День Снятия Блокады Ленинграда.
картотека по художественной литературе (подготовительная группа)

Подборка стихов для детей старшего дошкольного,  младшего школьного возраста, посвященная
Дня прорыва и полного снятия Блокады Ленинграда.


                                     * * *

Крепчал мороз, дымился небосклон,

И вой сирен на каждой баррикаде,

И смерть в наш город шла со всех сторон…

Всё это было, было в Ленинграде!

Глоток воды — дороже серебра,

Нет света, нет и дров на лесоскладе.

Возили трупы с каждого двора…

Всё это было, было в Ленинграде!

«Живой осталась в доме я одна» —

Писала девочка в тетради.

«Нет крошки хлеба, печка холодна…»

Всё это было, было в Ленинграде!

Дорогой Жизни шли грузовики,

Где лёд трещал при близкой канонаде.

Жестокий бой вели фронтовики…

Всё это было, было в Ленинграде!

                                                     М. Андронов

27 января — День памяти блокадного Ленинграда

Блокадный хлеб

Не слышал Ленинград о лёгком хлебе…

Я не забыл

блокадный трудный хлеб;

и посвист «мессершмитта» в чистом небе,

и город, что в потёмках не ослеп;

весомость помню

пайки стограммовой,

и саночки тяжёлые в снегу,

и тёплый взгляд, и тот мороз суровый,

и девушку,

что встретить не смогу…

Тяжёлый снег

на братских на могилах,

и тяжесть бомб, и на асфальте кровь —

и с той поры

душа принять не в силах

и лёгкий хлеб, и лёгкую любовь.

                                                 С. Ботвинник.

Память

Ты мне верни, о память, эти дни —

холодные, голодные, — верни!

Верни тот город, сумрак ветровой,

адмиралтейский штык над головой,

шаг патрулей, и злую боль разлук,

и тишину, и метронома стук…

Ты возврати мне, память, ночи те —

прожектора в морозной высоте,

и гребни снежных крыш,

и мертвый свет

недвижных осветительных ракет,

когда, блокадным стянутый ремнем,

стоял мой гордый город под огнем.

Ты сохрани мне, память, навсегда

тот город — сгусток пламени и льда

тот город — слиток гнева и любви,

где жизнь кипела в стынущей крови.

…Как быстро время кануло! Исчез

сражений дым. Неспешно бьют часы…

Но время, как металл, имеет вес —

и годы можно бросить на весы!

А время, опалённое войной

в невиданной сплоченности сердец

в наполненности яростной, двойной —

оно весомей было, чем свинец.

Не зря, как хлеб, в молчанье ледяном

его так скупо мерил метроном.

                                                С. Ботвинник

Ровеснику.

Мой отец, корректировщик

миномётного огня,

Спит — кричит, встаёт — не ропщет,

только смотрит на меня.

А когда глаза закроет —

то в атаку прёт как все,

То опять окопчик роет

на нейтральной полосе.

То ползёт, и провод тащит,

то хрипит на рубеже...

Папа, ты меня не старше,

мы ровесники уже.

Слёзы обжигают веки,

эту боль в себе ношу.

Ты остался в прошлом веке,

я всё дальше ухожу.

Отчего ж не рвётся между

наша общая судьба,

Это я огонь кромешный

вызываю на себя,

Это я с последней ротой,

с командиром на спине.

И в Синявинских болотах

сердце выстудило — мне.

Голос твой — не громче ветра...

Не расслышу, не пойму...

Почему же я всё это

раньше не сказал ему.

                                              Я. Бруштейн

       * * *

Блокады нет…

Уже давно напрасно

Напоминает надписью стена

О том,

Что «наиболее опасна

При артобстреле эта сторона».

Обстрел

Покоя больше не нарушит,

Сирены

По ночам не голосят…

Блокады нет.

Но след блокадный

В душах, —

Как тот

Неразорвавшийся снаряд.

Он может никогда не разорваться.

О нём на время

Можно позабыть.

Но он в тебе.

