«Отражение процессов истории грамматического рода в па-мятниках деловой письменности 15 – 16 веков (на материалах актов Северо – Восточной Руси)».
материал на тему

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ        

ГЛАВА I. Грамматический род существительных в истории русского языка        

1.1.  История категории рода имен существительных в русском языке        

1.2. Характеристика «Актов социально-экономической истории Северо-Восточной Руси» как памятника деловой письменности XV-XVI вв.        

Выводы по главе I        

ГЛАВА II. Грамматический род существительных в памятниках деловой письменности XV-XVI вв. (на материале «Актов социально-экономической истории Северо-Восточной Руси»)        

2.1. Общая характеристика имен существительных отраженных в текстах «Актов социально-экономической истории Северо-Восточной Руси»        

2.2. Специфика реализации категории рода имен существительных в «Актах социально-экономической истории Северо-Восточной Руси»        

2.3. Унификация родовых окончаний существительных множественного числа дательного, творительного и местного падежей        

Выводы по главе II        

ЗАКЛЮЧЕНИЕ        

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК        

ВВЕДЕНИЕ

Грамматическая категория рода признается в современной науке обязательной, центральной грамматической категорией, но при этом она остается крайне сложной и многоаспектной категорией для исследования. С этим связан тот факт, что вопросы ее устройства и функционирования до сих пор не получили однозначного, полного, последовательного и непротиворечивого решения в современной науке о языке.

Категория рода содержит в себе много неизведанного, что связано главным образом с процессом формирования языка и мышления у людей в древнейший период. Сложность добавляет еще и то, что в этой категории немаловажную роль играют экстралингвистические факторы, которые сильно затрудняют процесс формирования родовых языковых различий. Особенно это справедливо для проблемы становления и развития категории рода существительных в истории русского языка. Эти соображения определили выбор темы настоящего исследования.

Актуальность исследования связана с научной значимостью изучения категории рода как одной из базовых категорий, отражающих специфику мировоззрения народа, его языкового менталитета и языковой картины мира.

В истории русского языка категория рода существительных во многом унаследована из праславянского языка как в плане распределения слов по родам, так и в плане выражения рода существительных.  В древнерусском языке универсальность этой категории проявлялась в том, что каждое существительное сохраняло определенную родовую принадлежность во всех своих формах. И именно это постоянство родовой характеристики выделяет существительные среди других имен, например прилагательных, которые по остальным, собственно формальным, показателям в древнерусском языке могли полностью совпадать с существительными. Это позволяет сформулировать объект и предмет нашего исследования.

Объектом исследования является категория рода существительных в памятниках древнерусской деловой письменности XIV––XVI вв. Непосредственным предметом исследования выступают процессы истории грамматического рода имен существительных в текстах «Актов социально-экономической истории Северо-Восточной Руси».

Цель исследования –– дать анализ языковых явлений, отражающих   процессы истории грамматического рода имен существительных на материале «Актов социально-экономической истории Северо-Восточной Руси».

Задачи исследования: 

–– выявить и проанализировать явления колебания родовой принадлежности существительных в указанных текстах;

–– дать сопоставительный качественный и количественный анализ соотношения употребления исконных и новых родовых показателей в формах рода имен существительных в указанных текстах в аспекте процесса унификации родовых показателей;

Материал исследования.

Языковым материалом для исследования, которым являются «Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси». Это фундаментальное академическое издание русских памятников деловой письменности в трех томах, которое выходило под эгидой Института отечественной истории АН СССР с 1952 по 1964 гг. (I том –– 1952 г.; II том –– 1958 г.; II том –– 1964 г.).

Объем исследованного материала.

Методом сплошной выборки по трем томам «Актов социально-экономической истории Северо-Восточной Руси» получено 5008 словоупотреблений имен существительных (I том –– 1620, II том –– 1678, III том –– 1710). Эти примеры составили фактологическую базу исследования.

Научная новизна исследования заключается во введении в научный обиход нового материала для исследования категории рода –– «Актов социально-экономической истории Северо-Восточной Руси».

Практическая ценность работы состоит в возможности использования  ее основных результатов в практике преподавания морфологии русского языка в школе в разделе «Исторические сведения о роде», на факультативных занятиях по исторической грамматике русского языка.

В работе используются метод непосредственного лингвистического наблюдения и метод лингвистического описания, а также методики и приемы сравнительно-исторического анализа и количественного анализа.

Поставленные цели и задачи определили структуру дипломной работы, которая состоит из введения двух глав, заключения и библиографического списка (включает 49 наименований). Общий объем исследования составляет 51 с.

ГЛАВА I. Грамматический род существительных в истории русского языка

1.1.  История категории рода имен существительных в древнерусском языке

Грамматическая категория рода признается в современной науке обязательной, центральной грамматической категорией, но остается, однако, не получившей однозначного, полного, последовательного и непротиворечивого решения. Еще А.А. Потебня утверждал: «Грамматический род принадлежит к числу общих человекообразных понятий (антропоморфических категорий), служащих для расчленения, приведения в порядок и усвоения всего содержания мысли» [Потебня 1968: 461].

 И.П. Мучник в статье «Категория рода и ее развитие в современном русском литературном языке» выдвигает такое определение: «Категория рода –– это совокупность форм существительных, прилагательных и глаголов, посредством которых осуществляется две разнородные, однако структурно связанные функции: а) достигается синтаксико-морфологическое единство существительного и поясняющих его слов; б) конструируются формальные противопоставления существительных, различающихся по признаку биологического пола» [Мучник 1963: 44].

Однако категория рода в языках мира и в русском языке не обладает единством. В частности, следует различать род как классифицирующую категорию для существительных и род как согласовательную категорию для прилагательных и других родоизменяемых слов. В нашей работе нас интересует специфика категории рода существительных применительно к русскому языку.

Для современного русского языка «Русская грамматика» характеризует категорию рода существительных следующим образом: «Категория рода существительного — это не словоизменительная синтагматически выявляемая морфологическая категория, выражающаяся в способности существительного в формах ед. ч. относиться избирательно к родовым формам согласуемой (в сказуемом — координируемой) с ним словоформы: письменный стол, большое дерево; Вечер наступил, Девочка гуляла бы; Окно открыто; Ночь холодная. Морфологическая категория рода выявляется в формах ед. ч., однако она принадлежит существительному как слову в целом, во всей системе его форм. Категорию рода образуют три незамкнутых ряда морфологических форм; в каждый такой ряд входят формы разных слов, объединенных общим для них морфологическим значением рода — мужского, женского или среднего» [Русская грамматика 1980: 463].

Неоднозначность квалификации грамматической семантики рода связана с разными основаниями для определения характера этой категории по отношению к одушевленным и по отношению к неодушевленным именам. Так, категориальным значением рода существительных, обозначающих лица, считается значение их биологического пола; категориальное  значение существительных, обозначающих предметы неживой природы, считается немотивированным.

«Деление всех существительных на слова муж., жен. и сред. р. не имеет последовательного содержательного объяснения. Род существительного имеет реальную семантику в тех случаях, когда им характеризуются названия лиц или (непоследовательно) животных: названия лиц и животных мужского пола являются существительными муж. р., названия особей женского пола — существительными жен. р.  Средний род в большинстве случаев связан с названиями неодушевленных предметов. <...>  Отнесенность неодушевленных существительных к муж., жен. или сред. р. семантически необъяснима и условна. Так, не имеет объяснения тот факт, что слова вывод, темп, итог, день, овес принадлежат к муж. р., слова карта, стена, неделя, тень, ночь, рожь — к жен. р., а слова окно, стекло, бревно, утро, пшено — к сред. р. Деление неодушевленных существительных на существительные муж., жен. и сред. р. определяется только системой падежных флексий и синтаксическими факторами [Русская грамматика 1980: 464-465].

Отметим также отсутствие четких, однозначных формальных показателей рода у существительных, в данном случае говорят лишь о преобладании в индоевропейских языках в существительных женского рода основ на -а, среднего –– основ на -о. В русском языке категория рода является единственной грамматической категорией, которая не воплощается последовательно в форме окончания. Окончания существительных мужского и среднего рода во многом совпадают, совпадают они и с окончаниями женского рода. Не противопоставлены окончания по роду во множественном числе.

Все это обусловливает сложность категории рода в современном русском языке.  Поэтому важен вопрос, как система пришла к этому состоянию, то есть вопрос о развитии категории рода существительных в русском языке.

В «Очерках по морфологии праславянского языка» П.С. Кузнецов пишет:  «Согласно предположению, выдвинутому уже достаточно давно, система трех родов, отражающаяся в большей части древних (т.е. обладающих древней письменностью) индоевропейских языков, восходит к системе двух родов («одушевленного» и «неодушевленного» –– наследником последнего и является средний род в тех языках, где установилась система трех родов)» [Кузнецов 2006: 20].  В пределах «одушевленного» рода впоследствии образовалось противопоставление  мужского и женского родов.

