Литературная гостиная, посвященная М.И. Цветаевой
методическая разработка по литературе (11 класс) на тему

Сценарий литературного вечера,

посвященного,  жизни и творчеству Марины Цветаевой.

Свою судьбу Марина Цветаева предсказала сама, и очень рано. Она предсказала собственное  долгое забвение, а затем, после глухоты и немоты, громкую  посмертную славу, угадала и свою страшную смерть, ошибившись лишь во времени суток  «Знаю умру на заре…» «Я все знала, писала она, - отродясь…»

Сколько  цветаевских строчек, недавно  еще неведомых и, казалось бы, навсегда  угасших, мгновенно стали крылатыми. А иные из ее стихов кажутся такими давними и привычными, словно они существовали всегда – как русский пейзаж, как рябина у дороги, как полная луна, заливающая   весенний сад, и как извечный женский голос, перехваченный любовью и страданием.

                Нежней и бесповоротной

                Никто не глядел вам вслед…

                Целую вас – через сотни

                Разъединяющих лет.

                        («Никто ничего не отнял»)

Если Ахматову сравнивали с Сафо, то Цветаева была Никой Самофракийской.

                Ноши не будет  у этих плеч,

                Кроме божественной ноши – Мира!

                Нежную руку кладу на меч:

                На лебединую шею Лиры.

Все теперешние сборники М. Цветаевой открываются  стихотворением «Моим стихам, написанным так рано… созданное в 1913 году, в пору, юности, оно выглядит программным и пророческим.

                Моим стихам, написанным так рано,

                Что и не знала, я, что я – поэт,

                Сорвавшимся, как  брызги из фонтана,

                Как искры из ракет,

                Ворвавшимся, как  маленькие  черти,

                В святилище, где  сон и фимиам,

                Моим стихам о юности и смерти,

                 - Нечитанным стихам! –

                Разбросанным в пыли по магазинам

                (Где их никто не брал и не берет)

                Моим стихам, как драгоценным винам,

                Настанет свой черед.

Потом, через двадцать лет,  оглянувшись на это задорное стихотворение, она сказала, что в нем «Формула – наперед – всей моей писательской судьбы…!

 Марина Цветаева родилась в Москве 26 сентября 1892 года, с субботы на воскресенье, в полночь, на ионна Богослова, почти в самом центре Москвы, в тихом Трехпрудном переулке, в небольшом уютном доме,  похожем на городскую усадьбу фамусовских     времен.

                Красною кистью

                Рябина зажглась.

                Падали листья

                Я родилась.

Спорили сотни

Колоколов.

День был субботний

Иоанн Богослов.

        («Красною кистью»).

        Цветаева свою любовь к Москве, московскому отчему дому, родимому гнезду, спрятанному в каменной листве, пронесла через всю жизнь

                        Из рук  моих – нерукотворный град

                        Прими, мой странный,  мой прекрасный брат.

        Отец, Иван Владимирович Цветаев, великий  и бескорыстный труженник и просветитель, создатель первого в дореволюционной России Государственного музея изобразительных искусств, ставшего  ныне культурным центром мирового значения, рано потерял горячо любимую  и прелестную жену Варвару Дмитриевну Иловайскую, которая умерла, подарив  мужу сына. Вторым браком,  Иван Владимирович женился,  не угасив любви к умершей, привлеченный  и внешним с ней сходством Марии Александровны, и ее душевными качествами – благородством, самоотверженностью, серьезностью не по летам. Замуж за Ивана Владимировича Мария Александровна вышла, любя другого, брак с которым был невозможен, вышла, чтобы, поставив крест на невозможном, обрести цель и смысл жизни в повседневном, будничном служении человеку, которого она безмерно уважала, и двум его  осиротевшим детям.

        Мать,  Мария Александровна была выдающимся музыкантом и талантливой пианисткой, она была высоко оценена светилами музыкального мира, но свой талант, по условиям и общепринятым нормам того времени, не могла выразить «на публике» - на концертной эстраде.  Ее  слушателями были дети, боявшиеся музыки из – за необходимостью ею заниматься, и узкий круг знакомых.  Она понимала, что дар ее не  реализован, что он пропадает, и поэтому мечтала передать его двум своим дочерям – Марине и Асе. Марина, подавшая совершенно неоспоримые признаки одаренности, стала в отличие от бесперспективной в этом отношении младшей дочери, главным объектом ее надежд и преподавательского пыла.