И нет для ленинградцев

Сапёров,

Чтоб снаряд тот

Разрядить.

                                           Ю. Воронов

* * *

Время — лекарь,

И эту роль

Повторяет оно со всеми.

Но бывает

Людская боль,

Над которой

Не властно время.

Вот опять —

Через столько лет! —

Эта женщина

В День Победы

Не венок, не цветы, а хлеб

Принесла

На могилу деда…

                                           Ю. Воронов

* * *

Так бывает порою с нами:

Вспомнишь что-то, увидишь сны —

И глядишь на всё не глазами,

А глазницами той войны.

Если память своё заладит,

Бесполезно перечить ей.

Ты опять прикован к блокаде,

Как к скале своей Прометей.

Вновь январь за окном белеет,

Рядом снова твои друзья.

Те же — мёртвые — не стареют,

Не меняются.

Им нельзя…

Обсуждают твои поступки:

— Мы бы здесь поступили так... —

Осуждают твои уступки:

— Тут нельзя отступать, никак!..

И тогда в своё оправданье

Говоришь им:

 — Тому виной

Слишком много лет расстоянья.

Я, наверное, стал иной.

Да, иной! —

Только ты не понят.

И темнеют зрачки их глаз:

— Раз ты жив, по тебе сегодня

Люди могут судить о нас!

Могут мерить — не вслух, подспудно —

То далёкое далеко.

— Я согласен, но это трудно.

— Трудно?

— Трудно!

— А нам легко?..

И уйдут, молчаливо глядя

Сквозь тебя и других людей.

...Так живу. Прикован к блокаде,

Как к скале своей Прометей.

                                      Ю. Воронов

* * *

Опять война,

Опять блокада…

А может, нам о них забыть?

Я слышу иногда:

«Не надо,

Не надо раны бередить.

Ведь это правда, что устали

Мы от рассказов о войне.

И о блокаде пролистали

Стихов достаточно вполне».

И может показаться:

Правы

И убедительны слова.

Но даже если это правда,

Такая правда —

Не права!

Чтоб снова

На земной планете

Не повторилось той зимы,

Нам нужно,

Чтобы наши дети,

Об этом помнили,

Как мы!

Я не напрасно беспокоюсь,

Чтоб не забылась та война:

Ведь эта память — наша совесть.

Она, как сила, нам нужна…

                                       Ю. Воронов

                   * * *

Не поверилось в юности мне б,

Что увижу своими глазами —

На помойках валяется хлеб…

И не крошками, а кусками.

На помойках валяется хлеб.

Как мне к этому относиться?

Нет с продуктами больше проблем,

Сыт народ! Этим надо гордиться!

Хлеб валяется на помойках

Во дворах моего Ленинграда.

Мне смотреть на это спокойно

Не даёт память детства — блокада.

Сыт народ! Я гордиться бы стал,

Сыт народ — хорошо без сомненья.

Жаль, что сытый народ потерял

К хлебу трепетное уваженье.

Жить сытней ленинградец стал

В сорок пятом, а с сорок шестого

На столах хлеб бесплатный лежал

В ресторанах, кафе, столовых.

Можно было зайти присесть,

Взять стакан горячего чая

И бесплатно хлеба поесть,

Чувство голода утоляя.

Но и бедный, поев, и богатый

Недоеденный хлеб не бросали;

Как велось на Руси когда-то,

Крошки в рот с ладони ссыпали.

Хлеб, в помойках лежащий открыто

Для меня одно означает —

Память прошлого позабыта,

Память в сытости засыпает.

Миллион позабытых судеб.

Я смотрю, и берёт досада

На помойках валяется хлеб…

Значит — больше нет Ленинграда.

