Алтайский писатель Нечунаев Василий Макарович (биография,стихи)-2021г.
материал (старшая группа)

Муниципальное бюджетное общеобразовательное учреждение

«Новозоринская средняя общеобразовательная школа»,

дошкольное отделение детский сад «Родничок»

Павловского района Алтайского края

Нечунаев Василий Маркович.    

п. Новые Зори 2021 г.

Воспитатель.

 Смирнова С. Ю.

…Меня деревня сделала поэтом… 

БИОГРАФИЯ

Василий Маркович Нечунаев – поэт, член Союза писателей России с 1981 г. Родился 4 апреля 1939 г. в деревне Кислухе Первомайского района Алтайского края. В крестьянской семье было пятеро детей: Матрена, Евгения, Федор, Василий, Анна (умерла вскоре после рождения). Отец – Марк Калистратович (1890-1975), участник первой мировой войны, был в плену, работал на руднике. Гостеприимный, общительный, интересный собеседник, любовь к слову у Василия Марковича – от отца. Мать – Анна Васильевна Ермакова (1900-1943), была мастерица, обшивала всю деревню, с бедных за пошив денег не брала. Ее не стало, когда Василию было четыре года. 

Окончил семь классов в Кислухе, затем среднюю школу в с. Повалихе. После школы, в 1958 г., работал чернорабочим на Барнаульском комбайно-сборочном заводе, слесарем на комбинате химического волокна.

В 1959 г. поступил на филологический факультет Барнаульского педагогического института, перевелся на заочное отделение, но вскоре ушел из института – «скучно стало». В 1960 г. пошел в армию, служил в погранвойсках в Архангельске, на финской, норвежской границах, на Баренцевом море. В общей сложности прослужил 3 года 2 месяца и 19 дней.

В 1963 г. вернулся на комбинат химволокна, восстановился в пединституте, проучился второй курс.

В 1965-1970 гг. учился в Литературном институте им. А. М. Горького, в семинаре известного поэта Сергея Смирнова.

В Алтайском книжном издательстве в 1966 г. вышел первый сборник стихов «Красная линия», один из центральных циклов которого посвящен солдатской жизни.

В 1970 г. вернулся в Барнаул, работал в Доме народного творчества, консультантом в газете «Молодежь Алтая». С 1972 г. руководил детской литературной студией при краевой писательской организации, создал передвижной театр механических игрушек «Тэтэшка». Работал в пионерских лагерях: «Крылатых», «Искорка», «Энергетик», «Дружба» и др. Занимался переводами с немецкого языка.

Сын – Виктор, родился в 1968 г., кандидат философских наук, преподает в Новосибирском государственном университете. Есть внук – Валентин.

Своими учителями Василий Маркович считает Марка Иосифовича Юдалевича, Сергея Васильевича Смирнова, Виктора Самойловича Серебряного, Николая Михайловича Рубцова.

В Алтайском книжном издательстве в разные годы вышли его книги для детей: «Небывалый самолет», «Сказка о заводной лягушке», «Красный день», «Мама, посмотри!», «Скворушкин дворец», «Учили азбуке козу». «Ожерелье» и др. В. М. Нечунаев был редактором-составителем детских сборников стихов «Сверчок» и «Кто тут живёт».

Награжден медалью «За освоение целинных и залежных земель» (1957), Почетной грамотой комитета администрации Алтайского края по культуре (1997), Почетной грамотой «К 100-летию М. Шолохова» (2005). 

Лауреат литературных премий: им. А. П. Соболева (1987), им. В. М. Шукшина за книгу «Учёная коза» (2000), им. Л. С. Мерзликина за книгу «Ностальгический романс» (2004), им. В. Бианки за книгу «Фантазия-чудотазия, Ученая коза и другие стихотворения» (2008), IV Всероссийской им. П. П. Ершова за книгу «Фантазия – чудотазия» (2009), краевой «Лучшая книга года» за «Воробьиные качели» (2010).

Стихи.

МАЛЕНЬКИЕ
РАДОСТИ

Если хочешь благости
Посреди людей,
Маленькие радости
Делай каждый день.
Солнышко возносится,
Зорька расцвела.
Сами в руки просятся
Добрые дела.
Маленькое зёрнышко
Радостно сажай.
На дожди да солнышко
Будет урожай.
Хорошо хорошему
В песне и труде.
Помоги прохожему,
Если он в беде.
Слышишь слово едкое,
Злом не отвечай.
Угости конфеткою,
Пригласи на чай.
Радости прощения,
Как они сильны…
Ходят сновидения –
Сказочные сны.

*****

СОСУЛЬКА

Разгорался красный день.
Все запело: «Тень-динь-день.»
И сосулька ледяная
Заблестела, как стальная,
И подумала она:
«Для меня поёт весна!
Я сильнее всех и выше!
Я одна такую крышу
Поднимаю на спине!
Ай, да я! Спасибо мне!»
Я да я… А время шло.
С неба хлынуло тепло.
И не хвастаться, не якать —
Начала сосулька плакать.
Плакала да плакала…
Эх, сосулька-якала!
Греет солнце!