В результате грамматическая категория рода существительных всех современных славянских языков представлена системой рядов грамматических форм, выражающих грамматические значения мужского, женского и среднего родов. При этом в современных славянских языках отмечается не просто сохранение такой трехродовой системы, но и ее усложнение: каждый род в русском языке имеет деление на одушевленный и неодушевленный; в чешском языке такое деление имеет место только в мужском роде; в польском и словацком языках в пределах мужского рода различаются одушевленный и неодушевленный (в.ед.ч.), а в пределах одушевленного –– личный и неличный (во мн.ч.).

В истории русского языка категория рода во многом унаследована из праславянского языка как в плане распределения слов по родам, так и в плане выражения рода существительных.

В учебном пособии К.В. Горшковой и Г.А. Хабургаева проводится мысль об универсальности категории рода существительных в древнерусском языке: «В древнерусском языке универсальность этой категории проявлялась в том, что каждое существительное сохраняло определенную родовую принадлежность во всех своих формах (ср. в современном языке нейтрализацию родовых противопоставлений в формах множественного числа: высокие столы, стены, деревья). И именно это постоянство родовой характеристики выделяет существительные среди других имен, например прилагательных, которые по остальным, собственно формальным, показателям в древнерусском языке могли полностью совпадать с существительными [Горшкова, Хабургаев 1997].

Родовая принадлежность имени существительного — это исторически сложившаяся абстрактно-грамматическая классификация, которая уже в праславянском языке не имела прямой связи с лексическим значением слова: принадлежность существительных столъ < прасл. *stolos и сторона <; прасл. *storna соответственно к мужскому и женскому роду никак не подсказывается их неграмматическими значениями. Лишь в кругу существительных, обозначающих людей, продолжает сохраняться «память» о том, что по происхождению категория рода связана с понятием о реальном поле (мужской женский); ср.: моя сестра, жена — мой брат, муж. Но даже и в этом случае древнерусские тексты  изредка дают примеры родовой характеристики, соответствующей формально-грамматическим показателям, а не реальному полу лиц, обозначаемых существительными. В первую очередь это касается наименований типа владыка, воевода, слуга, старейшина, староста (и юноша), а также образований типа детина, купчина, мужчина, которые всегда обозначали лиц только мужского пола и генетически являются именами мужского рода, но характеризуются аффиксами, обычно (за пределами наименований лица) являющимися показателями слов женского рода.

Для имен «общего рода» характерно колебание в роде, которое связано не со значениями слов, а с разным типом согласования (часто выбирается согласование по форме. Имена «общего рода», которые могут обозначать лиц обоего пола, исторически являясь существительными женского рода (типа сирота, калека), даже если они применяются по отношению к мужчине. Как старые тексты, так и современная норма в последнем случае отражают колебания в родовой характеристике таких существительных; ср. в южновеликорусских грамотах начала XVII в.: Бьёт челом сирота твоя...

Как отмечают К.В. Горшкова и Г.А. Хабургаев,  «противоречие» между грамматическим родом и полом нередко и в кругу слов многозначных, продолжающих употребляться в своем первичном (исходном) значении в качестве существительных «немотивированного» женского рода, как, например, распространенное в старых текстах слово голова  [Горшкова, Хабургаев 1997].

«Грамматический род, таким образом, предстает перед нами как диалектически противоречивая категория, ибо, являясь (в плане содержания) обобщающим морфологическим классификатором существительных как части речи, категория рода последовательно оформляется (в плане выражения) только на синтаксическом уровне — флексиями согласуемых слов и лишь факультативно — на морфологическом уровне — посредством словообразующих и словоизменительных аффиксов» [Горшкова, Хабургаев 1997].

Таким образом, в истории развития категории рода существительных в русском языке мы можем видеть процессы, связанные как (1) с перераспределением существительных по родовой принадлежности, (2) так и с изменениями в средствах выражения рода.

 1) Так, старорусские тексты отражают собственно грамматическое содержание категории рода в примерах сохранения принадлежности к среднему роду уменьшительно-ласкательных (а в канцелярском языке и уничижительных) образований с суффиксами -ишк-, -ышк-, -ушк- (т. е. исторически действительно относившихся к среднему роду), обозначающих лиц: сынишко моё в шуйских грамотах XVII в. [Горшкова, Хабургаев 1997].

 Иначе обстоит дело с изменением склонения существительных, характеризующихся уменьшителыю-ласкательными и уничижительными суффиксами, которые частично (предметные) или полностью (личные) перешли из среднего рода в женский или мужской. В частности, уменьшительно-уничижительные образования от имен мужского и среднего рода с предметным значением, сохраняя принадлежность к среднему роду или переходя в разряд существительных мужского рода (что отражено только формами согласуемых слов в И.п. и В.п.), продолжали сохранять формы словоизменения по типу село. Сами такие образования в старой актовой письменности обычны: И-В. на дворишко мое; Р. своево дворишка; Д. к моему дворишку, Т. Ѣхал с товаришком; М. во дворишке моем. 

 К.В. Горшкова и Г.А. Хабургаев отмечают: «При объяснении подобных явлений нельзя не учитывать, что они не отражают непосредственно живого употребления и являются принадлежностью канцелярского стиля. Не случайно уничижительные образования в большом количестве появляются в юридических документах именно с XVI в. — с того времени, когда завершается образование централизованного государства и развивается чиновно-бюрократический аппарат, что ведет к формированию официальных условностей, в том числе и в языке. Одной из таких условностей, связанных с закреплением сословной иерархии, было называние в официальном документе уничижительными именами всего, что связано с нижестоящим лицом при обращении к более высокой особе; в «нейтральном» случае уничижительные образования имен обычно отсутствуют. Типично, например, оформление переписки местной администрации с центральным правительством; все (без исключения)  воеводские донесения начинаются с обращения: Г(осуда)рю Царю и великому князю Михаилу Фёдоровичу всеа Русии холоп твой Ивашка Стрешнев челомъ бьет» [Горшкова, Хабургаев 1997].

 Современную грамматическую характеристику таких образований как существительные соответственно мужского или женского рода (мой сынишка), нельзя оценивать как результат закрепления связи «грамматический род ← пол», ибо то же изменение коснулось и неодушевленных существительных, «немотивированный» грамматический род которых оказался соотнесенным с родом производящего имени: например, мой осадной дворишко (ср. мой двор), за ту мою службишку (ср. ту мою службу) в курских грамотах начала XVII в. [Кузнецов 2006: 28].

Еще одной тенденцией изменений в распределении существительных по родам, как указывает В.В. Виноградов, следует считать сокращение среднего рода. В.В. Виноградов, со ссылкой на А.А. Соболевского, писал, что вообще  индоевропейские языки постепенно сокращают число грамматических родов. Романские языки, литовский, пракрит уже давно утратили средний род. Сверх того, формы множественного числа в индоевропейских языках становятся все более и более безразличными по отношению к роду. Русский язык идет по тому самому пути, который нам известен из истории родственных с ним языков [Виноградов 2001: 52].

В.В. Виноградов далее указывает: «Часть его говоров (великорусские сильно акающие говоры) на наших глазах теряют средний род: все те их существительные среднего рода, которые имеют ударение не на конечном о, переходят в женский род: моя дерево и т. п. Весь русский язык утратил признаки рода для значительной части форм множественного числа. Формы множественного числа прилагательных уже давно одни и те же для всех трех родов...  То же можно сказать о некоторых существительных: гости, кости, гостей, костей и т. д. Большая часть форм того же числа прочих существительных также уже давно имеет одни и те же окончания; единственная форма, которая еще сохраняет два разных окончания: одно — для мужского, другое — для женского и среднего родов, форма родительного падежа, — не только в говорах, но даже в литературном языке начинает терять свой признак рода; мы слышим постоянно: очков, часто: местов, делов, правов; изредка баранков (от баранка), коробочков. При этом надо иметь в виду, что окончание форм род. пад. существительных женского и среднего родов лишено достаточной яркости, так как оно принадлежит также к архаическим формам род. пад. существительных мужского рода: сапог, чулок и т. п.» [Виноградов 2001: 53].

В результате этого в современном русском языке мы именем примерно следующую статистику родового распределения существительных: «Основная масса русских неодушевленных существительных, в том числе и новообразований, — это слова муж. и жен. р. Существительные муж. р. преобладают среди слов — названий коллективов, учреждений, предприятий, конкретных предметов. Второе место по количеству среди слов­названий занимают существительные жен. р. Существительные сред. р. преобладают только среди слов, называющих отвлеченные понятия» [Русская грамматика 1980: 465].

2) С течением времени в русской системе родовых противопоставлений происходят изменения, связанные с унификацией и усилением регулярности форм выражения рода, которые уже не закреплены семантически за тем или иным родовым значение в сознании носителей языка. Эта тенденция связана прежде всего с нейтрализацией родового противопоставления в множественном числе.

Если в единственном числе тенденция к преодолению синонимии традиционных именных флексий реализовалась в направлении сближения парадигм существительных одного рода, то во множественном числе та же общая грамматическая тенденция должна была вести к полной унификации словоизменительных парадигм. Связано это с тем, что в единственном числе тождественное падежное значение разных флективных морфем еще не означало их полной синонимии, если они характеризовали словоформы существительных не одного рода; и это обязательно поддерживалось формами согласуемых слов (ср., например, в Р.п., с одной стороны: гост-и—печал-и, камен-е—матер-е, с другой стороны: наш-его гост-и, камен-е, отьц-а, но наш-егь печал-и, матер-е, сестр-ы). Во множественном числе родовая классификация существительных очень рано начинает нивелироваться.

