Свадебный марш - Гимн любви
классный час по немецкому языку (10 класс) на тему

Свадебный марш  или Гимн любви.

25 января 1858 года состоялась церемония бракосочетания кронпринца Пруссии Фридриха Вильгельма IV и английской принцессы Виктории Адельгейд, старшей дочери королевы Виктории. Ей тогда было всего 14 лет и она, большая любительница музыки, самостоятельно выбрала музыкальное сопровождение для свадьбы. Виктория решила, что на церемонии ее бракосочетания должны звучать две композиции: первая – под которую невесту ведут к алтарю – "Свадебный хор" из оперы Вагнера "Лоэнгрин", а вторая – под которую новоиспеченные супруги выходят из церкви – свадебный марш из симфонической поэмы "Сон в летнюю ночь" Мендельсона. С тех пор бравурный и ликующий марш Мендельсона сразу и навсегда утвердился в качестве свадебного.

Свадебный марш.

Без этой мелодии невозможно представить себе самый счастливый день жизни. Она - главная музыка свадьбы, называемая "Марш Мендельсона". Проходят десятилетия, а "Свадебный марш" не кажется кризисом жанра, и ему не спешат найти замену. Но мало кто знает, каким человеком был композитор, написавший ее, и был ли любим и любил ли сам?

Слайд 1,2

 3 февраля 1809 года в Гамбурге в семье богатого банкира А. Мендельсона-Бартольди родился мальчик. Его назвали Якоб Людвиг Феликс.  Внук известного философа Моисея Мендельсона. Феликс значит "счастливый". Жизнь, кажется, оправдывала это имя: все было к услугам одаренного ребенка, все давалось ему легко, словно игра: языки и литература, музыка и рисование, плавание и верховая езда.

 Красивая внешность, богатство, блестящее образование и талант. Он владел этими ‘’сокровищами’’ о которых многие лишь мечтали. Феликс с успехом мог бы стать математиком, юристом, филологом, художником, музыкантом. Но только музыка станет его жизнью. 
 В 17 лет Феликс Мендельсон пишет увертюру "Сон в летнюю ночь" и "просыпается" известным композитором. Через шестнадцать лет после своего первого счастливого взлета прусский король поручает ему написать музыку к этой комедии Шекспира. К своей юношеской увертюре Феликс добавляет ряд номеров, среди которых и "Свадебный марш", сделавший его имя бессмертным.

 Феликс Мендельсон выступает как пианист, дирижирует, интерпретирует музыкальные произведения, сочиняет музыку. Но сердце музыканта свободно. Легкие влюбленности быстро проходят. И ему начинается казаться, что большая любовь никогда не случится в его благополучной жизни.

Слайд3-5

 В конце октября 1830 года Феликс отправляется в Италию

Муз.итальянская сим.

 Сначала была Венеция. Потом Рим. Здесь он напишет "Итальянскую симфонию", и именно здесь в его воображении возникнет образ любимой женщины. Феликс совершает долгие прогулки по окрестностям Рима и любуется пейзажами. Он часто бывает в Ватикане. Однажды в зале одного из музеев Феликс Мендельсон остановился около картины Николы Пуссена "Святая Сесилия".

Слайд 6, 7

 Покровительница музыки была изображена у клавикорда. Она наигрывала какую-то мелодию, которую внимательно слушали девочка и мальчик. Ласковый взгляд был обращен на двух танцующих купидонов, третий - парил над ними. Он долго смотрел на эту прекрасную женщину и был уверен, что она олицетворяет благородство, гармонию, красоту.

 Покидая Ватикан, Феликс полушутя сказал себе, что когда-нибудь он обязательно встретит такую Сесилию и она станет его женой.  Безмятежное лицо Святой Сесилии будет сниться ему долгие пять лет. Светлое видение тускнело под волнами новых жизненных впечатлений, но не исчезало. Оно воскресло неожиданно и воплотилось в образе прекрасной девушки. Эту встречу, предопределенную им самим, подарит летний вечер во Франкфурте-на-Майне. Феликс приехал сюда совершенно случайно, чтобы заменить заболевшего друга, который работал дирижером в «Музыкальном обществе Святой Сесилии». Мендельсон и группа молодых людей, любителей хоровой музыки, отправились музицировать в лес. Зеленая лужайка стала импровизированной сценой, над которой куполом сплетались кроны вековых деревьев. Неподвижный теплый воздух, запах цветущих растений, звуки музыки создавали сказочную атмосферу. Звучала здесь и «Песня жаворонка» Мендельсона.