                «После такой матери мне оставалось только одно:

                Стать поэтом» - писала Марина Цветаева.

        Музыкальное начало, пришедшее от матери, все же навсегда осталось в Марининых стихах – как ее горбоносый профиль, решительность, адская работоспособность, жесточайшая  самодисциплина и мятежность натуры. Труженичество Цветаевой, ее литераторская двужильность – от отца. Ежедневно, всю жизнь шла она к своему письменному  столу, вспоминает ее дочь Ариадна Сергеевна, «как рабочий к станку -  и с тем же чувством ответственности, неизбежности, невозможности иначе»,

Вот откуда  ее стихи:           Благословляю ежедневный труд,

                                  Благословляю еженощный сон.

                                  Господню милость и господень суд,

                                  Благой   закон и каменный закон.

        Счастливая, невозвратимая пора детства была связана с рождественскими елками, с первыми книгами и рассказами матери, с живыми картинами, летние золотые  деньки протекали в старинном городе Тарусе на Оке.

        Благополучие покинуло семью в тот год, когда Марине исполнилось десять лет. Мария Александровна заболела чахоткой и вся семья в 1902г. Уехала за границу: Италия, Швейцария, Германия. Марина и ее сестра Ася учились там,  в частных пансионах.

        Не достигнув и семнадцати лет, она едет в Париж, где прослушивает летний курс по старофранцузской литературе. В это время она уже писала стихи и рассказы, вела дневники.

        В жизни юная Цветаева была диковата и дерзка, застенчива и конфликтна. Не уживалась в гимназиях и меняла их: за пять лет  - три.

        И однажды собрав стопку стихов – исповедь души за последние два года, отнесла их в издательство. А через   месяц уже держала в руках  довольно неказистую книгу в сине – зеленой картонной обложке под названием «Вечерний альбом».

        Итак, она вступила на путь, откуда ход назад был невозможен. «Вечерний альбом» состоял из трех разделов: «Детство», «Любовь», и «Только тени». Она послала книгу Брюсову и Волошину. Эта была большая смелость: отправить полудетские стихи Брюсову «С просьбой посмотреть» но ведь тогда уже Цветаева бессознательно следовала девизу, который  отчеканила позже:

                        «Единственная обязанность на земле человека –

                        Правда, всего существа».

        Наивная первозданность, создавая особое обаяние непосредственности,  подкупили читателей «Вечернего альбома» приглашал  в свою страну – блаженную страну детства, хотя и не всегда безоблачного, с нежной и печальной матерью.

                        «Видно, грусть оставила в наследство Ты,

                        О мама, девочкам своим…»

С любимыми книгами, говорил о «счастье быть на свете», о первых робких попытках любить.

        Одно из самых красноречивых   стихотворений этого цикла – «Молитва». Лирическая героиня  исполнена лихорадочной, вдохновенной силы и любви к жизни, от который,  она ждет абсолюта…

                        Христос и Бог! Я жажду чуда

                        Теперь, сейчас, в начале дня!

                        О, дай мне умереть, покуда

                        Вся жизнь как  книга для меня.

                        Ты мудрый, ты не скажешь строго:

                        «Терпи, еще не окончен срок»,

                        Ты сам мне подал – слишком много!

                        Я жажду сразу всех дорого!

                        Всего хочу: с душой цыгана

                        Идти под песни на разбой,

                        За всех страдать под  звук органа

                        И амазонкой мчаться в бой.

                        Гадать по звездам в черной башне

                        Вести детей вперед, сквозь тень…

                        Чтоб  был легендой – день вчерашний,

                        Чтоб был безумьем – каждый день!

                        Люблю и крест, и шелк, и каски,

                        Моя душа мгновений след…

                        Ты дал мне детство – лучше сказки

                        И дай мне смерть – в семнадцать лет!