Тенденция к унификации склонений во множественном числе отчетливо проявляется в развитии форм И.п. и В.п. «Очевидно, что в плане реализации тенденции к отождествлению форм И, В основные изменения должны были коснуться существительных мужского рода, ибо существительные женского рода, независимо от типа склонения, издавна имели единую форму И-В (как и склонявшиеся по типу основ на *-а имена мужского рода со значением лица: воевод-ы, слуг-ы) или отождествили формы И.п. и В.п. достаточно рано. Тот факт, что в качестве такой общей, единой для обоих родов оказалась флексия -ы/-и, указывает на активизацию процесса унификации парадигм после падения редуцированных, когда наметилось фонологическое объединение гласных [и, ы], получающих на функциональном уровне значение фонетических вариантов одной фонемы. Именно в этих условиях флексии И.п. и В.п. воевод-ы, жён-ы, стол-ы, сын-ы — кон-и, кост-и, гост-и, камен-и начинают функционировать как вариантные (фонетические) разновидности одной флексии, определяемые качеством конечного согласного «новой» основы» [Горшкова, Хабургаев 1997]. Это нашло свое выражение в замене исконного окончания – И для Им.п. сущ. муж.рода на окончание –Ы, изначально присущее только формам И.п. мн.ч. женского рода склонения на *-а: ангелы (вм. ангели).

Более поздний по времени процесс –– это совпадение форм И. пад. мн.ч. мужского рода и среднего рода в окончании –А, изначально характерного только для среднего рода. По мнению П.С. Кузнецова, появление форм имен. пад. мн. ч. с окончанием -а вызвано влиянием формы двойственного числа муж. р. , имевшей -а в им.-вин. пад. Хотя само двойственное число было утрачено древнерусским языком раньше, чем развились такие формы на -а, здесь могло возникнуть опосредствованное влияние — со стороны названий парных предметов (типа берега, рукава, рога), восходящих к формам двойственного числа и ставших осмысляться как формы множественного числа [Кузнецов 2005].

В результате в современном русском мы имеем не только исконное окна, но и новое –– дома: «Процесс распространения ударной флексии -а как показателя значения И-В мн. ч. можно считать продолжающимся: литературный язык едва ли не каждое новое десятилетие вынужден признавать нормативность все новых словоформ с -а (типа директора, трактора, цеха), вытесняющих еще недавно считавшиеся единственно возможными словоформы с -ы/-и (директоры, тракторы, цехи), а в диалектной речи, как отметил в свое время С. П. Обнорский, особенно в южновеликорусской, флексия -а становится действенным средством унификации форм И-В мн. ч., распространяясь и на существительные женского рода (имена среднего рода издавна характеризовались флексией -а): площади, лошадя, дверя, веща, матеря, дочеря (см. вошедшую в литературный язык диалектную форму зеленя) и даже гора (крутые гора), деревня, грива, голова (в голова, под голова), гряда и др.» [Горшкова, Хабургаев 1997].

Но наиболее последовательно процесс унификации родовых окончаний проходил в косвенных падежах множественного числа –– дательный, творительный и местный. Этот процесс выражается в том, что новые формы имен существительных  множественного числа с флексиями -ам, -ами, -ах в дательном,  творительном и предложном падежах употребляются применительно к словам всех типов склонений и, соответственно, любой родовой принадлежности.

В учебнике Е.Г. Ковалевской приводится материал, свидетельствующий о распространении новых унифицированных окончаний этих трех падежей прежде всего в деловой речи интересующего нас периода.

Наиболее консервативным в этом случае был дательный падеж (Например, в грамоте XV в. дворяномъ, дѢтемъ). Однако в указанных текстах встречаются и новые формы дательного падежа (например, в отписке 1617 г.: по домамъ). Новые формы творительного падежа встречаются значительно чаще. Самыми употребительными являлись новые формы предложного падежа с флексиями -ах, -ях (например, в «Актах Московского  государства» XVI-XVII вв.: о урочищахъ, въ железахъ, въ городахъ) [Ковалевская 1978: 92-93]. И это не случайно, потому что наиболее ранние примеры употребления флексий -ам, -ах за пределами исторических основ на -*а встречаются уже с конца XIII в. (старейшие — в «Паремейнике») и в значительном числе случаев связаны с названиями лиц [Ковалевская 1978: 94].

В целом для языка деловой речи свойственно определенное смешение языковых черт разных исторических периодов: старые элементы древнерусского  языка сосуществовали с новыми, традиционно-книжные элементы  употреблялись одновременно с формами живой разговорной речи.

1.2. Характеристика «Актов социально-экономической истории Северо-Восточной Руси» как памятника деловой письменности XV-XVI вв.

Материалом для исследования по теме являются «Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси» –– ценнейший памятник деловой письменности XV-XVI вв.

В данном памятнике присутствуют акты Троице-Сергиева, Кирилло-Белозёрского и др. монастырей, а также частных лиц. Эти документы являются ценным источником для изучения истории феодального землевладения, положения крестьян, судопроизводства и права. Хотя акты конца XIV—начала XVI в. дошли до нас в составе преимущественно монастырских феодальных архивов, однако они относятся не только к истории духовного феодального землевладения. Монастырские хозяйственные архивы интересны также и потому, что в них сохранились документы светского — боярского и дворянского феодального землевладения, попавшие туда в связи с переходом к монастырям частновладельческих служилых земель.

Всего они составляют три тома.

Том I включает в себя акты Троице-Сергиева монастыря и приписных к нему обителей.  В настоящий том вошло до 660 актов с конца XIV в. по начало XVI в. (кончая 1505 г.) из фонда Троице-Сергиева монастыря.

«Акты дают материал для истории развития производительных сил в Северо-восточной Руси XIV—XV вв.; в них есть сведения о технике земледелия, о добывающих промыслах, о деревенском и вотчинном ремесле. Эти документы дают возможность проследить рост общественного разделения труда, специализацию ремесла, образование местных рынков и наметившиеся пути их дальнейшей концентрации. Все это расширяет и углубляет наши сведения об экономических условиях образования Русского централизованного государства.

Также акты очень важны для изучения положения непосредственных производителей феодального общества — крестьян. Многочисленные документы, среди которых особенно следует отметить правые грамоты, отражают процесс роста крупного феодального землевладения за счет захвата общинных земель черного крестьянства, рисуют борьбу крестьянских черных миров против наступления на их земельные владения феодалов. Выясняется рост феодальной собственности на средства производства.

В актовом материале XIV—XVI вв. есть много сведений о крестьянских повинностях, в силу чего они являются источником при изучении форм феодальной эксплуатации и помогают разрешению вопроса о смене форм феодальной ренты» [Веселовский 1952].

Том II включает в себя акты монастырей Кириллова, Ферапонтова, Московского Симонова, Суздальского Спасо-Евфимиева. «Из актовых материалов названных монастырей, при отсутствии за то время каких-либо иных видов документации хозяйственной деятельности, можно почерпнуть много новых наблюдений по истории сельскохозяйственного производства и производственных отношений, складывавшихся в пору консолидации феодально-раздробленной Руси в централизованное государство. Этот материал содержит ряд данных исключительной важности для изучения истории развития крепостничества, для истории крестьянской борьбы за землю, крестьянских повинностей, развития форм феодальной собственности, о характере обмена и рынках, торговых путях.  

Материалы из фонда Спасо-Евфимиева монастыря содержат отзвуки борьбы московских князей за преобладание с нижегородско-суздальскими князьями, отзвуки их борьбы за Суздальщину с ее Опольем в ходе феодальной войны с кн. Дмитрием Шемякой. В фонде Кириллова Белозерского монастыря имеются данные об объединительной деятельности московских князей, об их борьбе за окончательное освоение территорий ликвидируемых удельных владений, об описании их в связи с вхождением в состав московских владений; много данных для истории отношений внутри господствующего класса, обильный и яркий материал о земельной жизни крестьянских миров в красочных речах старожильцев и разъездчиков на межевых спорах. Во многих актах встречаем замечательные образцы богатой русской народной и приказной речи тех времен» [Голубцов 1958].

Том III содержит акты мелких владельцев. В данном томе собраны как акты, сохранившиеся в менее богатых ими монастырских архивах, так и все прочие, в подавляющем большинстве разрозненные, акты, принадлежавшие как духовным корпорациям и государственным органам, так и светским фамилиям и лицам. Том содержит семь групп актов: I. Акты Московско-Владимирского центра; II. Акты тверские, калязинские и других западных областей; III. Акты ярославские и костромские; IV.         Акты вологодские, устюжские и другие северные; V. Акты нижегородские; VI.        Акты рязанские; VII. Акты на холопов в конце XV—начале XVI в. (по записям в книге дьяка Алябьева).

