Статья. Дунаев М.В. Соотношение демократии и псевдонаучного знания: опыт анализа в русле постпозитивистской философии науки (впервые опубликовано в журнале для ученых "Клио" №8 (68) в 2012 г.)
статья по истории на тему

Соотношение демократии и псевдонаучного знания: опыт анализа в русле постпозитивистской философии науки

Дунаев М.В., к. филос. н., доцент кафедры «Философия» СПбГУСЭ

Ни один серьезный исследователь проблемного поля современной философии науки не станет отрицать того факта, что наука давно превратилась в важнейший фактор общественного развития. Вопросам взаимосвязи науки и различных сфер общества, в том числе, взаимосвязи демократических политических принципов и научной рациональности, различными исследователями было уделено достаточно много внимания. Прежде всего, речь шла о следующем: можно ли считать науку моделью рационально организованного общества? И если да, то каким образом, и какие принципы науки должны быть перенесены из познавательной в политическую сферу общественной жизни? Удивительно, что, обращая пристальное внимание на прямую взаимосвязь научной рациональности и открытого демократического общества, практически никто из исследователей не рассматривал, существует ли аналогичная взаимосвязь между обществом и псевдонаукой, или, более корректно, околонаучным знанием.

Целью данной статьи является рассмотрение возможности подобного анализа и попытка в общей форме сформулировать связанные с этим проблемы. Стоит так же упомянуть, что, несмотря на сложное многообразие околонаучных феноменов, в рамках данной статьи не будут рассматриваться тонкости их различений. Признавая, прежде всего, несоответствие околонаучных феноменов основополагающим признакам и критериям научности (критицизм, правила аргументации, логика изложения и пр.), кажется возможным обобщить их, - и сделать допущение об их иррациональности именно с точки зрения научного знания (хотя, вероятно, в рамках некоторых квазинаучных систем существуют свои типы рациональности).

Как соотносятся друг с другом «открытое общество» и наука попытался показать К. Поппер в знаменитом труде «Открытое общество и его враги». Если быть более точным, то речь идет о соотношении научной рациональности и принципов организации, лежащих в основе так называемой «Большой Науки», с одной стороны, и рационально организованного общества, с другой. Суть открытости общества, по Попперу, как раз и состоит в том, чтобы применить в отношении социума необходимые и неотъемлемые элементы научной рациональности: принцип рациональной критики и демократический принцип. Именно они, как считал Поппер, применимы как в отношении обсуждения актуальных социально-политических идей, так и в отношении конструирования/изменения социальных институтов.

При этом, - Поппер, его последователи и комментаторы неоднократно замечали, что в основе научного развития могут лежать любые идеи и теории (в том числе мифологического, религиозного, философского характера), лишь бы в их отношении применялась критика. Логично было бы предположить действенность подобного принципа и в обществе, в социальных и политических процессах. Неважно, откуда взялась идея, важно, что она открыта для критики со стороны, и, хотя бы минимально, предполагает самокритику. Это просто необходимо по причине погрешимости человеческого знания и невозможности застраховаться от ошибок, цена которых в человеческом обществе, зачастую, непомерно велика.

Кардинально иной подход к взаимодействию общества и науки, науки и демократии предложил американский философ и историк науки П. Фейерабенд в работе «Наука в свободном обществе». Напомним, что Фейерабенд известен в современной постпозитивистской эпистемологии как создатель и пропагандист «методологического анархизма». Суть его позиции в том, что каких-либо устойчивых и несомненных методологически оснований науки не существует, нет никаких объективных оснований для выбора именно науки в качестве наилучшей и наиболее достоверной из существующих познавательных систем. Каждый раз, когда какая-либо познавательная система, или, по словам Фейерабенда, традиция, претендует на абсолютность своих методов и суждений, а так же на особое общественное и политическое влияние, совершается акт насилия в отношении других познавательных традиций.

В своей относительности все познавательные системы равны. Свободное общество, по словам Фейерабенда, это «общество, в котором все традиции имеют равные права и равный доступ к центрам власти (что отличается от обычного определения, которое гласит, что индивиды обладают равными правами на достижение положения, заданного некоторой особой традицией – традицией науки Запада и рационализма)"^[1]1. По мнению Фейерабенда, из этого закономерно следует, что господство науки как наиболее достоверной познавательной системы в обществе, есть результат удручающей узурпации власти. Истинно свободное общество должно преодолеть подобный догматизм и уравнять науку с другими познавательными системами, будь то религия или псевдонаучные культы. Только так достигается истинное равноправие. Это и есть истинная демократия.

И тот и другой подход активно использует термины «свободное общество», «демократия», «научная рациональность», «псевдонаука».

