Афганистан болит в моей душе
классный час (8 класс) по теме

15 февраля – день воинов-интернационалистов. О том, кто это такие, я узнала, когда училась, как и вы, в 8 классе. Но ещё раньше услышала песню «Опять тревога». С неё мы и начнем сегодняшнюю встречу.

(Отрывок из фильма «Бригада»).

Опять тревога, и снова ночью мне снится сон,
Что те ребята, кто шел в атаку, опять со мной.
Опять я вижу, как полыхают в огне дома.
Здесь не стреляют, а там, как прежде, идет война.

В 80-ые годы эта песня звучала во многих городских дворах. Но мало, кто из подростков знал, что такое Афганистан и что там происходит. У одного из наших одноклассников во время службы в армии погиб брат. Я запомнила, что похороны прошли очень тихо, мы жили в одном доме. Бросилось в глаза то, что взрослые как-то тайно ушли на похороны. А весной следующего года, когда мы приехали на городское кладбище, с изумлением обнаружили там целый ряд новых могил. Они были по-особому украшены. Мраморные памятники с барельефами погибших, площадка, выложенная плиткой, оградка с изображением парашютистов, и надпись: «Воину-интернационалисту». Самой первой в ряду могил оказалось место захоронения Саши Дьякова – брата нашего одноклассника. Вернувшись домой, мы задали Вите вопрос: кто был твой брат? А Витя заплакал, ничего не сумев нам ответить. И только через несколько лет мы узнали, что Александр Дьяков погиб, исполняя интернациональный долг в ДРА, а все члены семьи дали расписку о неразглашении причин его гибели.

Долгое время мы не знали, что там идет война. И даже те, кто отправлялся туда, тоже об этом не догадывались. Я знаю, что привозили новобранцев после «учебки» примерно таким образом:

отрывок из фильма «9 рота».

Очевидцы тех событий рассказывали, что привезти в Афганистан могли без всякого предупреждения. Сажали в самолеты, обнадёживая тем, что везут заграницу. Приземляясь, ребята сразу чувствовали неимоверную жару за бортом. А когда открывался люк, все понимали, что перед ними не Берлин или София, а Кабул. Конечно, мальчишки 18 лет могли в такой ситуации вести себя по-разному. Кто-то отказывался покинуть самолет. Таких выводили под дулом автомата. Но им так никто и не удосужился объяснить, почему они здесь, кого им защищать и чья это война?

(презентация – 1 слайд)

Сегодня  исполнилось 18 лет со дня вывода ограниченного контингента советских войск из ДРА. Но до сих пор не все ответы найдены. Я думаю, что нельзя молчать даже сейчас, когда прошло столько лет с тех роковых событий, хотя бы потому, что участники этих событий живы, и они рядом с нами. Так  чья же это была война?

(презентация)

Выступления учащихся (по свидетельствам воинов-интернационалистов):

1: “Афганистан мне показался раем. Реки сказочно-голубые, красные маки растут, как у нас ромашки, костры маков, снизу гор. Увидел, как растут апельсины. Блеск исчезнувшей в песках змеи. Рыбий плеск. Никакой войны…”

Там пальм упругие листы,
Как зеркала, сверкают,
И звезды с чистой высоты
По ним в траву стекают.
Там над ручьем стоит камыш
В три роста человечьих,
Летучая ночная мышь
Порхает в нем беспечно.
Там обезьяны из чащоб
Пугают визгом уток.
Там снайпера стреляют в лоб,
Что тоже кроме шуток.

2:

Открываю страницы афганской войны.
Где желтеют бумага и строки:
Ведь уроки, которые извлечены,
Прояснились не в скорые сроки.
Делал записи наспех, но все – набело,
Как история мне диктовала.
Ну а то, что ни строчки в стихи не вошло,-
На войне этой тоже бывало.

Из дневника Столматова Владимира, рядового, разведчика:

“Первые восемь-девять месяцев спали, где придется: на земле, в кабинах автомашин. Потом поставили палатки. С конца февраля до конца марта здесь постоянно дожди. Затем наступает страшная жара. Один лейтенант привез с собой термометр со шкалой делений до 50 градусов. Когда повесили на солнце, он лопнул. После уже достали новый со стоградусной шкалой. Посмотрели, а ртутный столбик показывает 78 градусов!