Перед нами –– собрание частных актов, оформляющих феодальную собственность на землю и промысловые угодья в связи с различными сделками между отдельными феодалами или поземельными взаимоотношениями между ними и феодальным государством. Это — грамоты данные (фиксирующие передачу недвижимого имущества в дар), меновные (которыми оформляется обмен земельными участками и угодьями, купчие (акты купли-продажи недвижимости), духовные (завещания), деловые (акты, касающиеся раздела земельной собственности) и т. д. Следует отметить также выписку из вкладной книги рязанского Солотчинского монастыря (1691 г.) о вкладах и грамотах на них, рисующую рост монастырского землевладения с XIV в.  

Соответственно рассматриваемые документы характеризуют или процесс перехода государственных земель в руки церковных корпораций и светских и духовных частных собственников, или же процесс перераспределения церковных и светских земельных владений.  В целом материал, публикуемый в томе третьем «Актов социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV—начала XVI в.»,  весьма расширяет наши представления о социально-экономических и политических отношениях во время феодальной раздробленности и в начальный период образования Русского централизованного государства [Черепнин 1964].

В своей совокупности акты Северо-Восточной Руси рисуют социально-экономические основы процесса образования Русского централизованного государства. Наконец, необходимо отметить, что издаваемый документальный материал является памятником живого русского языка, изучение которого имеет большое значение.

Чтобы охарактеризовать особенности языка «Актов», необходимо коснуться общих особенностей развития русского языка XIV––XVI вв. По сложившейся классификации, эта стадия развития русского языка характеризуется как «язык великорусской народности».

Колыбелью великорусской народности была область Ростово-Суздальская, из которой выросло Московское государство. В течение двух столетий –– со второй четверти XIV, кончая первой четвертью XVI в. - Москва объединила все области, занятые севернорусами, и восточную половину среднерусских княжеств.

Москва находилась в центре великорусской территории на стыке разных диалектальных групп. На юге и западе от Москвы в непосредственном соседстве с городом простирались южновеликорусские поселения, на севере и востоке –– северновеликорусские. Этнографический состав самого московского населения был пестр и разнороден. При начале политического роста Москвы в ней разные слои общества говорили по-разному, одни –– по севернорусски, другие –– акали. Феодально-областные диалектизмы не могли быть сразу нейтрализованы московским приказным языком.

Как пишет В.В. Виноградов, в XVI в. осуществляется грамматическая нормализация московского письменного языка, который становится единым общегосударственным языком Московского царства. В XVI в. среди областных разветвлений русского письменного языка наиболее выделялись два типа: новгородский и рязанский. Но они уже не могли выдержать конкуренции с языком московских приказов, хотя и не могли не влить некоторых своеобразий своей языковой культуры в общевеликорусский язык.

В области грамматики московский письменно-деловой язык XVI в. представляется гораздо более регламентированным, чем языки Новгорода или Рязани, в которых свободно проявляются местные особенности живой речи. В связи с этим московский письменный язык кажется консервативным. Он ближе по своему грамматическому строю к славяно-русскому языку.

С половины XVI в. язык Москвы подвергается (по-видимому, в связи с социальными переворотами времен Ивана IV) сильному влиянию акающих говоров и воспринимает основные черты южновеликорусского вокализма. Язык высших слоев московского общества теряет ряд особенностей, восходивших к государственному языку старых великодержавных центров Северо-Восточной Руси (Ростова, Суздаля, Владимира), например оканье, употребление им. пад. в функции винительного при инфинитиве (ср. шутка сказать) и др. [Виноградов 2003: 10-16].

Огромную роль в образовании нового литературного языка того времени сыграл  и язык деловых документов, приближенный по своему строю к живой разговорной речи. В первые десятилетия существования Московского княжества с обязанностями писцов продолжали справляться служители церкви — дьяконы, дьяки и их помощники — подьяки. Однако уже скоро письменное дело перестало быть привилегией духовенства и писцы стали вербоваться из светских людей. Но в силу инерции языка термин, которым обозначали себя эти светские по происхождению и образу жизни чиновники Московского государства, сохранился. Словами дьяк, подьячий продолжали называть писцов великокняжеских и местных канцелярий, получивших вскоре наименование приказов.  Дела в этих учреждениях вершились приказными дьяками, выработавшими особый «приказный слог», близкий к разговорной речи простого народа, но хранивший в своем составе и отдельные традиционные формулы и обороты.

Неотъемлемой принадлежностью приказного слога стали такие слова и выражения, как челобитная, бить челом  (просить о чем-либо). Стало общепринятым, чтобы проситель в начале челобитной перечислял все многочисленные титулы и звания высокопоставленного лица, к которому он адресовал просьбу, и обязательно называл полное имя и отчество этого лица. Наоборот, о себе самом проситель должен был неизменно писать лишь в уничижительной форме, не прибавляя к своему имени отчества и добавляя к нему такие обозначения действительной или мнимой зависимости, как раб, рабишко, холоп.

В указанный исторический период особенное распространение получает слово грамота  в значении деловая бумага, документ (хотя это слово, заимствованное в начальный период славянской письменности из греческого языка, и раньше имело такое значение). Появляются сложные термины, в которых существительное определяется прилагательными: грамота душевная, духовная  (завещание), грамота договорная, грамота складная, грамота приписная, грамота отводная  (устанавливавшая границы земельных пожалований) и т. д. Не ограничиваясь жанром грамот, деловая письменность развивает такие формы, как записи судебные, записи расспросные.  Все эти и многи другие виды документов мы видим в анализируемых в работе «Актах социально-экономической истории Северо-Восточной Руси».

К XV—XVI вв. относится составление новых сводов судебных постановлений, например, «Судебник» Ивана III (1497г.), «Псковская судная грамота» (1462—1476 гг.), в которых фиксировалось дальнейшее развитие правовых норм. В деловой письменности появляются термины, отражающие новые социальные отношения (брат молодший, брат старейший, дети боярские),  новые денежные отношения, сложившиеся в московский период (кабала, деньги и т. д.). Производными терминами можем признать такие, как люди деловые, люди кабальные  и т. д. Развитие обильной социальной терминологии, вызванное к жизни усложнением общественно-экономических отношений, связано с непосредственным воздействием на литературно-письменный язык народно-разговорной речевой стихии. 

В целях нашего исследования важно, что в московском языке XVI в. развиваются новые морфологические явления, которые свидетельствуют об усиливающемся влиянии южновеликорусской народной стихии на складывающийся общий язык великорусской народности. Таковы: переход имен на -ко и -ло (Степанко, Михаила, Данило, запевало) в категорию личных слов на -а; проникновение безударных окончаний -ы, -и в им. над. мн. ч. слов ср. рода; распространение женских окончаний дат., тв. и предл. пад. мн. ч. -ам (-ям), -ами (-ями), -ах (-ях) в других типах склонения и др.

Основные выводы

В работе анализируется язык «Актов социально-экономической истории Северо-Восточной Руси», которые являются ценнейшим памятником деловой письменности XV-XVI вв. Также эти документы являются памятником живого русского языка того времени.

Огромную роль в образовании нового литературного языка того времени сыграл язык деловых документов, приближенный по своему строю к живой разговорной речи. В этом языке отражается, в частности, и история развития категории рода имен существительных в русском языке.

Так, в русском языке отмечается перераспределение слов по родовой принадлежности: слова среднего рода типа сынишко переходят в мужской (реже в женский), также сокращается обще число слов среднего рода.

В целом можно утверждать, что указанные процессы истории рода существительных наиболее характерны именно для текстов деловой речи, отражавших во многом особенности живой разговорной речи периода XIV-XVI вв., что будет показано во II главе.

ГЛАВА II. Грамматический род существительных в памятниках          деловой письменности XV-XVI вв. (на материале «Актов                        социально-экономической истории Северо-Восточной Руси»)

2.1. Общая характеристика имен существительных отраженных в текстах «Актов социально-экономической истории Северо-Восточной Руси»

«Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси» являются ярким историческим памятником, и в то же время в нем нашла отражение живая речь того периода, который охватывает собранные там тексты –– XIV––XVI вв. Несмотря на то, что представленные в сборнике тексты являются деловыми документами, они интересны именно наличием стихийно-разговорного начала, свойственного памятникам письменности светского характера.

В целом анализируемые тексты демонстрируют значительную устойчивость категории рода применительно к именам существительным. В большинстве случаев мы видим строгое распределение имен существительных по трем родам – мужскому, женскому и среднему в соответствии с тем, как это представлено в системе современного русского языка.

Приведем пример:

Милостью божиею и пречистые богородица и своего ради спасениа, се яз, князь Михайло Андреевичь, пожалова есми игумента Касьана Кирилова монастыря с братьею, или хто иной по нем игумен будет. то им дал Есип Пикин две деревни по своей души в Милобуди, Колкач деревенька да Талица, другая деревенька, и что к тем деревенкам потягло изстрины, и кого к собе игумен Касьан з братьею в те деревни перезовет людей…^[1] [I, № 83].

В данном тексте мы встречаем следующие существительные:

Мужской род – князь, игумен (7), монастырь (2), люди (5), данщик, подвоз, конь, волостель (2), тиун, корм, побор, праведщик, поборщик, суд, приказчик, год (3), сбор, оброк.

