Черезвычайщина
статья по истории (9 класс) на тему

Н. Михайлов, Н. Тепцов

ЧРЕЗВЫЧАЙЩИНА

"Если задать вопрос коммунистам, к чему больше готова партия,- к тому, чтобы раздеть кулака, или к тому, чтобы этого не делать, но идти к союзу с середняком, я думаю, что из 100 коммунистов 99 скажут, что партия всего больше подготовлена к лозунгу: бей кулака. Дай только, — и мигом разденут кулака".

(И. Сталин, декабрь 1925 г.).

"И деревне теперь мало-мальски мощным хозяевам нет никуда выхода. Вся злоба вымещается на них. У них и скотину побьют, и огород поломают, хлеб потопчут, овощи нарушат, скирды раскидают, а в праздники окна побьют и самого изобьют".

(Из письма крестьянина

Вятской губернии Г. Смердова

в газету "Беднота", июнь 1929 г.).

"Сейчас лентяи остервенело клюют арендаторов и подрядчиков: как это так? По пятьсот рублей на руки за месяц! А мне сто с небольшим? Социализм гробите? Кулака возрождаете? Мы ещё поглядим! Мы вам покажем перестройку!"

("Правда", январь 1989 г.).

С детства, с самых первых страниц школьных учебников нам внушали: нет у социализма, а стало быть, и у всех нас более коварного и омерзительного врага, чем кулак. Они кровосос-эксплуататор, и злобный убийца с обрезом под полой, и носитель растленной мелкобуржуазной идеологии, и т. д. и т. п. Кулаки и подкулачники были для многих поколений советских людей олицетворением всего самого гнусного и низкого, на что только способна человеческая натура. Ведь это они взрывали электростанции, пускали под откос поезда, устраивали диверсии на заводах, стреляли из темноты в окна сельсоветов. Кулацкую гадину нужно было давить, выжигать каленым железом, ликвидировать как класс — ни у кого из нас, родившихся в 30-х, 40-х, 50-х, 60-х, не было и тени сомнения в справедливости и необходимости этой законной кары. И мы только диву давались, узнавая о том, что были, оказывается, и те, кто, выступая против генеральной линии партии, брал эту кулацкую гидру под свою защиту, — все эти Бухарины и Рыковы с их лозунгом "Обогащайтесь", все эти Кондратьевы и Чаяновы, называвшие себя учеными, а на деле создавшие контрреволюционную "Трудовую крестьянскую партию", все эти Николаи Клюевы и Иваны Катаевы, воспевавшие кулацкий уклад в литературных произведениях...

Раскулачивание занимало в нашем историческом сознании самое почетное место, уступающее, может быть, только Великому Октябрю. Не случайно слово "великий" к коллективизации подошло как нельзя более кстати, несокрушимо встав в чеканную сталинскую формулу: "великий перелом". И только сейчас, когда новое мышление начинает все активнее прорываться через казенный частокол устоявшихся догм, только сейчас мы начинаем задаваться вопросом: кого же сломали в тот "великий перелом"? Что раздавили?

БЫЛ ЛИ ВРАГОМ ТИТ БОРОДИН?

Призвав на помощь документы, факты, цифры, попробуем прежде всего разобраться в таком вопросе: насколько велика была кулацкая опасность? Насколько многочислен был этот "последний враждебный, эксплуататорский класс"? Видимо, очень многочислен, если для его ликвидации пришлось покрыть страну целой сетью концлагерей ОГПУ — НКВД, если ни на один день не останавливалась репрессивная машина, штампуя обвинительные приговоры, раскулачивая, выселяя, расстреливая?

Но сначала нужно разобраться, кого же относили к разряду кулаков.

Проблема экономической дифференциации крестьянства и его политической ориентации всегда беспокоила партию и в годы нэпа неоднократно обсуждалась в печати. Этои понятно. Более того, как только методы военного коммунизма (продразверстка и т. п.) обнаружили свою несостоятельность, основным экономическим инструментом регулирования хозяйственных отношений в деревне стала налоговая политика. А она не могла стричь всех под одну гребенку. Налогообложение обязано было учитывать экономическую неоднородность деревенских хозяйств: размеры налога зависели и от количества земли, приходящегося на каждого едока, и от урожайности, и от степени применения наемного труда, и от других экономических характеристик крестьянского хозяйства.

Внутриклассовая дифференциация деревни рассматривалась специальной комиссией Совнаркома СССР, которая так и называлась — Комиссия по изучению тяжести налоговогообложения населения. В её состав были включены ведущие экономисты, работники Госплана и Наркомфина СССР, ряда других союзных наркоматов. Комиссия подготовила и опубликовала в 1927 и 1929 годах два доклада. Все сельскохозяйственное население было подразделено в них на пролетариат, полупролетариат, мелких товаропроизводителей и предпринимательские элементы.

К предпринимательской (кулацкой) группе относились:1) хозяйства со средствами производства стоимостью свыше 1600 руб. при условии сдачи их в аренду или при условии использования наемного труда свыше 50 дней в году; 2) хозяйства со средствами производства стоимостью от 801 до 1600 руб., если они пользовались наемным трудом свыше 75 дней в году; и 3) хозяйства со средствами производства стоимостью от 401 до 800 руб., нанимавшие рабочую силу свыше 150 дней в году.

Вот как, согласно выводам комиссии, выглядел социальный состав советской деревни в 1926 — 1927 годах:

— сельскохозяйственные рабочие — 10,8 проц.;

— бедняки — 22,1 проц.;

— середняки — 62,7 проц.;

— кулаки — 3,9 проц.

