"Блокада Ленинграда"
материал по окружающему миру (старшая, подготовительная группа)

Рассказы о защитниках Ленинграда, о Ленинградцах и о подвиге Ленинграда

Осенью 1941 года напряжённое положение сложилось под Ленинградом. В августе 1941-го немецкая группа армий «Север» перешла в наступление на город на Неве. В этот критический момент командование Ленинградским фронтом было возложено на Георгия Константиновича Жукова. Враг был остановлен, и взятие Ленинграда удалось предотвратить, но фашисты блокировали его с юга, союзные им финские войска — с севера. Город оказался в кольце. Его героическую оборону осуществляли войска Ленинградского фронта, Балтийский флот и рядовые ленинградцы.

Вражеское командование сочло, что штурм Ленинграда не нужен: горожанам грозила голодная смерть. 250 граммов хлеба — такова была дневная норма рабочего, остальные получали всего 125! В тесто для хлеба добавляли жмых, целлюлозу, пыль и труху из пустых мешков, а формы для выпечки за неимением пищевого масла смазывали техническим соляровым. И всё равно этот голодный паёк был спасением. Блокада длилась 900 дней и ночей. Но город не сдался, хотя от голода умер почти миллион человек. С сентября 1941-го по март 1943 года с тыловыми районами страны Ленинград связывал единственный путь — по Неве и через Ладожское озеро (летом по воде, зимой по льду). По Дороге жизни (так и теперь называют тот путь) на Большую землю вывезли свыше 50 тысяч человек.

Попытки советских войск разомкнуть блокадное кольцо успеха не имели. Лишь в январе 1943-го на узком участке вдоль южного берега Ладоги блокада была прорвана войсками Ленинградского и Волховского фронтов. Но окончательно она была ликвидирована только в конце января 1944 года, когда объединённые силы сразу трёх фронтов (Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского) перешли в наступление и отбросили фашистов от Ленинграда. Напрасно враг надеялся, что объявленная им неприступной мощная полоса укреплений «Северный вал» окажется непреодолимой, — она была взломана, а немцы отброшены на 600—1000 километров от города.

На главной улице Санкт-Петербурга, Невском проспекте, на стене одного из домов и сегодня можно увидеть предупреждение времён блокады: «Граждане! При артобстреле эта сторона наиболее опасна».

За героизм и мужество, проявленные в битве за Ленинград, свыше 250 тысяч человек были награждены орденами и медалями, 266 самых отважных и бесстрашных — удостоены Звезды Героя.

В. Воскобойников «Первые дни войны»

22 июня 1941 года в воскресный солнечный день ленинградцы услышали по радио, что на страну напал сильный и коварный враг — гитлеровская Германия. И с этого мгновения жизнь многих людей переменилась. Прежние дни стали казаться светлыми, беззаботными. Их называли «до войны». Новые дни обещали трудности и горе. Уже в первую ночь радио на улицах тревожно предупреждало горожан: «Внимание! Внимание! Говорит штаб местной противовоздушной обороны города. Воздушная тревога! Воздушная тревога!» Это значило, что к городу приближались вражеские бомбардировщики.

Северную столицу уже давно называли городом-музеем. Поэтому с первых дней войны жители стали думать, как спасти знаменитые ленинградские памятники от вражеских бомб и снарядов.

Были жаркие дни, когда люди обычно уезжали за город или отдыхали в Летнем саду. А теперь здесь рыли траншеи. Рядом с траншеями стояли высокие треноги с лебёдками. Всеми работами руководил скульптор-реставратор Георгий Александрович Симонсон. По его команде рабочие осторожно опускали в траншеи и засыпали землёй прославленные скульптуры Летнего сада. Во время блокадной зимы скульптор Симонсон умрёт от голода, а в руках его найдут листки с планом спрятанных скульптур.

Маскировкой Исаакиевского собора, Адмиралтейства, других высоких куполов и шпилей руководил архитектор С.Н. Давыдов. Он собрал людей самых разных профессий. Это были виолончелисты М.И. Шестаков и А.Н. Сафонов, пианистка О.А. Фирсова, архитекторы В.Н. Захаров и Ю.П. Спегальский, художник Т.Э. Визель. Они натягивали на блестящие золотом купола серую одежду из мешковины, а шпиль Петропавловского собора покрыли серой краской. Теперь вражеским лётчикам стало трудно ориентироваться в огромном городе.