Брызжет свет!
А тебя под крышей нет!

*****

СНЕГИРИ

Вот и улыбнулось
Мёрзлое окно.
Яблоня качнулась.
На ветвях красно.
В снежной повители
Рдели снегири.
– Яблоки поспели!
Мама, посмотри!
…Что же ты к окошку
Поздно подошла?
Пробежала кошка,
Яблоки стрясла!

*****

ПТИЧКА — НЕВЕЛИЧКА

У малой-малюсенькой
Птички-невелички
Глазки, словно бусинки,
Ножки, словно спички.
Ходит, как начальница,
При таком-то росте…
Вы в неё нечаянно
Камешек не бросьте.

*****

СКВОРЕЦ

Прилетел весной скворец.
Для него готов дворец,
При дворце веселый сад.
И всему на свете рад,
Пел скворец, насвистывал,
Ноты перелистывал!
Людям радовал сердца!
И с улыбкой на скворца
Солнце посмотрело,
Землю обогрело.

ПРО   КОРАБЛИК

У кораблика «Руслана»
Всё надёжно, всё исправно:
Мачты, реи, паруса…
Не кораблик, а краса!

Смотрят бабушка и мама,
Как «Руслан» летит упрямо
Через волны вдоль пруда.
«Вот корабль! Вот это да!»

А кораблик мастерили,
Нас ругали: «Насорили!»
Вот сейчас-то, хоть бы что,
Не ругается никто!

*****

МЕДВЕЖОНОК

Медвежонку Мишке
Папа сплёл лаптишки.
Показал,
Как надевать,
Левый-правый узнавать.

Только Мишка-шалунишка
Делал всё наоборот:
Надевал свои лаптишки
Даже задом наперёд,
Потешал лесной народ.

Год прошёл.
Заплакал папа –
Вырос Мишка косолапым.

*****

КОЗЁЛ

Наш козёл-сумасброд
Всюду дело найдёт.
И повсюду, всегда,
Где козёл, там беда.
Вон опять он стоит
на поленнице.
Раскатает дрова –
не поленится!

Эй, козёл, погоди!
На себя погляди.
У тебя, у козла,
Борода, как метла,

Сделай доброе дело,
порадуй,
Подмети тротуар
за оградой!

Долго думал козёл.
Подметать не пошёл.
Бородой помахал,
А потом сгромыхал
В огород на капустные грядки…
Вот уж там наведёт он порядки!

*****

КУДКУДАШКА

Что там случилось?!
Какая беда?!

Крик во дворе:
«Куд-куда! Куд-куда!

Куд-куд-куда!
Поскорей! Поскорей!»

Выбежал дед босиком
из дверей.

Следом за дедом
сбежался весь дом!

А кудкудашка стоит
над гнездом,

Гордо глядит,
гребешок подняла.

Вот, говорит,
я яичко снесла!

ЛУННЫЙ   ВЕЧЕР

Лунный свет упал в окошко,
Навострила уши кошка,
Подбирается к окну,
Хочет прыгнуть на луну.

Подожди, не прыгай, киска!
До луны не так уж близко!
Да и нет на ней пока
Ни мышей, ни молока

НЕБЫВАЛЫЙ  САМОЛЁТ

Не игрушка,
Не хлопушка –
В комара стреляла пушка.
Как попал комар в беду,
Задудел:
— Ду-ду! Ду-ду!
С перепугу сел на пушку:
– Не возьмешь теперь на мушку!

*****

«ДАЛЕКОЕ ЗВУЧАНЬЕ»

Так называется новая книга Василия Нечунаева, изданная Алтайским Домом печати. В ней он призывает своих читателей «подняться над суетою бытия»… Размышлениями о жизни и творчестве поэт поделился с корреспондентом «Алтайской правды».

 Родом из детства

– Все мы родом из детства. У вас есть замечательные стихи об отце, деде Василии, дяде Коле. 

– Мама умерла, когда мне было четыре года… Назвали меня в честь деда – богатырь был, из крестьян, мельницу в Сузуне держал. Но жила семья (а было у деда четыре дочери) не за счет мельницы, а за счет крестьянского труда. Да еще зарабатывали тем, что руду возили из Змеиногорска в Сузун. Лошадей держали немало. На мельнице дед денег за помол не брал. Придут к нему: «Василь Васильич, нужно смолоть…» – «Ну, иди мели!» – и ключ даст от мельницы. Но ежели кто за собой не приберет или набезобразничает, знали – больше за ключом ходить не надо. Крепкий мужик был, не курил и не пил. Если только на празднике поднесут: стакан выпьет, и больше ни грамма – норма. 