Как видите, число кулацких хозяйств составляло накануне "Великого перелома" менее 4 процентов, т. е. примерно из 25 миллионов крестьянских хозяйств около 1 миллиона были кулацкими. Цифра, разумеется, тоже не маленькая, если не принимать в расчет качественные характеристики тех, кого в те годы относили к кулачеству.

Нужно заметить, что кулак дореволюционный и кулак "советский" разнились друг от друга весьма и весьма значительно. До революции это в массе своей крупный барышник-перекупщик, который, сделав капитал на финансовых спекуляциях, скупал землю и хлеб, занимался ростовщичеством, эксплуатировал труд безземельных мужиков. Национализация земли в корне подорвала источники его существования. В пользовании кулаков осталось всего лишь 5,5 процента земельных угодий. Среди них, правда, был наиболее высокий процент арендаторов (13 процентов), на долю которых приходилась почти треть всего арендного фонда? однако за это они расплачивались с владельцем земли — государством — полной мерой налоговых отчислений.

Но, может быть, "кулацкая опасность" исходила из беспощадной эксплуатации наемной рабочей силы? Нет, статистика не подтверждает и этого предположения. Во-первых, число наемных работников в деревне во второй половине 20-х годов неуклонно сокращалось. Если в 1926 — 1927 годах в индивидуальных крестьянских хозяйствах по найму трудилось 1 млн. 45 тыс. работников, то в 1929 — 1330 годах их осталось 420,1 тыс. Причем нанимались они отнюдь не только в кулацкие хозяйства. Более 75 процентов батраков приходилось на хозяйства середняков, а 9 процентов нанимались даже в бедняцкие хозяйства.

При этом нечего и говорить, что отношения между батраком и нанимателем были принципиально иными, чем до революции, ибо регулировались рабоче-крестьянским государством и профсоюзом.

В соответствии с принятым в декабре 1928 года ЦИК СССР законом"Общие начала землепользования и землеустройства" наемный труд допускался при условии, что трудоспособные члены крестьянской семьи сами принимают участие в работе своего хозяйства, а наемный труд имеет лишь подсобное значение. Это, так сказать, количественные ограничения в применении наемного труда. А качественные? Вместо цифр обратимся к документам и приведем несколько выдержек из постановления ЦИК и СНК СССР "О порядке применения кодекса законов о труде в кулацких хозяйствах":

"Наниматель обязан при найме заключить с рабочим (работницей) или действующим от его имени профессиональным союзом письменный трудовой договор. В письменных трудовых договорах должны быть указаны: а) основные работы, на которые нанимается работник; 6) срок найма; в) размеры, виды и сроки выплаты зарплаты; г) дополнительные условия, устанавливаемые сторонами... "В отдельные периоды напряженных сельскохозяйственных работ (в страдную пору) по соглашению нанимателя с профессиональным союзом допускается удлинение рабочего дня, однако не более чем на два часа сверх нормального рабочего дня (восьмичасового для взрослых рабочих и шестичасового рабочего дня для несовершеннолетних от 16 до 18 лет). При удлинении рабочего дня заработная плата повышается не менее чем на одну треть по сравнению с заработной платой, установленной за нормальный рабочий день..."

За нарушение законодательства о труде и социальном страховании наниматель нес административную или уголовную ответственность. Надзор за соблюдением этого закона вели сельские Советы и Инспекция труда.

И, наконец, ещё один штрих к экономическому портрету кулака, В конце 20-х годов, незадолго до "великого перелома", на одно кулацкое хозяйство в среднем приходилось 1,7 коровы, 1,6 головы рабочего скота. По этим показателям кулаки стояли ненамного выше середняков. Например, на одно середняцкое хозяйство приходилось 1,2 головы рабочего скота и столько же коров. Более существенной была разница между этими категориями крестьянских хозяйств по стоимости средств производства. Это объясняется тем, что к кулакам относили сельских жителей, имеющих и арендующих мельницы, маслобойни, просорушки и тому подобные предприятия переработки.

Постепенно менялось и общественное мнение деревни о зажиточных хозяйствах. Конечно, ведущим настроением бедняков по-прежнему было стремление к уравниловке, и в этом смысле крепкие, богатые хозяйства вызывали у них недоверие и зависть, питаемые к тому же ультрареволюционными лозунгами всеобщего равенства. Тем не менее нэп и здесь не прошел бесследно: экономические критерии постепенно завоевывали сознание деревни, особенно середняцких слоев.

Весьма любопытно в этом отношении высказывание А. И. Микояна на VII сессии Всесоюзного совета колхозов (1929 г.): "В области политики бедняк всегда с нами, и середняк идет с бедняком против кулака. Но когда стоит вопрос о том, как посеять, как вспахать и т. д., то середняк пойдет не к бедняку спрашивать об этом, потому что у бедняка хозяйство хуже, чем у него. Он больше смотрит туда, где хозяйство поставлено хорошо, где кони прекрасные, коровы хорошие и хороший урожай"

Таков в общих чертах экономический портрет "кулака". Разве соответствует известная всем нам легенда о кулаке-кровопийце реальной действительности?..

Ну а что представлял собой кулак в политическом отношении? Был ли он тем "бешеным врагом" Советской власти, о котором мы читаем в школьных и вузовских учебниках? Разумеется, наивно думать, что все без исключения крестьяне приняли новый политический режим. Но они видели, что он прогнал помещиков, дал крестьянам землю, поощрял развитие хозяйства, строил экономические отношения на началах социальной справедливости — и все это не могло не рождать доверия крестьян к Советской власти. "Советская власть — наша власть", — говорили они. К тому же многие из них ещё совсем недавно отстаивали её с оружием в руках на фронтах гражданской войны.