Точно так же покрыли маскировочной сеткой Смольный, закопали в землю знаменитых коней Клодта, которые в мирное время стоят на Аничковом мосту. Но фронт приближался к городу быстро, и многие памятники не успели снять с пьедесталов и спрятать. Тогда решили обложить их мешками с песком и обнести толстыми досками.

Памятник Петру Великому сначала тоже хотели снять с пьедестала — «Гром-камня» — и осторожно опустить на дно Невы. Но тут случилась неожиданность. К архитекторам пришёл

старый архивариус и рассказал городское предание об этом памятнике.

Оказывается, когда в 1812 году войска Наполеона заняли Москву, царь боялся, что французский император поведёт теперь армию на Петербург. Поэтому он распорядился всё самое ценное увезти в Сибирь. И первым делом — памятник Петру. Но одному жителю Пётр Великий явился во сне и сказал такие слова: «Покуда я стою в граде сём, ни один враг не ступит на землю его!» Царь повелел оставить памятник на месте.

Когда архитекторы в 1941 году узнали об этом предании, они тоже решили не трогать его. Рабочие построили из досок особо прочный каркас и засыпали двойным количеством песка.

В. Воскобойников «Голод блокады»

В некоторых местах фронт подошёл к самому городу. Несколько раз фашисты пытались прорваться к цехам Кировского завода. А в цехах под артиллерийским обстрелом ремонтировали израненные танки. Выйдя с завода, они вступали сразу в бой.

В городе кончились продукты, наступила страшная голодная и морозная зима. По карточкам в те дни выдавали только сто двадцать пять граммов хлеба — небольшой кусок, испечённый из плохой муки вперемежку с опилками. Многие жители не перенесли той зимы. Они умирали прямо на улицах, не дойдя до дома, умирали в промёрзших домах, падали без сил у станков. Многие тысячи ленинградцев лежат на Пискарёвском кладбище в братских могилах. Но город продолжал держаться.

На другом берегу Ладожского озера, на Большой земле, лежали горы мешков с мукой, штабеля ящиков с мясными консервами. Сначала, пока ещё озеро не покрылось льдом, их попробовали нагрузить на баржи. Но шторм выбросил эти баржи на берег, словно спичечные коробки. Оставалось ждать крепкого льда.

Первыми по тонкому льду пустили санный обоз, который везли лошади. Но много ли увезёшь на санях? Через несколько дней пустили шесть машин. Они шли на расстоянии друг от друга, и у кабин были открыты двери, чтобы водитель, если машина провалится в воду, успел выпрыгнуть. Среди шестерых водителей был Максим Емельянович Твердохлеб. Его машина шла третьей. Одна из машин всё-таки провалилась, шофёра успели спасти, и он неожиданно заплакал. Все сначала подумали, что он плачет от холода. Но водитель плакал от обиды — он не мог привезти голодным жителям продукты! С этого дня усталые, измученные шофёры доставляли в Ленинград днём и ночью на грузовиках муку, мясные консервы. И дорогу через Ладожское озеро, по которой шли их машины, назвали Дорогой жизни.

Скоро люди уже знали имена героев этой дороги. И одним из них был шофёр Максим Емельянович Твердохлеб.

В. Воскобойников «Максим Емельянович Твердохлеб»

Однажды на Большой земле ему сказали:  — Доверяем вам очень ответственный груз. Видите ящики с надписью «Детям героического Ленинграда»? Их надо перевезти как можно быстрей. Там мандарины с юга, и морозить их нельзя, иначе они превратятся в кашу. Нужно, чтобы на Новый год каждый блокадный ребёнок получил по мандарину.

Максим Емельянович старался вести машину через озеро на большой скорости. Дорога петляла. То справа, то слева клубился морозный пар над полыньями — следами от вражеских снарядов и бомб. Когда машина прошла больше половины пути, появился вражеский самолёт, который сразу снизился и стал обстреливать её из пулемёта.

В таких случаях по инструкции полагалось оставлять машину и прятаться в сугробе. И мука, и консервы могли помёрзнуть — с ними ничего плохого бы не случилось. За подбитой машиной потом приходил трактор, а опытных водителей не хватало.