Отец перед выбором стоял: или Нарым, или колхоз. Ни то, ни другое ему было не по нраву, и он уехал в Кислуху, потому что там колхоза не организовали. Работал на сплаве, в лесу. В Сибири люди богато жили, зачем им колхоз? Бедно при царе жили только лодыри и пьяницы, считал отец.

Дед в Повалиху с дочерьми уехал. Помню я его смутно. В стихотворении про него пишу: «редкий находился удалец-охотник, чтоб с тобой сразиться в праздничной борьбе»…

– Он что, в кулачных боях участвовал?

– Это была обыкновенная борьба. Раньше же не пинали, поножовщины не было. И закон «лежачего не бить» существовал. Мы дрались улица на улицу и в Кислухе, и с повалишанами. Заступались, если обижали кого, все за одного.

Богатое, красивое было мое родное село, тоскую я по нему… Сейчас там Иоанно-Кронштадтский монастырь, за счет его возрождается Кислуха. А когда я пацаном был, там леспромхоз работал, двухэтажные дома стояли, гараж. И производство было – филиал обозостроительного завода, еще чурочки для газогенераторных машин производили. Школа в Кислухе была семилетняя, а десять классов заканчивал в Повалихе. Очень я всем учителям благодарен по сей день.

– Когда обнаружился у вас поэтический дар?

– В старших классах у меня мания величия случилась. Маяковскому подражал, поэмы писал, на смотрах выступал. Похвальные грамоты, аплодисменты… Вот и возомнил, зазвездил: «Идет человек всемогущий, громадный среди громадных своих творений…» (читает с пафосом). Если бы мне тогда сказали, что я буду для детей писать…

Отец с детских лет к труду приучил. Пришло лето, каникулы – покос. Отец лесорубом был, и я с 14 лет до кровавых мозолей наравне с мужиками дрова заготавливал. Друг другу помогали. А после трудов тяжких – гулять. Да гулять – не морды бить, а песни петь… Песни запели – плясать пошли… Эх, утрачена сейчас народная песенная культура.

 «Страдать надо»

– У вас такие щемящие стихи о родине, о деревне, но вы покинули Кислуху…

– Если б я не уехал из родной деревни – этих щемящих стихов бы не случилось. Я поступил в пединститут, бросил, ушел в армию. Когда открыли очное отделение Литинститута, прошел творческий конкурс, получил вызов.

Если бы я в Литинституте не учился, щемящих стихов тоже бы не появилось. Семинар вел Сергей Смирнов, а среди педагогов были Артамонов, Тахо-Годи, Поспелов, Еремин. Жил в студенческом общежитии. Такое скопление творческих личностей… Борис Шишаев, Борис Примеров, Юрий Козлов, Николай Рубцов (он учился на заочном), Эдуард Крылов, братья Сафоновы (Эрнст Сафонов руководил потом «Литературной Россией»)… В общежитии можно было встретить и Александра Вампилова – красивый, улыбчивый, часто с гитарой.

– Николай Рубцов, как известно, был на Алтае…

– В Барнауле он останавливался у моей сестры, Матрены Марковны. Ездил по краю, встречался с писателями, печатался в «Алтайской правде» – все лето здесь жил. Встряхнулся, что-то почерпнул полезное, вернулся в Москву бодрый. Рубцов писал об Алтае – «Шумит Катунь», «Весна на берегу Бии», «В горной долине», «Старая дорога». В стихотворении «В сибирской деревне» есть приметы кислухинские – лодка  кверху брюхом возле нашей избы лежала, колесо тележное в грязи… Рубцов еще спрашивал, откуда колесо-то здесь взялось? От плотика, говорю: плотики у нас на колесах были, когда вода прибывала-убывала, их передвигали.

Когда я в Литинституте с Рубцовым познакомился, «гениальность» моя вся слетела – понял, что иду неверным путем, подражая Маяковскому, Рождественскому, Евтушенко. Мерилом ценностей стала классическая русская литература.

В Литинституте я написал курсовую работу по стилистике, называлась она «На горло собственной песне». Я доказывал, что никакой хваленой точности у Маяковского, который был моим кумиром в юности, нет, ради рифмы он издевается над русским языком. Талантливейший человек оторвался от естественности. Такое написать в то время, когда Маяковский был «нашим знаменем, силой и оружием»… Но преподаватель меня похвалил за собственное мнение. А если бы я в пединституте эту работу написал, меня бы выгнали. В Литературном же мы ничего не боялись, что думали, то и говорили, хотя тогда, во второй половине шестидесятых, гайки закручивали вовсю. Но в Литинституте торжествовали демократия и свобода слова.

– Правда ли, что «детские» стихи писать труднее, чем «взрослые»?

