Добровольный отказ от материнства
статья по теме

АННА ЮРЬЕВНА ПАТРИКЕЕВА

ассистент кафедры психологии МГОСГИ,

педагог-психолог МДОУ д/с № 3 «Ладушки» г. Коломна

Как влияет общественное мнение на материнский инстинкт.

        Казалось бы, образ Мадонны с младенцем на руках во все времена вызывал восхищение и был предметом поклонения. В наше время что-то изменилось… Счастливое материнство напрямую связано не столько со здоровьем ребенка, сколько с отношением общества к степени нездоровья малыша: детский церебральный паралич, синдром Дауна, ранний детский аутизм – это далеко не полный перечень детских болезней, ставших в наше время признаком неполноценного материнства.

        Один широко известный «герой» далеко не «нашего времени», некто Г.А. Печорин, однажды произнес фразу, очень естественно прозвучавшую в устах «страдающего эгоиста»: «Признаюсь, я имею сильное предубеждение против всех слепых, кривых, глухих, немых, безруких, горбатых и проч. Я замечал, что всегда есть какое-то странное отношение между наружностью человека и его душою: как будто с потерею члена душа теряет какое-нибудь чувство».^[1] Это, впрочем, не такое уж эпохальное открытие, что любое увечье или болезнь так или иначе влияют на человеческую психику, важно не столько само по себе, сколько в связи с личностью этого литературного героя. В словах Печорина трудно не расслышать отчетливой презрительной нотки. Удивительно не то, что подобное «предубеждение» против инвалидов было свойственно еще нашим далеким предкам. Выдающийся этнограф и историк культуры XIX века Э.Б. Тайлор, например, отмечал, что в малоразвитых культурах любой человеческий недуг понимался как следствие «одержимости духом, а потому отношение к больным всегда было настороженным», – удивительно другое – да ведь, в сущности, мало что изменилось и в наши дни. Исследователь пишет:

«По мнению жителей Самоа, когда кто-либо был близок к смерти, люди старались расстаться с ним в добрых отношениях, вполне веря, что если он умрет со злобой против кого-нибудь, то возвратится снова и причинит какое-нибудь бедствие этому лицу или близкому ему человеку. В этом часто усматривалась причина болезни или смерти: дух умершего человека возвращается на землю и, поселившись в голове, груди или желудке человека причиняет ему болезнь или смерть».^[2]

 Э.Б. Тайлор подчеркивает: «Где культура стоит на низкой ступени развития, до сих пор еще сохранилось прежнее верование, которое у образованных людей перешло в известный шутливый синоним идиота – «блаженный». (Указ. соч. С. 354) Как известно, на Руси  к умалишенным («юродивым», «нищим духом», «блаженным») относились, как к приближенным к Богу, а в литературе безумие, наоборот, считалось чуть ли не признаком нравственного здоровья («Идиот», «Записки сумасшедшего» Ф. Достоевского). С тех пор в цивилизованном мире многое изменилось: боязливое  отношение к «увечным» и душевнобольным «у образованных людей» сменилось на пренебрежение и безразличие, а упомянутая Тайлором шутливость превратилась в брезгливость и неприязнь. А как же заветы древних, призванные не допустить разрушения духовной морали?

"Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих" (Мф.18, 10); "Мы сильные, должны сносить немощи бессильных и не себе угождать" (Рим. 15, 1);  "…вразумляйте бесчинных, утешайте малодушных, поддерживайте слабых, будьте долготерпеливы ко всем" (1 Фес. 5, 14);  "Ибо вы, люди разумные, охотно терпите неразумных" (2 Кор. 11, 19); "Только чтобы мы помнили нищих" (Гал. 2, 10); "Не будем тщеславиться, друг друга раздражать, друг другу завидовать" (Гал. 5, 26); "Ибо суд без милости не оказавшему милость; милость превозносится над судом" (Иак. 2, 13).^[3]

Теперешнее прогрессивное общество именует людей с физическими или психическими отклонениями не иначе как «люди с ограниченными возможностями», а политическая корректность прилагает все усилия к тому, чтобы убедить людей относиться к больным с теплотой и терпимостью.

На сегодняшний день нет ни одной политической и общественной системы, которая бы не заботилась о тех, кто нуждается в помощи: патронаж, льготы, специальные учреждения для содержания, лечения и обучения, пандусы и т.д.).  Таким образом, как это ни парадоксально, общество для очистки собственной совести создает все условия для содержания таких граждан вне семьи, внушая мысль о вариативности материнства: в современной культуре переложить заботу о «нездоровом» чаде можно не только на плечи бабушек, нянь, но и государства. Желающих добровольно лишить себя материнства становится все больше и больше, так как растет число детей инвалидов, недееспособных, несоциальных, нуждающихся в постоянной посторонней помощи (как, например, при аутизме). Система специализированной помощи приучает к мысли о необходимости изолировать таких людей от общества, а значит, относится к ним, как к ущербным, не соответствующим таким философским категориям, как благополучие и престиж.

В детских домах и интернатах содержатся в большинстве своем дети-инвалиды. И если до недавнего времени среди причин, по которым такие дети оказывались на попечении государства, были сиротство, асоциальный образ жизни матери и т.п., то сейчас   добровольный отказ от материнства становится «нормой» в семьях благополучных, образованных, материально обеспеченных и даже интеллигентных.