Давайте в этой связи внимательно перечитаем монолог Нагульнова из "Поднятой целины" о кулаке Бородине:

"Этот Бородин, по улишному Титок мы его зовем, вместе с нами в восемнадцатом году добровольно ушел в Красную гвардию. Будучи бедняцкого рода, сражался стойко... И ты понимаешь, товарищ рабочий, как он нам сердце полоснул? Зубами, как кобель в падлу, вцепился в хозяйство, возвернувшись домой. И начал богатеть, несмотря на наши предупреждения. Работал день и ночь, оброс весь дикой шерстью, в одних холстинных штанах зиму и лето исхаживал. Нажил три пары быков и грызь от тяжелого подъема разных тяжестев, и все ему было мало! Начал нанимать работников, по два, по три. Нажил мельницу-ветрянку, а потом купил пятисильный паровой двигатель и начал ладить маслобойку, скотиной переторговывать... Мы вызывали его неоднократно на ячейку и в Совет, стыдили страшным стыдом, говорили: "Брось, Тит, не становись нашей дорогой Советской власти поперек путя. Ты же за нее страдалец на фронтах против белых был..." — Нагульнов вздохнул и развел руками,— Что можно сделать, раз человек осатанел? Видим, поедает его собственность! Опять его призовем, вспоминаем бои и наши обчие страдания, уговариваем, грозим, что в землю затопчем его, раз он становится поперек путя, делается буржуем и не хочет дожидаться мировой революции....

Титок нам отвечает: "Я сполняю приказ Советской власти, увеличиваю посев. А работников имею по закону: у меня баба в женских болезнях. Я был ничем и стал всем, все у меня есть, за это я и воевал. Да и Советская власть не на вас, мол, держится. Я своими руками даю ей что жевать, а вы — портфельщики, я вас в упор не вижу".

Итак, Тит Бородин, вцепившись "зубами в хозяйство", работает, выполняет, как сказали бы мы сейчас, продовольственную программу, тогда как коммунист Нагульнов предпочитает "дожидаться мировой революции". Так что же — враг Тит Бородин? Конечно, нет. А если ему в конце концов и придется взяться за обрез, то только потому, что такие" портфельщики" и ультрареволюционеры, как Нагульнов, подтолкнут его к этому своим головотяпским администрированием и "революционными" репрессиями. Понятно, что Нагульновы проводили в жизнь те установки, которые спускались сверху и по мере приближения "великого перелома" становились все более непонятными для крестьян. Впрочем, они и до этого были весьма противоречивыми. С одной стороны, принимались меры к подъему индивидуального крестьянского хозяйства, звучали призывы к всестороннему его развитию, а с другой — стоило только крестьянскому хозяйству добиться каких-либо успехов, более или менее прочного экономического достатка, как его тут же зачисляли в разряд кулацких. А отсюда запрет на продажу сельхозмашин, ограничение в кредите, непомерно высокие налоговые ставки, общественное презрение и т. д.

Вот что писал в газету "Беднота" крестьянин села Пушкино Калужской губернии Н. И. Козлов: "Можно ли считать "буржуем" крестьянина, имеющего от 2-х до 4-х коров, 2 — 3 лошади и приличный дом? Вопрос довольно растяжимый. Если он сам и его семья занимаются в хозяйстве личным трудом, то одно уже это — доказательство, ограждающее его от клички "буржуй". Если у него к настоящему времени такое состояние хозяйства дошло после многолетнего и упорного труда и вылез он из землянки в приличный дом, то разве Советская власть не стремится к тому, чтобы каждый крестьянин имел бы по 2 — 3 лошади и коровы, исправно, без нытья, платил бы налоги... Но если уж после этого будешь "буржуем", слышать нападки и насмешки, то тогда непонятно, зачем весь этот шум и гвалт, газетный и брошюрный: "поднимайте сельское хозяйство, вводите травосеяние, увеличивайте скотоводство, улучшайте жизнь крестьянина" и тому подобное? Послушаешь, — начнешь улучшать, к новому ведению хозяйство приспосабливать, получил что-нибудь лишнее, — ан, глядь, в "буржуи" попал. Тогда лучше уж сидеть опять на трехполке, на сохе да на кляче, с коровкой на дворе, а с водичкой на столе. На душе будет спокойно, никто не потревожит".

К сожалению, "тревожили", да ещё как! И не случайно уже в конце 20-х годов многие крестьяне, не выдержав налогового и административно-судебного пресса, стали покидать землю, свертывать хозяйство, мотивируя это тем, что они перейдут в разряд бедняков и им будет легче.

Известный ученый-аграрник Н. Д. Кондратьев, который вскоре будет репрессирован сталинской административной машиной, говорил: "Я считаю, что нужно признать, что богатеющий мужик вовсе не является таким, которого мы берем под надзор, и является творческой фигурой, ...Если под кулаком нужно понимать всякого мужика, который может продавать, то не жалуйтесь, если он не продает, когда может. Ведь это же демагогия, когда говорят, что мы покровительствуем бедноте, а потом жалуются, что деревня ничего не продает. Беднота потому ничего не продает, что у нее нет ничего".

По мере усиления сталинской группировки в руководстве партией и страной набирали силу "военно-коммунистические" методы, складывалась пресловутая командно-административная система.

