Я никогда героем не была,
не жаждала ни славы, ни награды.
Дыша одним дыханьем с Ленинградом,
я не геройствовала, а жила. И не хвалюсь я тем, что в дни блокады
не изменяла радости земной,
что как роса сияла эта радость,
угрюмо озаренная войной. И если чем-нибудь могу гордиться,
то, как и все друзья мои вокруг,
горжусь, что до сих пор могу трудиться,
не складывая ослабевших рук.
Горжусь, что в эти дни, как никогда,
мы знали вдохновение труда. В грязи, во мраке, в голоде, в печали,
где смерть, как тень, тащилась по пятам,
такими мы счастливыми бывали,
такой свободой бурною дышали,
что внуки позавидовали б нам. О да, мы счастье страшное открыли -
достойно не воспетое пока, -
когда последней коркою делились,
последнею щепоткой табака; когда вели полночные беседы
у бедного и дымного огня,
как будем жить, когда придет победа,
всю нашу жизнь по-новому ценя. И ты, мой друг, ты даже в годы мира,
как полдень жизни, будешь вспоминать
дом на проспекте Красных Командиров,
где тлел огонь и дуло от окна. Ты выпрямишься, вновь, как нынче, молод.
Ликуя, плача, сердце позовет
и эту тьму, и голос мой, и холод,
и баррикаду около ворот. Да здравствует, да царствует всегда
простая человеческая радость,
основа обороны и труда,
бессмертие и сила Ленинграда! Да здравствует суровый и спокойный,
глядевший смерти в самое лицо,
удушливое вынесший кольцо
как Человек, как Труженик, как Воин! Сестра моя, товарищ, друг и брат,
ведь это мы, крещенные блокадой!
Нас вместе называют - Ленинград,
и шар земной гордится Ленинградом. Двойною жизнью мы сейчас живем:
в кольце и стуже, в голоде, в печали,
мы дышим завтрашним,
счастливым, щедрым днем,-
мы сами этот день завоевали. И ночь ли будет, утро или вечер,
но в этот день мы встанем и пойдем
воительнице-армии навстречу
в освобожденном городе своем. Мы выйдем без цветов,
в помятых касках,
в тяжелых ватниках, в промерзших полумасках,
как равные, приветствуя войска.
И, крылья мечевидные расправив,
над нами встанет бронзовая Слава,
держа венок в обугленных руках. Январь - февраль 1942
Александр Яшин
ОБСТРЕЛ Снаряд упал на берегу Невы,
Швырнув осколки и волну взрывную
В чугунную резьбу,
На мостовую.
С подъезда ошарашенные львы
По улице метнулись врассыпную. Другой снаряд ударил в особняк -
Атланты грохнулись у тротуара;
Над грудой пламя вздыбилось, как флаг,
Труба печная подняла кулак,
Грозя врагам неотвратимой карой. Еще один - в сугробы, на бульвар,
И снег, как магний, вспыхнул за оградой.
Откуда-то свалился самовар.
Над темной башней занялся пожар.
Опять пожар!
И снова вой снаряда. Куда влетит очередной, крутясь?..
Враги из дальнобойных бьют орудий.
Смятенья в нашем городе не будет:
Шарахаются бронзовые люди,
Живой проходит, не оборотясь. 1942 МЕРТВЫЕ Мне кажется:
Когда гремит салют,
Погибшие блокадники встают. Они к Неве
По улицам идут,
Как все живые.
Только не поют: Не потому,
Что с нами не хотят,
А потому, что мертвые
Молчат. Мы их не слышим,
Мы не видим их,
Но мертвые
Всегда среди живых. Идут и смотрят,
Будто ждут ответ:
Ты этой жизни
стоишь или нет? * * * Опять война,
Опять блокада, -
А может, нам о них забыть? Я слышу иногда:
"Не надо,
Не надо раны бередить.
Ведь это правда, что устали
Мы от рассказов о войне.
И о блокаде пролистали
Стихов достаточно вполне". И может показаться:
Правы
И убедительны слова.
Но даже если это правда, Такая правда
Не права! Я не напрасно беспокоюсь,
Чтоб не забылась та война:
Ведь эта память - наша совесть.
Она, как сила, нам нужна. Юрий Воронов * * * В блокадных днях
Мы так и не узнали:
Меж юностью и детством
Где черта?..
Нам в сорок третьем
Выдали медали.
И только в сорок пятом -
Паспорта. И в этом нет беды...
Но взрослым людям,
Уже прожившим многое года,
Вдруг страшно оттого,
Что мы не будем
Ни старше, ни взрослее,
Чем тогда. Александр Межиров ЛАДОЖСКИЙ ЛЕД Страшный путь!
На тридцатой,
последней версте
Ничего не сулит хорошего...
Под моими ногами устало хрустеть
Ледяное
ломкое крошево. Страшный путь Ты в блокаду меня ведешь,
Только небо с тобой,
над тобой высоко.
И нет на тебе никаких одежд:
Гол
как сокол. Страшный путь!
Ты на пятой своей версте
Потерял для меня конец,
И ветер устал над тобой свистеть,
И устал грохотать свинец...
Почему не проходит над Ладогой мост?! Нам подошвы ото льда отрывать.
Сумасшедшие мысли
буравят мозг:
Почему на льду не растет трава?! Самый страшный путь
из моих путей!
На двадцатой версте
как я мог идти!
Шли навстречу из города
сотни
детей...
Сотни детей!
Замерзали в пути... Одинокие дети
на взорванном льду, -
Эту теплую смерть
распознать не могли они сами, -
И смотрели на падающую звезду
Непонимающими глазами. Мне в атаках не надобно слова "вперед",
Под каким бы нам ни бывать огнем -
У меня в зрачках
черный ладожский
лед
Ленинградские дети лежат
на нем. 1944
Елена Рывина
НОЧЬ ...И летели листовки с неба
На пороги замерзших квартир:
" Будет хлеб. Вы хотите хлеба?..."
"Будет мир. Вам не снится мир?" Дети, плача, хлеба просили.
Нет страшнее пытки такой. Ленинградцы ворот не открыли
И не вышли к стене городской. Без воды, без тепла, без света.
День похож на черную ночь.
Может, в мире и силы нету,
Чтобы все это превозмочь? Умирали - и говорили:
- Наши дети увидят свет! Но ворота они не открыли.
На колени не встали, нет! Мудрено ли, что в ратной работе
Город наш по-солдатски хорош?.. Петр построил его на болоте,
Но прочнее земли не найдешь. 1942 | 
