Классный час
план-конспект занятия (2 класс) на тему

ЛИТЕРАТУРНАЯ КОМПОЗИЦИЯ,

посвященная годовщине снятия блокады Ленинграда

Когда я приезжаю в Ленинград,

Перед закатом солнца чайки стонут.

Ночь. Звёзды прямо в душу мне глядят,

Плывут в Неве и никогда не тонут.

Из неба, из воды они глядят,

Напоминая мне и Ленинграду,

Что эти звёзды — слава всех солдат,

Прорвавших ненавистную блокаду.

На землю нашу грозно враг ломился

Под орудийный грозовой раскат...

И ученик солдатом становился

И воевал бесстрашно, как солдат.

     Сегодня мы посвящаем наше выступление годовщине снятия блокады города Ленинграда. Забыть о тех днях  нельзя, память о них хранят участники событий, нам о них известно не только из исторической хроники, но и художники, поэты, писатели, музыканты запечатлели события блокады  в своих произведениях.

    Блокада Ленинграда — военная осада немецкими, финскими и испанскими  войсками во время Великой Отечественной войны города Ленинграда (ныне Санкт-Петербург). Длилась с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года — 871 день, почти 3 года. Блокадное кольцо было прорвано 18 января 1943 года, когда в город смогли доставить еду и оружие по льду Ладожского озера.

Опять война,

Опять блокада…

А может, нам о них забыть?

Я слышу иногда:

«Не надо,

Не надо раны бередить.

Ведь это правда, что устали

Мы от рассказов о войне

И о блокаде пролистали

Стихов достаточно вполне».

Я не напрасно беспокоюсь,

Чтоб не забылась та война:

Ведь эта память – наша совесть.

Она, как сила, нам нужна…

      Из тезисов немецкого доклада «О блокаде Ленинграда», 21 сентября 1941 года, Берлин: Сначала мы блокируем Ленинград и разрушаем город артиллерией и авиацией… весной мы проникнем в город… вывезем всё, что осталось живое, в глубь России или возьмём в плен, сровняем Ленинград с землёй и передадим район севернее Невы Финляндии.

     На Ленинград наступали войска группы «Север», возглавляемые генерал-фельдмаршалом Леебом. В составе этой военной группировки было 40 дивизий, 1000 танков, полторы тысячи самолетов. Немцев поддерживала  дивизия  финнов, насчитывавшая 200 тыс. человек. Был установлен день захвата Ленинграда – 21 июля.

    30 августа 1941 года город оказался в «клещах» окружения. 8 сентября после взятия Шлиссельбурга ценой огромных потерь врагу удалось выйти на подступы к Ленинграду и блокировать его.

    В окружение попали 2 млн. 544 тыс. гражданского населения города (включая приблизительно 400 тыс. детей), 343 тыс. жителей пригородных районов, войска, защищавшие город.

    В сентябре гитлеровские захватчики оккупировали Гатчину, Павловск, Пушкин и Петергоф. 4 сентября противник произвёл первый обстрел города. 6 сентября фашистская авиация впервые прорвалась к городу, разбомбив два дома на Невском проспекте, а через два дня фашисты дважды совершили массированные налёты на Ленинград. В тот же день была прервана железнодорожная связь со страной.  Днем и ночью город подвергался воздушным бомбежкам и артиллерийскому обстрелу, 8 сентября на него было сброшено более шести тысяч зажигательных бомб и 48 фугасных. В Ленинграде вспыхнуло 483 пожара, в том числе пожар на продовольственных складах имени Бадаева.  В этот же день, 8 сентября, гитлеровские войска захватили Шлиссельбург.  9 сентября фашисты местами прорвались к окраинам города.  Они уже могли рассмотреть золотой шпиль Петропавловской крепости и Адмиралтейскую иглу. Подъезжая к проходной Кировского завода, кондуктор трамвая объявлял: «Вагон дальше не пойдет, дальше фронт».

    Начались девятьсот суровых дней ленинградской блокады.

Наш город до пояса закопан.

И если с крыш на город посмотреть,

То улицы похожи на окопы,

В которых побывать успела смерть.

Вагоны у пустых вокзалов стынут,

И паровозы мёртвые молчат,-

Ведь семафоры рук своих не вскинут

На всех путях, ведущих в Ленинград.

Луна скользит по небу одиноко,

Как по щеке холодная слеза.