Но Твердохлеб вёз мандарины, которые полагалось скорей доставить в город! Оружия у Максима Емельяновича не было — только руль и тормоза. И всё же он решил сражаться с врагом. Твердохлеб бросал машину то вправо, то влево. То резко останавливал, а потом мчался вперёд. Скоро от лобового стекла остались осколки, он сжимал окровавленными руками обломок руля и продолжал вести машину к городу. Наконец вражеский самолёт, истратив боеприпас, улетел прочь, шофёр же, остановив машину на берегу, не мог выйти из кабины, потому что потерял сознание. Друзья разжали ему руки и вынесли его из машины. Скоро героический водитель снова возил продукты для осаждённого города. А каждый ребёнок на Новый год получил в детском саду по мандарину. В некоторых фруктах были пулевые отверстия.

В. Воскобойников «Девятьсот дней мужества»

К середине зимы ленинградцам ненамного прибавили хлебную норму, но они продолжали гибнуть от бомбардировок и артиллерийских обстрелов, от голода и страшных морозов.

Как только наступила весна и стало пригревать солнце, все, кто мог, вышли на улицы, чтобы убрать свой город. Ведь в домах не работал водопровод, а во многих дворах лежали высокие грязные сугробы снега. Мусор сбрасывали в Неву, в каналы и речки. А потом жители принялись сажать грядки. Огороды развели во дворах, в уличных садиках и больших парках. Даже на Марсовом поле ленинградцы сажали овощи.

Вся страна помогала окружённому врагами городу. И когда началась новая зима, россияне знали: Ленинград выдержит! Фашистские снаряды продолжали рваться на улицах и площадях, вражеские самолёты по-прежнему прорывались к центру, а жители мечтали об одном — соединиться со страной.

К прорыву блокады войска Ленинградского фронта готовились долго и тайно. И наконец настал час штурма.

Нева была замёрзшая, засыпанная снегом. Враги поливали свой высокий берег водой из шлангов, и он превратился в скользкую ледяную стену. 11 января 1943 года ночью наши войска тихо подобрались к вражеским позициям. А потом, когда на врагов были сброшены бомбы, когда по ним ударили пушки, прозвучала команда «Вперёд!» Бойцы бежали через Неву в атаку под звуки старинного гимна. На берегу играл сводный оркестр —- целый музыкальный полк. Первыми были сапёры. Они ставили длинные лестницы, цепляли верёвки за ледяной вражеский берег. Следом двигалась волна наступающих, за ними другая, третья...

18 января 1943 года утром на окраине рабочего посёлка воины Ленинградского фронта, почерневшие от боёв, исхудавшие, обросшие, в ободранных ватниках, обняли точно таких же солдат Волховского фронта. И весь мир узнал, что блокада —~ прорвана! Пусть узкий, но всё же постоянный коридор теперь соединял Ленинград со всей страной.

Этот день остаётся святым в памяти жителей. Так же, как и другой день, 27 января 1944 года, когда враги были окончательно отброшены от города. И ленинградцы, которые на эти годы стали воинами, погнали их дальше, в сторону Берлина.

Девятьсот героических, страшных дней длилась блокада. И каждый день враги обрушивали на город множество бомб, снарядов, но город, основанный Петром Великим, выстоял. Фашистам так и не удалось победить его жителей. Эти мужественные ленинградцы — бабушки и дедушки сегодняшних петербуржцев.

Низкий поклон им всем и вечная наша благодарная память!

А. Митяев «Тимофей Беспраздничный»

Солдат Тимофей Потапов был артиллеристом. Если говорить точнее, подносчиком снарядов. Снаряды лежат поодаль от пушки, в ровике. Когда начинается стрельба, подносчик берёт снаряд, несёт его к пушке, там передаёт другому солдату — заряжающему и сам бежит за новым снарядом.

Батарея, в которой служил Тимофей Потапов, стояла на окраине Ленинграда. Фашисты со всех сторон окружили город. Каждый день стреляли по нему. А наши артиллеристы не давали фашистам стрелять. Только фашисты открывали огонь по городу, наши начинали бить по фашистским пушкам. Немецкие артиллеристы убегали в укрытия, и пушки их замолкали. Это написать просто: «Пушки замолкали». Чтобы разогнать фашистов по окопам, нужно было немало отваги и тяжёлой воинской работы.