Трамвай идет на фронт

Холодный, цвета стали,
Суровый горизонт –
Трамвай идет к заставе,
Трамвай идет на фронт.
Фанера вместо стекол,
Но это ничего,
И граждане потоком
Вливаются в него.
Немолодой рабочий –
Он едет на завод,
Который дни и ночи
Оружие кует.
Старушку убаюкал
Ритмичный шум колес:
Она танкисту-внуку
Достала папирос.
Беседуя с сестрою
И полковым врачом,
Дружинницы – их трое –
Сидят к плечу плечом.
У пояса граната,
У пояса наган,
Высокий, бородатый –
Похоже, партизан,
Пришел помыться в баньке,
Побыть с семьей своей,
Принес сынишке Саньке
Немецкий шлем-трофей –
И снова в путь-дорогу,
В дремучие снега,
Выслеживать берлогу
Жестокого врага,
Огнем своей винтовки
Вести фашистам счет…
Мелькают остановки,
Трамвай на фронт идет.
Везут домохозяйки
Нещедрый свой паек,
Грудной ребенок – в байке
Откинут уголок –
Глядит (ему все ново).
Гляди, не забывай
Крещенья боевого, –
На фронт идет трамвай.
Дитя! Твоя квартира
В обломках. Ты – в бою
За обновленье мира,
За будущность твою.

Сотый день

Вместо супа – бурда из столярного клея,
Вместо чая – заварка сосновой хвои.
Это б всё ничего, только руки немеют,
Только ноги становятся вдруг не твои.
Только сердце внезапно сожмётся, как ёжик,
И глухие удары пойдут невпопад…
Сердце! Надо стучать, если даже не можешь.
Не смолкай! Ведь на наших сердцах – Ленинград.
Бейся, сердце! Стучи, несмотря на усталость,
Слышишь: город клянётся, что враг не пройдёт!
…Сотый день догорал. Как потом оказалось,
Впереди оставалось ещё восемьсот.

Салют над Ленинградом

За залпом залп.
Гремит салют.
Ракеты в воздухе горячем
Цветами пёстрыми цветут.
А ленинградцы
Тихо плачут.
Ни успокаивать пока,
Ни утешать людей не надо.
Их радость
Слишком велика –
Гремит салют над Ленинградом!
Их радость велика,
Но боль
Заговорила и прорвАлась:
На праздничный салют
С тобой
Пол-Ленинграда не поднялось.
Рыдают люди, и поют,
И лиц заплаканных не прячут.
Сегодня в городе –
Салют!
Сегодня ленинградцы
Плачут…

Блокада

Чёрное дуло блокадной ночи…
Холодно,
холодно,
холодно очень…
Вставлена вместо стекла
картонка…
Вместо соседнего дома –
воронка…
Поздно.
А мамы всё нет отчего-то…
Еле живая ушла на работу…
Есть очень хочется…
Страшно…
Темно…
Умер братишка мой…
Утром…
Давно…
Вышла вода…
Не дойти до реки…
Очень устал…
Сил уже никаких…
Ниточка жизни натянута тонко…
А на столе –
на отца похоронка…

Голос Родины

Голос Родины, голос России
Были годы горя и утрат,
Был в кольце блокады Ленинград…
Голос Родины, голос России
Над землею гремел, как набат.
Я слышал твой голос, Родина,
Под обстрелом, в окопах, в огне:
«Не забывай о пройденном,
Помни о завтрашнем дне!»
Я слышал твой голос сквозь тучи…
Шла усталая рота вперёд…
Солдат становится бесстрашным и могучим,
Когда его Россия позовёт.
Наш народ – мыслитель и поэт.
Ярче звёзд открытий наших свет…
Голос Родины, голос России –
В чётких ритмах стихов и ракет.
Я слышу твой голос, Родина,
Он как свет, он как солнце в окне:
«Не забывай о пройденном,
Думай о завтрашнем дне!»
Мы слышим твой голос певучий,
Он нас всех за собою ведёт,
И ты становишься бесстрашным и могучим,
Когда тебя Россия позовёт.
Алым звёздам верит шар земной,
Мы всегда за правду примем бой.
Голос Родины, голос России –
Это Ленина голос живой.
Я слышу твой голос, Родина,
Он звучит, он пылает во мне:
«Не забывай о пройденном,
Помни о завтрашнем дне!»
Пусть наша дорога все круче,
Мы сквозь грозы уходим в полёт –
Народ становится бесстрашным и могучим,
Когда его Отчизна позовёт.

