Как научить любить прекрасное
консультация (подготовительная группа) на тему

Как научить любить прекрасное

Необходимость эстетического образования признается всеми современными  воспитателями, правильно смотрящими на конечную  цель воспитания. Эта цель состоит в том, чтобы сделать человека человеком, т.е. возвысить, облагородить, развить все его способности, вселить в него  стремление к лучшему и дать ему средства к  самосовершенствованию. На пути, этого самосовершенствования ожидают горести и сомнения; ему предстоит борьба с собственными несовершенствами, труд, работа над самим собой. Поэтому так часто говорят, что человек  создан для труда и борьбы. Борьба эта становится тем упорнее, исход борьбы тем сомнительнее, чем больше расходятся обязанности человека с его желаниями, чем больше разлад между нравственным долгом и чувственными явлениями. На этом основании одна из важнейших задач воспитания состоит не  в том, чтобы во имя долга подавить личную свободу, искоренить  враждебные наклонности и влечения, а  в том, чтобы согласить, примирить одно с другими, чтобы  дать правильное развитие этим наклонностям, которые, в противном случае  не получивши должного направления, могут переродиться в старости и повести к самым печальным уклонениям от  разумности. Нужно, чтобы человек делал добро, по возможности не насилуя своей природы; нужно, чтобы он смотрел на труд не как на печальную необходимость, а как на внутреннюю потребность, как на существенное условие жизни, как на высокое наслаждение; хорошие, благородные влечения должны по возможности обратиться в привычку, сделаться второй природой правильно развитого человека. Степень развития можно, довольно безошибочно определять по тем предметам, которые нравятся человеку, — по тому, в чем он находит себе удовольствие или наслаждение. Чем грубее, необразованнее человек, чем ниже стоит его природа в нравственном отношении, тем материальнее его наслаждения, тем менее они проникнуты мыслью, тем ближе они к чисто животным влечениям. Такие наслаждения, конечно, не могут иметь образователь­ного влияния: вместо того чтобы облаго­раживать человека, они удерживают его в состоянии нравственного унижения. Между тем наслаждение составляет одну из потребностей человеческой души. Способность наслаждаться принадлежит к числу благороднейших ее способностей; но способность эта нуждается в развитии. Человеку свойственно стремление к прекрасному, но каждый понимает прекрасное по-своему, часто неверно и превратно. Задача эстетического образования состоит именно в том, чтобы воспользоваться этим врожденным стремлением и показать ему верную дорогу. Эстетическое образование должно приучить человека любить прекрасное и правильно понимать его; оно должно образовать и очистить вкус, показать человеку то, в чем должно искать наслаждения, развить в нем способность наслаждаться тем, что действительно прекрасно, – тем, что может оказывать на душу благотворное, обновляющее влияние. Плодом эстетического образования должны быть внутренняя гармония, согласие между долгом и желанием, между рассудком и чувством, отсутствие той борьбы, которая всегда служит признаком еще неполного развития. К такой цели должно стремиться.   