Вечером 6 ноября, накануне праздника Октябрьской революции, на фронте установилась тишина. Враг не стрелял. Не стреляли и мы. Тимофей Потапов и его товарищи поспешили в свой блиндаж отдохнуть. У пушек остались только часовые.

Командир батареи, проверив часовых, спустился в блиндаж к артиллеристам и приказал всем спать.

— Завтра праздник, — сказал он, — самый большой наш праздник. Фашисты, конечно, постараются испортить этот день ленинградцам. Они и не стреляют сейчас потому, что заняты подвозом снарядов, да и пушек ещё подвезут. Но мы должны сделать так, чтобы враг не стрелял по городу. Каждому придётся работать за двоих. Поэтому все ложитесь спать. Копите силы к завтрашнему дню.

Солдаты легли на земляных нарах. Укрылись шинелями. Погасили коптилку. Но не спалось им. Вспомнилось, каким хорошим был этот праздник в мирное время. Один солдат, оказалось, умел играть на флейте. Он рассказал, как играл с оркестром праздничные марши. Другой был до войны электромонтёром, он устраивал в торжественные дни иллюминацию; это очень сложно — украсить город огнями...

Все солдаты по очереди рассказывали о демонстрациях, о праздничных обедах, гуляньях. Только молчал Тимофей Потапов.

— У тебя праздников, что ли, не было? — спросили его товарищи. — Или ты уснул уже?

— Нет, не уснул, — сказал Тимофей Потапов, — праздников у меня не было. Беспраздничный я.

— Тимофей Беспраздничный! — засмеялись солдаты. — Как же может быть такое?

— Может, — ответил Тимофей Потапов. — Я ведь пекарь. Когда вы на демонстрацию ходили, я для вас пёк булки. Вы думаете, на ваш стол в праздник булки с неба падали? Вот этими руками я и тесто месил, и противни в печь ставил.

В темноте не было видно рук пекаря. Но все и так знали, что руки у него сильные, а сам он большой и добрый.

— Испеки нам к празднику по бараночке на брата, — сказал кто-то, — есть ужасно хочется...

— Правду сказать, я свою пекарню каждый раз во сне вижу, — проговорил Тимофей Потапов. — И всё хочу я взять буханку хлеба, и беру её, и отламываю, а как донесу до рта, начинается какой-нибудь другой сон, без продовольствия...

Давайте-ка лучше спать. День завтра праздничный. Нам с утра на работу.

Так солдаты и уснули.

Чуть забрезжил рассвет, как артиллеристы были у пушек. Из-за домов появился аэростат. Он был похож на сонного кита, большой, зеленоватый. Аэростат немного покачался над крышами, потом, будто стряхнул с себя сон, быстро пошёл вверх. На нём поднимался наблюдатель — смотреть, откуда будут стрелять фашисты.

Уже совсем было светло. Но фашисты не стреляли.

— Ждут, — сказал комбат артиллеристам. — Ждут, когда ленинградцы из домов на улицы выйдут.

— Ну и мы подождём...

— Началось! — вдруг крикнул комбат, прижимаясь в своём окопчике к телефону.

И без предупреждения все поняли: началось. На немецкой стороне загрохали орудийные выстрелы. В вышине, над головами наших артиллеристов, понеслись к городу снаряды.

Тимофей Потапов стоял в ровике. Он ждал, когда старший артиллерийский командир по телефону сообщит комбату местонахождение вражеской батареи. Тогда даст приказ комбат. И начнётся работа — только поспевай. Надо будет так молотить фашистов, чтобы они не выдержали и полезли в укрытия.

Тимофей Потапов бегал от ровика к пушке, от пушки к ровику. Носил снаряды, отдавал их заряжающему. После выстрела пушка тяжело подпрыгивала на месте, и из неё со звоном вылетала пустая гильза. Работа у артиллеристов шла споро. Они не успели устать ещё, когда комбат приказал прекратить огонь.