И тёмные дома стоят без стёкол,

Как люди, потерявшие глаза.

Мы знаем: клятвы говорить непросто.

И если в Ленинград ворвётся враг,

Мы разорвём последнюю из простынь

Лишь на бинты, но не на белый флаг.

    Обращение Британской радиовещательной компании к гражданам Ленинграда, прозвучавшее в эфире 8 сентября 1941 года:

Слушай, Ленинград! Говорит Лондон… Лондон с вами… Ленинградцы, помните! В ответ на бомбы, сброшенные на ваш город, сбрасываются бомбы на столицу неприятеля. Победа за нами. Да здравствует Ленинград! 

    На защиту своего города встали жители Ленинграда. В короткий срок ряды советских солдат пополнило народное ополчение. Женщины и подростки возводили оборонительные укрепления на подступах к городу. Ими были построены 35 баррикад, более четырех тысяч дотов и 22 тысячи огневых точек.

Враги ломились в город наш свободный,-
крошились камни городских ворот...
Но вышел на проспект Международный
вооруженный трудовой народ.

Он шел с бессмертным возгласом в груди:
- Умрем, но Красный Питер не сдадим!..

И вот за это долгими ночами
пытал нас враг железом и огнем...
- Ты сдашься, струсишь, - бомбы нам кричали,-
забьешься в землю, упадешь ничком.
Дрожа, запросят плена, как пощады,
не только люди - камни Ленинграда!

Но мы стояли на высоких крышах
с закинутою к небу головой,
не покидали хрупких наших вышек,
лопату сжав немеющей рукой.

    К началу блокады в городе были мизЕрные запасы продовольствия и топлива. Для всех защитников города эти дни были временем величайших испытаний, невиданных тревог и лишений.  Почти полностью прекратился подвоз продовольствия, а главные запасы были уничтожены вражеской авиацией. Не работали городской транспорт, водопровод. За водой ходили на набережную Невы, делали прорубь и набирали воду, часто под обстрелами.

    В первую военную зиму осажденный Ленинград оказался на грани голода. С 20 ноября трудно стало с продовольствием. На 12 сентября 1941 года запасов продовольствия оставалось не более чем на 30 суток. Были введены карточки на продукты питания. Ежедневная норма хлеба для рабочих составляла 250 граммов, а для остальных категорий жителей – 125 граммов. Главный продукт питания, хлеб, состоял из ржаной муки (50%) и различных примесей (отрубей, хлопкового жмыха, пищевой целлюлозы, обойного клея). Но за этим жалким кусочком нужно было отстоять многочасовую очередь на морозе. Были дни, когда бомбёжки срывали работу хлебозаводов, и булочные были закрыты.

     Матери возвращались домой с пустыми руками, где их ждали голодные дети. В такие дни люди не ели ничего. НИ-ЧЕ-ГО!

    Полученную по талонам жидкую кашу разбавляли кипятком, чтобы увеличить ее объем. В одном из документов нашли запись о меню столовой лета 1942 года: щи из подорожника, пюре из крапивы и щавЕля, котлеты из свёкольной ботвы, шницель из лебеды, суп из дрожжей, оладьи из казеина (обойного клея).

    Чтобы не умереть от голода,  люди варили и ели  «суп» из древесного клея, разрезанных на куски  кожаных сапог, ремней и туфель. Начались цинга и дистрофия.

Вместо супа - бурда из столярного клея,

Вместо чая - заварка сосновой хвои.

Это б всё ничего, только руки немеют,

Только ноги становятся вдруг не твои.

Только сердце внезапно сожмётся, как ёжик,

И глухие удары пойдут невпопад...

Сердце! Надо стучать, если даже не можешь.

Не смолкай! Ведь на наших сердцах - Ленинград.

Бейся, сердце! Стучи, несмотря на усталость,

Слышишь: город клянётся, что враг не пройдёт!

...Сотый день догорал. Как потом оказалось,

Впереди оставалось ещё восемьсот...

    Зная бедственное положение населения города, фашисты сбрасывали на город агитационные листовки. Враг рассчитывал, что голодающие, мерзнущие, измученные люди из-за куска хлеба, из-за глотка воды возненавидят друг друга, перестанут работать и сдадутся.

...И летели листовки с неба

На пороги замерзших квартир:

«Будет хлеб. Вы хотите хлеба?..»

