КОНСПЕКТ УРОКА "ЛИРИКА М.И.ЦВЕТАЕВОЙ"
план-конспект урока по литературе (11 класс) по теме

МЕТОДИЧЕСКАЯ РАЗРАБОТКА

Урок литературы на тему:

«Лирика М.И. Цветаевой»

Преподаватель

русского языка и литературы                                                 Балкова М.Д.

Цель: показать пафос лирики Цветаевой, органическое единство общественного и личного, способствовать формированию у учащихся высоких нравственных идеалов, активной жизненной позиции, подчеркнуть новаторство поэта.

Оформление урока: фотопортрет М.Цветаевой, фотографии Государственного музея изобразительных искусств им. А.С.Пушкина (Музея изящных искусств) и его залов, в которых экспонируются произведения античного и средневекового (христианского) искусства, альбом пластинки с записью музыкальных шедевров Р.Шумана, Л.Бетховена, В.Моцарта, П.Чайковского. Эпиграф к уроку:

Всё понять и за всех пережить!

М.Цветаева

В начале первого урока звучит музыкальный фрагмент из «Карнавала», соч.9 (ч.1. Преамбула) Р.Шумана.

В декабре 1920г. в заснеженной Москве, в переполненном зале Политехнического музея проходил «Вечер поэтесс». Одна за другой на сцене появлялись представительницы Московской богемы, читая свои стихотворения. Публика заметно скучала. Как вдруг... словно из темноты студёной ночи, явились взору настороженно притихшего зала женщина в чёрном, похожем на облачение монахини платье, стоптанных валенках, с военной сумкой через плечо. Коротко остриженные волосы делали её лицо вызывающе независимым. А вся она дышала каким-то внутренним протестом, вызывающим ответную подобную реакцию у рафинированной части зрителей.

Звучит соната № 30 для фортепиано ми мажор, соч. 109 (ч. 2. Prestissimo) Л.Бетховен.

Я расскажу тебе - про великий обман: Я расскажу тебе, как ниспадает туман На молодые деревья, на старые пни. Я расскажу тебе, как погасают огни В низких домах, как - пришелец

египетских стран -

В узкую дудку под деревом дует цыган. Я расскажу тебе - про великую ложь: Я расскажу тебе, как зажимается нож В узкой руке, как вздымаются

ветром веков Кудри у юных - и бороды у стариков. Рокот веков Топот полков.

(«Я расскажу тебе -про великий обман...», 1918)

Это была Марина Цветаева. Поэтесса, которую уже стала забывать литературная Москва. Многие знали или, вернее, догадывались, что революция не вдохновляла её. Видели, что она сторонится общества молодых московских поэтов, живёт почти в полном отчуждении. И поэтому её появление, столь неожиданное, воспринималось как вызов происходящему.

И не на то мне пара крыл прекрасных Дана, чтоб на сердце держать пуды. Спелёнатых, безмолвных и безгласных Я не умножу жалкой слободы

(«Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе ...», 1920)

Если внимательно прочитать стихотворения Цветаевой 1918 - 1921 гг., то нельзя не заметить, что она находилась в духовной оппозиции существующему укладу жизни и не хотела, да и не могла мириться с насилием, террором, которые были роковым знамением времени, не желала быть молчаливым свидетелем взаимоуничтожения, разгула ненависти, ужасов гражданской войны, обрушившейся «громом на голову, саблей наголо». Вот строка из «лихолетья эпохи», которые выписали из собрания её сочинений наши «литературоведы».

Учащиеся читают записанные на карточках поэтические мысли М.Цветавой: «Мир без вести пропал. В нигде - затопленные берега...» (Бессонница! Друг мой!..», 1921); «Как слабый луч сквозь чёрный морок адов - так голос твой под рокот рвущихся снарядов...» (из цикла «Стихи к Блоку», 1920); «На окаянной - взлёт осиянный...» (1921); «Не потомков ли Разина - широкоплечим, ражим, рыжим и погромщиком тебя увидела, - разлука?», «Погромщиком, выпускающим кишки и перины?»

(«Я вижу тебя черноокой, - разлука!», 1920); «Чтоб выдул мне душу - российский сквозняк!» («Другие - с очами и личиком светлым..», 1920); «Над чёрной канавой, над битвой бурьянной...» (Последняя дружба...», 1921); «Не расстрелыциком навылет грудь простреленная...» (1921) и др.