Возникает вопрос: с каких лет должно начинаться   эстетическое   образование? Ответ на это ясен: для одних раньше, для других позднее, но вообще, чем раньше, тем лучше. Пока еще нельзя действовать положительными средствами, пока нельзя  развивать  вкуса,   потому   что  дремлют умственные способности и не окрепли физические силы, до тех пор нужно действовать отрицательно, охраняя ребенка от всего того, что может неприятно поразить его и произвести болезненное,   хотя  и  смутное,   неясное,  впечат­ление. Нужна только добрая воля, а главное – убеждение в необходимости эстетического образования и сознание того, что образование это начинается  с  первых  впечатлений  ребенка, а не с того времени, когда ему читают с кафедры теорию изящного.  Следует обращать внимание  на обстановку,   которая   окружает  ребенка в  первые дни и годы его жизни. Совет этот основателен, хотя с первого взгляда может показаться,  что внешняя обстановка  не  имеет  важного  значения  в  деле воспитания.   Надо вспомнить,  что ребенок сначала способен воспринимать одни  внешние впечатления, что на него всего сильнее действует то, что поражает его чувство.  Эти  впечатления,  воспринятые  сначала случайно,  инстинктивно,  мало-помалу получают смысл в глазах ребенка. Оставаясь в его памяти,  они начинают действовать на его понятия, будить в его душе чувства, вызывать к деятельности воображение. Для характера ребенка очень важно то, при каких условиях совершилось это первое пробуждение духовной деятельности; важны даже обстановка, убранство    комнаты, потому что все это производит впечатление на восприимчивые, еще не окрепнувшие  нервы. Впоследствии,  в известном возрасте,  любовь к чистоте и  порядку совершенно отделяется от высшего эстетического чувства, побуждающего человека наслаждаться созерцанием красоты или  воплощать  мысль  в соответствующую ей форму; но в первые годы жизни опрятность   и   порядочность   составляют первые проблески эстетического чувства, которого высшие проявления еще не доступны детскому пониманию.  Поэтому  следует дорожить этими  проблесками и смотреть на них не только  с  практической  стороны,  не  только как на качества, доставляющие в жизни внешние  удобства  и  комфорт. Чем самобытнее и безыскусственнее  попытки (творчества,  которые  часто проявляются в детских играх), чем меньше в них подражательности и стремления к эффекту, тем большую цену должны они иметь в глазах воспитателя, который, не стесняя свободы ребенка, не обращая его  забавы в работу,  должен помогать ему и дружеским советом руководить его опытами. Попытки эти дороги не столько  как задатки  будущего таланта, сколько потому, что они показывают в ребенке присутствие живого природного смысла и самородного стремления к деятельности. Совершенную противоположность с этими здоровыми  проявлениями творчества, выражающегося часто в грубых или причудливых, но естественных формах, составляют так называемые таланты, привитые к детям искусственным воспитанием, суровой дисциплиной, без которой редко обходится раннее обучение какому-нибудь искусству. Эти преждевременные таланты чаще всего проявляются в детях художников и, к сожалению, составляют нередко предмет спекуляции со стороны родителей. В таком таланте обыкновенно нет ничего самобытного; все его достоинство состоит во внешней эффективности. Ребенок бессознательно усваивает себе механизм искусства, не понимая его идеи, не имея в себе искры художественного чувства. Подобное развитие представляет печальное, болезненное уклонение от той цели, к которой должно вести истинное эстетическое образование.

Красота  тех произведений, которыми мы окружаем детей, должны быть простые, понятные, близкие детскому сердцу. Картины должны изображать такие эпизоды, в которых проявлялось бы чувство, доступное детям, способное возбудить в них сочувствие; музыкальная мелодия должна отличаться простотой; в противном случае искусство останется для детей чуждым элементом и не получит образовательного влияния.

Нужно прежде всего не учить искусству, а пробудить  в ребенке способность наслаждаться изящным.  Наслаждение это будет сначала инстинктивное, безотчетное; но лишь бы это было действительное, непритворное, хотя и неосознанное, наслаждение: оно облагородит и принесет свою пользу. У нас же  держатся обратного пути; о влиянии искусства на нравственность, на чувства не заботятся. Искусство сведено на степень механической ловкости, и на развитие этой ловкости обращено все внимание родителей и воспитателей. Ребенка, не обнаружившего еще никаких музыкальных   наклонностей,   неспособного   с удовольствием   выслушать самую простую и ненатянутую мелодию, сажают прямо за фортепиано и заваливают гаммами и экзерсисами.  Мудрено ли,  что при подобных условиях гибнет эстетическое чувство ребенка, забитого рутиной,   запуганного   сухими,   безжизненными формами, в которых впервые перед его глазами является искусство. Не­мудрено и то, что наше общество, которое  всего  более  дорожит  внешностью, не заботясь о внутреннем содержании, немудрено, что это общество обращает так мало внимания на истинное эстетическое образование.  При этом образовании  внешний  блеск  есть  явление  случайное, на которое нельзя рассчитывать; а обществу нужен блеск во что бы то ни стало, и вот в наше воспитание введено под именем искусства бездушное изучение разных механических приемов, в которых нет ни мысли, ни чувства. Так изучают музыку, живопись, танцы. При таком порядке вещей воспитанники и воспитанницы не могут испытывать на себе благотворного влияния искусства, при таком порядке вещей можно смело сказать, что у нас еще нет эстетического образования или,  что оно составляет удел немногих избранных людей, поставленных судьбой в особое, счастливое положение.