 «Будет мир. Вам не снится мир?»

Дети, плача, хлеба просили.

Нет страшнее пытки такой.

Ленинградцы ворот не открыли

И не вышли к стене городской.

Без воды, без тепла, без света.

День похож на черную ночь.

 Может, в мире и силы нету,

Чтобы все это превозмочь?

Умирали — и говорили:

 —   Наши дети увидят свет!

Но ворота они не открыли.

На колени не встали, нет!

Мудрено ли, что в ратной работе

Город наш по-солдатски хорош?..

Петр построил его на болоте,

Но прочнее земли не найдешь.

    Вражеская авиация ежедневно сбрасывала на город сотни зажигательных и фугасных бомб. Тяжёлая и сверхтяжёлая артиллерия вела планомерный и ожесточённый обстрел жилых кварталов города.

    Пришли и другие бедствия. В конце ноября ударили морозы. Ртуть в термометре приблизилась к отметке минус 40 градусов. Замёрзли водопроводные и канализационные трубы, жители остались без воды – теперь её можно было брать только из Невы.

    Вскоре подошло к концу топливо. Перестали работать электростанции, в домах погас свет, внутренние стены квартир покрылись изморозью. Ленинградцы стали устанавливать в комнатах железные печки-времянки. В них сжигали столы, стулья, шкафы, диваны, паркетные плитки пола, а затем и книги.  Люди надевали на себя все, что у них было. Целые семьи гибли от холода и голода. В домах не было электричества, в квартирах горели коптилки – баночки с горючей смесью, в которые вставлялся маленький фитилек, не было парового отопления.

     Подобного топлива хватало ненадолго. К декабрю 1941 года город оказался в ледяном плену. Улицы и площади занесло снегом, закрывшим первые этажи домов. Не было хлеба, света, тепла, воды. Страдания и лишения ленинградцев достигли предела. В январе 1942 года ежедневно умирали тысячи человек. За первую половину 1942 года погибло от голода, холода, бомбежек и дистрофии свыше 600 тысяч жителей города.

     Как только стало понятно, что город оказался в блокаде, настроение части жителей стало меняться в худшую сторону. Чтобы быть в курсе того, о чём думает население, военная цензура вскрывала все письма. Некоторые, в которых горожане высказывали крамОльные мысли, изымались. В августе 1941 года цензура изъяла 1,5 процента писем. В декабре – уже 20 процентов.

На сцене девушки и юноши, в руках у них письма, они по очереди читают их:

«…Жизнь в Ленинграде с каждым днём ухудшается. Люди начинают пухнуть, так как едят горчицу, из неё делают лепёшки. Мучной пыли, которой раньше клеили обои, уже нигде не достанешь».

«…В Ленинграде жуткий голод. Ездим по полям и свалкам и собираем всякие коренья и грязные листья от кормовой свёклы и серой капусты, да и тех-то нет».

«…Наш любимый Ленинград превратился в свалку грязи и покойников. Трамваи давно не ходят, света нет, вода замёрзла, уборные не работают. Самое главное – мучает голод».

«…Мы превратились в стаю голодных зверей. Идёшь по улице, встречаешь людей, которые шатаются, как пьяные, падают и умирают. Мы уже привыкли к таким картинам и не обращаем внимания, потому что сегодня умерли они, а завтра я».

«…Ленинград стал моргом, улицы стали проспектами мёртвых… В каждом доме в подвале склад».

Я к ним подойду. Одеялом укрою,
О чем-то скажу, но они не услышат.
Спрошу – не ответят…
А в комнате – трое.
Нас в комнате трое, но двое не дышат.
Я знаю: не встанут.
Я всё понимаю…
Зачем же я хлеб на три части ломаю?

    Рядом со взрослыми все тяготы блокады вынесли на своих хрупких плечах дети. Страшным свидетельством ужасов войны стал дневник ленинградской девочки Тани Савичевой.  Изо дня в день Таня записывала: «Женя умерла 28 декабря в 12.30 часов утра 1941 года. Бабушка умерла 25 января в 3 часа дня 1942 года. Лека умер 17 марта в 5 часов утра 1942 года. Дядя Леша — 10 мая в 4 дня 1942. Мама — 13 мая в 7.30 часов утра 1942 года. Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня...»