– Чтобы писать для детей, нужно быть ребенком. А ребенка взрослая публика обижает. В советское время собратья по перу зарабатывали, я – нет. Строчки-то не разгонишь, поэму не сочинишь – а платили-то за строчки! Хотя книжки издавались большими тиражами… Тогда проще было: поставили работу в план, одобрили рукопись – и никаких забот. Сейчас нужно самому книгу и пробивать, и денег добывать, и продавать…

Напрасно мы порушили прежнюю издательскую систему. Книги, особенно детские, выходили раньше большими тиражами, распространялись по всей стране – у издательства были договоры с союзными республиками. Рукопись твою оценивали специалисты исходя из художественной ценности произведения. Не одобрили – извини…

– Но ведь писателей становится все больше?

– Пусть писателей, художников будет много, в этом ничего плохого нет. Но… многих ныне издающихся раньше не пустили бы на порог издательства. А теперь деньги есть – печатай что хочешь! Раньше существовало понятие «планка» – определенный художественный уровень. И в советское время, и во времена Пушкина литература шла через сопротивление. А сейчас воля вольная: печатайся, хоть тебя и читать никто никогда не будет. Человек – существо тщеславное, ничего с этим не поделаешь.

Раньше непросто было стать членом Союза писателей. Редкое исключение – Николай Рубцов, его приняли в СП по первой книге и публикациям в центральных журналах. А другим-то парочку книжек как минимум нужно было издать, заявить о себе. Для получения заветного билета требовалось имя в литературе.

Правда, раньше член СП имел право на пенсию (шел творческий стаж), на дополнительную жилплощадь – рабочий кабинет, на санаторно-курортное лечение, на повышенный гонорар и прочее, и прочее. А теперешний кроме билета ничего не имеет. Однажды ко мне за рекомендацией в СП обратилась дама, издавшая две книжки по 300 экземпляров тиражом. Спрашиваю, зачем тебе членство? Как же, отвечает, для престижа.

А когда к Достоевскому одна дама привела своего сына-сочинителя, писатель, возвращая рукопись, сказал всего два слова: «Страдать надо». Василий Федоров, узнав, что у полковника-графомана, обратившегося к нему, есть квартира, дача, зарплата хорошая, спросил: «А зачем вы пишете?».

Так называемая свобода слова – палка о двух концах. Я и при несвободе что хотел, то и говорил. Правда, придирались к строчкам. В детской книжке: «У злодея паука тут рука и там рука» – усмотрели намек. На кого? Они знали, на кого (смеется). Но время было благодатное для писателя и читателя.

Взять Алтайское книжное издательство: оно было на хорошем счету, перевыполняло план. Издавали классику, детскую литературу. «Солона ты земля» Егорова – 8 раз! У меня несколько книжек вышло тиражом 100, 200, 300 тысяч. А всего я издал примерно полтора миллиона экземпляров книг.

Мог бы печататься и в Москве. Но у меня правило такое: живу на Алтае, печатаюсь здесь. Где родился, там и пригодился.

 Смысл поэзии.

– Проверяли стихи на… собственном сыне?

– Ребенком он был первым слушателем. После его критики, кстати, существенно улучшил стихотворение «Кудкудашка». Изначально было так: «Обрезали курице крылья… А курица ходит орлицей, такой оскорбленною птицей и громко кричит «Куд-куда?» Прочитал, а он морщится: «Плохие стихи!» Написал иначе, ему понравилось.

– Ваши стихи становились песнями?

– Говорят, что стихи у меня музыкальные – а так и должно быть. Романсы на мои слова писали Юрий Кулешов, Михаил Стариков, Яков Глейзер. Исполнял их Василий Семенчин, заслуженный артист России…

Для чего пишешь-то? Творишь, чтоб зацепило, душа у человека зашевелилась. В этом смысл поэзии.

– Я вашего «Зайчика» прочитала и вспомнила: мне тоже в детстве гостинцы от зайчика передавали. Но вспоминать порой больно. Надо ли, Василий Маркович, душу тревожить?

– Нужно! Когда душа у человека спит, плохо. Вот на обложку моей новой книги вынесли строки: «И в том моя забота, чтоб, серость бытия преодолев, своим звучаньем радовал кого-то свободный мой, бесхитростный напев». Радовать – вовсе не значит потешать. Человека радовать можно и через грусть: «Не трогайте душу мою, и в том справедливость запрета, что вам – не кому-то пою, и песня еще не допета. Душа пребывает в раю, когда ей свободно поется. Не трогайте душу мою, и в вашей она отзовется».

В новой книге есть грустные стихи, но и от них пусть будет радостно. Иначе и не стоит писать. Шевелить человека, не давать ему заплесневеть - в этом я вижу свое назначение.

– А Вашу душу что-то в серости бытия радует?

– Есть в молитве покаянной такие слова: «Дух праздности, уныния не даждь ми». Бороться с духом уныния – и в этом назначение поэзии тоже. Разные есть способы борьбы, но самый главный – каждый день сделать какое-то доброе дело ближнему своему. Нужно, чтобы это в крови, во плоти у тебя было – ежедневно пусть малое доброе сотворить. Еще – никогда не надо мстить, самому себе хуже сделаешь.