3:

Что больше всего поразило в Афганистане – это нищета. Когда мы приехали – зима была. Снега не было, но ветер, пронизывающий до костей, злой какой-то. Мы, солдаты в ватных бушлатах и то мерзли. А местные крестьяне в это время босиком ходили. Тогда же я видел, как дерево продают на килограммы, тщательно взвешивая…

В апреле первый раз поехали в рейд. Сопровождали продукты в Тиринкут. Там и узнали, что представляют собой душманы. Постоянные обстрелы на дорогах. Все время в напряжении. Однажды в садах возле реки душманы устроили засаду. Спрятались на деревьях, привязав себя к стволам. Было очень трудно определить, откуда ведется огонь. Вызвали на помощь вертолеты. Те обстреляли сады. Мы после обстрела ходили их прочесывать. Некоторые мертвые душманы упали на землю. Другие так и остались висеть на деревьях.

4: Вспоминает подполковник Фомин Николай Петрович, начальник бронетанковой службы с декабря 1979 по август 1981 года.

“… Машина остановилась прямо посредине Мирбачакота. Здесь стреляли намного чаще, чем в любых других местах. Присутствие духа никто не терял, и свой индивидуальный страх держал под контролем. Причина неисправности, прямо скажу, пустяковая, будь под рукой изолента или пластырь. Пока пробовали разные варианты, стало смеркаться. Прапорщики предложили добраться до ближайшего поста, взять БТР и на буксире перегнать нашу машину на пост. Сели они в попутную машину, не успели заехать за поворот, как послышались автоматные очереди. Стреляют в Афгане часто, но выстрелы в своих всегда определяешь каким-нибудь чутьем сразу.

Прибежал прапорщик: “Напали душманы. … я прибежал за автоматом”. Я слышал этот разговор, но пока выбирался из тесного силового отделения, спиной почувствовал одиночество. Все убежали на помощь товарищу. Начал я искать оружие, свой автомат я умышленно не брал, чтобы не достался душманам, таким образом, я оказался безоружным. Пока искал оружие, страх забирал все новые участки сознания, тело и руки делали свое дело: задраив люки, прикрывали бойницы. Вижу, к машине крадутся душманы, их много. Мне показалось тьма-тьмущая. Когда человек в опасности, у него работает весь организм – он становится очень находчивым и изобретательным. Моей изобретательности хватало, чтобы забраться в силовое отделение машины, чего до этого никому не удавалось – очень уж там малое пространство. Лежу не дышу. Душманы полезли на машину, стали ходить на броне. А значит, чуть ли не по моей спине. Они разговаривали, ходили по машине, строили планы, а я тихо умирал, и время для меня казалось вечностью. Мне казалось, что если бы вдруг открылась броня, и душманы увидели меня, то я бы смог остановить сердце, лишь бы не даться им живьем. Лежу не дышу. Душманы ползают по моей броне, все вынюхивают, состояние для меня становится непереносимым.

И вдруг слышу, по броне зацокали пули, душманы затихли, слышу звук подошедшего БТРа. Слышу родную речь, а поверить не могу.

Открывают они спецключом люк и удивляются: “А где же полковник? Сил хватило что-то пропищать. Они ищут по всей машине, а в силовое отделение не заглядывают. Чего туда заглядывать больше полтуловища не войдет туда. Стал я с ними разговаривать, пробуют снять крышку, а гайки не поддаются. Нашли старый ржавый ключ. А он не берет, а ведь я заворачивал руками, не ключом. Наконец сняли крышку, но меня зацепило за что-то и не пускает. В таком положении и привезли машину на буксире, меня заклиненном в силовом отделении, а прапорщика Володю, как потом я увидел, без головы на броне БТРа.

При движении обмундирование отцепилось, и я вылез из силового отделения. Затем при экспертизе следователь измерял то меня, то пространство силового отделения, где я прятался, и выходило, что быть я там не мог, так как одно больше другого вдвое.