Где-то в водовороте гражданской войны, в белой гвардии, между жизнью и смертью находился любимый человек поэтессы, муж Сергей Эфрон. Ему она посвятила цикл стихотворений «Георгий» (1921), в котором воспела мужество воина, ратоборца.

Синие вёрсты И зарева горние! Победоносного Славьте - Георгия!

Звучит музыкальный фрагмент из «Карнавала», соч.9 (ч.5. Евсебий) Р.Шумана.

Ученица: «Белое видение лестницы, владычествующей над всем и над всеми. У правого крыла - как страж - в нечеловеческий и даже не в божественный: в героический рост - микеланжеловский Давид...» (из очерка М.Цветаевой «Открытие музея»).

Лучшие годы жизни отдал отец, профессор Цветаев, музею (12 лет), в котором разместилась уникальная коллекция гипсовых слепков - копий античных статуй, фрагментов Парфенона, романской и готической архитектуры. Известный филолог и искусствовед, он познакомил Марину с историей и культурой Эллады, с её мифами и легендами, нравами и обычаями, с поэзией Гомера и Гесиода, Анакреона и Сапфо, трагедиями Софокла и Еврепила... Античный мир постепенно становился неотъемлемой частью духовного мира будущей поэтессы. Сюжеты и образы греческого эпоса, созвучные её мироощущению, встречаются в самых различных Цветаевских произведениях.

Учащиеся - «литературоведы» приводят названия «античных» стихотворений и поэм поэтессы: «Психея» (1918), «Сивилла и юноша» (1921), «Хвала Афродите» (1921), «Орфей» (1921), «Амазонки» (1921), «Сивилла» (1922), «Федра» (1923), «Эв-ридика - Орфею» (1923), «Ариадна» (1923), «Наяда» (1928) и др.

Значительное влияние на формирование духовности Цветаевой оказала и христианская мифология и связанное с ней искусство. Особое место занимала в её духовной жизни Библия.

Звучит музыкальный фрагмент из «Карнавала», соч.9 (ч.20. Марш да-видсбюндлеров против филистимлян) Р.Шумана.

В стихотворениях Цветаевой оживают библейские образы, интерпретируются легенды Ветхого и Нового заветов, звучат, ставшие афоризмами мысли создателей этого древнейшего литературного памятника.

Учащиеся - «литературоведы» читают записанные на карточках строки из стихотворений Цветаевой, свидетельствующие о её глубоком знании Библии (материалы приготовлены на факультативе при участии учителя).

«Мне страшный совершился суд! Под рёв колоколов на плаху архангелы меня ведут» («Ещё и ещё - песни...», 1916); «И на тебя с багряных облаков уронит Богородица покров» («Из рук твоих - нерукотворный град...», 1916) «О, зачем тебя назвали Даниилом? Всё мне снится, что тебя терзают львы!» («Даниил», 1916); «И в последнем споре возьму тебя - замолчи! - у того, с которым Иаков стоял в ночи» («Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес...», 1916); «Так Агарь в своей пустыне шепчет Измаилу...» («У камина, у камина...», 1917); «Обман сменяется обманом, Рахелью -Лия» («А человек идёт за плугом...», 1919); «Читает стих Экклезиаста и не читает Песни Песней» («Старинное благоговенье», 1920); «Победоноснее царя Давида чернь раздвигать плечом» («Ученик», 1921); «Так по ночам тревожа сон Давидов, захлёбывался Саул» («Отрок», 1921); «Простоволосая Агарь - сижу, в широкую печаль -гляжу» («Простоволосая Агарь ...», 1921); «Смолы тяжелее протекает а вас грусть Саула» («Виноградины тщетно в садах ржавели...», 1921); «Меж нами - десять заповедей: жар десяти костров» («Магдалина», 1923) и др.

Иногда библейская легенда, созвучная переживаниям поэтессы, является прекрасной миниатюрой, вызывающей круги ассоциаций:

Удостоверишься - повремени! -

Что, выброшенной на солому,

Не надо было ей не славы, ни

Сокровищницы Соломона.

Нет, руки за голову заложив - Глоткою соловьиной! -Не о сокровищнице - Суламифь: Горсточке красной глины!