        Вообще первой книге очень повезло.  Никогда уже, ни в предоктябрьские годы,  ни потом, - ни разу ни одна цветаевская книга не будет  встречена столь внимательно.

        Весной 1911 года, не окончив гимназии, Цветаева едет в Крым. В Коктебле, живя у Волошина, старшего, верного друга, благославителя   ее на путь поэзии, она встретилась с Сергеем Эфроном. Он был  круглым сиротой, сыном революционных деятелей – на год моложе ее.

        С этого момента кончилось  «трагическое отрочество» и началась «блаженная юность».

        История ее любви – любви, как писали в странных романах, с первого взгляда – хорошо рассказана в воспоминаниях ее дочери Ариадны Сергеевны Эфрон:

        «Они встретились 5 мая 1911 года на пустынном, усеянном мелкой галькой, коктебельском, волошинском берегу. Она собирала камешки, он стал помогать ей – красивый грустной красотой юноша, почти мальчик – с  поразительными, огромными, в пол лица глазами. Заглянув в них  и все,   прочтя  наперед, Марина  загадала: если он найдет и подарит мне сердолик, я выйду  за него замуж! Конечно, сердолик этот он нашел тотчас же, на ощупь, ибо  не отрывал своих серах глаз от ее, зеленых,  - вложил ей его ладонь, розовый, изнутри освещенный, крупный камень, который она хранила всю жизнь, который чудом уцелел и по сей день…»

        В январе 1912 года Цветаева вышла замуж за Эфрона и тогда же выпустила второй сборник стихов – «Волшебный фонарь». Этот сборник был исключением в ее творческой биографии, когда ее новые стихи повторяли, перепевали старые мотивы.

        Характерно обращение к читателю, которым открывался «Волшебный  фонарь»:

                        Милый читатель! Смеясь, как ребенок,

                        Весло встреть мой волшебный фонарь.

                        Искренний смех твой, да будет он звонок

                        И безотчетен, как встарь.

                        Все промелькнет в продолжении мига:

                        Рыцарь, и паж, и волшебник, и царь…

                        Прочь размышленья! Ведь женская книга

                        Только волшебный фонарь!

        Вновь, как и в «Вечернем альбоме»,  зарисовки семейного быта, очерки милых лиц, мамы, сестры, знакомых, есть легкие, простодушные пейзажи Москвы и Тарусы…

                        В небе – вечер, в небе – тучки,

                        В зимнем сумраке бульвар.

                        Наша девочка устала,

                        Улыбаться перестала

                        Держат маленькие ручки синий шар…

        Но появилось в этой книге и новое,  – эта тема любви. В них серьезность и напряженность подлинных и недетских переживаний, лаконизм, психологичность и та отчетливая интонация, которая  отчасти уже как бы предвещает будущую Цветаеву. Вот стихотворение  «В раю»:

                        Воспоминанье слишком давит плечи

                        Я о земном заплачу и в раю.

                        Я старых слов при нашей новой встрече

                        Не утаю.

                        Где сонмы ангелов летают стройно,

                        Где арфы, лилии и детский хор,

                        Где все покой, я буду беспокойно

                        Ловить твой взор.

        В печати «Волшебный фонарь» не встретил восторгов, только Максимилиан Волошин предугадал – чутьем  поэта – незаурядный масштаб ее личности, будущий широкий размах ее отрастающих крыл.

        В сентябре 1912 года у Цветаевой родилась дочь Ариадна, а в августе 1913 года скончался  отец – Иван Владимирович. Несмотря на эту утрату, в целом жизнь Цветаевой в течение этих пяти – шести лет,  была вероятно: самой счастливой по сравнению со всеми предыдущими и последующими годами. Она писала стихи, вдохновленными людьми, которые вызывали  в ней «тайный жар»: Байроном, Пушкиным, теми, кого любила…

        В период с 1913 по 1915 выходит сборник «Юношеские стихи». Книга по – молодому угловатая и неровная.