Историкам и социологам ещё предстоит по-настоящему изучить причины, приведшие к сталинскому перевороту в строительстве социализма. Но мы убеждены: корни их следует искать не в объективном экономическом положении страны, не в трудностям поступательного развития. Главную роль, на наш взгляд, сыграл... страх. Панический страх перед капиталистическим окружением. Отсюда — судорожные потуги на скорейшую (любой ценой) сверхиндустриализацию. Настоящий параноидальный ужас перед возможной и мнимой оппозицией. Отсюда — гигантские репрессии в партии, армии, стране. Синдром страха — вот что лежит в основе сталинщины.

Начиная с 1926 года происходит постепенный демонтаж основных принципов новой экономической политики в деревне: запрещается продажа машин и сельскохозяйственных орудий индивидуальным крестьянским хозяйствам, начинается волевое вмешательство в систему ценообразования, ограничивается организация кооперативов и т. д. Все это вело к свертыванию производственной деятельности крестьян, а стало быть, и к ухудшению экономической обстановки в стране. Нужно было найти виновников создавшегося положения. И они, конечно же, нашлись.

ВОЙНА С НАРОДОМ

Страх перед мелкобуржуазной опасностью всегда был силен в руководстве партии. В общем-то это понятно. Дело не только в том, что мелкая частная собственность теоретически не укладывалась в коммунистическую доктрину, трактуемую как всеобщее царство обобществлённого труда. Был ещё и практический страх: за укреплением мелких единоличных хозяйств мерещился возврат к капитализму, угроза сложившейся экономической системе, а стало быть, и существующей политической власти. Ленинские слова о том, что "нэп это всерьез и надолго", мало кем в партии воспринимались всерьез. Гораздо популярнее был взгляд на нэп как на временное отступление перед решающим натиском на мелкобуржуазную стихию. Тень "кулацкой опасности", оставшаяся со времен продразверстки, по-прежнему витала в умах большинства партийцев. Более того, уже в середине 20-х годов её упорно сгущали. Особенно усердствовали представители так называемой "новой оппозиции". Л. Б. Каменев расценил облегчение аренды земли, льготные условия найма рабочей силы как неоправданную "уступку кулаку", как "кулацкий уклон". Г. Е. Зиновьев выразился ещё более энергично: "Кулацкий уклон есть кулацкий уклон, и этому кулацкому уклону нужно показать большевистский кулак". (Спрашивается: велика ли разница между малограмотным кавалеристом-рубакой Нагульновым и "теоретиком" партии Зиновьевым?).

Правда, в партийном и государственном руководстве страны было в то время и другое мнение, представленное в первую очередь взглядами Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова. "На мой взгляд, — говорил А. И. Рыков на XIV партконференции (апрель 1925 г.), — нет никакой надобности ставить административные препоны развитию производительных сил деревни в отношении найма труда в сельском хозяйстве и земельной аренды. Владея главнейшими рычагами нашей экономики, укрепившись на основных командных высотах её, имея в руках рабочего класса политическую власть, нам неопасно развитие буржуазных отношений в деревне". По мнению А. И. Рыкова, взаимоотношения между государством и "частником" должны складываться "на основе экономического соревнования, конкуренции".

Коренные расхождения между группой Бухарина и окружением Сталина выявились на апрельском и июльском 1928 года Пленумах ЦК, где обсуждались причины хлебозаготовительного кризиса, возникшего зимой 1927/28 года. Сторонники Бухарина усматривали причины "хлебного кризиса" в недостатках хозяйственного механизма, в частности в перекосах ценовой политики. Из этого они и исходили в дискуссии, предлагая обсудить меры экономического характера. Но Сталину все было ясно без дискуссии. Зимой 1928 года он совершил поездку в Сибирь, где "убедился" в том, что трудности порождены кулацкой стачкой, что деревня "растет и богатеет". Сибирская поездка Сталина печально известна тем, что именно там он объявил о применении чрезвычайных (читай: насильственных) мер по отношению к крестьянину, то есть о принудительном изъятии хлеба и уголовных наказаниях за его сокрытие. Правда, многие ещё верили в то, что чрезвычайщина — дело временное: вот-де справимся с кризисом в хлебозаготовках, и все войдет в нормальную экономическую колею. Как бы не так!

Нет, не будет уже у крестьянина нормальной колеи. С тех пор им начнут только командовать, его будут объединять, укрупнять, разукрупнять, реорганизовывать, указывать, что и где сеять, когда убирать, кому отдавать... А те деревенские жители, которых не сошлют и которые сами не убегут из села, долгое время будут жить без паспортов, работая за "палочку" (как тогда назывался мифический трудодень). И аббревиатуру "ВКП(б)" деревня расшифрует по-своему: Второе Крепостное Право (большевиков).

Окончательно судьба крестьянства была решена в апреле 1929 года на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК партии. Н. И. Бухарин, А. И. Рыков, М. П. Томский ещё пытались бороться, но не нашли поддержки у большинства. Сталинское правящее ядро (Ворошилов, Андреев, Жданов, Шкирятов и др.) выступило с резкой критикой взглядов "правых", расценив их "как несовместимые с генеральной линией партии". К лидерам объявленной оппозиции были применены первые, так сказать, "упреждающие", санкции: Н. И. Бухарин снят с поста ответственного редактора "Правды", отозван с работы в Коминтерне, а затем выведен из состава Политбюро ЦК.

И вот он наступил — мрачный год "великого перелома". Перелома русской деревни, нэповских мечтаний, социалистических планов. Перелома крестьянского позвоночника страны, после которого её сельское хозяйство не может встать на ноги до сих пор.