В век, когда, по словам одного мудреца индуса, «душа отстает от тела» даже  материнство вынуждено соответствовать «нестандартным» стандартам: противоречащим природе, но соответствующим духу времени. В борьбе за существование, за жизнь мать вынуждена бросить свое «неразумное» и «нестандартное» чадо. В погоне за соответствующим стандартом многие не замечают евроремонта своей души, в результате которого происходит не духовное очищение, а духовное опустошение. Проблема из чисто психологической и социальной стремительно перерастает в философскую.

Философский аспект данной темы в разной степени представлен в работах С.С. Аверинцева, И.Л. Андреева, И.В. Бестужева-Лады, В. Бергум, С.Г. Ваймана, И.П. Ильина, М.С Кагана, С.М. Климовой, Ю.М. Лотмана, В.А. Рамих, О.В. Рябова. Авторы раскрывают метафизические аспекты материнства, его глубинный философско-культурный смысл: материнство как форма возникновения Бытия из Небытия, творческое, созидающее начало, формирующее личность. Они признают традиционную для женщины роль на начальном этапе антропо-социо-культурогенеза: не только как продолжательницы рода, но и как хранительницы очага, транслятора духовных ценностей.

Проблема взаимной корреляции материнства и породившего его типа культуры рассмотрена В.А. Рамих в монографии «Материнство и культура», где автор подчеркивает мысль о том, что материнство как социокультурный феномен концентрирует в себе нравственный опыт человечества: «В философско-культурологическом плане и с точки зрения генезиса культуры материнство выступает как критерий человечности, «золотой запас» культуры, своеобразное созидательное начало, посредством которого продуцируются и транслируются культурные ценности».^[4]

История философии материнства прослеживается автором монографии от античности до наших дней. Отношение к материнству менялось с точки зрения предъявляемых требований, в количественном смысле, но не в качественном: материнство как гражданский долг и обязанность перед государством – в античности, материнство как завет Божий людям – в Средние века, как духовная красота и святость Мадонны – в эпоху Возрождения и Средние века, как воспитательная сила добродетельного человека и гражданина – в эпоху Просвещения, как хранящая и творящая сила – в русской религиозной культуре (высший символ – София).  А современное отношение к материнству представляется в монографии вариативностью взглядов: от феминистского (рассматривающего материнство как обузу, препятствие для профессиональной, творческой реализации женщины) до нравственно-духовного (определяющего материнство как главную, приоритетную жизненную позицию, как выражение метафизической сущности женщины, ее предназначения) и социально-паритетного (попытки соединить социально-прагматический и нравственно-духовный аспекты материнства, исходя из представления о том, что современная женщина должна быть и «прекрасной детной матерью», и профессионально-успешной личностью).

 Как показывает опыт, именно социально-паритетный взгляд на материнство превращается в социально-прагматический в тех случаях, когда Образ Прекрасной Детной Матери становится недостижим по причине психического недуга ребенка. И если болезнь начинает восприниматься семьей такого ребенка, как «удар по престижу» (цитирую слова бабушки аутичного мальчика), то о нравственно-духовном аспекте материнства не может идти и речи.

Такой избирательный, вариативный подход к материнству свидетельствует и о кризисе идеологии материнства, и о снижении материнского инстинкта, и о неготовности и нежелании быть матерью, происходящих не только на фоне государственной программы, направленной на искусственную стимуляцию рождаемости, но и на фоне существующего общественного сознания: «печоринского» отношения к увечным и больным.

По нашему мнению, неготовность к материнству и снижение материнского инстинкта корректируются и освящаются общественным мнением, которое может осуждать матерей, холодно относящихся к своим детям, а может, наоборот, заставить людей равнодушно взирать на свое потомство и находить тысячу оправданий тем женщинам, которые не интересуются своими чадами. Особенно детьми-инвалидами, ставшими серьезной помехой для родителей на пути к престижности, успеху и благополучию.        

Безусловно, что-то случилось со всеми нами. Единственный путь спасения – как бы патетично и пафосно это ни звучало – это путь духовного покаяния и очищения. Наверное, для всех нас настало время обратиться к самим себе с вопросом: что Я думаю по этому поводу, что лично Я сделал для этих людей? И чтобы «услужливая» совесть не помогла нам в очередной раз «выкрутиться», воспользуемся советом Н. Бердяева и избранным им путем «самоочищения»:

«Мое познание осуществляется не в форме внутреннего диалога, в котором преодолеваются сомнение и возражение, представленные самому себе. Возражения против моей мысли и моего познания я всегда проецировал во вне, в образе врага моих идей и верований, с которым я вел борьбу».^[5]

Литература:

 1.   Бердяев Н. А. Самопознание (опыт философской автобиографии). – М., 1991. С. 72.

 2.   Лермонтов М.  Герой нашего времени. Избр. Соч. – М., 1987. С. 495.

 3. Лобанова Л.П. Новый стиль речи и культура поколения. Политическая корректность. http://portal-slovo.ru 

 4.  Рамих В. А. Материнство и культура: Филос.-культур. Анализ: Монография / Дон. гос. техн. у-т. – Ростов н/Д, 1997. – 144с.

 5.    Тайлор Э. Б. Первобытная культура. – М., 1989. С. 323.