Женский род – милость, богородица, братия (2), деревня (3), душа, деревенка (5), вотчина, дань, белка (бель) (3), пошлина, казна (2), грамота.

Средний род – спасение, княжение (2), дело (2), село.

Всего в данном тексте мы видим 60 существительных – каждое из них употреблено верно. Слов мужского рода нами выделено 32, женского 22 и 6 – среднего. Совершенно очевидно, что доминирующим в данном тексте является мужской род, а самым малоупотребимым – средний.

По всему материалу количественный анализ дал следующие результаты. Так, изучение предметно-терминологических указателей по каждому из трех томов «Актов социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV – начала XVI века» позволило выявить 5008 существительных.

В первом томе всего использовано 1620 различных существительных, среди которых 645 существительных мужского рода, 614 – женского и 376 среднего. В процентном соотношении эти данные можно представить так:

Мужской – 49%

Женский – 46%

Средний – 5%

В терминологическом указателе второго тома нами выявлено 1678 слов, из которых 649 – мужского рода, 656 – женского и 373 среднего. В процентном соотношении данные распределяются так:

Мужской – 46%

Женский – 48%

Средний – 6%

В третьем томе мы отметили 704 существительных мужского рода, 634 – женского и 372 среднего – всего 1710 слов. Процентное соотношение:

Мужской – 51 %

Женский – 44 %

Средний – 5 %

Таким образом, анализ показал, что в большинстве случаев преобладающим является мужской род, а существительные среднего рода занимают не более 6% от общего числа. Такая ситуация связана, во-первых, с постепенным разрушением категории среднего рода, а во-вторых, со спецификой самих текстов: как показало наше исследование, в них важнейшее место занимает специфическая терминология, которая, как правило, существует в мужском или женском роде.

Проведенный нами анализ показал, что существует зависимость между количественным соотношением родов существительных и видом документа, в котором они используются. Нами выявлено, что в большинстве текстов доминирующим является мужской род. Между тем тексты выстраиваются по одной и той же схеме, с использованием одних и тех же речевых оборотов и терминов, и лишь от того, насколько этот текст насыщен повторами, уточнениями, определениями и проч., зависит распределение существительных по родам в нем.

Так, в различных купчих, жалованных грамотах на землю и разъезжих грамотах больше встречаются слова женского рода, что связано и с содержанием текста (описание территорий, земель, владений), и с многократными повторами этих слов. В свою очередь максимум слов мужского рода отмечается в текстах жалованных, несудимых и данных грамот, в которых наибольшее внимание уделяется не землям, а связанным с ними лицам (князья, игумены, дьяки, тиуны и т.д.).

Количественный анализ исследованных данных можно выразить в следующей таблице:

Сравнение этих показателей ярко свидетельствует о том, что в купчих меньше существительных мужского рода, больше женского и больше среднего. Тем не менее если обратиться к общим данным, то доминирование мужского рода в текстах более чем очевидно.

Тематические группы существительных в текстах. Лексика текстов актов крайне разнообразна, но при этом большой удельный вес занимают отдельные часто повторяющиеся лексемы имен существительных.

Так, в качестве объекта различных сделок иногда указывается земля (80), землица (123), иногда же конкретно называются формы поселений — село (33), сельцо, (90), селишко (103), деревня (80), починок (47), жилые дворы (230), селища (122), дворища (234),а также пустующие земельные участки — пустоши ‘места, где когда-то были селения и стояли дворы’ (30) , участки, предназначенные для хлебопашества, находящиеся под земледельческими культурами, — пашни (332), нивы (331), позем (346), заполицы (144), луга (30), пожни (80), наволоки (192), покосы (94), выгоны (211), огороды (28), сады (28), леса (80), боры (230), дубровы (103), сечи (79), поляны (36), лесные участки, где производилась охота и велось пчеловодство, — ловища (79), перевесища (33), борти (230), бортные ухожаи (295), леса бортные (487), земли бортные (346), водные угодья — воды (88), озера (33), реки (260), берег речной (230), пески (88), бобровые ловли (346), гоны (316), угодья (90) и пр.

В ряде данных грамот имеются глухие упоминания о передаче одними собственниками другим земли с хлебом (36), т. е., очевидно, с наличными запасами зерна, а также с посевами или урожаем текущего года и, вероятно, с правом взыскания с крестьян хлебного оброка и зерна, отданного им в долг, с серебром (93), т. е., по-видимому, с правом требовать с крестьян денежные ссуды и оброк, наконец, с «животом» (93).

Некоторые духовные и деловые грамоты содержат конкретные данные, касающиеся земледельческих культур (рожь, овес, ярь —100, 233), видов скота (коровы, волы, кони, «мелкая животина» — 100). Упоминаются мельницы (28).

Если говорить о тех категориях текстов, в которых преобладают существительные мужского рода, то необходимо заметить, что они в основе своей оперируют названиями родственных отношений, чинов и титулов – то есть, номинациями, связанными с людьми (князь, отец, митрополит, наместник, тиун, приказчик, поборщик, боярин, игумен, старожилец, дьяк, старец, брат, казначей). В меньшей степени представлены архитектурные объекты (дом, монастырь), ландшафтные, земельные и территориальные (луг, город, уезд).

Однако в купчих существительные мужского рода, встречающиеся в этих же текстах, также являются номинациями родственных связей, титулов, чинов и должностей: князь, писец, сын, приказчик, митрополит, крестьянин, государь, дядя. В меньшем количестве представлены архитектурные или ландшафтные объекты (лес, монастырь, двор) и названия месяцев или иных временных обозначений (день, ноябрь, год).

В текстах с преобладающим числом существительных женского рода центральное место занимает лексика, связанная с географическими или ландшафтными объектами: земля, деревня, яма, дорожка, межа, речка, река, вольха, грань, печать, причем такое активное использование слов женского рода связано с многократными повторами одних и тех же слов, даже в пределах одного предложения.

Также частотны и наименования участков земли и ее объектов (вотчина, выть, полвыти, четверть, трава, кабала, крепость, грамота, рука), однако эта тематическая группа имеет непосредственную связь с вышеназванной.

В жалованных грамотах численное преимущество имеют существительные женского рода, также обозначающие земельные или ландшафтные объекты: пустошь, река, береза, яма, Русь. Отмечены собирательные существительные (дань), конкретно-предметные (грамота).

Что касается самой малочисленной группы в обоих выделенных нами видах текстов – существительных среднего рода – то она характеризуется не только сходными тематическими группами, но даже употреблением одних и тех же слов. Во всех рассмотренных нами текстах обнаружено употребление слов сельцо, село, селище, благовещение, княженье, лето, поле, полесье, слово, крестьянство, дело. Очевидно, что малочисленная группа существительных среднего рода преимущественно являет собой либо номинации земельных территорий (село, сельцо, селище, полесье, поле, верховье), либо абстрактных или религиозных явлений (успение, благовещение).

Несложно заметить, что группы существительных мужского рода не имеют значительных отличий в тех или иных текстах, равно как и слова женского рода: в актах с доминирующим мужским родом также сохраняются лексемы, связанные с земельными отношениями (вотчина, волость, деревня, река), абстрактными или собирательными существительными (казнь, дань, надоба, сила, братия, душа, купля), а также конкретными предметами (грамота). Из всего вышесказанного следует важный вывод: существительные всех трех родов представлены в текстах в различном соотношении, но преимущественно в одних и тех же тематических группах, что свидетельствует о том, что именно количественные показатели, а не лексическое значение, являются определяющими в этих текстах.

Затем необходимо исследование явлений, которые характеризуют историю категории рода существительных в русском языке. В работе рассматриваются два разных вида указанных явлений, связанных с отражением  содержательных и формальных изменений в истории категории рода существительных.

Содержательные изменения соотносятся со случаями несоответствия родовой принадлежности существительных в анализируемом тексте по отношению к современному русскому языку, а также с случаями колебания родовой принадлежности существительных.

Формальные изменения находят свое выражение в процессах унификации родовых окончаний слов множественного числа дательного, творительного и местного падежей по типу окончаний продуктивного склонения имен женского рода с древней основой на *-а(-jа). Надо иметь в виду, что эти изменения не касаются непосредственно родовой принадлежности существительного, но касаются лишь изменения флексии как формального средства выражения рода (потому они и названы формальными).

2.2. Специфика реализации категории рода имен существительных в «Актах социально-экономической истории Северо-Восточной Руси»

Большинство обнаруженных нами существительных совпадает по своей родовой принадлежности с аналогичными существительными в современном русском языке. Это значит, что процессы развития этой категории проходили без каких-то серьезных сдвигов, которые могли бы быть отмечены в текстах этого периода.

Мы выявили лишь незначительное количество случаев, когда родовая принадлежность существительного в обследованном материале и в современном русском языке не совпадает и наблюдаются колебания в выражении рода.

К наиболее интересным случаям употребления рода существительных, на наш взгляд, можно отнести последовательное использование собирательных форм среднего рода для обозначения множественного числа существительных, и принадлежащих к мужскому или женскому роду, например:

1) мужской род  пень → средний род пенье:

... а от Константиновы земли от огорода по путище по старое, да по сосновое пенье... [II, № 27].