5 декабря 1929 года была создана комиссия Политбюро ЦК ВКП(б) под председательством тогдашнего наркома земледелий Я. А. Яковлева. Ей было поручено подготовить проект постановления о темпах коллективизации в различных районах СССР. В состав комиссии вошли секретари партийных организаций: Северо-Кавказского края А. А. Андреев, Средне-Волжского — М. М. Хатаевич, Нижне-Волжского — Б. П. Шеболдаев, Казахстана — Ф. И. Голощекин, Центрально-Черноземной области — И. М. Варейкис, Московской области — К. Я. Бауман, от ЦК КП(б) Украины — С. В. Косиор и др. Прозаседав полмесяца, комиссия обсудила и утвердила подготовленный проект постановления и внесла его на рассмотрение Политбюро ЦК ВКП(б). В проекте говорилось, что с переходом к сплошной коллективизации такая мера борьбы с кулачеством, как недопущение его в колхозы и исключение из колхозов, недостаточна и что якобы сама жизнь поставила вопрос о раскулачивании зажиточных слоев крестьянства. В качества практических мер по отношений к кулаку комиссией было рекомендовано:

во-первых, проводить в районах сплошной коллективизации экспроприацию всех средств производства раскулачиваемых хозяйств и передавать их в неделимый фонд колхозов;

во-вторых, высылать и выселять по постановлению сельских сходов и сельсоветов тех крестьян, которые будут оказывать активное сопротивление установлений новых порядков. 

Проект ещё не был утвержден Политбюро, а Сталин на I конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 года уже спешит лично объявить о повороте "от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике ликвидации кулачества, как класса" (Сталин И. В., Соч., т. 12, с. 169).

Дальнейшие события развиваются поистине ударными "сталинскими" темпами.

4 января 1930 года — Сталин вместе с Яковлевым редактирует проект постановления, подготовленный комиссией. В тот же день проект рассылается членам Политбюро.

5 января. Политбюро утверждает проект постановления ЦК ВКП(б) "О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству".

15 января для разработки конкретных форм и методов раскулачивания Политбюро ЦК ВКП(б) образует комиссию во главе с секретарем ЦК ВКП(б) В. М. Молотовым.

26 января комиссия Молотова завершает работу.

30 января Политбюро принимает постановление "О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации". В этот же день оно рассылается местным партийным организациям. В постановлении признается необходимым отменить аренду земли, запретить применение наемного труда, конфисковать у кулаков средства производства, скот, хозяйственные постройки и т. д.

Директивы были тут же подкреплены "идеологическим обеспечением". Заголовки газет пестрели крупно набранными призывами: "Уничтожим кулачество как класс"; "Огонь по тормозящим коллективизацию и раскулачивание"; "Беспощадно бить по кулацкой агентуре, обрушить на её голову тяжелый кулак пролетарской диктатуры"; "Не либеральничать!".

11 января 1930 года "Правда" публикует передовую статью "Ликвидация кулачества как класса становится в порядок дня", призывая "объявить войну не на жизнь, а на смерть кулаку и в конце концов смести его с лица земли".

Как гласили инструкции, против крестьянских хозяйств, отнесенных к кулацким, надлежало применять следующие меры: —контрреволюционный актив, организаторов террористических актов и антисоветских мятежей — арестовать, заключать в исправительно-трудовые лагеря и без колебаний применять высшую меру наказания; — крупных кулаков, активно выступающих против коллективизации, выселять из мест их проживания в северные и отдаленные районы страны; — остальную часть кулаков расселять в пределах района на новых, специально отводимых для них за пределами колхозных массивов землях".

Раскулачиванию подверглись не только крепкие крестьянские семьи, но и многие хозяйства середняков и даже бедняков. Вот лишь некоторые цифры на этот счет, взятые из оперативных сводок 1930 года. В ряде районов Нижегородского края число раскулаченных достигло 37 процентов всех крестьянских хозяйств, в Центрально-Черноземной области — 15 процентов, в Хоперском округе Нижне-Волжского края раскулачили каждое десятое крестьянское хозяйство". В ряде районов Уральской области число лишенных избирательных прав по сравнению с 1929 годом увеличилось в 8 — 10 раз.

Для проведения операций по раскулачиванию в краях, округах, районах и сельских Советах должны были создаваться специальные комиссии, которым вменялось в обязанность устанавливать категории кулацких хозяйств, составлять списки подлежащих раскулачиванию, проводить учет и передачу их имущества. Однако на практике раскулачивание чаще всего проводилось в не судебном порядке, то есть в полном противоречии с Конституцией. В районах создавались "тройки" (в составе первого секретаря райкома партии, председателя райисполкома и начальника местного органа ОГПУ), которые повсеместно подменяли собой судебные органы. В селах, деревнях, на хуторах действовали уполномоченные, возглавлявшие бедняцкий актив. Крестьяне подвергались репрессиям по спискам, составленным уполномоченным или спущенным из района.

Всех крестьян, отнесенных к первой категории кулаков, без суда и следствия по решению "троек" арестовывали, направляли в места заключения или расстреливали. Отнесенные ко второй категории вместе с семьями высыпались в отдаленные районы страны, где были обречены на вымирание.

Волна насилия охватила страну. Выезжавшие на места партийные руководители изо всех сип нажимали на низовых работников. Секретарь партколлегии Курского окружкома Соцкий на собрании партячеек в Обоянском районе внушал: "Запомните, товарищи, что наша установка — лучше перегнуть, чем недогнуть". И тут же грозно предупреждал: "Помните, что за перегиб судить не будем, а за недогиб — держитесь".