   Кто же они, Савичевы, жившие на 2-ой линии Васильевского острова в доме 13? Женя, старшая сестра Тани, работала в конструкторском бюро на Невском машиностроительном заводе. Лека, то есть Леонид, брат Тани, работал строгальщиком на судостроительном заводе. Дядя Вася и дядя Лёша, братья Таниного отца, работали в книжном магазине. Мать Тани Мария Игнатьевна и бабушка Евдокия Григорьевна занимались домашним хозяйством.

   Всю семью унесла блокада. Не выжила и Таня. Её, правда, успели вывезти из Ленинграда, но голод настолько подорвал здоровье девочки, что она умерла.

Девчонка руки протянула

И головой –на край стола.

Сначала думали – уснула,

А оказалось   - умерла.

Её из школы на носилках

Домой ребята принесли.

 В ресницах у подруг слезинки

То исчезали, то росли.

Никто не обронил ни слова.

Лишь хрипло, сквозь метельный сон.

Учитель выдавил, что снова

Занятья –после похорон.

    Дневник Тани Савичевой фигурировал на Нюрнбергском процессе как один из обвинительных документов против фашистских преступников.

В блокадных днях

Мы так и не узнали:

Меж юностью и детством

Где черта?..

Нам в сорок третьем

Выдали медали.

И только в сорок пятом –

Паспорта.

И в этом нет беды.

Но взрослым людям,

Уже прожившим многие года,

Вдруг страшно от того,

Что мы не будем,

Ни старше, ни взрослее,

Чем тогда…

     И все-таки Ленинград жил и героически боролся.

Мы рыли рвы – хотелось пить.
Бомбили нас – хотелось жить.
Не говорилось громких слов.
Был дот на каждом из углов.
Был дом – ни света, ни воды.
Был хлеб – довесочек беды.
Сон сокращался в забытье.
Быт превращался в бытие.
Была одна судьба на всех.
Мы растеряли светлый смех.
Мы усмиряли темный страх.
Мы умирали на постах.
Мы умирали…
Город  жил –
Исполнен малых наших сил.

      Город жил. Город  боролся. Заводы продолжали выпускать военную продукцию. Голодные измученные люди находили в себе силы работать. Кировский завод оказался в опасной близости от расположения немецких войск, и тем не менее там круглосуточно шла работа по изготовлению танков. Мужчины, женщины и подростки стояли у станков. Завод бомбили, в цехах возникали пожары, но никто не покидал рабочих мест. Из ворот завода ежедневно выходили танки и шли прямиком на фронт. В ноябре - декабре 1941 года производство снарядов и мин превышало миллион штук в месяц.

    А по утрам на стенах домов появлялись плакаты. Яркие, пахнущие свежей краской листы клеймили врага, взывали к мщению, утверждали веру в Победу, помогали жить и бороться. Они были очень нужны  тогда людям. Вряд ли современники могут в полной мере представить себе, в каких условиях выполнялись тогда эти плакаты…

     В промерзлых комнатах дома ленинградского Союза художников шла в дни блокады особая, напряженная жизнь, топились печи - «буржуйки», горели коптилки. Слабое пламя выхватывало из тьмы худые, бледные лица. Руки в перчатках с трудом держали кисти, замерзшие краски приходилось отогревать дыханием. Но художники работали. Работали с поразительной энергией, упорством, страстью.

     В городе работали театры, ставились новые спектакли, работали музеи. Всё время блокады работало ленинградское радио. Для многих оно было единственной ниточкой, позволявшей почувствовать, что город живёт. Мало кому известная до войны поэтесса и писательница Ольга Фёдоровна Берггольц вошла в историю как «муза блокадного Ленинграда». Всю блокаду проработала она на ленинградском радио.

А город был в дремучий убран иней.
Уездные сугробы, тишина…
Не отыскать в снегах трамвайных линий,
одних полозьев жалоба слышна.

Скрипят, скрипят по Невскому полозья.
На детских санках, узеньких, смешных,
в кастрюльках воду голубую возят,
дрова и скарб, умерших и больных…

    Зимой 1942 года было решено создать при радиокомитете симфонический оркестр. Его руководителем стал скрипач и дирижёр Карл ЭлиАсберг. Зимой 1942 года он настолько ослаб, что не мог ходить от истощения. 9 февраля его привезли в стационар на детских саночках с диагнозом «алиментарная дистрофия 2-й степени».