И тогда легче жить.

Светлана Тирская,

корреспондент газеты «Алтайская правда»

ДОРОГОЙ ЧЕЛОВЕК

Василий Маркович Нечунаев…

Для меня он (помимо замечательного поэта) – дорогой человек.

Человек с открытой для добра душой. Это – Личность!

Высокообразованный, интеллигентный, он никогда не кичится ни своей начитанностью, ни талантом, ни известностью.

С любым собеседником Василий Маркович держится как равный с равным. У него отменное чувство юмора и самоиронии.

Если бы он не стал поэтом, то наверняка был бы инженером или конструктором: «актёры» его механического театра (которых он сконструировал и изготовил в домашних условиях) в своё время исколесили все детские сады и школы города Барнаула.

Не являясь «тусовщиком», Василий Маркович всегда в курсе происходящих событий: ему звонят, к нему приходят, его творчеством интересуются. Я очень благодарна ему за внимание и дружбу, за то, что он есть, такой единственный и неповторимый, мудрый человек с детской душой.

Галина Колесникова, 

член Союза писателей России

ПОЭТ ВАСИЛИЙ НЕЧУНАЕВ

Василий Маркович Нечунаев старше меня всего-то немногим, чем на девять лет. Казалось бы, мы из одной «десятки», из одного поколения. Но он родился за два года до войны, а я по прошествии трёх лет после неё. Война пролегла поперёк нашего поколения. Василий Маркович на одном берегу, довоенном, я на другом – послевоенном. 

Тем не менее, нас многое объединяет. Прежде всего – отношение к Родине, к её неприятелям, как «забугорным», так и доморощенным. В какой-то степени писатель Нечунаев является для меня одним из духовных наставников.

Он работает в традиции русского классического стихосложения. Его стихи для детей вырастают из народного творчества. Прибаутки, загадки, пословицы, поговорки незримо присутствуют в ритмической организации его стихотворений, в интонационном построении. Это – своего рода взаимодействие современной поэзии с национальной традиционной. Каждое слово тщательно отобрано, свежо, наполнено светом, ясностью детского мировосприятия, как утренняя капля росы первыми лучами восходящего солнца:

Обещают много хлеба

Изумрудные поля.

Блещет солнце,

Светит небо,

Улыбается земля.

Под замочком,

Под приглядом

Не удержишь детвору.

И летает счастье рядом,

Как пушинка на ветру.

(Май).

В одном из наших разговоров о назначении литературы он заметил: «Когда я пишу стихи для детей, я постоянно помню о взрослых. Детская литература должна вызывать и у тех и у других интерес к осмыслению жизни, ко всему, что происходит вокруг, – и, помолчав, добавил. – Сегодня он ребёнок, а завтра – взрослый человек, станет ли вполне самостоятельной личностью, способной реально оценивать мир, в котором живёт?»

У малой-малюсенькой

Птички-невелички

Глазки, словно бусинки,

Ножки, словно спички.

Ходит как начальница

При таком-то росте…

Вы в неё нечаянно

Камешек не бросьте.

(Птичка-синичка).

В 1997 г. В. Нечунаев издаёт сборник иронических стихотворений «Окололесица» с подзаголовком «Букет иронии». К этому времени, в период бесшабашного российского демократизма, в литературу внедрился термин «иронизм». Целенаправленную иронию иронистов характеризовала чёткая «гражданская» позиция: осмеянию подвергался «определённый человеческий тип», «советский обыватель» или «совок». Нечунаев в своём сборнике иронизирует над иронистами: 

Два гения, 

Два признанных поэта

И тётка эта

Ехали в метро.

Те гении хихикнули хитро,

Мол, не подозревает тётка эта,

Что едут с ней два признанных поэта

В одном вагоне и в одном метро.

Попали в точку гении.

Ах, тётка!

Не тётка, а, простите, идиотка.

Она и вправду не подозревала,

Кого за полудурков признавала.

(Поэты и народ). 

Ирония в творчестве Нечунаева сродни иронии рассказов Шукшина. В ней смех сквозь слёзы, горечь и боль за порушенную страну, за её искони трудолюбивый народ, готовый терпеливо перенести нагрянувшие тяготы и невзгоды.

В творчестве поэта мы редко можем встретить упоминание о Боге. Но в каждом его стихотворении незримо присутствует христианское начало: в отношении к миру, к людям. Каждое его стихотворение, каждый поэтический образ учит добру, любви, помогает вернуть ощущение радости жизни. Он избегает прямых нравоучений, как в жизни, так и в творчестве, но в тексте ясно звучит позиция самого автора. Это прежде всего человеческая неуспокоенность, стремление постичь истину, докопаться до сути происходящего. Невольно вспоминается шукшинское: «Что с нами происходит?»