Однако, ни Поппер, ни Фейерабенд не анализируют воздействия околонаучного знания на общество, взаимосвязи псевдонауки и степени открытости общества.

Для начала, рассмотрим околонаучное знание в рамках первой, попперовской, модели. Если открытое общество и демократия являются воплощением научной рациональности, а закрытое, тоталитарное или авторитарное общество – нет, то будет ли правомерным утверждение, что в основе последнего лежат принципы иррациональности или искаженной рациональности? Да, будет. Так утверждает Поппер^[2]2. В древности основной несвободных закрытых обществ была иррациональная вера в магию, религиозная догматика, а в период Нового времени – историцистские некритичные теории типа марксизма или психоанализа^[3]3.

Таким образом, возможно провести параллели между иррациональностью и закрытостью, утверждая, что эти два явления воспроизводят друг друга. Иррационализм (не важно, в какой форме), производит закрытость, а закрытость поддерживает и культивирует в обществе иррационализм, существует, во многом, благодаря ему.

Околонаучные теории, построены (за редким исключением) на иррациональных, или иначе, квазирациональных принципах. Этот факт, если следовать попперовскому определению закрытого общества, роднит закрытое общество и феномены оклонаучного познания. Более того, если принципы квазинаучного знания не соответствуют научным, то претензии как раз им вполне соответствуют. Из этого, конечно, не следует, что квазинаучное знание само по себе есть причина и источник закрытого общества. Однако, правомерно утверждать, что в идеологическом или ценностном плане квазинаука может поддерживать закрытое общество, воспроизводить и укреплять его институты.

Это связано с несколькими причинами:

1. околонаучное знание некритично, оно игнорирует критику и не практикует самокритику. В связи с этим, производимое им знание не может фильтроваться на предмет достоверности, превращаясь в догматичное, не способное избавляться от заблуждений. Таким образом, оно подобно пророчествам и предсказаниям древнего общества, а всякие изменения, происходящие в околонаучном знании, аналогичны религиозным обращениям со сменой жрецов-носителей.  В данном случае оно идеально подходит как идеологическое обоснование закрытого общества. Особенно, в смысле фундамента для закрытости общества, важную роль играет такая особенность псевдонаук как их практический характер: «Таковы, например, не очень согласованные с данными соответствующих стандартных наук, но обладающие несомненным воздействием на поведение человека представления об устройстве человеческой психики. Или размышления по поводу устройства и обустройства общества – очень эмоционально насыщенные, подымающие на действие, но очень «избирательно» учитывающие историческую реальность». Или, например, почти ассимилированные наукой, идеологически очень желанные и лишь чуть-чуть «недообоснованные» исторические и этнологические конструкции и реконструкции…»^[4]4.

В качестве примера можно вспомнить т.н. «новую хронологию» академика Фоменко^[5]5. Идея фальсифицированности древней истории Руси в результате тайного сговора с коварным Западом, реконструированное представление о ней как о грандиозно всечеловеческой и имперской, возможность обосновать любой коньюнктурный догмат – прекрасная основа для националистического авторитаризма, политической закрытости, обоснованной теорией т.н. «суверенной демократии»;