2) женский род жердь → средний род жердье:

У тое деревни в лесу нет ни жердья, ни дров усечи негде, ... и яз велел ему сечи дрова  и жердье, и бревенье на хоромы... [II, № 137].

Отмечаются также случаи согласования по форме среднего рода для уменьшительно-ласкательных существительных мужского рода –– например, путь (муж.р.) → путище (ср.р.):

... а от Константиновы земли от огорода по путище по старое, да по сосновое пенье... [II, № 27].

В подобных случаях уменьшительно-ласкательное существительные с окончанием –О/-Е, которые  осознаются как формальные показатели среднего рода, вопреки реальному значению слова, приобретает согласовательную форму прилагательного или местоимения среднего рода.

Остальные случаи колебаний родовой принадлежности в обследованных текстах немногочисленны.

Так, на фоне нормального женского рода для слова речка выявлен один случай употребления этого слова по мужскому роду –– речок:

... да от Сваткова по речку по Куньему [I, №10].

Точно также при преобладающем большинстве случаев употребления слова плуг в стандартной форме мужского рода встретилось два случая употребления этого слова в среднем роде ––  плуго:

Се яз, Елизар Иванов сын Филиксова, дал есми ко святой Троице Сергиеву монастырю игумену Никону и старцом село Баскачь, с лесом и с пожнями, куда ходило мое плуго и коса и топор [I, №26];

... А дали есмя со всем тем куда плуго мое ходило... [I, №56].

Аналогичным образом выявилось 7 случаев употребления слова плес в форме среднего рода –– плесо, тогда как в остальных 28 случаях это слово употребляется в исконной форме мужского рода:

... чистити ему пожни и лес, сечи ему вверх по реке плесо, а вниз плесо ж, а боле того вверх и вниз за плесо пожен и лесу ни чистити... [II, № 128].

Слово место также в большинстве случаев употребляется в традиционной форме среднего рода, но встретился один случай его употребления по модели мужского рода:

Били мне челом Вычегодские земли и месты вычегжаны... [III, №291].

Для слова яма в большинстве случаев фиксируется традиционное употребление в форме женского рода, однако выявлен единичный случай его использования в форме мужского рода –– ям:

... то велел к яму отъехати по той же меже Ивана Кафтырева и Жука Кикина по гранем и по ямам [I, №575].

В отличие от вышеуказанных примеров, в ряде случаев отмечается колебание в реализации категории рода, при котором формы разных родов распределяются примерно равномерно.

Это могут быть конкретные существительные, например, колодезь в двух случаях употребляется в женском роде, а двух случаях –– в мужском:

... у тое колодези (жен.р.)...  [II, №189];

... от Першина колодезя (муж.р.) по гранем и по ямам... [III, №45].

Это могут быть абстрактные существительные, например, слово тягота выступает в двух случаях и в форме мужского рода –– тягот:

... Не надобh ни дань, ни "м... никоторые пошлины никакого тѧгота... [III, № 158];

...На пошлины никакого тѧгота... [III, № 163].

Постоянное колебание в родовой принадлежности в исследуемых текстах испытывают такие слова, как огород / огорода, перегород / перегорода, наволок / наволока, переверт/переверта и др. Наши данные свидетельствуют, что реализация этих слов в тексте и в мужском, и в женском роде распределяется примерно равномерно:

1) ОГОРОДА:

Да поставил, господине, огороду по манастырскои землh... [I, № 397];

... да к вымлу к огородѢ к деревне К дворищу... [III, № 47].

ОГОРОД:

... и во огород вгородили в поле... [III, № 408].

Отвод земли: от Головы от Якова по огород, да по грани... [I, №18];

... от Усова по старое уличищо, а от Окулова от Носарева по межу по огороду, а от Сопутовых в по воду, а от Филипкова по воду, а от Демеховых по старую огороду по межу... [I, №17].

2) ПЕРЕГОРОДА:

... старою перегородою во враг... [I, №328].

ПЕРЕГОРОД:

... от Юркина болота по тому перегороду да по грани... [I, № 252].

3) НАВОЛОКА:

... купил есми у Ондреяна наволоку Скотину... [II, № 27].

НАВОЛОК:

... Да выше Верхнего наволока другой наволок... [I, № 141].

4) ПЕРЕВЕРТА:

... по перевертам к реке... [I, №389].

ПЕРЕВЕРТ:

Прямо по дуброве перевертом к монастырским перевертом... [I, №367].

Последовательное смешение родовой принадлежности для этих существительных во многом объясняется тем, что для неодушевленных существительных категория рода является формальной. Кроме того, в системе русского словообразования имеются равные словообразовательные возможности образовать от глагола отвлеченное отглагольное существительное как мужского, так и женского рода, которые имеются в системе русского языка (огород –– огорода, наволок –– наволока и т.п.).

Анализ позволяет сделать следующий вывод.

Было обнаружено, что в большинстве случаев в обследованном материале род существительных совпадает с их родом в современном русском языке. Отдельные случаи расхождения зафиксированы для примеров с согласованием по форме, когда  уменьшительно-ласкательные существительные мужского и женского рода, имеют согласовательные формы среднего рода, а также с колебаниями в родовой принадлежности для неодушевленных отвлеченных отглагольных существительных.

2.3. Унификация родовых окончаний существительных множественного числа дательного, творительного и местного падежей

Второй тип интересующих нас явлений в области истории грамматического рода существительных связан с унификацией родовых окончаний форм множественного числа. Данное явление не касается непосредственно родовой принадлежности существительных, которая не меняется. Меняется лишь формальный показатель рода –– окончание существительного. Иными словами, происходит смешение родовых показателей мужского / среднего рода и женского рода.

Как уже говорилось выше, в большинстве случаев выявленные нами формы имен существительных сохраняют исконное различение по родам во множественном числе в своих окончаниях.

Ниже приводятся примеры исконных форм имен существительных мужского / среднего рода множественного числа дательного падежа в противоположность формам  женского рода:

1) Муж.р.:

... а тем христианом тех сел и деревень тягло тянути и подать давати великово князя по старине до писцов [I, № 231]; 

... и ты вели своим бояром землю им отвести того села по старине... [II, №81];

...  а наместником моим и волостелем и их тиуном в том ничего [II, №117];

... ездят по моей вотчине, великого князя, по городом торговати с житом с каким ни буди... [I, № 312];

... и которым прародителем моим благословит... [I, №10].

Ср.р.:

... да что к тем селищом потягло, куды Данилов топор ходил* куды Данилова коса ходила... [I, № 86];

... со всем с тем, что к тем селом потягло, куда коса ходила, куда топор ходил, куда коса ходила [I, №127];

... пригородили к тем полем моее земли Павъловъсково села [II, № 57].

2) Жен.р.:

... А завод тем землям: от пластелей по мокрядь, а от Рыбина по старой людшик [I, №372]; 

... то велел к яму отъехати по той же меже Ивана Кафтырева и Жука Кикина по гранем и по ямам [I, №575];

... а косили, господине, те пожни к монастырским деревням к Пачю, да к Добрецу, да к Безносову при нас лет з десять... [I, №478];

... а то сыну моему цыста по купным грамотам и по володенью отца моего [II, №311].

Последовательное разграничение указанных родовых форм особенно очевидно в перечислительных контекстах, где непосредственно встречаются в ряду однородных членов существительные разного рода:

... и со всем с тем, что к тем селом и к деревням потягло изстарины... [I, № 495].

Далее приводятся примеры исконных форм имен существительных мужского / среднего рода множественного числа творительного падежа в противоположность формам  женского рода:

1) Муж.р.:

Се яз, Афонасей Елизаровичь, дал есмь землю Гбаловское селище с лесом и с луги да старую мелницу пруд... [III, №6];

... Харитонко с товарыщи сказали...  [III, №20];

... дал есмь в Стародубе в старишом пути в своей вотчине в Олехсинском стану озеро Смехро да другое озеро Боровое и со истоки... [I, №6];

... с монастырскими хрестьяны... [1, №585].

2) Ср.р.:

... ни с тяглыми людми не тянути никакими делы ни в каков протор...[I, № 104];

... купил есми у Парфенья у Иванова сына у Сваткова село Игнатьевское и с селищи... [I, №10].

 2) Жен.р.:

... что у них село моностырское в Кинеле Скнятинова з деревнями... [I, № 56];

К церквам всегда прибегайте, с женами и с детми, и что имеете в руках, приносите к церквам и к святым [I, № 313];

Пожаловал князь великий Иван Васильевичь всеа Русии владыку Филофея пермьскаго ...  землями на Выми и на Вычегде... [II, № 324].

Для существительных в форме творительного падежа множественного числа также встречаются многочисленные перечислительные контексты, где встречаются в одном ряду однородных членов слова разной родовой принадлежности:

... з деревнями, и с  лесы, и с луги, и с пожнями, и со всеми оугодьи... [I, №339];

... да селищем Марьиным с пустошми и с луги, и с покосы, и з дубровами, и з бортными ухожей [I, № 160].