«Было да сплыло… 

Русская сила

Названа злом,

Всё, что так свято

Было когда-то

Сдали на слом?..»

Родина В. Нечунаева – это и родная деревня, и дорогие сердцу детские воспоминания, и традиция предков, их глубокая и простая жизненная мудрость. Но Родина – это и Россия со всеми её современными потрясениями и проблемами. 

Василий Маркович любит животных, заботится, кормит. Знает всех собак в округе, называет по имени, они его узнают и по-своему уважительно приветствуют. Воробьи, снегири, синицы в морозные дни долгой сибирской зимы – завсегдатаи на его балконе, а затем, конечно, на страницах его тёплых книг.

Доброта, порядочность, чуткость и сегодня остаются для него величайшими ценностями в людях.

Река времени унесёт в небытие различные литературные «измы», а поэзия останется:

Ах, как много поутру 

Светлой музыки в бору!

Раздаются в вышине

Птичьи перезвоны…

И надсадно на сосне 

Каркают вороны.

«Кар-кар-кар!»

Чего кричать,

Поднимать тревогу?!

Научились бы молчать,

Если петь не могут!

Сегодня, собираясь на рыбалку, я нашёл в кладовке старые бамбуковые удилища, но взял новые – телескопические… Кричу со своего берега: «Василий Маркович, я поймал! У меня вот такие, великолепные, золотистые караси!» А он откликается с другого: «Я рад за тебя, Иван! Видишь, как жить хорошо! 

Иван Мордовин, 

член Союза писателей России

ЛОДКА НА РЕЧНОЙ МЕЛИ.

Однажды, в начале семидесятых годов прошлого века, подходит ко мне Василий Маркович Нечунаев и с загадочной улыбочкой говорит: 

– Послушай, Володя, я возле забора твоего дома видел добротную шлюпку. Ты говорил, что приобрёл её по сходной цене… Помоги достать такую же?

Моя лодка в родной деревне Кислухе совсем сгнила, ведь о ней ещё в 1966 г. упоминал Николай Рубцов в стихотворении «В сибирской деревне», когда гостил у меня. Помнишь? И цитирует строки:

То жёлтый куст, 

То лодка вверху днищем,

То колесо тележное

В грязи…

Меж лопухов –

Его, наверно, ищут –

Сидит малыш,

Щенок скулит вблизи…

– Постараюсь достать!? – ответил я Василию Марковичу. И вскоре выполнил своё обещание.

Он мне потом рассказывал, что шлюпку отвёз в Кислуху, зашпаклевал, покрасил её и снарядил парусом.

Часто при встрече Василий Маркович приглашал меня в гости на смотрины и рыбалку.

Но всё было как-то недосуг. Хотя Кислуха недалеко. Почитай в пригороде Барнаула находится. Да и сам Василий Маркович всё реже и реже наведывался на малую родину.

А шлюпка? Как сказал большой русский поэт Николай Михайлович Рубцов: «…Лодка на речной мели скоро догниёт совсем…» Такова жизнь в её круговерти и скоротечности!

Зачастую мы, что имеем – не ценим, что потеряем – жалеем.

Понимаю это, но почему так редко навещаю больного, и в то же время по-юношески бодрого Василия Марковича Нечунаева.

Владимир Коржов, 

член Союза писателей России

ПЕРВАЯ КНИЖКА

В далёком солнечном детсадовском прошлом моему папе было очень важно, чтобы я научилась читать до поступления в первый класс. Но чтение требовало усидчивости, внимания, силы воли, а мне больше нравилось играть во дворе с ребятишками. В нашем доме всегда был культ книги. Несмотря на отчаянные мамины протесты, с каждой получки папа покупал несколько новых книг, относящихся в те стародавние времена к разряду дефицитного товара. 

Чтобы приучить меня к чтению и заинтересовать процессом обучения, хитроумный родитель придумал ловкий ход – зная мою склонность к общению и освоению нового пространства, он записал меня в библиотеку. Там, в моей первой библиотеке им. К. Чуковского, добрая красивая тётя предложила начать вхождение в мир литературы с тоненькой книжки с рисунками. На обложке красовалась полосатая зелёная лягушка.

Самым трудным было преодоление первого четверостишья, особенно тяжело было прочитать слово «неправдашней», смысл ускользал от меня, а буквы разбегались.

У меня была игрушка - 

Пучеглазая лягушка.

Хоть неправдашней была,

Хоть не ела, не пила,

А скакать умела.

Скок-поскок да скок-поскок.

От стола да под порог,

От порога да к столу.

Вдруг присядет на полу

И поглядывает, ждёт,

Кто пружинку заведёт…

Но вскоре, не без папиной помощи, приключения заводной лягушки, её встреча с цаплей увлекли меня. Через неделю я уже вовсю читала сказки детишкам своей группы. Никогда я даже не представляла, что когда-нибудь познакомлюсь с замечательным детским поэтом, автором моей первой в жизни прочитанной книги – Василием Марковичем Нечунаевым. Вот уж поистине, ничего не происходит в жизни случайно… И каждый раз, когда я вижу в списке членов Алтайской краевой писательской организации свою фамилию сразу под фамилией Нечунаев, я вспоминаю, кому я обязана тем, что научилась читать и кто увлёк меня в волшебный тайный книжный мир.

