Сказки и стихи по временам года
методическая разработка по окружающему миру (старшая, подготовительная группа) на тему

ВЕСНА

ЛЕТО

5-6 лет

Лето        Я. Аким

Хочешь поглядеть на лето?

В лес пускают без билета.

Приходи!

Грибов и ягод

Столько —

Не собрать и за год.

А у речки, а у речки

С удочками человечки.

Клюнуло!

Смотрите — щука!

Щуку на берег втащу-ка.

Хорошо, устав от зноя,

По росе скакать в ночное,

Кашу на костре сварить,

До утра проговорить…

Песенка о лете     С. Сметанин

Начинается звонкое лето,

Золотая настала пора,

Сразу море горячего света

Дарит яркое солнце с утра.

Подпевай-ка, приятель, со мною,

Я с тобою люблю распевать.

Если мы постараемся двое,

И березы начнут танцевать.

В небе тают облака…*     Ф. Тютчев

В небе тают облака,

И, лучистая на зное,

В искрах катится река,

Словно зеркало стальное…

Час от часу жар сильней,

Тень ушла к немым дубровам,

И с белеющих полей

Веет запахом медовым.

Чудный день! Пройдут века —

Так же будут, в вечном строе,

Течь и искриться река

И поля дышать на зное.

Маленькое лето     В. Орлов

До чего же лето

Мчится быстро –

Начинается

И сразу же кончается!

Паучок на нитке

Серебристой,

Словно маятник,

Под деревом качается.

Он качается,

Качается,

Качается…

Быстро летние каникулы

Кончаются!

Утренняя песенка     Г. Галина

С добрым утром! Будет спать!

Видишь: встало солнце…

И тебе пора вставать!

Погляди в оконце:

Умываются цветы

Светлою росою…

Как цветочки, так и ты

Освежись водою!

Видишь, пчелка тянет сок

Из медовой кашки…

Ты ж напейся, мой сынок,

Молочка из чашки!

Вон оделся весь листвой

Сад наш, зеленея…

Ты оденься, мальчик мой,

Также поскорее!..

И беги, беги, играй

На свободной воле,

И расти, и расцветай,

Как цветочек в поле!

На траве-травинке…    И. Емельянов

На траве-травинке —

Бусинки-росинки,

Солнцем озаренные:

Красные,

Зеленые,

Желтые,

И синие —

До чего ж красивые!..

Сколько здесь их у калитки!

Ими весь усыпан луг.

Нанизать бы их на нитки —

Хватит их для всех подруг!

И пока я так мечтала,

Солнце бусинки собрало.

Даже в травах под сосной

Не осталось ни одной!

Ясно утро. Тихо веет…*    И. Никитин

Ясно утро. Тихо веет

Теплый ветерок;

Луг, как бархат, зеленеет,

В зареве восток.

Окаймленное кустами

Молодых ракит,

Разноцветными огнями

Озеро блестит.

Тишине и солнцу радо,

По равнине вод

Лебедей ручное стадо

Медленно плывет;

Вот один взмахнул лениво

Крыльями — и вдруг

Влага брызнула игриво

Жемчугом вокруг.

Цветок       Д. Михайловский

Над уснувшей нивой дышит

легкий ветерок;

Он ласкает, он колышет

полевой цветок.

И цветок от ласки нежной

ветерка дрожит,

И глубокий, безмятежный

Отдохнуть цветку отрадно

в тишине ночной:

Днем его палил нещадно

душный летний зной.

Беспокоили козявки,

шумно копошась;

А теперь, к душистой травке

венчиком склонясь,

Он заснул. Горит звездами

синий свод небес,

За уснувшими полями

тихо дремлет лес;

Спят и травка, и былинка

и от ветерка,

Чуть блестя, дрожит росинка

в чашечке цветка.

Уморилась*   Е. Благинина

Солнце желтым косяком

Улеглось на лавке.

Я сегодня босиком

Бегала по травке.

Я видала, как растут

Острые травинки,

Я видала, как цветут

Синие барвинки.

Я слыхала, как в пруду

Квакала лягушка,

Я слыхала, как в саду

Плакала кукушка.

Я видала гусака

У цветочной грядки.

Он большого червяка

Расклевал у кадки.

Я слыхала соловья —

Вот певун хороший!

Я видала муравья

Под тяжелой ношей.

Я такому силачу

Два часа дивилась…

А теперь я спать хочу,

Ну вас, уморилась…

Лето красное; росы студеные…

Л. Мей

Лето красное; росы студеные;

Изумрудом все листья цвеченные;

По кустам, по ветвям потянулися

Паутинки серебряной проволокой;

Зажелтели вдоль тына садового

Ноготки, янтарем осмоленные;

Покраснела давно и смородина;

И крыжовник обжег себе усики;

И наливом сквозным светит яблоко.

Глушь       К. Бальмонт

Луг, болото, поле, поле,

Над рекою — ивы.

Сладко дышится на воле —

Все цветы красивы.

Все здесь нежит глаз и ухо

Ласкою веселой.

Прожужжала где-то муха,

Шмель гудит тяжелый.

Всюду — божие коровки,

Розовые кашки,

Желто-белые головки

Полевой ромашки.

Нежны, тонки очертанья

Задремавшей дали…

Полно, разве есть страданье?

Разве есть печали?