   Но уже 9 апреля он провёл репетицию созданного оркестра. Музыкантов искали по всему городу. Струнную группу подобрали, а с духовой возникла проблема: люди просто физически не могли дуть в духовые инструменты. Некоторые падали в обморок прямо на репетиции. Пришлось искать по фронтам. Позже музыкантов прикрепили к столовой горсовета – один раз в день они получали горячий обед.

    В блокадном Ленинграде Дмитрий Шостакович написал Седьмую симфонию: «Свою Ленинградскую симфонию я писал быстро. Я не мог её не писать. Кругом шла война. Я должен был быть вместе с народом, я хотел создать образ нашей сражающейся страны, запечатлеть его в музыке. С первых же дней войны я сел за рояль и начал работать. Я жил тогда в здании консерватории, находясь вместе со многими моими коллегами-музыкантами на казарменном положении, как боец отряда противовоздушной обороны. Отрывался от работы только во время дежурств, воздушных тревог, а это бывало довольно часто», – рассказывал композитор.

Я помню блеск немеркнущих свечей
И тонкие, белей, чем изваянья,
Торжественные лица скрипачей,
Чуть согнутые плечи дирижёра,
Взмах палочки – и вот уже поют
Все инструменты о тебе, мой город,
Все рупора Симфонию твою…

     9 августа 1942 года шёл 355-й день блокады. Большой зал Ленинградской филармонии не вместил всех желающих послушать Седьмую симфонию Дмитрия Шостаковича, впервые исполняемую в городе на Неве. Дирижировал Карл  Ильич ЭлиАсберг.

   Своеобразным вступлением к симфонии, создававшейся в осаждённом Ленинграде и проникнутой верой в победу над фашизмом, явились раскаты батарей нашей дальнобойной артиллерии. Это не было случайным совпадением. Командующий Ленинградским фронтом генерал армии Леонид Александрович  Говоров приказал огнём батарей 42-й армии предупредить вражеский обстрел, который мог прервать исполнение. Операция называлась «Шквал».

Музыка – фрагмент симфонии Д.Д. Шостаковича № 7 («Ленинградская»)

Какая музыка была!
Какая музыка играла,
Когда и души и тела
Война проклятая попрала.
Какая музыка во всем,
Всем и для всех - не по ранжиру.
Осилим... Выстоим ... Спасем ...
Ах, не до жиру - быть бы живу ...
И через всю страну струна
Натянутая трепетала,
Когда проклятая война
И души и тела топтала.
Стенали яростно, навзрыд,
Одной единой страсти ради
На полустанке – инвалид
И Шостакович - в Ленинграде.

     Для подвоза продовольствия и боеприпасов оставалась единственная коммуникация – по Ладожскому озеру. До конца навигации с большой земли шли в Ленинград баржи с продовольствием. Когда Ладожское озеро замёрзло, через него была проложена военно-автомобильная дорога, названная ленинградцами «Дорогой жизни». Шофёры повели по ледовой трассе, под обстрелами и бомбёжкой, машины с продуктами и боеприпасами для ленинградцев. Обратными рейсами они вывозили в тыл женщин и детей.

Страшный путь!
На тридцатой,
последней версте
Ничего не сулит хорошего.
Под моими ногами
устало
хрустеть
Ледяное,
ломкое
крошево.
Страшный путь!
Ты в блокаду меня ведешь,
Только небо с тобой,
над тобой
высоко.
И нет на тебе
никаких одёж:
Гол как сокол.
Страшный путь!
Ты на пятой своей версте
Потерял
для меня конец,
И ветер устал
над тобой свистеть,
И устал
грохотать
свинец…
— Почему не проходит над Ладогой
мост?! —
Нам подошвы
невмочь
ото льда
оторвать.
Сумасшедшие мысли
буравят
мозг:
Почему на льду не растет трава?!
Самый страшный путь
из моих путей!
На двадцатой версте
как я мог идти!
Шли навстречу из города
сотни
детей…

Сотни детей!..
Замерзали в пути…

Одинокие дети
на взорванном льду —
Эту теплую смерть
распознать не могли они сами
И смотрели на падающую звезду
Непонимающими глазами.

Мне в атаках не надобно слова «вперед»,
Под каким бы нам
ни бывать огнем —
У меня в зрачках
черный
ладожский
лед,
Ленинградские дети
лежат
на нем.