(Удостоверишься - повремени!...», 1922)

Если предложить, что содержательная сторона поэзии Цветаевой складывается под влиянием античной и христианской культур, представление о которых имеет генетическую связь с впечатлениями детства, рассказами отца, чтением литературных памятников, посещением западноевропейских музеев, то форму её стихотворений, их ритмомелодику, звукопись модно соотнести с музыкой, в атмосфере которой прошло утро её жизни.

Как хорошо за книгой дома! Под Грига, Шумана и Кюи Я узнавала судьбы...

(«Книги в красном переплёте», 1908-1910) В очерке «Мать и музыка» (1934) Цветаева вспоминает и своём увлечении музыкой и, той, которая щедро дарила её сокровища своего таланта, - матери - Марии Александровне Мейн, прекрасной пианистке, «которая на рояле могла всё», сходившей на клавиатуру «как лебедь на воду», привившей дочери любовь к Шуману, Бетховену, Моцарту, Чайковскому, Верди, Шопену...

«Музыка наполнила дом радостью», - отмечала сестра Анастасия.

Звучит музыкальный фрагмент из «Карнавала», соч.9 (ч.4. Благородный вальс) Р.Шумана.

«Музыка обернулась Лирикой», - писала поэтесса, с благодарностью вспоминая музыкальные вечера в родительском доме, игру матери на рояле, её пение под гитару удивительных по красоте романсов.

Стихотворения Цветаевой, напоминающие маленькие музыкальные пьесы (особенно Шумана), завораживают потоком гибких, постоянно меняющихся ритмов. Интонационный строй передаёт всю сложную, порой трагическую гамму чувств поэтессы. Ранняя Цветаева тяготеет к традиционно-классическому стиху:

Цыганская страсть разлуки! Чуть встретишь —ужрвёшься прочь. Я лоб уронила в руки И думаю, глядя в ночь: Никто, в наших письмах роясь, Не понял до глубины, Как мы вероломны, то есть — Как сами себе верны.

(«Цыганская страсть разлуки!..», 1915) Зрелая Цветаева - это пульсирующий, внезапно обрывающийся ритм, отрывистые фразы, буквально телеграфная лаконичность, отказ от традиционной ритмомелодики. «Я не верю стихам, которые льются, - писала поэтесса в этот период. - Рвутся - да!» Выбор такой поэтической формы был обусловлен глубокими переживаниями, тревогой, переполняющей её душу. Звуковые повторы, неожиданная рифма, порой неточная, способствуют передаче эмоциональной информации.

Площадка. — И шпалы. —

И крайний куст В руке. - Отпускаю. - Поздно Держаться. - Шпалы. -

От стольких уст Устала. — Гляжу на звёзды. Так через радугу всех планет Про павших - считал-то кто их? -Гляжу и вижу одно: конец. Раскаиваться не стоит.

(Поезд», 1923)

...Удачный литературный дебют, счастливый брак, рождение дочери - всё, что так или иначе составляло радость бытия, неожиданно подверглось нападению демонических сил. Империалистическая война, уход С.Эфрона на фронт, предчувствие близких перемен без понимания, к лучшему они или к худшему, всё возрастающая тревога:

А этот колокол там,

что кремлевских тяжеле, Безостановочно ходит и ходит

в груди, -Это - кто знает? - не знаю, -

быть может, - должно быть -Мне загоститься не дать

на российской земле

И, наконец, революция: муж с белыми, она - в красной столице, где её духовное одиночество становится невыносимым: «Всё истрепала, изорвала, - только осталось, что два крыла» («На тебе, ласковый мой, лохмотья...», 1918).

Звучит музыкальный фрагмент из «Крейслерианы», соч.9 (Восемь фантастических пьес, соч. 16., Aussert Bewegt).

А вот и финал «Вечера поэтесс», на котором Цветаева в декабре 1920 г. читала

свои стихотворения:

Пригвождена к позорному столбу

Славянской совести старинной,

С змеёю в сердце и с клеймом на лбу.

Я утверждаю, что невинна.

Я утверждаю, что во мне покой

Причастницы перед причастьем,

Что не моя вина, что я с рукой

По площадям стою — за счастьем.

Пересмотрите всё моё добро,

Скажите — или я ослепла?

Где золото моё? Где серебро?

В моей руке - лишь горстка пепла!