Ручеек      К. Бальмонт

Ручеек, ручеек,

Ты, как ниточка, идешь.

Под тобой блестит песок.

Весел ты, хоть неглубок.

Ручеек, ручеек,

Ты уходишь и поешь.

Вьются пчелки меж стеблей,

Прогудит мохнатый шмель.

Ты бежишь скорей, скорей.

Вдруг неволя средь камней —

Вспенясь звонче, веселей,

Зажурчишь ты: «Мель, мель, мель!»

Неширок ты, ручеек,

Неглубок ты, ну так что ж!

Ручеек, ручеек,

Ты бежишь и ты поешь!

Тихой ночью, поздним летом…*

Ф. Тютчев

Тихой ночью, поздним летом,

Как на небе звезды рдеют,

Как под сумрачным их светом

Нивы дремлющие зреют…

Усыпительно-безмолвны,

Как блестят в тиши ночной

Золотистые их волны,

Убеленные луной…

Дедушка Дерево      Э. Мошковская

У дедушки Дерева

Добрые руки —

Большие

Зеленые

Добрые руки…

Какая-то птица

В руках суетится.

Какая-то птица

На плечи садится.

Дедушка Дерево — славный такой

Белку качает большущей рукой…

Жучище примчался,

И сел,

И качался,

И все восхищался,

И все восхищался.

Стрекозы примчались

И тоже качались.

И мошки примчались,

И мошки качались.

И все свиристели

В пуховой постели

Смеялись, качались,

Качались, свистели!

Дедушка Дерево пчел подхватил

И на ладони свои усадил…

У дедушки Дерева добрые руки —

Большие

Зеленые

Добрые руки…

Наверно, их сто…

Или сто двадцать пять…

Чтоб всех покачать!

Чтоб всех покачать!

Сенокос    А. Майков

Пахнет сеном над лугами…

В песне душу веселя,

Бабы с граблями рядами

Ходят, сено шевеля.

Там — сухое убирают:

Мужички его кругом

На воз вилами кидают…

Воз растет, растет, как дом…

В ожиданьи конь убогий,

Точно вкопанный, стоит…

Уши врозь, дугою ноги

И как будто стоя спит…

Только жучка удалая,

В рыхлом сене, как в волнах,

То взлетая, то ныряя,

Скачет, лая впопыхах.

Голоса реки     С. Махотин

Днем какие были

Звуки у реки!

Громко воду пили,

Чавкая, быки.

Шел удильщик важно,

Звякая ведром,

И гудел протяжно

Груженый паром.

А еще мальчишки,

Словно три стрижа,

С деревянной вышки

Прыгали, визжа.

…Вечер наступает.

Гаснут облака.

Молча отдыхает

Сильная река.

Лишь плеснется щука —

И опять ни звука.

Над рекою     Г. Галина

Только станет над рекою

Тихо и тепло,

В ярких брызгах над волною

Взброшу я весло…

И помчуся чайкой дикой

Вдаль, в речную тишь,

Там, где с сонной повиликой

Шепчется камыш;

Где купавы серебрятся,

Венчики раскрыв;

Где над берегом клонятся

Ветви старых ив;

Где зеленый Дед осокой

Тихо шелестит

И на самом дне глубоко

Днем русалка спит…

Зеленые кони     В. Орлов

На синюю речку

Вечерней порою

Зеленые кони

Пришли к водопою.

Склонились они

Над прохладной

Водицей

И долгие годы

Не могут напиться.

Им хочется

В чистое поле

Умчаться,

Да только нельзя

От воды оторваться

Им хочется вихрем

Лететь по дороге,

Да в землю вросли

Непослушные ноги…

Зеленые кони —

Плакучие ивы,

Склонились над речкой

Зеленые гривы.

Где гнутся над омутом лозы…

А.К. Толстой

Где гнутся над омутом лозы,

Где летнее солнце печет,

Летают и пляшут стрекозы,

Веселый ведут хоровод.

«Дитя, подойди к нам поближе,

Тебя мы научим летать,

Дитя, подойди, подойди же,

Пока не проснулася мать!

Под нами трепещут былинки,

Нам так хорошо и тепло,

У нас бирюзовые спинки,

А крылышки точно стекло!

Мы песенок знаем так много,

Мы так тебя любим давно!

Смотри, какой берег отлогий,

Какое песчаное дно!..»

Купание     А. Стариков

Я разбиваю зеркало реки

На мелкие бессчетные куски,

Дробя на части неба отраженье.

Взбиваю пену я из облаков,

Гоню волну вдоль низких берегов,

Рыб и лягушек приводя в смятенье.

Кувшинка мне качает головой:

«Там омут! Что ты делаешь?! Постой!..

«Постой!.. Стой!.. Ой!..» — поддакивает эхо.

Как битое стекло, вода звенит.

И солнце поднимается в зенит,

Чтобы с него в затон, как с горки, съехать.

Васильки    В. Ивченко

Возле дачи, на раздолье,

У излучины реки

Разбрелись в колхозном поле

Голубые васильки.

Я из них плела веночек,

Как стихи из синих строчек,

Танцевала в нем балет.

Мама нарвала букет.

Долгим взглядом провожали

Нас в деревне старики.

Рассуждали: «Горожане

Собирают… сорняки».

Лето       С. Городецкий

Я лежу на лугу.