5: Сидоров Юрий, рядовой, пулеметчик:

“В ущелье мы попали в засаду. Положение складывалось критическое: дальше идти мы не могли, прервалась связь с соседями. Вдруг огонь со стороны духов прекратился, и в тишине сверху посыпались бородатые. Сделав несколько выстрелов в набегающую толпу, мы вступили в рукопашную схватку. Духи, как и мы, дрались молча и с ожесточением. Только иногда раздавались стоны и крики раненых. Вот где мне пришлось применить все то, чему меня учили инструктора по рукопашному бою. Первый дух упал, не добежав до меня, сраженный выстрелом наповал. Второй получил такой удар прикладом по голове, что больше не встал. Третий вдруг остановился и стал крутить что-то над головой. Свист, и... исцарапав руки, он вырвал у меня винтовку. Я опешил, но на мгновение. Снова свист, я едва успеваю присесть. Невидимое для моих глаз оружие вновь завертелось над головой бородатого. Похоже, этот собирался со мной разделаться, но мне никак не хотелось расставаться с жизнью. Я схватил камень и бросил его в эти ненавидящие глаза. От боли мой противник выронил оружие. Не раздумывая, я бросился на него, но получил такой удар в лицо, что отлетел метра на четыре. Вытирая разбитое в кровь лицо, увидел духа, бегущего ко мне с ножом, но длинная очередь прервала его бег. Я поднял голову и увидел подающего мне руку Игоря. “Порядок?” — спросил он. “Вот гад, видал, чуть не убил”, — ответил я. “Спасибо, выручил”. “Да ладно”, — он высматривал пути отхода назад.

Потом был взрыв... Очнулся я от холода, который пробирал до самых костей. Было уже темно, и ничего нельзя было разглядеть. Я не мог понять, где нахожусь. Попытался встать, но резкая боль повалила меня на спину. Где же Игорь? Вдруг мне показалось, что кто-то застонал. Игорь! Живой! Коснувшись его груди, ощутил под рукой липкую кровь. Живой! Значит порядок! “Нет, брат, не жилец я уже”. Меня это разозлило. “Брось, сейчас мы дойдем до наших, и тебя вылечат”. “Подожди, не спеши. Все равно не дойдем. Очень жжет в груди. Хочу тебя попросить об одном деле. Выполни то, о чем прошу. — Он прерывисто задышал, глотая открытым ртом воздух. — В Свердловске в пединституте на третьем курсе филфака учится Аня... она не знает, что я люблю ее... но ты передай ей это... и еще, зайди к матери, когда вернешься в Союз... пусть не думает обо мне плохо из-за того случая, который произошел между нами.

Я смотрел на него и не верил, что так можно прощаться с жизнью. Я не хотел верить в это... Игорь затих медленно, чуть дернувшись всем телом, а я не смог остановить слез, которые падали на камни, молчаливые свидетели тех минут. Игоря больше нет. С этой минуты я стал ненавидеть войну...”

6: Из дневника Пахомова Юрия Викторовича

“Убили Кольку… Глупо… я не могу перенести этой тяжелой утраты. Жизнь лжива, паскудна и жестока. Где ты получишь пулю, где? Если бы знать, почему она ищет нашей смерти, почему?

Ему было 20. Что он видел? Ничего, кроме того, как убивать. Война – страшное слово. … Человек рожден не для того, чтобы умирать, а для нормальной человеческой жизни. Болит душа человеческая, душа, которая, я думаю, у любого из нас имеется”.

Мы перед Родиной чисты. Я честно выполнял свой солдатский долг. Слышал, читал: сейчас эту войну называют “грязной”. А как быть с такими чувствами, как чувство Родины, долга. Мы перед Родиной чисты.

Называют нас оккупантами. Что мы там захватили?

Что оттуда вывезли? “Груз двести” - гробы с нашими товарищами”. Что приобрели? Болезни: от гепатита до холеры, ранения, контузии, инвалидности? Мне не в чем каяться. Я помогал братскому афганскому народу. Убежден.

Я вернулся. Я рад, что мы возвратились. Возвратились не только на родную, такую теперь дорогую землю, но и к нормальным человеческим понятиям, к вновь постигнутым человеческим ценностям.

Завершить сегодняшнюю встречу я бы хотела песней в исполнении группы «Каскад» (просмотр слайд-фильма «Из афганского фотоархива»).