И это всё, что лестью и мольбой

Я выпросила у счастливых.

И это всё, что я возьму с собой

В край целований молчаливых.

(Пригвождена к позорному столбу...», 1920) Политехнический музей негодовал, не соглашался, молча сочувствовал... и преклонялся перед силой духа и таланта поэтессы.

Второй урок представляет собой анализ двух стихотворений Цветаевой - «Орфей» (1921) и «Рельсы» (1923) и составление к ним комментариев Комментарий - тот вид кропотливой исследовательской работы, который вызывает у старшеклассников неподдельный интерес, составление их предполагает подготовительную работу дома, умение находить в научной литературе необходимые аргументы, делает урок занимательным и динамичным.

Стихотворения «Орфей» и «Рельсы» связаны одной общей мыслью, которая выражена в строках:

Летят они, - написанные наспех, Горячие от горечи и нег. Между любовью и любовью распят Мой миг, мой час, мой день,

мой год, мой век. И слышу я, что где-то в мире — грозы, Что амазонок копья блещут вновь... Ая- пера не удержу! Две розы Сердечную мне высосали кровь.

(«Летят они, - написанные наспех...», 1916)

Эти стихотворения помогут понять Цветаеву - изгнанницу, глубоко переживавшую вынужденную разлуку с родиной. Первое из них - «Орфей» - написано за полгода до отъезда за границу.

Звучит сочинение Л.Бетховена «Fur Elise» («К Элизе»)

Так плыли: голова и лира, Вниз, в отступающую даль. И лира повторяла: - мира! А губы повторяли: - жаль!

Крово-серебрянный, серебро-Кровавый след двойной лия, Вдоль обмирающего Гебра -Брат нежный мой! Сестра моя!

Порой в тоске неумолимой, Ход замедлялся головы. Но лира уверяла: - мимо! А губы ей вослед: -увы!

В далъ-зыблящемся изголовьем Сдвигаемые, как венцом, -Не лира ль истекает кровью! Не волосы ли - серебром?

Так лестницею, нисходящей Речною — в колыбель зыбей, Так к острову тому, где слаще, Чем где-либо - лжёт соловей...

Где осиянные останки? Волна солёная, - ответь! Простоволосой поселянки, Быть может, вытянула сеть?

Образ мифического фракийского певца Орфея, создателя музыки и стихосложения, привлекал М.Цветаеву своей трагической судьбой, которая чем-то напоминала ей свою собственную.

«Не моя вина, что я с рукой по площадям стою - за счастьем...» (Пригвождена...», 1920)

«Так плыли: голова и лира, вниз, в отступающую даль...» - древнегреческий миф об Орфее и его жене Эвридике повествует о трагедии двух любящих сердец: желая любой ценой воскресить погибшую от укуса змеи Эвридику, певец отправился в царство мёртвых и своей музыкой, стихами растрогал владычицу преисподней Пер-сефону, которая разрешила Орфею вывести жену из глубин Аида, но с условием не оглядываться на её тень и не заговаривать до выхода на свет. Орфей не сумел обуздать свою страсть, нарушил запрет и навсегда потерял любимую. Миф об Орфее заканчивается гибелью самого певца. Разгневанные на Орфея за то, что он после смерти Эвридики избегал женщин, вакханки, спутницы бога виноделия Диониса, убили его, а голову и лиру бросили в реку. Римский поэт Овидий в «Метаморфозах», вспоминая это древнее сказание, писал, что уста поэта продолжали петь свои дивные песни.

«И лира повторяла: - мира!» - первые христиане считали Орфея миротворцем приход, которого возвестил древнееврейский ветхозаветный пророк Исайя.

«Вдоль обмирающего Гебра...» - древнее название реки Марицы во Франции, куда по преданию бросили голову Орфея и его лиру вакханки.

«Так к острову тому, где слаще, чем где-либо - лжёт соловей...» - в «Метаморфозах» Овидия находим, что лиру и голову певца волны принесли к берегам острова Лесбос, таким образом, Лесбос стал, по древнему преданию, наследником патриарха греческой песни. Так греки поясняли появление на острове таких величайших лириков, как Алкей и Сапфо.

«Не лира ль истекает кровью! Не волосы ли - серебром?» - в этих вопросах много личного. Сердце поэтессы истекает кровью, но источает свет любви и поэзии. Вспоминается стихотворение «Вскрыла жилы неостановимо...», написанное через много лет, но передающее почти те же чувства: жертвенность и одновременно мученичество во имя «венца» красоты и добра.