В небесах ни гугу.

Вдаль плывут облака,

Как немая река.

А в траве, на земле,

На цветке, на стебле —

Всюду пенье и свист,

И живет всякий лист.

Тут и муха, и жук,

И зеленый паук.

Прилетела пчела

И в цветок уползла.

Тут кузнечик усы

Чистит ради красы,

И кряхтит муравей

За работой своей.

Шмель мохнатый гудит

И сердито глядит,

Где цветок посочней,

Где медок повкусней.

А комар-людоед,

Будто друг иль сосед,

Будто в гости попав,

Полетел мне в рукав.

Будет жалить и петь.

Что же! Надо терпеть:

Я убить на лугу

Никого не могу.

Дедушка Туман     А. Екимцев

Лес — в карман,

Поля — в карман

Спрятал дедушка Туман.

Спрятал копны, и стога,

И лужайки, и луга.

Даже солнышко в карман

Спрятал дедушка Туман.

Только он совсем забыл,

Что карман дырявым был.

За рекою в гору лез —

Потерял поля и лес.

Потерял потом луга,

Копны сена и стога.

У высокого кургана,

Где дремал

Костра дымок,

Из дырявого кармана

Солнце вылезло само.

Лету конец     С. Клычков

Пахнет по полю полынью,

Пахнет белою медынью,

Красной липкою дремой;

Аль отрада?

Аль унынье?

Тихо Лада

Шла домой…

Над рекой туман косматый,

Пахнет, пахнет в поле мятой,

Плачет перепел во ржи,

Луг покошен, рожь пожата,

Месяц клонится щербатый

В васильки сырой межи…

Пахнет мятой и дремою.

Под вечерней полутьмою

Крикнул нехотя петух.

Сжата греча,

Озимое,

И далече

Серп потух!..

До будущего лета    Тим Собакин

Уходит тихо лето,

Одетое в листву.

И остаются где-то

Во сне и наяву:

Серебряная мушка

В сетях у паука,

Не выпитая кружка

Парного молока.

И ручеек стеклянный,

И теплая земля,

И над лесной поляной

Жужжание шмеля.

Приходит тихо осень,

Одетая в туман.

Она с собой приносит

Дожди из разных стран.

И листьев желтых ворох,

И аромат грибной,

И сырость в темных норах.

А где-то за стеной

Будильник до рассвета

Стрекочет на столе:

«До бу-ду-ще-го ле-та,

до бу-ду-ще-го ле…»

6-7 лет

Здравствуй, ЛЕТО!*      Т. Бокова

Сколько солнца! Сколько света!

Сколько зелени кругом!

Что же это? Это ЛЕТО

Наконец спешит к нам в дом.

Певчих птиц разноголосье!

Свежий запах сочных трав,

В поле спелые колосья

И грибы в тени дубрав.

Сколько вкусных сладких ягод

На поляночке в лесу!

Вот наемся я и на год

Витаминов запасу!

Накупаюсь вволю в речке,

Вволю буду загорать.

И на бабушкиной печке

Сколько хочешь буду спать!

Сколько солнца! Сколько света!

Как прекрасен летний зной!

Вот бы сделать так, что лето

Было целый год со мной!

Лето       И. Суриков

Ярко солнце светит,

В воздухе тепло,

И, куда не взглянешь,

Все кругом светло.

На лугу пестреют

Яркие цветы;

Золотом облиты

Яркие листы.

Дремлет лес: ни звука, –

лист не шелестит,

Только жаворонок

в воздухе звенит.

Летом      Саша Черный

За селом, на полной воле

Веет ветер-самолет.

Там картофельное поле

Все лиловеньким цветет.

А за полем, где рябинка

Вечно с ветром не в ладу,

Сквозь дубняк бежит тропинка

Вниз, к студеному пруду.

Сквозь кусты мелькнула лодка,

Рябь и солнца острый блеск.

На плоту грохочет четко

Дробь вальков под гулкий плеск;

Пруд синеет круглой чашкой.

Ивы клонятся к воде…

На плоту лежат рубашки,

А мальчишки все в пруде.

Солнце брызнуло полоской.

Тени вьются, словно дым,

Эх, разденусь за березкой,

Руки вытяну — и к ним!

Летний вечер      Ф. Тютчев

Уж солнца раскаленный шар

С главы своей земля скатила,

И мирный вечера пожар

Волна морская поглотила.

Уж звезды светлые взошли

И тяготеющий над нами

Небесный свод приподняли

Своими влажными главами.

Река воздушная полней

Течет меж небом и землею,

Грудь дышит легче и вольней,

Освобожденная от зною.

И сладкий трепет, как струя,

По жилам пробежал природы,

Как бы горячих ног ея

Коснулись ключевые воды.

Лето *     Л. Мартынов

Вот и лето на пороге:

Реют пчелы-недотроги,

Величаво карауля

Привлекательные ульи,

Чтобы всякие тревоги

Потонули в мерном гуле,

Как набаты тонут в благовесте,

И в июне,

И в июле,

И в особенности

В августе.

Крестьянские дети    Н. Некрасов

Ух, жарко!.. До полдня грибы собирали.

Вот из лесу вышли — навстречу как раз

Синеющей лентой, извилистой, длинной,

Река луговая: спрыгнули гурьбой,

И русых головок над речкой пустынной,

Что белых грибов на полянке лесной!