Канун 1942 года

Новый год был в семь часов. Позднее
Не пройти без пропуска домой.
Был обстрел. Колючим снегом веял
Смертоносный ветер над Невой.

Стены иней затянул в столовой.
В полушубках, при мерцанье свеч
Мы клялись дожить до жизни новой,
Выстоять и ненависть сберечь.

Горсть скупая драгоценной каши,
Золотое светлое вино,–
Пиршество сегодняшнее наше,
Краткое, нешумное оно.

Мы о тех, кто умер, говорили,
Как о тех, кто с нами. В свой черед
Шел обстрел. Снаряды били мимо
Кировского моста. Недолет.

Лед одолевал нас. Лед блокады.
В новом, начинавшемся году
Победить хотел и тот, кто падал, –
Не остановиться на ходу.

Так сквозь смерть росли и крепли силы,
Билась жизнь меж ледяных камней.
Мне тогда бы много легче было,
Если б ты подумал обо мне.

Но каким бы счастьем ни встречали
Год другой, встают пред нами в рост
Те друзья, что в гулком темном зале
За победу возглашали тост.

                                                    Е. Вечтомова

Баллада о черством куске

По безлюдным проспектам
Оглушительно-звонко
Громыхала
На дьявольской смеси
Трехтонка.
Леденистый брезент
Прикрывал ее кузов –
Драгоценные тонны
Замечательных грузов.

Молчаливый водитель,
Примерзший к баранке,
Вез на фронт концентраты,
Хлеба вез он буханки,
Вез он сало и масло,
Вез консервы и водку,
И махорку он вез,
Проклиная погодку.

Рядом с ним лейтенант
Прятал нос в рукавицу.
Был он худ,
Был похож на голодную птицу.
И казалось ему,
Что водителя нету,
Что забрел грузовик
На другую планету.

Вдруг навстречу лучам –
Синим, трепетным фарам –
Дом из мрака шагнул,
Покорежен пожаром.
А сквозь эти лучи
Снег летел, как сквозь сито,
Снег летел, как мука, –
Плавно, медленно, сыто…

– Стоп! – сказал лейтенант. –
Погодите, водитель.
Я, – сказал лейтенант, –
Здешний все-таки житель. –
И шофер осадил
Перед домом машину,
И пронзительный ветер
Ворвался в кабину.

И взбежал лейтенант
По знакомым ступеням.
И вошел…
И сынишка прижался к коленям.
Воробьиные ребрышки…
Бледные губки…
Старичок семилетний
В потрепанной шубке.

– Как живешь, мальчуган?
Отвечай без обмана!.. –
И достал лейтенант
Свой паек из кармана.
Хлеба черствый кусок
Дал он сыну: – Пожуй-ка, –
И шагнул он туда,
Где дымила буржуйка.

Там, поверх одеяла –
Распухшие руки.
Там жену он увидел
После долгой разлуки.
Там, боясь разрыдаться,
Взял за бедные плечи
И в глаза заглянул,
Что мерцали, как свечи.

Но не знал лейтенант
Семилетнего сына:
Был мальчишка в отца –
Настоящий мужчина!
И когда замигал
Догоревший огарок,
Маме в руку вложил он
Отцовский подарок.

А когда лейтенант
Вновь садился в трехтонку,
– Приезжай! –
Закричал ему мальчик вдогонку.
И опять сквозь лучи
Снег летел, как сквозь сито,
Снег летел, как мука, –
Плавно, медленно, сыто…

Грузовик отмахал уже
Многие версты.
Освещали ракеты
Неба черного купол.
Тот же самый кусок –
Ненадкушенный,
Черствый –
Лейтенант
В том же самом кармане
Нащупал.

Потому что жена
Не могла быть иною
И кусок этот снова
Ему подложила.
Потому, что была
Настоящей женою,
Потому, что ждала,
Потому, что любила.

                                В. Лифшиц