Когда темнота окутала лес, вся поляна осветилась огнями факелов, фонарей, свечей, и последовал веселый ужин на траве. Феликс заметил, что недалеко от него сидит девушка. У нее было красивое лицо с правильными чертами, окаймленное локонами. Композитор не мог оторвать от неё взгляд. Но не только очарование девушки притягивало Феликса. Этот образ будил воспоминание, давно живущее в его сердце. Даже черты лица казались знакомыми. Пикник подходил к концу, а Феликс, как завороженный, наблюдал за незнакомкой. Он боялся, что девушка исчезнет, и ее имя навсегда останется тайной. Через десять минут Мендельсон был представлен. Услышав, что ее зовут Сесилия Жанрено, он вздрогнул. Это был перст судьбы.

Слайд 8

 Сесиль, как на французский манер звали ее дома, происходила из уважаемой семьи старожил города. В салоне госпожи Жанрено матери семнадцатилетней Сесиль, всегда собиралось изысканное общество. Феликс все чаще отказывается от встреч с друзьями и знакомыми, меньше работает, не отвечает на самые заманчивые светские приглашения. Он хочет только одного: быть гостем дома Жанрено и больше времени проводить с Сесиль.
Но все-таки Феликс старательно пытается не выдавать нахлынувших чувств и только старому другу Фердинанду Хиллеру постоянно говорит о ее красоте и признается в том, какое счастье видеть Сесиль. Феликс Мендельсон, этот блестящий молодой мужчина, влюблен! Эта новость облетает весь Франкфурт, и только Сесиль наивно не догадывается об этом и также скрывает от всех свои чувства.

Однако вскоре Мендельсон должен был уехать в Голландию. Узнав от него о предстоящей разлуке, Сесиль погрустнела. Набравшись храбрости, Феликс спросил, будет ли она помнить его? Она ничего не ответила, но взгляд голубых глаз был красноречивее любых слов. Феликс покидал Германию окрыленным. Но путешествие оказалось нелепой затеей. Он не замечает красоты Голландии, напротив его раздражает абсолютно всё: и пейзажи, и Гаага, и море, и врачи, прописавшие ему не менее двадцати купаний. Как можно жить без сердца, если оно осталось рядом с любимой Сесиль?

Из рассказа Эдуарда Девриента: «Сесиль была одной из тех прелестных девушек с тихим и детским нравом, одно присутствие которых действует на мужчину благодетельно и успокоительно. Стройная фигура, черты лица необыкновенной красоты и тонкости, темно-синие глаза при темно-русых волосах того томного, волшебного блеска, какой — так же как и розовый цвет ее щек — словно накладывал на обладательницу печать ранней смерти».

 И вот, наконец, Мендельсон сам сообщает сестре Ребекке: «Я так ужасно влюблен, как еще ни разу в жизни, право, не знаю, что и делать. Послезавтра я должен уехать из Франкфурта, а между тем у меня такое чувство, что отъезд может мне стоить жизни. Во всяком случае, до Лейпцига я хочу побывать здесь, чтобы еще хоть раз взглянуть на эту необычайно милую девушку. Но значу ли я для нее что-нибудь — не знаю. Не знаю я также, что делать, как я уже говорил. В одном я твердо уверен: я обязан ей первыми истинно светлыми часами в этом году и тем, что v меня стало на душе чуть вольней, чем до сих пор» пишет Феликс Мендельсон сестре Ребекке Диришле. Феликс так увлечен Сесиль, что «каждый день был бы готов снова в нее влюбиться», если бы «не сделал этого уже в первый день».