Мысль, будто искусство (т. е. наиболее полное выражение художественного начала, красоты) не столь уж обязательно, что без него легко можно обойтись или сделать его лишь развлечением в часы досуга, что эта мысль равносильна утверждению, что вовсе не обязательно стремиться к одухотворенности труда, к красоте быта, к благородству человеческой натуры.

Люди редко, а пожалуй и никогда, не обходятся в своей жизни без искусства вообще. Вопрос заключается в том, какую часть искусства человек включает в свою жизнь, а от какой отказывается, какое место занимает взятая им часть искусства в его духовном мире.

«Человековедением», «наукой о человеческой душе» часто называют искусство. И это очень верно. Конечно же, в способности оказывать воздействие на душу человека, на его чувства, а не только на сознание и заключено самое важное свойство искусства. Ни одному школьному предмету недоступно эмоциональное воздействие на детей и подростков в такой же мере, в какой это доступно искусству. Ни один учебник по силе воздействия не может стать в ряд с  художественной литературой, музыке живописью, театром, кино... Нет таких  предметов и нет таких учебников, которые могли бы выполнить ту особую воспитательную роль, какую способно выполнить искусство.

Но, представляя собой наиболее полное, концентрированное выражение прекрасного и обладая  наибольшими возможностями для воспитания в человеке эстетической культуры, искусство само по себе далеко не исчерпывает того, что  мы под эстетической  культурой  понимаем. Понятие эстетической  культуры гораздо шире понятия культуры художественной. И большую ошибку делают  те, кто все содержание эстетического воспитания и конечную цель его видят  лишь в приближении детей и юношества к искусству. Эстетическое воспитание помогает формированию всего духовного мира человека.

Ведь недаром в народе привыкли подходить к любому явлению жизни с такими оценками, в которых эстетическое  начало  неотделимо т  этического. Подвиг героя мы всегда воспринимаем как высшее проявление красоты человеческого духа. Труса, подлеца, предателя мы называем моральным уродом…

«Прекрасное по своему содержанию тождественно с добрым» – эти слова  Чернышевского могли бы стать для девизом эстетического воспитания детей, юношества, молодежи!

При таком понимании эстетической культуры, эстетического воспитания нельзя всю заботу о нем возлагать только на уроки литературы, музыки и рисования, хотя эти уроки будут всегда играть в этом отношении особенно большую и ответственную роль.

Элементы эстетики проникают по существу во все звенья учебной и воспитательной работы как в детском саду, так и  в школе, сливаясь в единое целое со всем процессом воспитания учащихся. «Трудовое и научное образование, лишенное этого элемента (т. е. эстетического начала)  было бы обездушенным...» говорилось в декларации «Основные принципы  единой трудовой школы» еще в 1918 г.

С недооценкой эстетического воспитания, и   особенно  с   недооценкой роли, которую  играет  искусство  в  эстетическом воспитании, связан нередко узкий, ограниченный   взгляд,   будто   основная задача обучения  сегодня («в век науки и техники»)   –   воспитывать  физиков   и математиков, инженеров и техников, а «гуманитарный цикл» можно, мол, поджать,   потеснить. Под   «гуманитарным циклом» при этом в первую очередь имеются в виду «эстетические» занятия. При таком взгляде нетрудно воспитание человека подменить его обучением и  образованного человека принять человека  культурного. Но надо ли говорить, что это далеко не одно и то же!