2. некоторые типы квазинаучного знания провозглашают непререкаемую истинность своих построений, способных подробнейшим образом предсказать как развитие любых общественных процессов, так и роль любого человека в этих событиях. Речь, конечно, идет о системах знания, подобных астрологии. Астрология, взятая в подобном ракурсе, представляет собой основу историцизма, то есть утопической веры в предсказуемость хода мировой истории, в наличие скрытых целей и факторов, управляющих поступками людей. Подобные представления часто дискредитируют идеи свободы и ответственности человека за собственные поступки. Предопределенность событий полностью устраняет из социальной жизни гражданско-демократический контекст. Можно ли представить себе общество, построенное, положим, на основе принципов астрологии? Легко. Это эзотерический тоталитаризм Томмазо Кампанеллы. Город Солнца – утопическая модель общества, построенного на основе принципов ренессансной магии: «Но никто, однако, не может достичь звания [Метафизика, «Солнца» - М.Д.], кроме того, кто знает историю всех народов, все их обычаи, религиозные обряды, законы… также почитается для этого необходимым ознакомиться со всеми ремеслами… Так же надо знать науки физические, и математические, и астрологические… постичь… необходимость, судьбу и гармонию мира… насколько это постижимо для смертных, а так же изучить пророков и астрологию. Таким образом, уже задолго известно, кто станет [Метафизиком – М.Д.]»^[6]6. Чуть ниже идея конкретизируется – в обязанности жрецов, из среды которых «по большей части выходит Метафизик», входит «наблюдать звезды, отмечать их движения при помощи астролябии и изучать их силы и воздействия на дела человеческие. Таким образом, знают они, какие изменение произошли или имеют произойти в отдельных областях Земли и в какое время, и посылают проверять, действительно ли там случилось, отмечая верные и ложные предсказания, дабы иметь возможность предсказывать впредь, с наибольшей точностью на основании этих данных. Они определяют часы для оплодотворения, дни посева, жатвы, сбора винограда и являются как бы передатчиками и связующим звеном между Богом и людьми»^[7]7. Более того, в астрологии «знание о звездах во все времена имело откровенно сервильный статус. Астролог всегда ориентирован отнюдь не на познание звезд «как они есть»», но целиком и полностью ориентируется на использование этого знания для «работы» с клиентом, для удовлетворения желания клиента. Между тем то, что клиент действительно желает знать, сильно отличается от желания иметь знание о чем либо, что существует объективно, даже если речь идет об объективных параметрах и перспективах его собственной жизни»^[8]8.
3. как различные формы псевдонауки, так и «псевдонаучные культы» мистического толка утверждают неравноправие людей. В соответствии с основными положениями многих теорий, подобных конспирологическим, все люди могут быть подразделены на посвященных и профанов. Сакральное знание, которым обладают посвященные, дает им право принимать основные принципиальные решения, не подлежащие обсуждению профанами, а так-же регламентировать жизнь и деятельность непосвященных. Эта максима присутствует в великом множестве учений и теорий, начиная от гностических учений поздней античности, алхимии Возрождения и заканчивая уфологией.

Примеров можно привести гораздо больше. Достаточно вспомнить френологию и ее роль в становлении расизма и нацизма^[9]9, общество «Туле» в Веймарской Германии^[10]10, взаимосвязь астрологии и внутригосударственной политики военной хунты в современной Мьянме^[11]11 и др.

В попперовском контексте псевдонаука антидемократична. Конечно, она имеет право на существование, ибо всем известно, из какого сора на самом деле растут стихи… Но как потенциальная основа некоторых социальных решений и систем, она представляется опасной и неприемлемой. (Отдельный разговор необходим о соотношении открытого общества и традиционных религий, вот где может разгуляться фантазия пытливого философского ума, и, насколько известно, подробно этой темой занимались очень немногие).

Обратимся теперь к иной позиции, основанной на принципах методологического анархизма П. Фейерабенда. Наука, по мнению Фейерабенда, представляет собой одну из многих познавательных систем, которые абсолютно равноправны. Претензии на особенный и доминирующий в обществе статус научного знания – безосновательны, поскольку тесно связаны с узурпацией власти и финансирования наукой и учеными. Познавательный статус науки может быть подвергнут сомнению, поскольку, провозглашая свои принципы универсальными и распространяя их на более широкие сферы общественной жизни, нежели познание, наука сама, - неоднократно, - на протяжении собственной истории нарушала эти принципы и нормы рациональности^[12]12. В таком контексте наука оказывается противоречащей принципам демократического общества, представляющего идеалы справедливости и равноправия, ведь она всегда более права, нежели другие познавательные системы. «…Способ, которым мы принимаем или отвергаем научные идеи, - пишет Фейерабенд, - совершенно отличен от демократических процедур принятия решений. Мы принимаем научные законы и факты, мы изучаем их в наших школах, делаем их основой важных политических решений, даже не пытаясь поставить их на голосование. Ученые не ставят их на голосование (по крайней мере они так говорят), и, разумеется, их не ставят на голосование рядовые люди... Современное общество является «коперниканским» вовсе не потому, что коперниканство было поставлено на голосование, подверглось демократическому обсуждению, а затем было принято простым большинством голосов. Общество является «коперниканским» потому, что что коперниканцами являются ученые, и потому, что их космологию принимают столь же некритично, как когда-то принимали космологию епископов и кардиналов»^[13]13.

