Катастрофа 1917 г. глазами русских философов
занимательные факты по истории (11 класс)

Катастрофа 1917 г. глазами русских философов (Бердяев, Ильин, Струве)

Что есть, в сущности, катастрофа? Это событие с трагическими последствиями, которое, как правило, поражает своим масштабом. И что есть революция – не конкретно русская, а революция в принципе? Это коренной и резкий переворот в общественно-политических отношениях, который приводит к смене общественного строя насильственым путём. А любое насилие по сути своей сопровождается негативными последствиями. Насилие как инструмент революции очевидно проявляется широко и масштабно для достижения поставленной цели. И последствия применения такого насилия непременно должны находить отражение в судьбе страны и в ходе мировой истории, ведь Россия всегда играла важную роль на мировой арене.

Можно ли русскую революцию, объединяющую в себе события февраля и октября 1917 года назвать именно катастрофой? Для рассуждения об этом стоит обратиться к трудам русских религиозных философов: Н. А. Бердяева, И. А. Ильина, П. Б. Струве.

Рассматривая отдельно Февральскую революцию и Октябрьскую революцию, можно принципиально обобщить и упростить оценки русских философов-современников до следующих постулатов: Февральская революция была принята с позитивной надеждой, Октябрьская же – резко негативно, заставляя пересмотреть прежние взгляды.

Схожие итоговые оценки как свержения монархии, так и установления власти большевистской партии особенно интересны с учетом принципиально разнящихся политических взглядов философов.

Н. А. Бердяев называл себя социалистом, но социалистом религиозным, считая, что «персонализм несовместим с капиталистическим обществом, для которого личность есть средство и вещь». Он выделил систему «персоналистичного социализма», который, по его мнению, наиболее соответствовал христианскому персонализму; рассуждениям на эту тему посвящена статья Н. А. Бердяева «О религиозном социализме».

И. А. Ильин был сторонником монархии и авторитарного режима, придерживаясь мнения, что России и русскому народу необходима сильная рука единолично правящего лидера, и только в таком случае возможно будет избежать хаоса и направить культурное развитие страны по духовному пути.

П. Б. Струве прошел путь от марксизма до либерально-консервативных взглядов и считал возможным развитие и победу социализма в условиях отсталости – духовной и политической – которая не позволяет в достаточной мере поднять голову либеральному движению.

Идеалистические философские взгляды Н. А. Бердяева, И. А. Ильина и П. Б. Струве объясняют их оценки русской революции.

Если говорить о Февральской революции, закончившейся отречением от престола Николая II и падением русской монархии, религиозные философы, верившие в торжество духа над материей, с надеждой восприняли происходящие перемены, так как вмешательство императора в жизнь церкви во многом ограничивало ее свободу. Революция же обещала изменения, и таким изменением могло бы стать религиозное возрождение русской православной церкви, русского христианства.

Н. А. Бердяев, во многих своих работах ведущий рассуждение вокруг цитаты из Евангелия «кесарю кесарево, а Божие Богу», в лице российского самодержца видел самопровозглашенного идола, «кесаря», непосредственно посягавшего на «Божие». Многие свидетельства современников указывают на то, что император – десница Божия – считал свою волю волей наивысшей. Вмешательства в устои синода, особенно, в последние годы правления, также подчеркивали осознание Николаем II своего всевластия. Возвышение над мирским и приравнивание себя к священному – в этом философ видел подмену понятий в евангелической цитате, буквально «кесарю кесарево и Божье». Свержение монархии позволяло надеяться на восстановление и укрепление положения церкви.

И. А. Ильин, несмотря на принадлежность к монархическому движению, первоначально также не давал негативных оценок происходящему, расценивая революцию как Божье попущение, вследствие которого в результате столкновения злых сил земного с высшими Божьими силами будет достигнуто духовное очищение и возвышение русского народа.