        С весны 1917 года для Цветаевой наступил трудный период. Беззаботные, быстро промчавшиеся времена, когда  можно было позволить себе жить тем, чем хотелось, отступали все дальше в прошлое. «Из истории не выскочишь» - эти слова, сказанные  ею позднее, сбывались почти на каждом шагу. Цветаева хотела жить исключительно личной, частной жизнью, а  время неустанно вторгалось в эту жизнь. Она стремилась уйти в «единоличье чувств», погрузиться в писание стихов и не подозревала, что история диктовала свои «сюжеты» ее чувствам и творчеству, ведь  всякий поступок пробуждается временем, обстоятельствами, - сколько не стремиться противостоять ему, уйти, спрятаться…  Тогда – то и обозначились в поэтическом сознании Цветаевой две враждующие силы: быт и бытие. В апреле Цветаева родила вторую дочь. Она собиралась назвать ее в честь Ахматовой, Анной, но потом передумала» ведь судьбы не повторяются, - назвала Ириной.

        В сентябре 1917 года она  уехала в Крым, а ее муж, получивший назначение прапорщика запасного пехотного полка, остался в Москве. В самый разгар Октябрьских событий Марина Ивановна приехала в Москву, они вместе с Сергеем Яковлевичем тотчас же уехали в Коктебель к Волошину, оставив в Москве детей. Когда  через некоторое время Цветаева вернулась за детьми, обратного пути в Крым уже не было. С этого момента началась долгая разлука Цветаевой с мужем, прерванная лишь,  на несколько дней в январе восемнадцатого, когда он тайно приезжал в Москву перед отбытием в армию Корнилова. Белый офицер, он отныне превратился для Цветаевой в мечту, в прекрасного «белого лебедя», героического и обреченного.

        А она стоически переносила разлуку и беспомощно – разруху и лишения.   Осенью девятнадцатого – в самое тяжелое время – Марина отдала своих девочек в подмосковный приют; вскоре забрала оттуда тяжело заболевшую Алю, а феврале двадцатого потеряла  маленькую Ирину, погибшую в приюте от истощения и тоски…  Таково было за эти четыре года ее хождения по мукам «Жизнь, где мы так мало можем»… Зато сколь много она могла – в своих тетрадях!  Как ни удивительно, но никогда еще не писала Цветаева так вдохновенно, напряженно и разнообразно. С 1917 года по 1920 год она успела создать  больше трехсот стихотворений, большую поэму – сказку «Царь девица», шесть романтических пьес. И кроме,  того сделать множество записей – эссе: она любила этот жанр  издавна, так же, как эпистолярный.

        С начала 1917 года обозначилось два главных русла цветаевской поэзии. Первое: надуманная, книжно – театральная романтика, например, цикл «Любви старинные туманы».

        Вторым руслом, по  которому пошло развитие Цветаевской поэзии, - было народное, или как она сама говорила, «Русское».

        Большая  поэма «Царь – девица», рассказывающая о деве – богатыре, полюбившего маленького, хрупкого царевича – гусляра, об их роковом разминовении, открыла собой лавину русских эпических произведений Цветаевой. За нею последовал «Егорушка» - поэма о волчьем  пастыре, устроителе земли  русской Егории Храбром, с его чудесными деяниями целиком сочиненными Цветаевой: фантазия ее была поистине безудержной. Затем – небольшая поэма «Переулочки» - по былине о Добрыне и Маринке. Поэма «На красном коне» и соответственно 1921 год обозначили рубеж в цветаевской поэзии; она приобрела черты высокой трагедийности Аскетизм творческого самосожжения, суровая человеческая верность дружба, преданность – ее главные темы. Поэзия  Цветаевой достигла,  стало «классикой» и широко известно, повторяясь ныне из сборника в сборник (циклы «Ученик», «Марина», «Разлука», «Хвала Афродите» и др.)

                Есть некий час – как сброшенная клажа:

                Когда в себе гордыню укротим.

                Час ученичества – он в жизни каждой

                Торжественно – не отвратим.

                Высокий час, когда сложив оружье

                К ногам указанного нам  - Перстом,

                Мы пурпур воина на мех верблюжий

                Сменяем на песке морском.