Сводки с мест, датированные 1930 годом, рисуют страшную картину вакханалии репрессий и принуждений.

В селе Андреевка Сергиевского района Бугуруслаского округа уполномоченный Ильин арестовал 20 крестьян и в сильный мороз и буран отправил их за несколько десятков верст в районный центр. Среди арестованных были женщины и грудные дети. Всю эту группу Ильин охарактеризовал как подпольную кулацкую организацию, которая вела подрывную работу. Проверка показала, что 14 человек арестованных — середняки, а 6 — бедняки, и вся их "контрреволюция" заключалась в отказе от вступления в колхоз.

В том же округе в селе Кивацком на общем собрании крестьян уполномоченный Овсянников заявил: "Если вы не пойдете в колхоз, то мы с обоих концов поставим по пулемету, не выпустив ни одного человека, сожжем все село, а на его месте картошку засеем".

Один из участников проведения сплошной коллективизации и раскулачиваний, А. Д. Арефьев, писал в ЦК ВКП(б): "В Корсунском районе Средне-Волжского края пред. РИК (фам. не помню) и зав. АПО райкома заключили между собой соц. договор на предмет быстрейшей коллективизации. Район был разбит на 2 подрайона, по договору они должны были коллективизировать в 10 дней на все 100%. Чтобы выполнить свои обязательства, зав. АПО Аристов говорил на собраниях: "Кто против коллективизации, тот против соввласти, и я с этих людей шкуру спущу, а кишки размотаю на телефонный столб". При этом он голосовал: "Кто против соввласти?" При таком методе он действительно добился 100%, но результаты оказались плачевные, а это использовало кулачество и возглавило... восстание".

В стране создалась чрезвычайно острая политическая ситуация. Недовольство крестьян наиболее ощутимо проявилось в массовом забое скота. Зимой 1929/30 года количество сельскохозяйственных животных в стране уменьшилось значительнее, чем за все годы гражданской войны. Возмущение нередко выливалось и в массовые восстания крестьян. К сожалению, мы не располагаем полными сведениями о крестьянских волнениях конца 20-х — начала 30-х годов, поскольку эта статистика сразу же была объявлена сверхсекретной. Но даже отдельные цифры дают представление о той силе, с какой нарастали выступления крестьян против чрезвычайщины.

Если, скажем, в Усманском округе Центрально-Черноземной области в декабре 1929 года произошло одно вооруженное выступление, то в январе 1930 года — уже 29 выступлений с участием 20 тысяч крестьян. В Острогожском округе за январь и 6 дней февраля было 16 выступлений, в которых участвовало 17 тысяч человек. В Козловском округе к началу марта крестьянское восстание охватило 54 села, а число его участников достигло 20 тысяч.

Движение против чрезвычайщины расширялось, захватывая все новые и новые районы. На Северном Кавказе в январе произошло 11 массовых выступлений, в Грузии — 12. В Карачаевской области восставшие осадили областной центр, продержав его в осаде 8 дней. В московской области движением крестьян было охвачено 5 районов. Это была настоящая война с народом. Боевыми действиями руководили (увы!) комбриги и командармы Красной Армии.

К концу февраля обстановка накалилась до предела. Опасаясь массовой вооруженной борьбы, Сталин решил откреститься от так называемых "перегибов" и возложить ответственность за них на местные партийные организации.

2 марта 1930 года в "Правде" печатается статья Сталина "Головокружение от успехов". В ней делается попытка обуздать разгулявшуюся стихию "раскулачивания". Но было уже поздно. Джинн уже был выпущен из бутылки — армия "политических бойцов в деревне" сформировалась, и переориентировать её взгляды оказалось совсем непросто.

В этом отношении характерна докладная записка в центре Кубани, автор которой отмечает, что "статья Сталина встречена работниками большинства районов Кубани с чувством явного недовольства. Многие из них говорили, что статья испортила нам все дело. Нужно было её не публиковать, а разослать в секретном порядке".

Чудаки! Они приняли статью Сталина за чистую монету и, должно быть, и впрямь на какое-то время усомнились: неужто на самом деле трубится отбой чрезвычащине?

Нагульновы могли бы не волноваться. Статья нужна была Сталину только для того, чтобы отвести подозрение от "верхов". Судьба крестьянства его не трогала.

СПЕЦПЕРЕСЕЛЕНЦЫ

В феврале — марте 1931 года началась новая волна раскулачивания. Для руководства и контроля за осуществлением "ликвидации кулачества как класса" 11 марта 1931 года была образована специальная комиссия во главе с заместителем председателя СНК СССР А. А. Андреевым. По существу, эта комиссия занималась распределением "раскулаченных" переселенцев по районам страны. Это был своеобразный Госснаб, который удовлетворял заявки хозяйственных организаций на трудовых ресурсах. А если называть вещи своими именами, то комиссия Андреева обеспечивала стройки социализма рабами — вчерашними крестьянами.

Вначале спецпереселенцы (так стали называть крестьянские семьи, выселяемые из районов своего проживания) направлялись в распоряжение тех хозяйственных органов, которые давали на них заявки. Но вскоре комиссия Андреева решила упростить дело и передать все хозяйственные, административные и организационные "заботы" о спецпереселенцах ОГПУ. Отныне у выселенных крестьян появилась "надежная прописка" — концлагеря или северные (уральские, сибирские, дальневосточные) поселки, мало чем отличавшиеся от концлагерей.