Воспитательная роль искусства проявляется еще задолго до школы, и мы к этому так привыкли, что даже перестаем замечать это. А ведь любовь к Родине, к своему народу, такие нравственные категории, как героизм и трусость, благородство и предательство, любовь к добру  и ненависть к злу, возникают в сознании совсем еще маленьких ребятишек  под влиянием первых услышанных сказок или песен, первых увиденных рисунков, т. е. именно под влиянием искусства.

И право же, трудно отрицать, что первые встречи  с любовью и  дружбой,  с большими радостями и большими горестями происходят у человека чаще всего сперва на страницах книги,  на экране кино,  в песне и на сцене театра, а потом уже в жизни. И то, как девушка и юноша обойдутся с этими чувствами, встретившись с ними в действительности, в немалой степени зависит и от того, чего они успели к тому времени начитаться, чего наслушались в музыке, чего насмотрелись в театре и в кино. Конечно,   несколько  детективно-приключенческих   рассказов   или   фильмов (кто ими не увлекался!) вряд ли извратят сознание подростка.  Но если детектив­ная  литература станет единственной его духовной пищей, он окажется в большой опасности.   Проскочившая   мимо   ушей девушки или даже спетая ею самой пошлая песенка может и не затуманить ее чистого взгляда на жизнь. Но если эта девушка весь свой музыкальный мир ограничит такими песенками, не надо будет удивляться, что цинизм, неверие в хорошую, счастливую любовь (а в таких песенках она почти всегда несчастливая) станут чертами ее собственной натуры.

Как часто забываем мы об этом, успокаивая себя шаткой и вовсе не основательной мыслью: «Подумаешь, посмотрел плохой фильм! Подумаешь, прочитал плохую книгу! Подумаешь, прослушал плохую песню. Все это забудется!..» Да, возможно, что и забудется! Но след в душе может остаться на всю жизнь.

Для человека с хорошим вкусом, с жизненным опытом плохой фильм, бессодержательная книга, пошлая песенка безопасны. Безопасны потому, что он умеет уже сам отличать хорошее от плохого, содержательное от бессодержательного, благородное от пошлого. Но ведь у детей и подростков нет еще ни жизненного опыта, ни выработанного эстетического вкуса. Они гораздо проще, элементарнее, чем взрослые, понимают связь искусства с жизнью. Они стремятся подражать полюбившимся героям книги, фильма, песни. А такими героями неопытным зрителям могут легче показаться «герои» фильма «Великолепная семерка», чем подлинные герои «Баллады о солдате». Вот в такой способности непосредственного влияния и заключена особая (ничего собой не замещающая, но и ничем другим не заменимая!) сила искус­ства, которой мы пользуемся в воспитании молодого поколения еще чрезвы­чайно мало и зачастую неумело. Поэтому-то множество работающих по всей стране университетов культуры и искусства заняты тем, что стараются уже взрослым людям дать то, чего не дала им школа. А пока мы занимаемся перевоспитанием взрослых людей, сетуя на «неизвестно откуда берущиеся дур­ные вкусы», школа продолжает ежегодно, как с непрерывно движущегося конвейера, выпускать в жизнь все новые и новые сотни тысяч девушек и юношей с невыработанным вкусом. Кого же мы должны обвинять прежде всего: этих девушек и юношей или нас самих, родителей и воспитателей, не сумевших воспитать своих детей и воспитанников?! В донецкой молодежной газете были написаны такие слова: «Студентов ждут линии электропроводов, которые они поведут через тайгу, заводские цехи, сосредоточенная тишина вычислительных центров, исследовательские лаборатории. Но это еще не все. Есть в мире прозрачная, как утро, песнь Сольвейг, мудрость Баха, печальная прелесть блоковской «Незнакомки» и драматизм Бетховена – та самая красота жизни, без которой не может дышать Человек!»