        Употребив слова Пушкина, можно  сказать, что цветаевская муза возмужала среди печальных бурь. Горе  потери и разлуки не лишило поэта огромной энергии. Постоянно ощущая себя одинокой, Цветаева меж тем проводила много времени в общении с самыми разными людьми, -  из ее записей встает весьма обширный круг знакомств. Она выступала  на вечерах, отдавала стихи в сборники и, разумеется, была в курсе литературной жизни. Никто бы не узнал теперь в этой сухощавой, подтянутой, стремительной женщине с обострившимися чертами, ранней проседью, пристальным и одновременно отрешенным взглядом близоруких зеленых глаз прежнюю  застенчивую румянощекую  гимназистку в песне… не только жизнь, но и воля изменили внешность Марины Цветаевой: свой облик она сотворила сама.

        Событие, перевернувшее всю последующую жизнь Цветаевой, произошло 14 июля 1921 года. В этот день она получила «благую весть» - первое за четыре с половиной года письмо от мужа. Он находился  после разгрома белой армии и бегства за границу, в Чехословакии и учился в Пражском  университете. Разыскивал его, по просьбе Марины Цветаевой, Илья   Эренбург, Цветаева мгновенно и бесповоротно приняла решение ехать к Сергею Яковлевичу. Без него она не мыслила своего существования.

        В августе 1921 года Цветаева приезжает в Прагу. Жизнь Чехии длилась три с небольшим года. Здесь Марина Ивановна выросла в поэта, который в наши дни справедливо  причислен к великим. Она писала о любви – это понятие для нее было бездонным.

                Не возьмешь моего румянца –

                Сильного – как разливы рек!

                Ты охотник, но не дамся,

                Ты погоня, но ясмь бег.

                Не возьмешь мою душу живу!

                Так, как на полном скаку погонь –

                Пригибайся – и жилу

                Перекусывающий конь.

        В Чехии она завершила начатую еще в Москве поэму – сказку – притчу – трагедию – роман в стихах (одновременно). «Молодец» - о могучей всепобеждающей вопреки всему любви девушки Маруси к упырю в облике доброго молодца.

        Лирика Цветаевой тех чешских лет – это погружение в «единоличье чувств» - самых разнообразных и разноречивых. Это – взрыв тоски по Родине, по Родине идеальной, не исковерканной, не измученной:

                Покамест день не встал

                С его страстями стравленными –

                Во всю горизонталь

                Росси. Восстанавливаю!

        Здесь же – стихи, исполненные щемящей боли от убогости «жизни, как она есть»,  с ее неизбывной нищетой. А также лирические стихи, обращенные к Пастернаку, стихи о поэте, его природе, его сути,  о его величии и беззащитности, о его могуществе и ничтожестве «в мире сем»:

                Что же мне делать, певцу и первенцу,

                В мире, где наичернейший – сер!

                Где вдохновенье хранят, как в термосе!

                С безмерностью

                В мире мер?

        Одновременно со стихами шла работа над крупными произведениями – поэмой «Горы», «Поэмой Конца», трагедией «Тезей» и поэмой «Крысолов».

        1 февраля 1925 года у Цветаевой родился долгожданный сын Георгий – в семье его будут называть Мур. Спустя месяц Цветаева начала писать свое последнее в Чехословакии произведение – поэму «Крысолов»,  восходящую к средневековой легенде о флейтисте из Гаммельна, который  своей музыкой заманил всех крыс города и утопил их в реке, а когда не получил обещанной платы, той же флейтой выманил  из домов гаммельских детей, увел в гору, и она разверзлась, поглотила их. У Цветаевой Крысолов – флейтист – олицетворение поэзии;  крысы – отъевшиеся мещане, многие из которых в прошлом – храбрые бунтари; гаммельнцы – ожиревшие жадные бюргеры; все они вместе олицетворяют омерзительный, убивающий души быт. «Быт не держит слово Поэзии» (бургомистр отказывается отдать свою дочь флейтисту), поэзия мстит – таков замысел. И музыкант уводит под свою дивную музыку детей и топит в озере, дарую им рай – вечное блаженство.