Далее приводятся примеры исконных форм имен существительных мужского / среднего рода множественного числа местного падежа в противоположность формам  женского рода:

1) Муж.р.:

... во всех городех... [I, № 1].

А за честь Ананьи Тимошевича, что ему велел великий князь быть в чинех зритель пути полком нат первых бояр и мужей... [II, №352]

Ср.р.:

... резанских дворян и всяких чинов людей судом и росправою во всяких делех ведать ему, боярину Федору Даниловичу Таптыкову [I, №351];

А в тех селех ездоком не ставится, ни корму не имати, ни подводы не взятии [I, №93].

2) Жен.р.:

... от Носкова в межах Тарас Рахманов по ручяй противу Носкова х Костроме... [I, № 213].

И в полной и в даной и в кабалах написано... [I, № 459].

Разграничение форм рода в местном падеже множественного числа также очевидно по многочисленным контекстам, где встречаются слова разной родовой принадлежности:

... и хто имет в тех селех и в деревнях и на пустошех жити людей, и волостели кинелские и их тиуни не всылают к тем ни по что, ни судят их, опричь душегубного дела... [I, № 44].

Как уже было сказано выше, большинство родовых форм сохраняет исконное разграничение по формальным родовым показателям.

Однако в наших данных имеются примеры, свидетельствующие о явлении унификации родовых показателей в формах дательного, творительного и местного падежей множественного числа мужского / среднего рода по женскому роду.

Унифицированные формы дательного падежа  множественного числа:

1) мужского рода:

... и тем людям старожилцам и пришлым... [I, № 254];

... а межа тем плхам и лесам: с верхнего конца с краи Черного озера... [III, № 285].

 Есть случаи, когда в одном текстовом фрагменте встречаются формы с исконными и с новыми окончаниями, что свидетельствует о расшатывании морфологической нормы:

... а старожильцом и пришлым людям не надобh им ям... [III, № 109];

...и наместникам и тиуном и никому их не судить, кроме ево, Ивана, или кого он, Иван, пришлет... [III, №199].

2) среднего рода:

... и к селищам историны потягло... [I, № 368] –– всего 4 примера. Ср., например: Со всем тем что к тем селищам истарины потягло... [I, 59а];

... ловят рыбу те же рыболове по старым своим ловищам... [II, №24];

... дал те земли своим детям пустошьми [III, № 103] –– всего 4 примера.

В большинстве остальных случаев данные формы выступаю в исконном виде –– детем, селищем, ловищем.

Унифицированные формы творительного падежа множественного числа:

1) мужского рода:

Данная Есипа Окишева Кириллову Белозерскому м-рю на сельцо на Чаронде, с церковью, с дворами и пожнями...[I, №474]–– всего 4 случая;

В. кнг. София придала в дом пречистыя Богородицы на Солотчу борть на Михайлове горе з бортником и с лугами и с перевесьи и с-ыстоки при иг. Гурии [II, № 341] –– всего 5 примеров.

2) среднего рода:

... пожаловал есми... реками и озерами и куреями и прочии угоди [I, 291А] – всего 4 примера.

Князь великий Федор Ольгович придал игумену Солотчинского монастыря Мартирию Бовыкинскую пустошь с Якушевскою дубравою, с угодьями и рыбной по Паре реке ловлею [I, № 36].

Унифицированные формы местного падежа множественного числа:

1) мужского рода:

... на тутошних старожилцах и пришлых... [I, № 257 ] –– всего 8 примеров;

... А лес сечь в починках и на пустоши... [III, №155]. 

2) среднего рода:

В тех сельцах и деревнях и нынича живут... [I, № 192] –– всего 4 примера;

...что в тех селах и деревнях... [I, №244] –– всего 8 примеров;

...и  участьки в озерах и в реках... [III, №291Б].

Да отнял наше верьшищо усть-Нары ... а на тех, господине, верьшищах, изстари рыбу ловили по половинам... [III, №59].

Наш материал не позволяет определить условия, при которых форма с исконным окончанием меняется на форму с новым окончанием. Более того, есть многие случаи, когда в одном микрофрагменте текста соседствуют вормы одного и того же слова и с исконными, и с новыми окончаниями.

Слова, которые часто употреблялись в постоянно повторяющихся словесных формулах деловых документов, обычно используют формы с исконными окончаниями, например:

А пожаловал их есми з бояры своими... [II, №31];

Сий суд судил писец белозерской Василей Григорьевичь Наумов с товарищи [I, №478].

Родовые показатели смешиваются и в одушевленных существительных мужского рода (старожилец, наместник и пр.), так и для неодушевленных (лес, луг, двор и пр.). Для слов среднего рода характерно, что большинство из них относятся к словообразовательному гнезду с вершиной село (село, сельцо, селище), многие из них обозначают сельскохозяйственные угодья или элементы ландшафта (ловище, верьшище, угодье, озеро и пр.), а также абстрактные лексемы (дело) или слова с обобщающим значением (место).

С точки зрения формальных особенностей анализируемых словоформ можно отметить, что большинство из них имеет основу на исторически мягкий согласный (угодье), на шипящий и Ц (старожилец) или на заднеязычный (наместник, починок), особенно это справедливо для слов среднего рода –– сельце, селище, ловище, верьшище и т.д. Однако эта закономерность проявляется непоследовательно.

В некоторых случаях, возможно, влияет аналогическое уподобление по сходству звучания окончания в ряду однородных членов, например:

... ловити в тех реках и озерах и угодиях всем за один... [III, № 291А];

... а в иных реках, и озерах и угодиях княщинам не бытии... [III, № 291А];

... и в лесе, и в озерах, и в речках, и в ловищах... [III, №292].

Количественный анализ словоформ имен существительных с исконными и новыми окончаниями

Всего в обследованном материале имеется 778 словоупотреблений форм мужского и среднего рода в дательном, творительном и местном падежах множественного числа. Из них всего словоупотреблений в мужском роде –– 437, в среднем роде –– 341.

Среди них выявлено незначительное количество слов с новыми окончаниями –– 92. Из них мужского рода –– 41, среднего рода –– 51.

Общее процентное соотношение слов с новыми окончаниями к общему количеству слов составляет примерно 12 % новых на 88 % исконных.  

Соотношение по родовой принадлежности выглядит так: мужской род –– 9% новых по отношению к 91 % исконных; средний род –– 14% по отношению к 86 %.

 Сопоставительный количественный анализ указанных форм представлен в таблице ниже:

На основании данных количественного анализа мы можем сделать некоторые выводы.

Ни в одной из колонок  процент новых окончаний не превышает 17%.

Этот показатель означает, что русский язык периода XIV––XVI вв., отраженный в памятниках деловой письменности, отражает самое начало процесса унификации.

Данные количественного анализа подтверждают положение о неравномерности развития процесса унификации [Е.Г. Ковалевская 1978]. В меньшей степени подвергаются унификации формы дательного падежа, которых и по общему числу в нашем материале немного. Унифицированные формы творительного падежа встречаются значительно чаще.  Максимально представлены в материале  исследуемые формы местного падежа.

Количественный анализ показал, что лексемы среднего рода в большей степени тяготеют к использованию новых форм родовых показателей, особенно в творительном и местном падежах множественного числа.

Основные выводы

Было выявлено, что в основном по родам существительные распределяются так, как это представлено в системе современного русского языка.

Отдельные случаи колебания родовой принадлежности существительных связаны с согласованием по форме среднего рода для уменьшительно-ласкательных существительных мужского и женского рода, а также с возможностью параллельного образования форм мужского или женского рода  для отглагольных существительных.

Незначительное число случаев использования новых окончаний в мужском и среднем роде множественного числа по модели женского рода свидетельствует о том, что проанализированный материал отражает начальную стадию утраты родового противопоставления  для существительных во множественном числе.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Анализ языкового материала «Актов социально-экономической истории Северо-Восточной Руси» позволили получить следующие результаты.

Категория рода имен существительных является одной из базовых категорий, во многом формирующей грамматический строй русского языка. В этой связи приобретает особую важность вопрос о развитии категории рода существительных в русском языке.

Огромную роль в образовании нового литературного языка того времени сыграл язык деловых документов, приближенный по своему строю к живой разговорной речи. В этом языке отражается, в частности, и история развития категории рода имен существительных в русском языке.

В настоящей работе процессы, связанные с историей категории рода существительных в русском языке, были проанализированы на материале  «Актов социально-экономической истории Северо-Восточной Руси», которые являются ценнейшим памятником деловой письменности XIV-XVI вв.

Мы показали, что данные тексты отражают значительную устойчивость категории рода существительных: в большинстве случаев мы обнружили строгое распределение имен существительных по трем родам – мужскому, женскому и среднему в соответствии с тем, как это представлено в системе современного русского языка.

Анализ также показал, что в большинстве случаев преобладающим является мужской род, а существительные среднего рода занимают не более 6% от общего числа. Такая ситуация связана, во-первых, с постепенным разрушением категории среднего рода, а во-вторых, со спецификой самих текстов: как показало наше исследование, в них важнейшее место занимает специфическая терминология, которая, как правило, существует в мужском или женском роде.