Этот добрый, очень гостеприимный человек всегда был и остаётся своеобразным, неповторимым – настоящим поэтом. Он даже выглядит как настоящий поэт – шейный платок, чёрный берет, массивная трость и проникновенный голос с хрипотцой. Мне кажется, что Василий Маркович никогда не покидает вдохновенного потока льющегося с небес, он всегда находится в состоянии поэтического озарения, и каждый раз готов удивлять всё новыми оригинальными стихами и сказками! И от этого тепло, радостно на сердце и хочется жить! Спасибо, дорогой Василий Маркович!

Юлия Нифонтова,

член Союза писателей России

ПОЭТИЧЕСКИЙ МИР В. М. НЕЧУНАЕВА

Творчество барнаульского детского поэта Василия Марковича Нечунаева, автора многочисленных поэтических книг для взрослых и детей, лауреата многих литературных премий (имени В. М. Шукшина, имени Л. Мерзликина, имени В. Бианки и пр.) постоянно завоевывает новых почитателей. Поэзию В. М. Нечунаева отличает наблюдательность, помогающая отразить многообразие мира, емкость и содержательность образов, «драматургичность». Стихотворения детских сборников «Учёная коза», «Фантазия-чудотазия», «Скворушкин дворец», «Полино поле», «Воробьиные качели» объединяет иронично-серьезная интонация, ритмико-интонационное разнообразие, объемность образного строя, прихотливость наблюдений, проистекающая из неподдельно детского мировидения. 

Поэтический мир В. Нечунаева густонаселен: среди его героев не только дети и взрослые, но и животные, птицы, цветы, игрушки и т.д. При этом практически в каждом стихотворении можно встретить перенесение присущих человеку свойств на неодушевленные и одушевленные объекты. Герои В. Нечунаева «очеловечиваются», обретают дар речи, человеческий уклад жизни, характер, имена, наряжаются в платья и ботинки. Антропоморфными становятся щенок Кузьма, синичка, воробей, коза, ерши, щепка, цветы, сосулька, юла и многие другие персонажи. При этом можно говорить о повторяющихся образах и варьировании тем в творчестве поэта. Сквозные персонажи многих стихотворений позволяют объединить их в циклы: «Кузя Танечкин» (щенок Кузьма и девочка Таня), «Полино поле» (девочка Поля), «Ксеня и пчела», «Синичка и кот». Варьирование образов птиц, цветов, речного мира помогает в тематической группировке текстов, что отчасти нашло выражение в различных публикациях: «Воробьиные качели», «Речка-реченька-река».

Средствами создания образов служат оценочные определения («невеликая пташка», «умная головка», «вредная боярка», «обозленная коза»), сравнения и олицетворения («Ходит-красуется, / Как на параде», «заблестела, как стальная», «глазки, словно бусинки», «ходит, как начальница»), лаконичные, но емкие характеристики, представленные в именовании персонажа («сосулька-якалка», «птичка-невеличка», «лежебока-колобок»).

С особой любовью описывает В. Нечунаев птиц. Каждый пернатый персонаж обрисован им в нескольких исчерпывающих и очень зримых категориях: здесь играют роль и внешний вид, и звуки, издаваемые пернатыми. Так, в стихотворениях «Сорока» и «Жулан» важным в создаваемом образе птицы становится её внешний вид. И если в описании сороки акцент делается на праздничности наряда («белая кофта», «сизая накидка», «зелёная нитка», «чёрный платочек»), то внешний облик жулана заставляет задуматься: «Черненький галстук, / Зелёный кафтан. / Желтый жилет / Под кафтаном, / И – странно – / Нет ни ботинок, / Ни брюк у Жулана». В ряде стихотворений способом «идентификации» птиц выступает звукоподражание: «Свири-свири-свири-свирь! / Принимай весну, Сибирь!» («Свиристели»), «Куд-куда!! Куд-куда! / Куд-куд-куда! Поскорей! Поскорей!» («Кудкудашка»).

Зачастую окружающий мир, отраженный в поэзии В. Нечунаева, оказывается пропущенным через восприятие ребенка. По-детски объясняется внешний облик птиц (праздничность сороки: «Видно, сегодня / У ней день рожденья»; отсутствие брюк и ботинок у жулана: «В отпуск уехал / Сапожник-портной»), ставится знак равенства между цветком и ребенком («Кактус-мактус-кактусенок, / Он, как я, еще ребенок», «Одуванчик-одуванчик, / Ты какой-то странный мальчик»), да и само «очеловечивание» предметного мира естественно для ребенка.