                В царстве моем – ни тюрем, ни  боен, -

                Одно ледяное! Одно голубое!...

                Ни расовой розни, ни Гусовой казни,

                Ни детских болезней, ни детских болезней:

                Синь. Лето красно.

                И – время – на все.

        С осени 1925 года Цветаева, к тому  времени изрядно уставшая от  длительного и чрезмерного уединения, все более утверждалась в решении ехать во Францию, в Париж, - в решении, - подогреваемом мрачной перспективной растить маленького сына в убогих деревенских условиях; муж ее через несколько месяцев должен был окончить учение в университете. 1  ноября 1925 году Марина Ивановна с детьми приехала в Париж. Во Франции Цветаевой она заявила о себе быстро и энергично. В феврале 1926 года в одном из парижских клубов состоялся ее литературной вечер, принесший ей триумф и одновременно зависть и нелюбовь  очень многих из эмигрантских литературных кругов, почувствовавших в ней силу, а главное независимость. Мысленно же она не покидала поэтов оставшихся в России: читала на вечерах стихотворение Маяковского, написала реквием Брюсову, продолжала переписку с Пастернаком.

        Весною 1926 года Пастернак заочно познакомил Цветаеву с Райнером Мария Рильке, - поэтом, пред которым она преклонялась издавна.

        Здесь во Франции она пишет: «Поэму Воздуха» - эта поэта богоборца «пощупать», ощутить Вечность в ее «седьмыми» и прочими небесами, иными словами прикрикнуть, пронзить сознанием неведомое Нечто, простирающееся над головой человека.

        Столь же аскетически, словно в раздраженном пространстве, чувствует и действует персонажи трагедии «Федра».

        Большинство  произведений, которые  писала Цветаева на чужбине, как правило,  выходило в свет.

        Скромные гонорары не могли, конечно, удовлетворить нужды семьи. Муж Цветаевой  уже с конца двадцатых годов, постепенно все более и более принимая все, что происходило на родине, стал мечтать о  возврате  домой и хлопотать о советском гражданстве.

        Сергей Эфрон все больше тянулся  к Советскому Союзу, приблизительно в начале тридцатых годов он сделался одним из активных деятелей организованного «Союза возвращения на родину». Цветаева же упорно оставалась вне всякой политики.

        По старым дневникам мужа, остывшего, по ее собственным словам, к пережитым событиям, связанным с его белогвардейским прошлым, она  написала поэму «Перекоп», которую  так  и не напечатала, затем несколько лет работала над большой «Поэмой о царской семье» - по многочисленным источникам и слышанном рассказам, - работала с обреченным сознанием, что вешь «Не нужна никому». Поэма, за исключением начальной главы «Сибирь», - по – видимо – не сохранилась.

        В тридцатые годы  главное место в творчестве Цветаевой стала занимать проза.

        Весной 1931 года Цветаева случайно наткнулась на опубликованные год назад воспоминания поэта Георгия Иванова,  об Осипе  Мандельштам, где Мандельштам представил нагловатым, опустившемся чуть ли не полусумасшедшим. Цветаева, которую  связывала с Мандельштамом в молодые годы  недолгая, но теплая дружба, вознегодовала. Так появилась ее «История одного посвящения» с обаятельном образом поэта, до того достоверным, что на вечере, когда Марина Ивановна читала этот очерк, по залу раздался восхищенный шепот: «Он! Он! Живой! Как похоже!»

        История одного посвящений» положила начало художественной прозе Цветаевой.

        В 1933 году, в двадцатилетнюю годовщину со дня кончины Ивана Владимировича Цветаева, родились очерки Цветаевой об  ее отце, великом русском просветителе, подвижнике и труженике, и о его грандиозном  детище – Музее изящных искусств на Волхонке. Так появилась проза  «Дом у старого Пимена», «Отец и его музей». Так возникли картины детства «Черт», но не только ожившие картины детства, а мифологизированное  осмысление своего поэтического призвания. «Мать и музыка» - тоже воспоминание о детских годах, в центре которых – замечательная личность матери Марии Александровны, женщины выдающихся талантов и драматической судьбы.

