорь предрассветных до тёмных ночей,
Когда над землёй гул турбин не смолкает,
Чтоб цели заветной добиться быстрей.
За вылетом вылет, посадка к посадке,
Где зона, маршрут, полигон, перехват...
И так дни за днями с бойцовскою хваткой
Рождается летчик – крылатый боец.
У нас есть герои – Володя Кулинич
(Ему бы сегодня летать да летать!)
Ценой своей жизни спас многие жизни,
Когда между ними пришлось выбирать.
У Новороссийска из плена морского
Была спасена мать двоих сыновей
И... нет среди нас с того дня Кузнецова,
Но память о подвиге смерти сильней.
Ахтырский наш полк, как гусарский когда-то,
Мы в памяти свято его сохраним.
И каждую вновь юбилейную дату
Желанной и дружеской встречей почтим.
* * *
.
О ЛЁТЧИКАХ
Бросьте! Ненужно завидовать лётчикам –
Лётчик минутой живёт!
Много не знать вам, земные молодчики,
Что со смертью играет пилот!
Вот он садится в свой истребитель.
Там стрелки, ремни, рычаги.
Он – одинокий небесный обитель,
Он лишь один да, ветры.
Ветром объято небо пустынное,
Нет ни путей, ни дорог.
Лишь в одинокое небо далекое
Лётчик ведёт самолёт.
Бросьте! Ненужно завидовать лётчикам –
Лётчик минутой живёт.
Много не знать вам, земные молодчики,
Что со смертью играет пилот!
Машина летит и земля приближается,
Что-то заело рули.
Небо становится хмурым и тёмным,
Солнце чернеет вдали.
Страшный удар и пилота не стало!
Слёзы товарищ утрёт.
Сердце и тело смешалось с металлом –
Вот, что такое пилот...
Первый самостоятельный
«Взлетайте, с Богом!» — «Понял, разрешили!»
Я самолёт держу на тормозах.
Рука дрожит – вчера мы крепко пили,
Друзья меня тащили на руках.
Удар по роже – тормоз отпускаю.
Борттехник намекает, мол, пора.
Удар по почкам пиво заменяет,
С похмелья помогает... иногда.
Наш бортрадист задачу туго знает,
Когда он нужен – хрен его найдёшь,
Храпя в эфир, он мирно засыпает,
Его работа – что с него возьмешь ...
РУД – номинал, вот первый выполняю.
Я весь в поту – проклятая жара.
Мне кажется – я девушку ласкаю,
Открыл глаза – держусь я за «рога».
А на втором девчата загорали...
Чёрт их побрал, красивы, как цветы!
Увлёкся так, что матом обругали –
Я потерял 100 метров высоты.
Курсант на правом – парень не из робких,
Нам рассказал веселый анекдот.
М*дак, он перепутал кнопки.
От смеха у РП болит живот.
Вот траверз Дальнего – я шасси выпускаю
И сигареты вылетные всем дарю.
Борттехник плачет, штурман наш рыдает –
Наверное, последнюю курю...
Обидно мне, «Ну что вы все орете?»
На третьем экипажу я сказал:
«Скажи спасибо, штурман, что на взлёте
Внизу я голых женщин не видал!»
Заход, конечно, сделал я нестрого,
В створ полосы немного не попал.
Я всё смотрел на пыльную дорогу:
По ней промчался с водкой самосвал.
Вот Дальний, 200, сесть нам разрешили,
И штурман скорость, заикаясь, диктовал.
Мне до отказа триммер накрутили.
Скрипя зубами, я держу штурвал.
Глаза от страха правый закрывает.
Я самолёту не позволю взмыть.
Бортач, хрипя, РУДы мне прибирает,
Он побледнел... наверно, хочет жить.
И вот земля. Немного проскакали,
Бортач, как в цирке, сделал кувырок.
А губы штурмана приборы целовали.
Радист понюхал переменный ток.
Вдруг правый лётчик нервно засмеялся,
На этот раз язык он прикусил.
Лизнул штурвал... и без зубов остался –
Я, как учили, плавно тормозил.
Инструктор мой травился сигаретой.
Я принял «поздравленье» в двух словах.
Меня назвал он просто – «камикадзе»
И след оставил на моих штанах!
|
urok_patriotizma_pust_pamyat_govorit.docx