Миры человеческий, детский и животный у В. Нечунаева не просто соседствуют, а оказываются очень похожими – как в стихотворении «Новогоднее»:

Смотрит радостная Таня 

На луну возле окна,

А на Таню из-за ставня

Смотрит весело луна.

Однако, как уже отмечалось, В. Нечунаева отличает добродушно-ироничный взгляд на мир, поэтому многие его стихи построены на комической аналогии мира природы с человеческим («Медвежонок», «На болоте» и др.). Животные, птицы, предметы заражены людскими слабостями, подобно лягушкам, считающим себя «не хуже соловья» («На болоте»), или сороки, красующейся перед ребятишками («Сорока»). Источником юмора служит и наложение ситуаций из человеческой сферы на мир животных, явления природы. Шутливость освещения заурядных эпизодов характерна для многих текстов. Так, встреча девочки и козы в стихотворении «Глаза в глаза» осмыслена как парадоксальная ситуация, в которой благополучный исход объясняется не побегом девочки и не миролюбивостью козы, а «логикой» героев. Зоя понимает, что бегством не спасется от козы, так как «негде скрыться на лугу»; козу же останавливает от нападения возможное наказание: «Забодаю, а потом / За нее дадут кнутом». Озвучить как бы подслушанные мысли героев помогает диалогичная форма сюжета. Выразительный диалог характерен для многих произведений В. Нечунаева («Синичка и кот», «Нарцисс», «Ксеня и пчела» и др.). 

Стихи В. Нечунаева полны динамических картин: что ни строка, то новый поворот темы, сопровождающийся изменением стихотворного ритма, интонации («Утро возле дома моего», «Добрый луч», «Два ерша и медный грош», «Сосулька»). Игра с ритмом содействует рождению яркого сюжета, расстановке нужных акцентов, выделению семантических центров стиха. Динамичности, стремительности развития событий способствует и активное использование глаголов, тогда как прилагательные поэт употребляет для характеристики образов.

Пейзаж в детской поэзии В. Нечунаева представлен не так широко, как в его лирике для взрослых, и выполняет, прежде всего, роль фона («На болоте зелень-позолота, Над болотом кружево ветвей»), создает общее настроение (в майский день «летает счастье рядом, как пушинка на ветру»), передает состояние ребенка («Из-за снега, из-за туч / Появился добрый луч <...> Будет солнце! / Будет лето! / Будет много-много света!») и т.д. В. Нечунаева отличает свежесть восприятия привычных вещей: «заколдованная тишь» реки, «улыбнулось мерзлое окно», «золотая песня соловья», «заплетает осень желтую косу»... Так поэт подводит маленьких читателей к выводу о том, что красота – общее свойство мира природы, что природа прекрасна во всех своих проявлениях.

Жанровый диапазон поэзии Василия Нечунаева разнообразен: лирические и сюжетные стихотворения, сказки, дразнилки, пьесы, песенки... При этом отдельные жанры подвергаются трансформации, так как в своем творчестве поэт ассимилирует фольклорные и литературные традиции. Например, «Колыбельная песенка» отвечает формальным параметрам народной колыбельной песни: в ней используется привычный для этого жанра перечислительный ряд («Сладко спится воробью, / Спит зайчонок под кустом, / В речке спит усатый сом, / И заснула крепко / В огороде репка…»), употребляется попарная рифмовка, напевный ритм. Эти приемы помогают воссоздать нежное эмоциональное состояние засыпания, погружение в сновидения, приглашая и читателя отправиться в мир чудесных грез. Однако автор опирается и на литературную традицию: повторяющийся рефрен («баю-бай», «баю-баю-баю» или «баю-баюшки-баю») как обязательный структурный элемент, моделирующий форму кольцевой композиции с анафорическими конструкциями и удвоениям. Расположение формул убаюкивания в данной колыбельной соотносимо со сказочными формулами: начальная – «Баю-баюшки-баю» – открывает стихотворение, вводит в описание спящего мира; медиальная – «Спи, мой мальчик, баю-бай, / Поскорее засыпай» – возвращает к ситуации усыпления; конечная – «Баю-баю-баю» – завершает колыбельную. Со сказкой роднит и упоминание золотой рыбки, способной исполнить желания. Не случайно фраза о золотой рыбке, живущей на дне, заканчивается многоточием, которое можно трактовать по разному: ребёнку предоставляется возможность во сне пообщаться с рыбкой; рыбка исполнила желание «баяльщика», и ребёнок заснул и т.д.

Оптимистичное мироощущение, прихотливость наблюдений, парадоксально-детское видение привычных вещей, оригинальные словесные пассажи, зримость образов, ритмико-интонационное и жанровое разнообразие поэзии Василия Марковича Нечунаева обеспечивают непременный читательский успех.

Лариса Зинченко,

кандидат филологических наук, доцент

Алтайской государственной педагогической академии