Река огласилась и смехом, и воем:

Тут драка — не драка, игра — не игра…

А солнце палит их полуденным зноем.

Домой, ребятишки! обедать пора.

Вернулись. У каждого полно лукошко,

А сколько рассказов! Попался косой,

Поймали ежа, заблудились немножко

И видели волка… у, страшный какой!

Грибная пора отойти не успела,

Гляди — уж чернехоньки губы у всех,

Набили оскому: черница поспела!

А там и малина, брусника, орех!

Ребяческий крик, повторяемый эхом,

С утра и до ночи гремит по лесам.

Испугана пеньем, ауканьем, смехом,

Взлетит ли тетеря, закокав птенцам,

Зайчонок ли вскочит — содом, суматоха!

Вот старый глухарь с облинялым крылом

В кустах завозился… ну, бедному плохо!

Живого в деревню тащат с торжеством…

Перед осенью*      М. Чехов

Вчера кричали журавли,

И на душе так грустно стало!..

Еще цветы не отцвели,

Еще и лета не бывало,

А лишь дожди все шли да шли

И небо холодом дышало.

И вот теплу конец пришел!

Уж нет ни грома, ни зарницы…

Туманны небо, лес и дол,

И собрались к отлету птицы…

И только чижик, да щегол,

Да разве юркая синица

В деревне будут зимовать…

И жалко, жалко покидать

И сад, и лес, и птичек пенье,

Но ехать надо, и опять

Нас ждут труды, нас ждет ученье.

Летом    К. Романов

Давно черемуха завяла,

И на сирени средь садов

Уж не качались опахала

Благоухающих цветов.

По длинным жердям хмель зеленый

Вился высокою стеной,

И рдели пышные пионы,

Нагнувшись низко над травой.

Гляделись звезды золотые

В струи прозрачные реки,

И словно очи голубые

Во ржи синели васильки.

Мы дождались средины лета, —

Но вешних дней мне было жаль,

И с этой радостью расцвета

Прокралась в душу мне печаль.

Лишиться вновь мне стало страшно

Всего, чем жизнь так хороша,

Чего так долго сердце ждало,

Чего так жаждала душа!

Что кому нравится  

  Саша Черный

«Эй, смотри — у речки

Сняли кожу человечки!» —

Крикнул чижик молодой.

Подлетел и сел на вышке, —

Смотрит: голые детишки

С визгом плещутся водой.

Чижик клюв раскрыл в волненьи,

Чижик полон удивленья:

«Ай, какая детвора!

Ноги — длинные болталки,

Вместо крылышек — две палки,

Нет ни пуха, ни пера!»

Из-за ивы смотрит заяц

И качает, как китаец,

Удивленной головой:

«Вот умора! вот потеха!

Нет ни хвостика, ни меха…

Двадцать пальцев! боже мой…»

А карась в осоке слышит,

Глазки выпучил и дышит:

«Глупый заяц, глупый чиж!..

Мех и пух, скажи пожалуй…

Вот чешуйки б не мешало!

Без чешуйки, брат, шалишь!»

Иван-чай        В. Боков

Ничего я не знаю нежней иван-чая!

Своего восхищенья ни с кем не делю.

Он стоит, потихоньку головкой качая,

Отдавая поклоны пчеле и шмелю.

Узнаю его розовый-розовый конус,

Отличаю малиновый светлый огонь.

Подойду, осторожно рукою дотронусь

И услышу мольбу: «Не губи и не тронь!

Я цвету!». Это значит, что лето в разгаре,

В ожидании благостных ливней и гроз,

Что луга еще косам стальным не раздали

Травяной изумруд в скатном жемчуге рос.

Он горит, иван-чай, полыхает, бушует,

Повторяет нежнейшие краски зари.

Посмотри, восхитись, новоявленный Шуберт,

И земле музыкальный момент подари!

Летний вечер        Н. Заболоцкий

Вечерний день томителен и ласков.

Стада коров, качающих бока,

В сопровожденьи маленьких подпасков

По берегам идут издалека.

Река, переливаясь под обрывом,

Все также привлекательна на вид,

И небо в сочетании счастливом,

Обняв ее, ликует и горит.

Из облаков изваянные розы

Свиваются, волнуются и вдруг,

Меняя очертания и позы,

Уносятся на запад и на юг.

И влага, зацелованная ими,

Как девушка в вечернем полусне,

Едва колеблет волнами своими,

Еще не упоенными вполне.

Она еще как будто негодует

И слабо отстраняется, но ей

Уже сквозь сон предчувствие рисует

Восторг и пламя августовских дней.

Лето на весах        А. Барто

Есть в нашем лагере весы,

Не просто так, не для красы, —

Мы выясняем по утрам,

Кто пополнел, на сколько грамм.

Нет, мы не ходим в дальний лес:

А вдруг в походе сбавим вес?!

Нам не до птичьих голосов.

Проводим утро у весов.

Нельзя бродить нам по лесам:

Все по часам! Да по весам!

А в дождь — мы сразу под навес.

Ребята ценятся на вес!

И сколько здесь бывает драм:

Сережа сбавил килограмм,

И долго ахал и стонал

Весь медицинский персонал.