Вернувшись во Франкфурт, Мендельсон, обручается с Сесиль. «Феликс счастлив безмерно, весел, доволен, радушен. После рождества я уже не надеялась увидеть его таким», — пишет в эту пору сестра Ребекки Клингеману. А сам Феликс приписывает: «Вся моя жизнь снова обрела такую радостную, светлую окраску». Мендельсону еще раз пришлось оставить Сесиль одну во Франкфурте. Насыщенный концертный сезон отнимал все его время. Но в марте 1837 года он выехал из Лейпцига во Франкфурт. 28 марта их обвенчали во франко-протестантской церкви.


Одинокая жизнь Феликса Мендельсона-Бартольди кончилась.

«Когда я со своей Сесиль сегодня во второй половине дня при мягком сиянии солнца, прогуливаясь, останавливался, говорил с нею о будущем и о прошлом, то я, пожалуй, вправе был с благодарностью воскликнуть: какой я счастливый человек!» из письма Феликса Мендельсона сестре Фанни Хензель.  

Любовь открыла глаза Феликсу и Сесиль на красоту природы. Они вместе ведут дневник (наследники композитора бережно хранят его доныне, как особо драгоценную реликвию) и украшают его множеством рисунков. У Сесиль тоже оказался немалый дар к рисованию. В мае «Фелисии», как Фанни окрестила молодую пару, возвращаются во Франкфурт. Но чересчур уж многочисленные обязательства, ожидавшие их в родном городе Сесиль, вряд ли позволили им насладиться долгожданным отдыхом. Лишь в Бпнгене, где они провели остаток лета и где Феликс записал большую часть своего концерта  для фортепиано, они могли в тиши отдаться своим мечтаниям.

« Вот уже девять дней, как я расстался в Дюссельдорфе с Сесиль. Первые дни были еще сносны, хоть и скучны, ну а теперь, когда я попал в лондонскую гонку — дальние концы по городу, толпы людей, а в голове сплошь дела, и счета, и деньги, и ангажементы, — теперь мне становится прямо-таки невыносимо. Я хотел бы одного — сидеть рядом с Сесиль, а Бирмингам пусть остается Бирмингамом; тогда бы я больше радовался жизни, чем это мне удается теперь. Словом, хотелось бы мне избавиться от всего этого, видимо, я немножко люблю свою жену, ибо не испытываю теперь никакого вкуса ни к Англии, ни к туманам, ни к бифштексам, ни к портеру, — а ведь все это мне нравилось когда-то» писал Феликс Мендельсон Фердинанду Гиллеру.

Во Франкфурте измучившемуся в дороге композитору удалось пробыть всего несколько часов, ибо на 2 октября был назначен первый концерт в Лейпциге. За четыре часа до начала после трехдневного путешествия он вместе с Сесиль прибыл в город ярмарок.

 Первые недели Феликс и Сесиль прожили на частной квартире, которая была «очень мило обставлена» — фортепиано, мебель, гардины, цветы. Но затем, еще до конца года, они переехали в собственную квартиру. «Ну, а о том, какое я испытываю удовольствие, когда слышу, как Сесиль обсуждает с девушкой кухонные дела, или что-то поручает обойщику либо каменщику, или покупает горшки и тарелки, и как бесконечно благодатно у меня на душе, когда я прихожу вечером домой, где покойно, где я счастлив и совсем не одинок, — ибо всего этого рассказать словами невозможно,—все это ты должен увидеть собственными глазами, дорогой Клинге-ман. Для меня это чересчур большое счастье, и я не знаю, как мне благодарить за это. Вчера в полдень я впервые обедал у нас; никогда в жизни я не ел так вкусно, я жрал как носорог, а Сесиль все подкладывала мне еще. Могу себе представить, как тебя сейчас разбирает смех, но ты лучше приезжай и погляди на нас, а потом скажи, не счастлив ли я сверх меры и не прав ли я, что пишу тебе обо всем этом?»из письма Феликса Мендельсона Карлу Клингеману.