В подавляющем большинстве случаев крестьянские семьи выселялись в места, непригодные для жизни. Снабжение спецпереселенцев продуктами питания было ниже самого низкого предела, медобслуживание практически отсутствовало. На тяжелых физических работах (лесоповал, погрузочно-разгрузочные работы и т. д.) повсеместно использовался детский труд. Массовый голод вызвал большую смертность, особенно среди детей.

Сводки о ходе выселения крестьян носили характер военных документов. Вот лишь одна из них — по Башкирской АССР:

"Подготовка к выселению 600 семейств кулаков начата. По состоянию на 11 июля изъято 5292 трудоспособных мужчин-кулаков из 4572 кулацких хозяйств, подлежащих выселению. Изъятие трудоспособных мужчин — глав кулацких хозяйств продолжается. Начато стягивание кулацких семей на сборные пункты. Изъятие кулаков проходит без эксцессов".

Комиссия Андреева работала на полную мощность. Приведем протокол заседания от 30 июля 1931 года.

"СЛУШАЛИ: вопрос о дополнительных заявках на спецпереселенцев и распределении их.

ПОСТАНОВИЛИ: ...Обязать ВСНХ в 3-дневный срок представить ОГПУ свои окончательные заявки на спецпереселенцев:

удовлетворить заявку Востокстали на 14 тысяч кулацких семей, обязав в 2-х дневный срок заключить с ОГПУ соответствующие договора;

• заявки Цветметзолото — на 4600 кулацких семей и Автостроя ВДТО — на 5 тысяч кулацких семей — удовлетворить;
• по углю удовлетворить заявки на спецпереселенцев: Востокугля — на 7 тысяч кулацких семей, по Кизеловскому и Челябинскому углю — на 2 тысячи кулацких семей, заявку по Подмосковному углю на 4500 кулацких семей принятьусловно; по торфу принять условно заявку на 31 тысячу кулацких семей,...

В соответствии с этими заявками предложить ОГПУпроизвести необходимое перераспределение по районами выселение кулаков..."

Должностные лица проявляли даже своеобразную "служебную" заботу о спецпереселенцах. Нет, их не тревожили жизнь и смерть этих людей, плач матерей над умершими от голода детьми, издевательства над женщинами и стариками. Скорее это была забота хозяйственников о более рациональном использовании рабсилы. Вчитайтесь, например, в докладную тогдашнего наркома юстиции Н. В. Крыленко. Сам факт массовой высылки людей его как юриста нисколько не волнует. Бесхозяйственность, отсутствие надлежащего учета и контроля (ведь социализм — это учет!) — вот что беспокоит наркома в первую очередь:

"Заброска, расселение и использование труда спецпереселенцев, — докладывает Н. В. Крыленко, —происходит беспланово и без надлежащего учета. Расселяются спецпоселенцы в местах, непригодных по климатическим и другим природным условиями для ведения сельского хозяйства, а использование труда спецпереселенцев на производствах и в промышленности происходит беспорядочно.

Жилищное строительство ведется крайне медленными темпами, и переселенцы сплошь и рядом находятся в зимнее время в летних казармах и зданиях бывших церквей, банях, шалашах, землянках и палатках, абсолютно перегруженных, и антисанитарное состояние жилищ почти общее явление.

Снабжение переселенцев продуктами питания и промтоварами находится в плохом состоянии.

Медобслуживание и культурно-просветительная работа поставлены из рук вон плохо...".

И как бы между прочим:"В некоторых местах до сих пор имеет место административный произвол со стороны лиц, управляющих спецпереселением. Имели место избиения, необоснованные аресты, изнасилования и убийства..."

И такие условия, заметьте, читатель, были созданы не для осужденных преступников, не для белогвардейцев и басмачей, а для крестьянских семей. Вот, например, данные о переселенцах, присланных под Томск: "Прибыло всего — 32000 человек, из них детей до 12-летнего возраста — 15000, женщин, кормящих грудью и имеющих детей до 8-летнего возраста, — 4000: мужчин — 8500 человек, из них нетрудоспособных — 1000..."

Из докладной записки помощника начальника ГУЛАГа ОГПУ Белоногова начальнику ГУЛАГа ОГПУ Когану:

"Все трудоспособные мужчины и женщины, а также часть с пониженной трудоспособностью — старики, подростки и дети заняты на лесозаготовительных работах. Часть с пониженной трудоспособностью (в основном женщины) заняты на работах по раскорчевке земель, и очень незначительный процент не работает совсем — это престарелые старики и больные. Норма выработки 4 кубометра.

В связи с отсутствием у хозорганизации кредитов, зарплата не выдавалась. Кооперация прекратила выдачу в кредит продуктов, у самих же спецпереселенцев денег нет и нечего уже стало продавать, так как все, что имелось, ими распродано, и они были поставлены в такое положение, что не могли даже покупать себе хлеба. В поселках, где приходилось быть, — бесконечные вопли: "дайте хлеба". Из-за отсутствия овощей много случаев заболевания цингой в тяжелой форме, и люди, как рабочая сила, выбывают из строя. Установленная для спецпереселенцев норма продовольствия выдавалась не полностью. Капуста и картофель не выдавались вообще.

Чрезвычайно плохо обстоит вопрос с довольствием детей. Дети чрезвычайно истощенные и бледные. Молочных продуктов вообще нет. Ни в одном поселке нет ни одной коровы.