П. Б. Струве был на момент падения монархии ярым либералом и буквально с ликованием встретил новость об отречении императора. Самодержавное правление он категорично (особенно после кровавого воскресенья 1905 года) называл «злом», а Николая II – врагом, который сам себя возвел в ранг врага в глазах своего народа. Об итогах Февральской революции он писал: «Зло само в себе оскудело и обрушилось… Твердыня зла пала в России».

Октябрьская революция, постулирующая коммунизм как нигилизм, разрушила надежды на религиозное возрождение России.

Предпосылками для подобного исхода стали тяжелейшая для страны первая мировая война, кризис практически во всех сферах жизни общества и необразованность основной части населения страны, которая поддержала переворот и переход власти в руки большевистской партии.

Несмотря на то, что Н. А. Бердяев и П. Б. Струве в различные периоды своей жизни относили себя к различным направлениям социалистического учения, их представления о социализме кардинально расходились с представлениями большевистской партии.

Персоналистический социализм Н. А. Бердяева, пацифистский социалистический интернационализм П. Б. Струве – да, эти идеи являлись социалистическими, но в них не было той жесткости и жестокости, которые были характерны для социального идеала строителей коммунизма. Социализм Н. А. Бердяева и П. Б. Струве оставался идеалистическим, духовным, основных на гуманистических идеалах; социализм же, пропагандируемый большевистской партией, базировался на нетерпимости ко всем, помимо пролетариата. Классовая борьба принципиально была основана на ненависти. И тут мы возвращаемся к тому, что любая ненависть суть есть насилие и ограничение свободы. И последствия этой ненависти могут быть только трагическими.

Об Октябрьской революции П. Б. Струве писал: «…поразительная катастрофа, которая именуется революцией и которая… означает величайшее во всех отношениях падение нашего народа».

И. А. Ильин, будучи монархистом, всю жизнь являлся противником коммунизма и большевизма. Его резкое неприятие русской революции и большевизма базировалось, как и у других религиозных мыслителей, прежде всего на принципиальном расхождении с партией в вопросах религии, духа и патриотизма. В дальнейшем отношение И. А. Ильина к большевизму, на мой взгляд, приобрело гротескное выражение. В своей статье «О грядущей России», он писал: «Социализм по самой природе своей завистлив, тоталитарен и террористичен; а коммунизм отличается от него только тем, что он проявляет эти особенности открыто, беззастенчиво и свирепо». В критической оценке большевизма И. А. Ильин пришел к одобрению национал-социалистического движения как ответной реакции. По его мнению, концентрация государственно-охранительных сил направо во «…время наступления левого хаоса и левого тоталитаризма – это было явлением здоровым, необходимым». С последним, равно как и с оценкой деятельности Гитлера как «величайшей услуги всей Европе», мне согласиться сложно, независимо от политических воззрений…

Резюмируя и анализируя вышесказанное, мы видим, что непринятие русскими религиозными философами революции 1917 года было связано с насильственными принципами, которые являлись основополагающими к социалистической классовой борьбе большевизма. Главными рычагами насилия стали разрыв общества на классы и воинствующий атеизм. С религией активно боролись в стремлении к торжеству социалистического материализма.

По сути, прошедшие с крещения Руси в 988 году девятьсот двадцать лет становления русского христианства были одномоментно и, разумеется, насильственно перечеркнуты.

Что могут породить насилие и ненависть, кроме насилия и ненависти? И что может породить категорический материализм, отрицающий все духовное, саму духовность и возможность духовного возвышения? И если это отрицание насильственно и, соответственно, несвободно – что породит подобное насильственное отрицание?

Учитывая, что христианство само по себе является религией свободы, религией, свободной от насилия и подразумевающей свободное принятие Христа и его учения, категорическое насильственное отрицание духа, насаждаемое большевизмом, является по сути насильственным отрицанием свободы.

Достаточно ли масштаба насильственно отрицания для определения последствий русской революции как «катастрофы»? Русские философы единогласно отвечают положительно, и в этом я абсолютно с ними согласна.