Вдруг изменился наш режим:

С утра на речку мы бежим,

Мы обнимаемся, визжим…

Ура! Не вешайте носы —

У нас испортились весы!

Вечер в июне       Д. Давыдов

Томительный, палящий день

Сгорел; полупрозрачна тень

Немого сумрака приосеняла дали.

Зарницы бегали за синею горой

И, окропленные росой,

Луга и лес благоухали.

Луна во всей красе плыла на высоту,

Таинственным лучом мечтания питая,

И, преклонясь к лавровому кусту,

Дышала роза молодая.

Летней розе     А. Апухтин

Что так долго и жестоко

Не цвела ты, дочь Востока,

Гостья нашей стороны?

Пронеслись они, блистая,

Золотые ночи мая,

Золотые дни весны.

Знаешь, тут под тенью сонной

Ждал кого-то и, влюбленный,

Пел немолчно соловей;

Пел так тихо и так нежно,

Так глубоко безнадежно

Об изменнице своей!

Если б ты тогда явилась,

Как бы чудно оживилась

Песня, полная тоской;

Как бы он, певец крылатый,

Наслаждением объятый,

Изнывал перед тобой!

Словно перлы дорогие,

На листы твои живые

Тихо б падала роса;

И сквозь сумрачные ели

Высоко б на вас глядели

Голубые небеса.

Вот и кончается лето…    Н. Асеев

Вот и кончается лето,

Яростно рдеют цветы,

Меньше становится света,

Ближе приход темноты.

Но — темноте неподвластны,

Солнца впитавши лучи,—

Будем по-прежнему ясны,

Искренни и горячи!

Во ржи         М. Пожарова

Радость в голосе ветра и в блеске лучей,

Радость в шуме лесном,

Радость в сердце живом!

В небе вольные тучки быстрей и быстрей

Хороводом плывут,

Душу к солнцу зовут.

С тихой песней войду в переливную рожь;

Пробегает в колосьях струистая дрожь,

Шелестит и шуршит золотая волна,

И кругом тишина

Светлой чары полна!

И, кивая в просветы, вдоль узкой межи,

Васильки-синецветы смеются во ржи.

Август     К. Бальмонт

Сонет

Как ясен август, нежный и спокойный,

Сознавший мимолетность красоты.

Позолотив древесные листы,

Он чувства заключил в порядок стройный.

В нем кажется ошибкой полдень знойный, —

С ним больше сродны грустные мечты,

Прохлада, прелесть тихой простоты

И отдыха от жизни беспокойной.

В последний раз, пред острием серпа,

Красуются колосья наливные,

Взамен цветов везде плоды земные.

Отраден вид тяжелого снопа,

А в небе журавлей летит толпа

И криком шлет «прости» в места родные.

Лето в городе        Б. Пастернак

Разговоры вполголоса,

И с поспешностью пылкой

Кверху собраны волосы

Всей копною с затылка.

Из-под гребня тяжелого

Смотрит женщина в шлеме,

Запрокинувши голову

Вместе с косами всеми.

А на улице жаркая

Ночь сулит непогоду,

И расходятся, шаркая,

По домам пешеходы.

Гром отрывистый слышится,

Отдающийся резко,

И от ветра колышется

На окне занавеска.

Наступает безмолвие,

Но по-прежнему парит,

И по-прежнему молнии

В небе шарят и шарят.

А когда светозарное

Утро знойное снова

Сушит лужи бульварные

После ливня ночного,

Смотрят хмуро по случаю

Своего недосыпа

Вековые, пахучие

Неотцветшие липы.

В июле    И. Северянин

В полях созрел ячмень.

Он радует меня!

Брожу я целый день

По волнам ячменя.

Смеется мне июль,

Кивают мне поля.

И облако — как тюль,

И солнце жжет, паля.

Блуждаю целый день

В сухих волнах земли,

Пока ночная тень

Не омрачит стебли.

Спущусь к реке, взгляну

На илистый атлас;

Взгрустнется ли, — а ну,

А ну печаль от глаз.

Теперь ли тосковать,

Когда поспел ячмень?

Я всех расцеловать

Хотел бы в этот день!

Летом       К. Романов

Давно черемуха завяла,

И на сирени средь садов

Уж не качались опахала

Благоухающих цветов.

По длинным жердям хмель зеленый

Вился высокою стеной,

И рдели пышные пионы,

Нагнувшись низко над травой.

Гляделись звезды золотые

В струи прозрачные реки,

И словно очи голубые

Во ржи синели васильки.

Мы дождались средины лета,

Но вешних дней мне было жаль,

И с этой радостью расцвета

Прокралась в душу мне печаль.

Лишиться вновь мне страшно стало

Всего, чем жизнь так хороша,

Чего так долго сердце ждало,

Чего так жаждала душа!

Золотая пряжа    Э. Бадов

На деревья и бульвары

Опустилась осень,

И уходит под гитары

Месяц номер восемь…

В зеркала остывших плесов

Загляделись пляжи,

И развесили березы

Золотую пряжу…

Ты уходишь по тропинке,

За тобою — лето…

То ли слезы, то ль дождинки

Слизывает ветром.

Ты уходишь — песня спета?..