В таком случае, псевдонаука оказывается ничем не хуже науки, она не только имеет право на существование, но в каких-то вопросах оказывается даже более приемлемой, поскольку помогает обывателю решить некоторые конкретные проблемы (например, принятия экономических или политических решений) или сохранить спокойствие, уверенность и мир с самим собой. При этом в своей работе «Наука в свободном обществе» П. Фейерабенд утверждает, что современная либеральная демократия недостаточно демократична, поскольку тесно соединена с наукой: «Демократия в представлении либералов всегда ограничена их общей приверженностью «рациональности» (что сегодня означает: наука) и свободе мысли и ассоциаций. Они ограничивают демократические принципы там, где это важнее всего – в области образования. Свобода мысли, говорят они, хороша для взрослых людей, которые уже научились «мыслить рационально». Ее нельзя предоставлять любому члену общества, а уж особенно образовательные учреждения должны быть приведены в соответствие с рациональными принципами… Таким образом, демократия, в том виде, в котором ее понимают западные интеллектуалы, никогда не допустит выживания специфических культур. Либерально-рациональная демократия не может включить в себя культуру хопи в ее подлинном и полном смысле. Она не может включить в себя культуру чернокожих в подлинном ее смысле. Она не может включить в себя культуру евреев в ее подлинном смысле. Она способна включить эти культуры только в качестве вторичных прививок к базисной структуре, образованной дьявольским союзом науки, рационализма и капитализма. Вот так небольшая шайка так называемых «гуманистов» достигла успеха в истреблении почти всех более ранних форм жизни и в формировании общества согласно своим представлениям»^[14]14.

В теории Фейерабенда указывается, что соблюдение демократических принципов требует «участия простых людей в принятии решений, даже если оно снижает эффективность этих решений», и отношения «к врагу с гуманистической позиции, даже если это снижает ее  (гуманистической позиции – М.Д.) шансы на успех»^[15]15. Очевидно, что все вышесказанное вполне уравнивает псевдонауку, в правах с наукой.

Попробуем поставить вопрос иначе. Только ли наука, при условиях узурпации ею влияния в обществе, вытесняет другие познавательные системы на периферию культуры? Есть подозрение, что теория «методологического анархизма» с этим не согласится. Любая узурпация плоха. В том числе и узурпация власти псевдонаукой.

Указывая на связь современной либеральной демократии и науки, подвергая ее всесторонней критике, Фейерабенд придерживается мнения, что возможно модифицировать демократию посредством образования, посредством формирования свободного сообщества мудрых и зрелых личностей: «Зрелый гражданин представляет собой личность, которая научилась развивать и обогащать свое мышление, а затем приняла решение в пользу того, что представляется ей наиболее подходящим. Это личность, обладающая определенной духовной стойкостью (которая не подпадет под власть первого встретившегося ей уличного зазывалы) и, следовательно, способная сознательно избирать то занятие, которое кажется ей наиболее привлекательным. Для подготовки себя к этому выбору гражданин должен изучить главные идеологические течения как исторические феномены, и науку он так же должен изучить как исторический феномен…»^[16]16. Однако, не очень понятно, откуда возьмутся  мудрые и зрелые личности, так же как и эффективная система образования, если не будет демократических институтов? Откуда вообще возьмутся демократические институты, если влияние на них различных мировоззренческих и познавательных систем настолько велико? Демократия представляется самодостаточной и самоподдерживающейся системой. Но в условиях познавательного релятивизма справедливо задать вопрос: чем демократия вообще лучше, по сравнению, скажем, с просвещенным авторитаризмом или основанным на высоких религиозных принципах тоталитаризмом? Ответ может быть таковым: нет демократии – нет свободы. Нет свободы – нет выбора, нет выбора – нет равноправия.

Наука предполагает существование демократии. Конечно, ни наука, ни демократия не являются идеальными. Демократия не гарантирует нам принятия правильных решений и сохранения стабильности. Наука же не позволяет в полной мере реализоваться представителям различных культур, традиций и познавательных систем. Но демократия предполагает механизмы решения проблем, улучшения ситуаций, принятия решений. Наука не препятствует существованию отличных от нее систем, не смотря на то, что ясно выражает свое к ним отношение. Более того, кажется правомерным указать, что именно в современной либеральной демократии псевдонауки вполне процветают^[17]17.

Вопрос в том, сохранилась бы эта не простая и далеко не идеальная ситуация, которая, в условиях господства научного знания может быть обнаружена и подвергнута критике, при господстве псевдонауки? Сохранилось бы гипотетическое равноправие разнообразных познавательных систем в утопической анархической системе Фейерабенда?

Можно предположить, что ответ на оба этих вопроса будет отрицательным. Тайный, замкнутый характер псевдонауки, ее некритичное отношение к познанию мира и общества, фактическое проявление неравноправия людей и организаций, контекст «посвященности» в истинное знание – все это носит явный антидемократический характер, тем более если перенести данную ситуацию на социально-политическую проблематику. Более того, ни одна из познавательных систем, в основе которых лежит абсолютная истина, не подверженная, критике,  (религия, псевдонаука и т.п.) не откажется от полного контроля общества и системы знания, если представится такая возможность.

Исходя из вышесказанного, можно утверждать, что такие полярные концепции философии науки, как «критически рационализм» и «методологический анархизм» сходятся в отрицании псевдонаукой способностью послужить моделью демократического, справедливо устроенного современного общества.