Было показано, что лексика текстов актов крайне разнообразна, но при этом большой удельный вес занимают отдельные часто повторяющиеся лексемы имен существительных. Это названия строительных и архитектурных сооружений, земельных участков, сельскохозяйственных и природных реалий, названия земледельческих культур и пр.

В целом  в истории развития категории рода существительных в русском языке мы можем видеть процессы, связанные как с перераспределением существительных по родовой принадлежности, так и с изменениями в средствах выражения рода.

Что касается процессов, связанных с колебаниями в родовой принадлежности, наше исследование показало, что большинство существительных совпадает по своей родовой принадлежности с аналогичными существительными в современном русском языке.

Однако нами был выявлен ряд интересных случаев, отражающих особенности употребления рода существительных.

Прежде всего это последовательное использование собирательных форм среднего рода для обозначения множественного числа существительных, и принадлежащих к мужскому или женскому роду.

Кроме того, был выявлен ряд примеров несовпадения зафиксированной в текстах родовой формы с родовой принадлежностью слова в современном русском языке, которые связаны с согласованием по форме среднего рода для уменьшительно-ласкательных существительных мужского и женского рода.

Некоторые неодушевленные отглагольные существительные типа огород/огорода обнаруживают примерно равномерную реализацию по моделям и мужского, и женского рода, что обусловлено имеющейся в системе русского языка возможностью образовать от глагола отвлеченное отглагольное существительное как мужского, так и женского рода.

Наш анализ соотношения исконных и новых окончаний в формах рода для дательного, творительного и местного падежа множественного числа также показал незначительное количество новых форм с окончаниями, унифицированными по моделям женского рода. Это может быть связано с тем, что русский язык периода XIV––XVI вв., отраженный в памятниках деловой письменности, отражает самое начало процесса унификации.

Данные количественного анализа исконных и новых форм подтвердили положение о неравномерности развития процесса унификации , а также позволили сделать вывод о том, лексемы среднего рода в большей степени тяготеют к использованию новых форм родовых показателей, чем лексемы мужского рода, особенно в творительном и местном падежах множественного числа.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

Источники:

1. Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси / сост. С. Б. Веселовский; отв. ред. Л.В. Черепнин. –– М.: Изд-во АН СССР, 1952. –– Т. I.
2. Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси / сост. И. А. Голубцов; отв. ред. Л.В. Черепнин). –– М.: Изд-во АН СССР, 1958. –– Т II.
3. Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси / сост. И. А. Голубцов; отв. ред. Л.В. Черепнин). –– М.: Изд-во АН СССР, 1964. –– Т III.

Научная, учебно-методическая и справочная литература:

4. Бондарко А.В. Теория морфологических категорий. –– Л.: Языки русской культуры, 2005. –– 624 с.
5. Борковский В.И., Кузнецов П.С. Историческая грамматика русского языка: Учебное пособие. –– М.: Либроком, 2010. –– 512с.
6. Веселовский С.Б. От составителя // Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси / сост. С. Б. Веселовский; отв. ред. Л.В. Черепнин. –– М.: Изд-во АН СССР, 1952. –– Т. I.
7. Виноградов В.В. Основные этапы истории русского языка  // Виноградов В.В. Избранные труды. История русского литературного языка. –– М.: Наука, 2003. –– С. 10-64.
8. Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. –– 3-е изд. –– М.: Высшая школа, 2001. –– 720 с.
9. Головин Б.Н. Введение в языкознание: учеб.пособие для студентов филол. спец. вузов. –– 4-е изд., испр. и доп. –– М.: Высшая шкода, 1983. –– 231 с.
10. Голубцов И.А. От составителя // Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси / сост. И. А. Голубцов; отв. ред. Л.В. Черепнин). –– М.: Изд-во АН СССР, 1958. –– Т II.
11. Голубцов И.А. От составителя // Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси / сост. И. А. Голубцов; отв. ред. Л.В. Черепнин). –– М.: Изд-во АН СССР, 1964. –– Т III.
12. Горшков А.И. Историческая грамматика русского языка: Учебное пособие. –– М., 1990. –– 354 с.
13. Горшкова К.В., Хабургаев Г.А. Историческая грамматика русского языка: Учебное пособие. –– М.: МГУ, 1987. –– 384 с.
14. Дурново Н.Н. Избранные работы по истории русского языка. –– М.: Языки русской культуры, 2000. — 780 с.
15. Журавлев В.К. Диахроническая морфология. –– М.:УРСС, 2004.  –– 208 с.
16. Иванов В.В. Историческая грамматика русского языка: учеб.пособие для студентов вузов. –– М.: Наука, 1990. –– 398 с.
17. Иванова Т.А. Старославянский язык: учеб.пособие. –– М.: Авалон, 2008. –– 240 с.
18. Изучение русского языка и источниковедение: сб. ст. / отв. ред. B.Ф. Дубровина. –– М.: Наука, 1969. –– 259 с.
19. История русского языка. Древнерусский период. –– Л.: ЛГУ, 1976. –– 186 с.
20. История русского языка. Памятники XI-XVIII вв. –– М.: Наука, 1982. –– 358 с.
21. Камчатнов A.M. История русского литературного языка: XI –– первая пол. XIX века: учеб.пособие для студентов вузов. –– М.: Академия, 2005. –– 681 с.
22. Ковалевская Е.Г. История русского литературного языка: Учеб. пособие для студентов пед. ин-тов по спец. № 2101 «Рус. яз. и лит.». –– М.: «Просвещение», 1978. — 384 с.
23. Колесов В.В. Изменения грамматических категорий имени в русском языке // Развитие частей речи в истории русского языка: Межвуз. сб. научных трудов. –– Рига, 1988. –– С.71-87.
24. Колесов В.В. История русского языка Текст.: учеб.пособие для студентов филол. фак. вузов. –– СПб.; М: Филол. факультет СПбГУ; Академия, 2005. –– 672 с.
25. Копелиович А.Б. Очерки по истории грамматического рода. –– Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1989. –– 120 с.
26. Копелиович А.Б. Происхождение и развитие индоевропейского рода в синтагматическом аспекте. — Владимир: ВГПУ, 1995. –– 125 с.
27. Кузнецов П.С. Историческая грамматика русского языка. Морфология. –– М., 2014. –– 310 с.
28. Кузнецов П.С. Очерки по морфологии праславянского языка. –– М. Изд-во КомКнига, 2006. –– 152с.
29. Литературный язык Древней Руси: проблемы исторического языкознания: Межвуз.сб. –– Л.: ЛГУ, 1986. –– 167 с.
30. Мейе А. Общеславянский язык. –– М., 2011. –– 496 с.
31. Мучник И.П. Категория рода и ее развитие в современном русском литературном языке // Развитие современного русского языка». –– М., Изд. АН СССР, 1963.
32. Павлович А.И. Историческая грамматика русского языка. –– Ч.II: Морфология. –– М., 1979. –– 259 с.
33. Пильгун М.А. Средства выражения морфологического рода имен существительных в истории русского языка: Деривационный аспект: Дисс. докт. филол.наук: 10.02.01. –– М., 2000. –– 498 с.
34. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. –– Том 3. Об изменении значения и заменах существительного. –– М.: Просвещение, 1968. –– 484 с.
35. Ремнева M.Л. Литературный язык Древней Руси. –– М.: Изд-во МГУ, 1988. –– 143 с.
36. Ремнева М.Л. Пути развития русского литературного языка XI-XVII веков. –– М.: Изд-во МГУ, 2003. –– 336 с.
37. Русинов Н.Д. Древнерусский язык. –– М., 2013. –– 208 с.
38. Русская грамматика: в 2-х т. –– М.: Наука, 1980.–– т. I. –– 783 с.
39. Самойлова Г.С. Исторический курс русского языка: Учебное пособие. –– Нижний Новгород: НГПУ, 1994. –– 134 с.
40. Соколова М.А. Очерки по исторической грамматике русского языка. –– Л., 1969. –– 274 с.
41. Срезневский И.И. Мысли об истории русского языка. –– М., 2010. –– 172 с.
42. Успенский Б.А. История русского литературного языка (XI-XVII вв.). –– 3-е изд., испр. и доп. –– М.: Аспект-Пресс, 2002. –– 560 с.
43. Филин Ф.П. Истоки и судьбы русского литературного языка. –– М.: Красанд, 2010. –– 328 с.
44. Филин Ф.П. Образование языка восточных славян. –– M.-Л: Изд-во Красанд, 2010. –– 296 с.
45. Хабургаев Г.А. Очерки исторической морфологии русского языка. Имена. — М.: Высшая школа, 1990. –– 295 с.
46.  Черепнин Л.В. Материалы третьего тома «Актов социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV—начала XVI в.» как исторический источник // Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси / сост. И. А. Голубцов; отв. ред. Л.В. Черепнин). –– М.: Изд-во АН СССР, 1964. –– Т III.
47. Черных П.Я. Историческая грамматика русского языка. –– М.: Либроком, 2011. –– 378 с.
48. Шахматов А.А. Историческая морфология русского языка. –– М., 1957. –– 399 с.
49.  Якубинский Л.П. История древнерусского языка. –– М., 1953. –– 366 с.