Грусть улыбку вяжет…

Но запомнится нам лето

Золотою пряжей…

Над Барвихой, над рекою

Заревое небо…

Было нам тепло с тобою

В соснах цвета хлеба,

На ковре ромашек, сене,

Меж берез и сосен —

К сожаленью, неизменно

К нам приходит осень…

Босиком по земле       А. Яшин

Солнце спокойное, будто луна

С утра без всякой короны,

Смотрит сквозь облако,

Как из окна,

На рощу,

На луг зеленый.

От берега к берегу

Ходит река,

Я слышу ее журчание.

В ней те же луна, луга, облака,

Это же мироздание.

Птицы взвиваются из-под ног,

Зайцы срываются со всех ног.

А я никого не трогаю:

Лугами, лесами, как добрый бог,

Иду своею дорогою.

И ягоды ем,

И траву щиплю,

К ручью становлюсь на колени я.

Я воду люблю,

Я землю люблю,

Как после выздоровления.

Бреду бережком,

Не с ружьем — с батожком,

Душа и глаза — настежь.

Бродить по сырой земле босиком —

Это большое счастье!

Джилл Барклем. Ежевичная поляна

Летняя история.

Мыши уже многие поколения устраивают себе жилища в корнях и стволах деревьев Ежевичной рощи. На самом деле роща – это густая и запутанная живая изгородь, которая упирается в поле на другой стороне ручья.

Жители Ежевичной рощи постоянно чем-то заняты. В хорошую погоду мышки собирают цветы, фрукты, ягоды и орехи в роще и на окрестных полях, заготавливают вкусные варенья и соленья, которые до самой зимы хранятся в Запасливом Пне.

И хотя мыши работают, не покладая рук, отдыхать они тоже умеют. Для каждого времени года они придумывают какой-нибудь праздник. Мышки с удовольствием собираются вместе, чтобы справить день рождения малютки мышонка, долгожданную свадьбу или первый день весны. (Перевод Елены Бузниковой)

 Свадьба

Стояло очень жаркое лето. Каждый день солнце поднималось высоко на голубом небе и опаляло зноем луга и поля.

На мышинной поляне было тихо. Многие мыши предпочитали оставаться в своих теннистых домиках, стараясь сохранять прохладу.

На поляне же лучшим местом в такую погоду был ручей. Мыши подтягивались к нему где-то к полудню, рассаживались в самых тенистых местах или сидели у берега, окуная свои лапки и хвостики в прохладную спасительную воду.

На берегу того ручейка стояли мельница и молочный пень, - в них вырабатывали муку и масло для всей мышинной поляны. Бугущая вода поворачивала мельничные колеса-жернова, которые перетирали муку в мельнице и взбивали масло на молочном заводе.

Паппи Зоркоглазка присматривала за молочным пнем. Она следила за большущей бочкой, в которую сливалось и хранилось молоко, подаренное им некоторыми добрыми коровами. А также под ее зорким глазом и присмотром были несколько больших кухонь, поэтому ее так и прозвали Зоркоглазкой. На кухнях готовили разные сыры. Вначале его нужно было отжать, потом разложить в специальные формы и прокоптить, а после завернуть и поместить на хранение.

 Паппи не любила жаркую погоду. Ее кружочки сбитого масла начинали таять и ей приходилось оборачивать их в прохладные листья щавеля, а кастюльки со сливками нужно было подвешивать в воду мельничного пруда, чтобы оно оставалось прохладным и не испортилось.

После работы она любила прогуливаться у мельничного колеса, наслаждаясь всплесками прохладной воды.

 Мельница находилась неподалеку, внизу ручья,  и за ней присматривал мышонок-мельник  Дасти Догвуд. Все его называли просто Дасти, что в переводе озночает «пыльный», а прозвали его так потому, что он всегда был покрыт мукой от кончиков усов до хвоста.

Дасти был веселым и добрым мышом, как были его отец и дед, а также прадед, которые присматривали за мельницей до него. Он любил хорошую погоду и прогуливаться вверх и вниз по ручью, переговариваясь со всеми встречными мышами.

Его путь проходил мимо молочного пня, где он часто видел Паппи возле мельничного колеса, такую красивую и прекрасную. А так как стояло очень жаркое лето и Дасти проводил все больше и больше времени у ручья, пытаясь охладиться, то и Паппи все чаще и чаще стала выходить к мельничному колесу...

 И в первые числа июня Паппи Зоркоглазка и мистер Дасти Догвуд официально были помолвлены. Вся мышиная поляна радовалась за них!

Они назначили свадьбу на середину лета и тутже начали приготовления. Паппи была уверена, что жара продлится и поэтому выбрали место для празднования у ручья. Во-первых, это было самое прохданое место, но, кроме того, здесь было так романтично!

Дасти нашел большой кусок коры в лесу, мыши притащили его к берегу и укрепли веревками на плаву на воде прямо под мельничной плотиной.

Паппи же готовила свой свадебный наряд. Каждый день она приходила в тенек высоких луговых цветов, где долгими часами вышивала свое свадебное платье, которое она тут же прятала стоило ей увидеть проходивших мимо мышей.

Наконец, настал день свадьбы. Небо было голубым и безоблачным, и жара была самая знойная. Все кухни Мышиной поляны были заняты приготовлениями. Готовили холодные летние закуски: там были холодный суп, свежий салат из одуванчиков, мед и безе.

 Молодые машата встали рано утром и успели собрать в лесу огромную корзину земляники.