В поселках живут дети разного возраста: до 14 лет и меньше — круглые сироты. Работать они не могут, пайков им бесплатно не дают. В некоторых поселках коменданты добивались у кооперации, чтобы те выдавали паек в кредит, а в некоторых подходят казенно, заявляя, что раз бесплатно не дают, ничего они сделать не могут. В поселках в некоторых случаях на один, в некоторых на два и три имеется фельдшерский пункт. Заведуют фельдшерскими пунктами ротные фельдшера из числа самих же спецпереселенцев.

Культурно-воспитательная работа никакая не ведется. Библиотек нет. Школ ни в одном поселке нет..."

Такое положение было характерно для всех мест расселения крестьянских семей.

Оперуполномоченный ОГПУ по Уралу А. С. Кирюхин и начальник областного комендантского отдела Н. Д. Баранов докладывают:

"За отсутствием надлежащего питания, медицинского контроля и обслуживания большая часть спецпереселенцев, потерявшая трудоспособность, не могла обеспечить выполнение плана лесозаготовок, вследствие чего леспромхоз дал распоряжение о привлечении на лесозаготовки всех без исключения спецпереселенцев, без различия пола и возраста, установив нормы выработки даже для детей 12-летнего возраста и стариков 2 — 2.5 кубометра в день, тогда как средняя норма выработки дли взрослого рабочего устанавливалась 3 кубометра в день. По этой причине спецпереселенцы, чтоб выполнить норму выработки, оставались для работы в лесу целыми сутками, где зачастую замерзали, обмораживались, подвергаясь массовым заболеваниям. На складах в это время остались неизрасходованными в значительном количестве телогрейки, полушубки и т. д. Не получая медицинской помощи, надлежащего питания и нормальных жилищных условий, к концу лесозаготовок они окончательно стали нетрудоспособными и в большинстве своем инвалиды.

В силу указанных выше причин выполнение спецпереселенцами норм выработки было, естественно, невозможным. Однако местные партийные и лесозаготовительные организации стали на путь резких репрессий. Для этой цели зам. секретаря райкома партии Маслов предоставил карательные функции в отношении спецпереселенцев даже хозорганам (десятникам и куренным мастерам), как, например, производство ими арестов, уменьшение продпайка и т. п.

Все это создало обстановку и условия произвола и издевательства над спецпереселенцами со стороны работников низового аппарата леспромхоза и командированных райкомом партии бригадиров, а также поселковых комендантов. Повсеместно в каждом спецпоселке были созданы арестные помещения, куда беспричинно, а зачастую из личных корыстных побуждений заключались переселенцы всех возрастов, содержались там в нетопленых помещениях, раздетыми по несколько суток и без пищи, там же систематически избивались и подвергались всевозможным истязаниям, что приводило к полному упадку физической деятельности спецпереселенцев и смертным случаям..."

Далее следуют жуткие примеры, читать о которых невозможно без содрогания. Но если мы не прочтем о них сегодня, если не захотим узнать, то память о преступлениях чреэвычайщины будет неполной. Потому продолжим:

"Все эти беспричинные издевательства в основном сводились к физическому истреблению переселенцев, что, бесспорно, подтвердилось показаниями десятников, некоторых комендантов и других лиц. Так, например, старший бригадир Ратушняк, член ВКП(б), избивая переселенцев, кричал: "Вас всех надо убить и уничтожить, а вместо вас скоро новых 80000 пришлют". Поселковый комендант Деев дал установку десятникам — бросать в воду работающих на сплаве переселенцев. По установке того же бригадира райкома Ратушняка и десятников для спецпереселенцев заранее изготовлялись гробы, стоящие на виду у спецпереселенцев, и были случаи, чтов гробы клали для погребения живых переселенцев. Такой случай имел место на Самском лесоучастке, когда в гроб была положена обессилевшая от истощения спецпереселенка. Был случай, когда был брошен в костер переселенец.

Особенными жестокостями отличались:

Бригадир Ратушняк — избивший всевозможными способами ряд спецпереселенцев, в результате чего переселенец Мартыненко умер в арестном помещении; насиловал женщин и девушек; произвел ряд ограблений переселенцев по дороге. Был вдохновителем десятников и бригадиров по избиению спецпереселенцев и говорил: "Переселенцев надо всех уничтожить".

Бригадир Калугин Иван, член ВКП(б) — избил ряд переселенцев, в результате чего переселенец Луговой умер. Среди переселенцев слыл за палача под кличкой "Ванька Каин". Вместе с десятниками издевался над переселенцами, а в частности переселенку Харченко избивал ложкой по половым органам.

Бригадир Кугин, член ВКП(б) — участник избиений целого ряда переселенцев, в результате избиения переселенец Горевой умер.

Бригадир Чернов, член ВКП(б) — избил ряд спецпереселенцев, был соучастником преступлений Калугина.

Бригадир Суетнов, член ВКП(б) — избил ряд переселенцев в соучастии с бригадиром Мерзляковым, в результате чего переселенцы Терпугов и Дудников умерли от избиений.

Мерзляков (бригадир) — член ВКП(б) — соучастник и пособник в преступлениях Суетнова.

Старший десятник Кривощеков, кандидат ВКП(б) с 1931 года — избил целый ряд спецпереселенцев, в результате чего от побоев умерли Самойленко и Диомид Сидоренко..."

В акте комиссии ОГПУ по Уралу приводились данные о том, что на переселенческих участках "семьи и трудоспособные работники питались травой, для выпечки хлеба с мукой смешивали траву, древесные опилки, гнилое дерево, мелкие щепки и мох".

Родина 1989 №8 ст28-32