«Где осиянные останки? Волна солёная, - ответь!» - не будет натяжки, если предположить, что эти строки передают тревогу за судьбу Сергея Эфрона.

Таким образом, в судьбе Орфея прослеживается линия жизни самой М.Цветаевой со всеми её сложностями и болями.

Второе стихотворение - «Рельсы». Для его анализа и составления комментариев ребятам вновь потребуются «Мифологический словарь» и книги А.Тахо-Годи «Греческая мифология» и Н.Куна «Легенды и мифы древней Греции».

Прелюдией этой работы должно быть выразительное чтение. Музыкальным фоном - тревожные, порой трагические аккорды начала «Итальянского каприччио» (соч. 45) П.И.Чайковского.

В некой разлинованности нотной Нежась наподобие простынь — Железнодорожные полотна, Рельсовая режущая синь!

Пушкинское: сколько их, куда их Гонит! (Миновало — не поют) Это уезжают-покидают, Это остывают- отстают.

Это — остаются. Боль, как нота Высящаяся... Поверх любви Высящаяся...Женою Лота Насыпью застывшие столбы...

Час, когда отчаяньем, как свахой, Простыни разостланы. - Твоя! И обезголосившая Сафо Плачет, как последняя швея.

Цапли... Водоросли плач! Глубок Железнодорожные полотна Ножницами режущий гудок.

Растекись напрасное зарею, Красное, напрасное пятно! ...Молодые женщины порою Льстятся на такое полотно.

(1923)

В мае 1922 г. М.Цветаева вместе с дочерью покинула Россию, направившись в Прагу, где находился Сергей Эфрон, порвавший с «белым движением» и ставший студентом университета. Начались долгие годы эмиграции. Берлин, Прага, Париж... Эмигрантская интеллигенция, поначалу встретившая Цветаеву с распростёртыми объятиями, как единомышленницу, довольно скоро отшатнулась от поэтессы, увидя в ней не только оппозиционера, но и обличителя. В стихотворении «Эмигрант» (1923) есть строки, которые передают настроения Цветавой тех лет: «Не слюбившись с вами, не сбившись с вами...Заблудившийся между грыж и глыб Бог в блудилище». Духовное одиночество, частичная изоляция, трудное, а подчас полунищенское существование не сломили Цветаеву. Гораздо тяжелее было переносить тоску по родине. В полной мере эта тоска отразилась в стихотворении «Рельсы». Но не только это чувство владеет поэтессой. Здесь и горькое чувство безысходности и чувство сопричастности ко всему происходящему, близости к тем, кого ураган перемен разбросал по всей Европе, лишив многих надежды когда-либо вернуться в Россию.

«Пушкинское: сколько их, куда их //Гонит!» - строки взяты из стихотворения А.С.Пушкина «Бесы». Речь у М.Цветаевой идёт об эмигрантах, которые «уезжают-покидают» родину. Пушкинские строки, ставшие цветаевскими, отсылают читателя к ещё одной мысли из «Бесов»: «Сбились мы. Что делать нам?». Потеряны жизненные ориентиры. Как жить дальше? Где правда? Истина?

Строка «Женою Лота//Насыпью застывшие столбы...» вызывает затруднение. Вновь обнаруживается необходимость во время внеклассной работы, факультатива дать понятие ребятам о Библии, её основных легендах и образах. А сейчас необходимо помочь: по библейской легенде жена праведника Лота, которому бог позволил бежать из караемого его гневом города, была превращена в соляной столб лишь за то, что посмела оглянуться.

Как же было не оглядываться женам России, которых судьба гнала за пределы родины? Словно «Насыпью застывшие столбы», тысячи вырванных и окаменевших сердец, не желающих расставаться с землёй предков.

«Обезголосившая Сафо плачет, как последняя швея...» - Сафо (Сапфо) - древнегреческая поэтесса с острова Лесбос - пожалуй, первая женщина, оставившая миру плоды своего гения (конец VII - начало VI в. до н.э.).