    Все долгие три года ленинградцы верили, что настанет конец их мучениям  и их освободят.

Двойною жизнью мы сейчас живем:
в кольце и стуже, в голоде, в печали,
мы дышим завтрашним, счастливым, щедрым днем,-
мы сами этот день завоевали.

И ночь ли будет, утро или вечер,
но в этот день мы встанем и пойдем
воительнице-армии навстречу
в освобожденном городе своем.

Мы выйдем без цветов, в помятых касках,
в тяжелых ватниках, в промерзших полумасках,

как равные, приветствуя войска.

И, крылья мечевидные расправив,
над нами встанет бронзовая Слава,
держа венок в обугленных руках.

    Два с половиной года фашисты осаждали город-герой, но так и не смогли сломить его защитников.     К исходу 27 января 1944г  войска Ленинградского и Волховского  фронтов взломали в 300-километровой полосе оборону 18-й немецкой армии, разгромили её основные силы, продвинулись с боями от 60 до 100км. С освобождением городов Пушкин, Гатчина, Чудово и Октябрьской железной дороги блокада Ленинграда была полностью снята. Закончилась беспримерная в истории эпопея героического города, выдержавшего 900-дневную осаду, и не только выдержавшего, но и победившего.

    Всего за период блокады умерло от голода и болезней 641803 человека и около 400 тысяч бойцов и командиров Красной Армии.

Вечный памятник им – Пискаревское кладбище в г. Санкт-Петербурге.

За залпом залп.
Гремит салют.
Ракеты в воздухе горячем
Цветами пёстрыми цветут.
А ленинградцы
Тихо плачут.

Ни успокаивать пока,
Ни утешать людей не надо.
Их радость
Слишком велика –
Гремит салют над Ленинградом!

Их радость велика,
Но боль
Заговорила и прорвалась:
На праздничный салют
С тобой
Пол-Ленинграда не поднялось…

Рыдают люди, и поют,
И лиц заплаканных не прячут.
Сегодня в городе –
Салют!
Сегодня ленинградцы
Плачут…

На сцену  с зажженной свечой выходит чтец и читает стихотворение

Неверно, что сейчас от той зимы

Остались лишь могильные холмы.

Она жива, пока живые мы.

И сколько лет уже прошло,

А нам от той зимы не отогреться.

Нас от неё ничто не оторвёт.

Мы с нею слиты памятью и сердцем.

Чуть что - она вздымается опять

Во всей своей жестокости нетленной.

«Будь проклята!» - мне хочется кричать.

Но я шепчу ей: «Будь благословенна».

Она щемит и давит. Только мы

Без той зимы - могильные холмы.

И эту память, как бы нас ни жгло,

Не троньте даже добрыми руками.

Когда на сердце камень - тяжело.

Но разве легче, если сердце – камень?

Следующий чтец выходит  с зажженной свечой  и читает стихотворение. ( Во время чтения стихотворения на сцену выходят с зажженными свечами все участники, тихо звучит музыка)

Ряды могил огромных братских,
Где высечен лишь год - сорок второй...
Там сотни тысяч жизней ленинградцев
Схоронено блокадною зимой.
И тихо льются звуки над могилами.
И вечности огонь всегда горит.
А сердце мое с близкими и милыми
Через года как будто говорит.

Теперь покоитесь вы здесь в могилах,
И люди вам несут сюда цветы,
И позабыть о вас они не в силах.
В их памяти не будет пустоты.
Они поклонятся вам низко, низко
В том месте, где огонь теперь горит.
И то далекое им сразу станет близким.
И оживет бесчувственный гранит.

Звучит песня «Ленинградский метроном»

    27 января в День воинской славы России жители и гости Санкт – Петербурга приходят  на Пискарёвское кладбище. Семьями и в одиночку, старые и молодые. Они кладут на братские могилы цветы. А некоторые – конфеты и хлеб. Маленький кусочек хлеба, в котором так  нуждался каждый из похороненных там.

Здесь лежат ленинградцы.
Здесь горожане — мужчины, женщины, дети.
Рядом с ними солдаты-красноармейцы.
Всею жизнью своею
Они защищали тебя, Ленинград,
Колыбель революции.
Их имeн благородных мы здесь перечислить не сможем,
Так их много под вечной охраной гранита.
Но знай, внимающий этим камням:
Никто не забыт и ничто не забыто…

 Вечная  им память.