 В ту пору Мендельсону казалось — в этом он позднее сам признается Фанни, — что он живет «как в раю». Согласная семейная жизнь, отличный оркестр, с радостью выполнявший все его указания, горожане, буквально носившие его на руках, — 28-летний композитор видел себя у цели своих желаний — все его надежды начали сбываться. «Ты, должно быть, уже знаешь от моей матери, что 7 февраля Сесиль родила мне сына; но ты еще не знаешь, что в конце месяца она вдруг тяжко занемогла и четыре дня и четыре ночи боролась с ужасной лихорадкой и всевозможными другими недугами. Поправилась она, слава богу, быстрее, чем можно было ожидать, и все же это было слишком медленно, лишь недавно исчезли последние следы недомогания, но теперь она снова бодра, выглядит такой, какой ты ее знаешь, — здоровой и свежей. Можешь насмехаться, сколько тебе угодно, но я ничем не могу себе помочь — уж очень отрадно смотреть на этого крохотного человечка, явившегося, на свет курносеньким, с синими глазами своей матушки я счастлив безмерно и за это с радостью позволяю тебе высмеивать меня» из письма Феликса Мендельсона Фердинанду Гиллеру.

В январе 1841 года Мендельсон известил своего друга о рождении третьего ребенка. «Сегодняшнее ежемесячное письмо начну с доброй вести: в прошлый понедельник моя жена родила сына, и оба, мать и дитя, столь здоровы и благополучны, как только я могу того желать и о том молить, а у меня теперь словно тяжелейший камень с души свалился, угнетавшая меня забота снята с груди. Последние недели меня не покидала одна-единственная мысль — я не мог отделаться от сильного внутреннего страха, а теперь, когда все так счастливо завершилось и моя любимая Сесиль выглядит такой веселой, и радостной, и счастливой и чувствует себя здоровой, и ничто в ней не изменилось, я прямо-таки не в силах описать, каково у меня на душе. Я только что сидел некоторое время у ее кровати и смотрел, как спокойно она спит, и не знаю, как благодарить господа бога за то великое счастье, что он дал мне. Да сохранит он мне его и да сделает меня достойным его” так писал Феликс Мендельсон Карлу Клингеману.

 И Мендельсон, движимый чувством благодарности, каждый раз, когда у него рождался ребенок, выделял значительную сумму для помощи нуждающимся матерям.
«Я живу так покойно, как только можно мечтать. Жена, дети благополучны, работы полно - чего же лучшего может желать человек? Я ничего другого у неба не прошу»- писал он другу. Рядом с ним была его муза и мать его детей - Сесиль. Их любовь хранила Святая Сесиль, загадочно улыбавшаяся с полотна старого мастера, предсказывая счастье. 

Сесиль и Феликс провели десять счастливых лет супружества, в их браке родилось пятеро детей. Из воспоминаний Эдуарда Девриента.» Когда храм уже почти опустел, к гробу подвели женщину в трауре. Она упала ниц и долго лежала так, погруженная в молитву. То была Сесиль. прощавшаяся с земной оболочкой Феликса. Она уже чувствовала, что ненадолго переживет его».

После смерти мужа,она полностью посвятила себя детям. Но она пережила мужа всего на шесть лет. Прогрессирующая чахотка рано унесла ее в могилу.

Из книги Эдуарда Девриента.”Воспоминания”:
 «Столь счастливый и богатый талантами, окруженный любовью и восхищением и при всем том столь сильный духом и сердцем, он никогда не ослаблял узды религиозной самодисциилины, никогда не преступал границ скромности и смирения, никогда не переставал руководиться чувством долга. Земля не отказала ему ни в одной из своих радостей, небеса наградили его всеми дарами для богатой духовной жизни. По сравнению с таким обилием мирных радостей, какое значение могли иметь часы дурного настроения, дни печали или скорбного недовольства фальшивыми почестями, которые ему оказывали! Скоропостижная смерть среди только начатых им трудов и далеко идущих проектов, избавившая его от страхов и сует мирских, завершила эту блестящую жизнь человека истинно счастливого и одарившего счастьем других»