Известно, что ей пришлось бежать с дочерью Кландой из Лесбоса в Сицилию, разделив судьбу митиленской аристократии к которой она принадлежала. Жизнь Сапфо была культом любви и красоты. По преданию, она покончила жизнь самоубийством, став жертвой неразделенной любви. Поэтесса влюбилась в прекрасного лодочника Фаона, получившего в дар от Афродиты средство, превращавшее его в неотразимого красавца. Вспомним пушкинское стихотворение «Сафо» (1825):

Счастливый юноша, ты всем меня пленил:

Душою гордою и пылкой и незлобной,

И первой младости красой женоподобной.

Покинутая Фаоном, Сапфо бросилась с Левкадской скалы в волны Ионического

моря.

М.Цветаевой свойственно было переосмысливать легенды.

Можно предположить, что «Плач безропотности!» относится скорее к покинутой родине. Это плач изгнанницы. И если переносить это на лирического героя - плач добровольной изгнанницы.

«Молодые женщины порою льстятся на такое полотно» - заключительные строки стихотворения вызывают в памяти начало блоковского «На железной дороге» (1910):

Под насыпью, во рву нескошенном, Лежит и смотрит, как живая, В цветном платке, на косы брошенном, Красивая и молодая.

А всё стихотворение невольно соотносится с другим откровением А.Блока: «В чужбину по гудящей стали...» (1902-1914).

Можно предположить, что импульсом к созданию стихотворения «Рельсы» послужило чтение блоковского поэтического сборника. Преклонение перед поэтом, которого Цветаева называла «сплошной совестью», она пронесла через всю жизнь. Представляет большой интерес цикл-обращение «Стихи к Блоку». В 15-м, предпоследнем, Цветаева сравнивает своего любимого поэта с Орфеем:

Не эта ль,

Серебряным звоном полна, Вдоль сонного Гебра Плыла голова?

Написаны эти строки 25 ноября 1921г., за неделю до создания «Орфея» (1 декабря 1921г.). Прошло всего несколько месяцев после смерти А.Блока.

Не ему ли посвящено стихотворение М.Цветаевой «Орфей»?

Завершается урок рассказом о последних годах жизни М.Цветаевой за границей. Подготовиться к этой части урока поможет знакомство со следующими публикациями: Гордон Н. О Марине Цветаевой (Вопр. лит. - 1988. - №12) и Кудрова И. Последние годы чужбины: Марина Цветаева: Ванв - Париж, 1937 - 1939 (Новый мир. -1989.-№3).

Необходимо объяснить учащимся, что этот период жизни поэтессы был самым трагическим. Ностальгия по родине, частичная, а затем - практически полная духовная изоляция, последовавшая за разоблачением и бегством сотрудничавшего с НКВД С. Эфрона; неопределенность положения, желание уехать в СССР, чтобы быть рядом с мужем и находившейся уже там дочерью Ариадной; предчувствие новой беды, быть может, гибели (она не могла не знать о существовании книги-предостережения писателя Андре Жида «Возвращение из СССР» о приезде в Париж Ф.Ф.Раскольникова и др.); чувство обреченности - вот составляющие трагедии, финал которой наступил в Елабуге (Прикамье), маленьком городке, в котором Цветаева вместе с сыном оказалась в 1941г. (а этому предшествовали прибытие в СССР, арест дочери и мужа, атмосфера страха и лжи, царившие в стране, начало войны и др.).

Н. Гордон, вспоминая разговор с поэтессой накануне отъезда в Елабугу, пишет:

«Одну фразу её я запомнила на всю жизнь: «Нина, милая, не чувствую себя одинокой только в бомбоубежище» (Вопр. лит. - 1988. - №12. - С. 183).

31 августа 1941г. М.Цветаева приняла решение уйти из жизни. Одиночество, состояние безысходности, душевные страдания привели её к гибели. Как Н.Заболоцкий. Н.Клюев, Б.Пильняк, О.Мандельштам и многие другие писатели, она стала жертвой сталинского тоталитарного режима.

Звучит «Реквием» (ч. 7. Lacrimosa) В. Моцарта.

Вскрыла жилы: неостановимо, Невосстановимо хлещет жизнь. Подставляйте миски и тарелки! Всякая тарелка будет — мелкой, Миска - плоской.

Через край - и мимо — В землю чёрную, питать тростник. Невозвратно, неостановимо, Невосстановимо хлещет стих.

(«Вскрылажилы: неостановимо...», 1934)