Мышонок Базилий выбрал коллекцию различных вин из цветов и шиповника и привязал бутылки к листям в воде, чтобы они охлаждались там. Он был плотным, здоровым мышом, с длинными усами и чувствительным носом к прекрасным винам.

 А в это время Паппи готовилась и одевалась у себя в квартире, находящейся в молочном пне, этажом выше ее рабочих кухонь и кладовок. Она налакаривала свои усики  и подушилась розовой водой за мочками ушей. Ее соломенная шляпка, которую леди Древесная Мышь украсила полевыми цветами, висела на спинке кровати, а букет невесты лежал на подоконнике, ожидаяя своего часа. Она еще разок взглянула на свое отражение в зеркальной стенке шкафа, сделала глубокий вдох и побежала вниз к своим подружкам.

 Дасти хранил свой парадный костюм в корзине под лестницей, чтобы защитить от моли. Он достал его и надел, а к верхнему кармашку пиджака прикрепил ромашку.

- Надо бы мне проверить ячменную муку, которую я размолол вчера, -сказал он себе.

И он побежал вверх по лестнице с такой скоростью, что, кажется, вся мельница начала дрожать так, что с деревянного потолка посыпалась пыль и мука и прямо на парадный костюм Дасти!  Мука покрыла его всего с головы до ног!

- Боже мой, - промолвил Дасти и уселся на мешок с кукурузой, с ужасом осматривая себя.

Тут раздался сильный стук в дверь внизу, это был его друг по имени Каштанчик. Он просунулся в щель для писем и позвал Дасти:

- Дасти, ты готов? Уже пора идти.

Дасти вздохнул и угрюмо пошлепал вниз открывать дверь. Как только Каштанчик увидел друга, он начал хохотать:

-Ну ты точно и есть Дасти – пыльный!, - высказал он, стараясь очистить муку с него своим носовым платком. Но пыль поднялась вокруг друзей столбом и начала оседать на их усы, хвост, парадную одежду и даже пуговицы. Они посмотрели друг на друга и начали безудержно смеяться и хохотали так сильно, что устали даже от смеха и им пришлось присесть на стоявший рядом мешок с мукой, чтобы передохнуть.

Свадьба была назначена на полдень и Дасти с Каштанчиком еле успели вовремя прибежать. Все гости были одеты в свои самые красивые одежки. Три молодых мыша, одетые в красивые синие пиджачки, были избраны на роль пажей и старательно помогали всем собравшимся разместиться в нужных местах. Миссис Эпл безуспешно пыталась хоть как-то очистить жениха и свидетеля, но ей ничего не удалось сделать.

 И вдруг бабушка Паппи первая заметила невесту, приближающуюся  по тропинке к месту церемонии со своими подружками. Пажи  радостно вскрикнули и встали на свои места. Все головы завороженно повернулись к невесте, наблюдая за ней в то время как она шла через лютики и усыпанную розовыми лепестками дорожку и взошла на свадебно украшенный плот.

Старый Полевой Мышь, которого попросили провести венчание, встал и с участием спросил:

- Паппи Зоркоглазка, любишь ли ты Дасти Догвуда и будешь ли ты любить его и заботиться о нем всегда? И Паппи поклялась: «Да, буду».

- Дасти Догвуд, любишь ли ты Паппи и будешь ли ты любить ее и заботиться о ней всегда?, - Да, буду, - сказал мистер Дасти.

Мисси Эпл прослезилась от переживания в платочек.

- Тогда во имя всех цветов и полей, звезд на небе, воды в море и великого таинства, совершающего здесь, я провозглашаю вас мужем и женой.

И все мыши приветствовали молодожен громкими возгласами, когда Дасти поцеловал Паппи, а подружки невесты осыпали их в это время лепестками цветов из своих корзинок.  А миссис Эпл вытерла все слезы со своих глаз и танцы с пиршеством начались.

Вначале все начали танцевать, т.к. никто не мог устоять на месте. Они кружились, скакали и выплясывали кадриль.

Потом мистер Эпл сказал тост:

- За жениха и невесту! Пусть их хвосты растут длинными, их глаза всегда остаются зоркими, а голосок тоненьким.

Все гости подняли бокалы, а после снова пустились танцевали. Веселье стояло такое шумное, что плот даже начало перекачивать из стороны в сторону. Веревки, которые держали плот у берега на воде, постепенно стали разрываться одна за другой, пока и самая последняя не порвалась вслед за остальными.

И плотину понесло по  течению ручья. Молодые мыши заметили это самые первые и вскрикнули, но когда взрослые убедились, что опастности  здесь никакой нет, праздник и веселье продолжились. И плот медленно начал двигаться по воде, проплывая мимо цветущих полей и лугов, и встречные мыши махали им вслед из своих домиков.

 Но в конце-концов плот прибило к берегу и он остановился в зарослях камыша и незабудок. Тут мышки быстро укрепили его, хорошо привязав канатными веревками, и веселье как-будто не прекращалось.

Наступили сумерки. Голубое небо по-тихоньку стало темнеть и мыши начали думать о том, что пора возвращатсья домой. Вся еда была съедена и тарелки с чашками были спрятаны в камыши, чтобы забрать их на следующий день. Они пошли домой пешком через поля, освещаемые заходом солнца. Все были такие нарядные и красивые в праздничных нарядах.