        У Марины Цветаевой словно существовал неписанный долг, всякий раз порождаемый велением сердца: откликаться на  кончину тех, кто оставил след в ее жизни.  Так рождались ее знаменитые реквием: «Живое в живом» - кончину Максимилиана Волошина. «Пленный дух» - написанный после известия о смерти Андрея Белого, «Нездешний вечер» - отклик  на смерть Михаила Кузмина, «Повесть о Сонечке» посвященный памяти подруги. Особняком стоит «Пушкиниана» Цветаевой очерки «Мой Пушкин» (1936г),  «Пушкин и Пугачев» (1937). Они  тоже автобиографичные, особенно первый, - но, конечно, главный их герой – вечно современный, живой,  неотразимый, цветаевский и всемирный Пушкин…

                        «Пушкин меня заразил любовью. Слов – любовь…

                        Когда жарко в груди, в самой грудной ямке и не кому не говоришь –

                        Любовь. Мне всегда  было жарко в груди, но я не знала,

                        Что это – любовь»

Пушкин – вечный цветаевский духовный спутник, по нему она сверяет свое «время и место». Пушкин для нее – «истина в последней инстанции».

Лирические стихотворения по – прежнему были редкими  гостями в тетрадях поздней Цветаевой, но все же, вызванные внутренней необходимостью, появлялись там.

Двойственность ее судьбы и натуры состояла в том, что она выражаясь, ее же словами, была втянута в насильственный брак со своим временем. Она была поэтом, опережающим свое время, но тянулась к уходящей эпохе. Ее нет современности было, по существу, порождено современностью же. «Глядел назад, а шел вперед» - писала она. Больше того:  по цветаевскому творчеству можно изучать ту историческую реальность, в которой она жила и которая,  - хотел  того или не хотел поэт, - уже была в нем самом. Что до возвращения  на родину, Цветаева знала одно: что если муж ее туда поедет, она последует за ним, как в 1922 году последовала к нему за границей.

В марте 1937 года дочь Цветаевой Ариадна, исполненная радостных надежд,  уехала в Москву. Все лето Цветаева напряженно работала. А осенью судьба всей семьи круто повернулась. Сергею Эфрону, продолжавшему свою деятельность в Союзе после возвращения в СССР, пришлось, в связи с участием в одном политическом детективе, спешно и тайно уехать в Москву. Мария Ивановна осталась с Муром. Их отъезд был, таким образом, предрешен.

Состояние Марины Ивановны  было труднейшим, больше полгода она ничего не писала «Нет душевного покоя, есть – обратное»,  «Я страшно  одинока».  Она готовила к отправке свой архив: переписывала ранние  стихи, попутно дорабатывая их, уничтожая наиболее слабые, делая комментирующие пометы.

Сентябрьские события 1938 года вывели Цветаеву из творческой немоты. Нападение гитлеровцев  на Чехословакию вызвало в ее сердце гнев и негодование, -  хлынула лавина антифашистких «Стихов к Чехии» (цикл). Она любила Чехию страстно, непреходящею и верною любовью.

        В Париже и тени моей не останется, - писала она. –

        Таруса… Коктебель да чешские деревни – вот места моей души.

По ним соберете».

        Теперь Цветаева ревностно следила за газетами, слушала радио,  реагировала на политические события. Верила «Россия Чехию сожрать не даст» - и с любовью   воспевала не отдельного человека и любовь к нему, а героический народ и прекрасную страну, в которой Негода нашла приют. Циклы «Сентябрь» и «Март»  «Стихов к Чехии» образовали своего рода  лирическое единое произведение. То была «лебединая песнь» Марины Цветаевой на чужбине.

                В селах – счастье ткалось

                Красным, синим, пестрым

                Что с тобой сталось,

                Чешский лев двухвостный?

        Последнее стихотворение из чешского цикла звучит как прославление вечности народа, его  непоколебимости.

Не умрешь, народ!

                Бог тебя хранит!

                Сердцем дал – гранат,

                Грудью дал – гранит.

                Процветай, народ, -

                Твердый, как скрижаль,

                Жаркий, как гранат,

                Чистый, как хрусталь.