— По городу фашисты уже не стреляют, — сказал комбат, и в голосе его была радость. Он стоял в окопчике, прижимая к уху телефонную трубку. — Но теперь держись, ребята! Сейчас фашисты придут в себя, вылезут из укрытий и ударят в нас. Что думает фашистский командир? Он думает вот что: сначала уничтожу русскую батарею. Чтобы не мешала стрелять по городу. Вот что он думает.

Немецкие снаряды упали на батарею не так густо, как ожидалось. Значит, наши артиллеристы разбили несколько вражеских орудий. От такой удачи все работали у пушек очень хорошо, без страха. А опасность была кругом. То тут, то там грохотали взрывы, взлетала земляная пыль, осколки свистели и со звоном ударялись в станины пушек. К Тимофею Потапову эти страшные звуки доносились словно издалека, он почти не слышал их, потому что все его чувства были сосредоточены на исполнении команд комбата.

Всё шло хорошо. Но вдруг заряжающий не взял снаряд. Он посмотрел на Тимофея Потапова так, словно просил прощения, потом зажал руками живот и медленно повалился на бок.

— Санитара к третьему орудию! — выкрикнул что было сил Тимофей Потапов и сам вложил снаряд в пушку.

Теперь Тимофей Потапов работал за двоих: за себя и заряжающего. От ровика к пушке, от пушки к ровику бегал он, но бегал быстрее, выкраивал секунды, нужные для заряжания пушки.

Непривычная команда: «Все к шестому орудию!» — остановила Тимофея Потапова. И он побежал к шестому орудию, хотя не представлял себе в эту минуту дела более важного, чем носить снаряды.

Шестое орудие лежало на боку. Вражеский снаряд угодил под самое колесо и, взорвавшись, свалил пушку. При этом оглушило командира орудия, наводчика и заряжающего. Все трое ничего не слышали — ни человеческих голосов, ни грохота войны. Тимофей Потапов, трое контуженых, все остальные батарейцы и сам комбат навалились на пушку, страшным напряжением сил подняли её. Батарея в полном составе — все девять пушек — продолжала бой. Она стреляла по врагу так же часто, как стреляла в самом начале.

И фашистский командир не выдержал. Он решил, что его батарея посылает снаряды мимо цели. «Если бы снаряды попадали в цель, русские не могли бы так спокойно и расчётливо отвечать нам», — рассудил фашист. Он приказал изменить прицел.

Разрывы вражеских снарядов стали понемногу удаляться от наших пушек. Когда подняли они тучи щебёнки на ближнем пустыре, комбат приказал прекратить огонь.

— Пусть думают, что теперь попали в нас, что мы в блиндажи попрятались, — объяснил комбат артиллеристам свою команду и засмеялся.

За комбатом засмеялись батарейцы. Смеялся и Тимофей Потапов.

— Ребята! Отставить смех! — крикнул комбат нарочно строгим голосом. — Если мы будем только смеяться, фашисты подумают, что всех нас побили, и, чего доброго, опять ударят по городу. Нам теперь надо показать врагу, будто у нас большие потери. Мы сейчас ответим четырьмя пушками, а потом до самого вечера будем стрелять только из двух.

Наступила осенняя ночь. Стрельба стихла. Ленинградцы справили свой суровый и прекрасный праздник. Фашисты не смогли помешать им. Тысячи артиллеристов, таких, как Тимофей Потапов, приняли удар врага на себя и с честью закончили бой.

Тимофей Потапов после боя два часа отстоял ещё в карауле у пушек. Когда его сменили, он отправился в свой блиндаж. На земляных нарах было просторно: ранило солдата, который умел играть на флейте, ранило и того, который устраивал иллюминацию в праздники. Они были сейчас в госпитале.

Тимофею Потапову снова приснилась пекарня, в которой работал до войны. На этот раз привычный сон — будто он отламывает кусок хлеба, чтобы утолить голод, — не снился. Из-за усталости Тимофей Потапов и наяву-то не стал есть ужин. А снились ему огромные противни, на которых вместо хлебов лежали снаряды. Тимофей Потапов носил противни к печке и совал их в её раскалённое нутро. И было ему страшно, что снаряды на жару взорвутся. Но надо было всю печь наполнить снарядами, и Тимофей Потапов носил и носил их.