        12 июня 1939 года Марина Ивановна Цветаева уехала в СССР, с сыном. Ее семья наконец воссоединилась, все вместе жили в подмосковном поселке Болшево. Но это последнее счастье длилось недолго: в августе арестовали дочь, в октябре мужа – Цветаевой. Она с сыном скиталась по чужим углам: снимала комнату в Голицыне, переменила три жилья в Москве. Ездила с передачами  Але и Сергею Яковлевичу, тряслась над хрупким здоровьем Мура…  и занималась переводами с французского, немецкого, английского, грузинского, болгарского и других языков. Она совершала поистине подвижнический труд, работая с тем самоотречением, как если бы эти  были ее оригинальные стихи. Слова: «Я перевожу по слуху – и по духу. Это больше, чем смысл» - были ее девизом в работе. Цветаеву не расстреляли, не арестовали -  ее казнили не замечанием,  непечатанием,  нищетой. С одним из московских издательств она договорилась о выпуске избранных произведений. Книга должна была вернуть ее стране, народу, увы, в те годы возвращение так и не состоялось. Она была права, сказав еще в юности, что  забвение при жизни – ее судьба.

        Все эти события как – то  надломили Марину Ивановну, ее стальной воли и мужества хватало лишь на то, чтобы заботиться о Муре. Мальчику шел пятнадцатый год. С материнской тревогой думала теперь Цветаева о приближавшейся войне.

        Война застала Цветаеву в Москве, она привела поэта с состояние паники,  безумного страха за сына, полной безысходности. Началась эвакуация. Она не хотела уезжать, но Мур был школьником, а Москва быстро становилась прифронтовым городом. Часть писательских семей эвакуировалась в Чистополь, часть – другие места. Цветаева с сыном оказалась в камском городе – Елабуга. Работы в Елабуге она найти не могла.

        У не было  больше Сергея (в официальном документе о посмертной реабилитации С. Эфрона как дата смерти указывается 1941г), она не знала, что с дочерью, между сыном и ею выросла полоса отчуждения, встреча – желаемая с читающей России не состоялась…

        Она прожила в Елабуге всего лишь 10 дней и 31 августа, в пору красной рябины, белым днем, а не на заре, ушла из жизни. Она  повысилась в сенях того дома, где становилась с сыном. Она оставила три записки – Асеевым в Чистополь – чтобы взяли к себе Мура: «Я для него больше ничего не могу и только гублю его… а меня – простите – не вынесла»,  людям, которых просила помочь ему уехать: «Я хочу, что бы Мур жил и учился. Со мною он пропадет» - и сыну: Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже… люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але – если увидишь – что любила их до последней минуты, и объясни, что попала в «тупик». Через три года Муру суждено будет погибнуть на войне.

        «Всю жизнь я только этого хотела: потеряться, раствориться», то есть поняла она, влиться «как река в море», чтобы стать больше «на целое море, на целое все».

                А может, лучшая победа

                Над временем и тяготеньем –

                Пройти, чтоб не оставить следа,

                Пройти, чтоб не оставить тени

                На стенах…

        Заветная, странная, но чисто поэтическая и мудрая мечта: после жизни, после плоти обернуться рекою стихов и так доструиться до моря, до «Океана времени»: до бессмертия на юных устах далеких  потомков.

        Еще в 1919 году – писала она в стихотворении «Тебе – через сто лет»?

                А может – лучшая потеха

                Перстом Себастиана Баха

                Органного не тронуть эха?

                Распасться, не оставив праха

                На урну…

                        Может быть – обманом

                Взять? Выписаться из   широт?

                Так: Временем как океаном

                Прокрасться, не встревожив вод…

        Поэзия Цветаевой вошла в наши дни не крадучись. Наконец – то и навсегда обрела она читателя (Огромного, как океан: народного читателя, какого при жизни ей не хватало, но в будущую встречу с которым она так безоговорочно и пылко верила).

        Ведь «конца» э поэзии нет и не быть не может.

        (Звучит стихотворение «Идешь на меня похожий»).