Старого Полевого Мыша довели до его норки первым, а затем постепенно каждый пришел в свою норку или домик,  и хоть и уставший, но такой счастливый улегся спать в кроватку.

 А что же случилось с Паппи и Дасти?

Они тихо удалились в цветочный лес. И хоть первоцветы уже отцвели, но там, среди высокой травы и листвы, дикого шиповника и жимолости, был спрятан красивый,уютный домик, который они выбрали для себя.

Это было идеальное место для медового месяца.

Эльф и потерянное Лето

Мария Шкурина

Цветочный эльф Эрик сидел на ветке старого дуба и болтал с тётушкой Совой.

— Да что это делается такое в нашем волшебном лесу?! Который день идёт дождь! А так хочется тёплых деньков, полетать вместе с пчёлками над цветущим лугом, полакомиться сочной земляникой! Уже и птицы давно птенцов своих вывели, а Лето всё не идёт!

— Да, ты прав, мой юный друг, — степенно ответила тётушка Сова. – Что-то подзадержалось Лето в этом году. Никак сбилось с пути, заблудилось.

— Неужели могло заблудиться? – удивился эльф.

— Ну…. Всякое бывает, — ответила мудрая Сова.

— Тогда надо срочно лететь на его поиски! – воскликнул Эльф, поднимаясь в воздух.

— Ну что ж, лети, сделай доброе дело, — согласно кивнула тётушка Сова. – А я пока подремлю.

— А как я его узнаю, Лето? – спросил Эрик, возвращаясь.

Тётушка Сова приоткрыла один глаз и изрекла:

— Узнаешь. Лето ни с кем не перепутаешь!

Эрик осмотрелся вокруг, решая, куда сначала отправиться, потом полетел к берлоге Медведицы и постучался к ней в дверь.

— Не подскажите ли Вы мне, может, встречали где-нибудь Лето? – вежливо спросил он, когда Медведица открыла дверь.

— Да если б я встретила, я б ему напомнила, что давно уже пора было бы явиться! – сердито проворчала Медведица. – Мои медвежата так хотят полакомиться мёдом диких пчёл. А какой тут мёд, если дождь льет, и пчёлы пыльцу не собирают?!

Попрощавшись с медведицей, Эрик полетел дальше. Пролетая мимо сосны, он заметил сидевшую около своего дупла белку.

— Уважаемая, тётя Белка, вы по ветвям прыгаете, всё сверху хорошо видите. Может, знаете, где Лето пропало?

— Эх, Эрик. Если б я знала, то поторопила бы его. Если оно не придёт, то как успеют созреть орехи да ягоды?! А мне запасы на зиму делать надо! – ответила обеспокоенная Белка.

Пришлось Эльфу Эрику полететь дальше, чтобы спросить и у других лесных жителей про Лето. К сожалению, никто Лето не видел, не встречал, и не представлял, куда оно пропало. Решил тогда эльф искать его сам, заглянуть в лесу под каждый кустик, под каждое дерево. Не дело ведь это – Лето потерялось!

Посмотрел Эрик на берёзовом пригорке, около бобровой речки, залетел в вересковый овраг, заглянул под мшистый валун – нигде не видно Лета! Когда эльф пролетал над лопуховой поляной, показалось ему вдруг, что что-то рыжее блеснуло, словно солнечный зайчик скользнул по лицу. Но солнца-то не было! Всё небо снова заволокли тучи!

Решил Эрик спуститься и хорошо рассмотреть, что же такое он нашёл. И вдруг увидел, что под большим кустом лопуха, летомежду земляничных кустиков спит рыжеволосая девчонка в жёлтом сарафане. На голове у неё был одет венок из ромашек, маков, васильков и хлебных колосьев, на шее ярко-красные бусы, ноги босые.  Она так сладко спала, морща во сне свой веснушчатый носик, что Эрику жалко стало её будить. Но видимо девочка почувствовала на себе взгляд эльфа и сама открыла глаза цвета сочной листвы. Она посмотрела на Эрика, и он понял, что нашёл то, что искал.

— Ах, как сладко я спала, — улыбнулась девочка.

— Ты тут спишь, а тебе весь лес ждёт! – произнёс Эрик.

— Неужели я проспала?! – девчонка тут же вскочила на ноги. – Я, знаешь ли, на поле зашла посмотреть, как рожь да пшеница колосятся, поболтала там с птичками, поиграла в догонялки с бабочками, утомилась, вот и решила прилечь здесь и отдохнуть. Даже и  не поняла, как время прошло!

— Хорошо, что я тебя нашёл, — улыбнулся Эрик. – А-то проспала бы здесь до прихода Осени.

— Ой-ой! Чтобы было тогда! Досталось бы мне от матушки Земли! – воскликнула девочка. – Побежали! Не будем здесь задерживаться! Ещё столько всего надо успеть!

Она коснулась своей рукой земляничных кустиков, и они тут же покрылись круглыми спелыми ягодками-бусинками. Девочка улыбнулась своей лучезарной улыбкой, и солнышко появилось на небе, цветы подняли к небу свои головки, бабочки и пчёлки вылетели из своих укрытий. А потом девочка побежала по лесу, и там, где она появлялась, распускались новые цветы, созревала земляника, малина и дикая вишня начинали быстрей расти, а лесные жители выбегали из своих домиков, радуясь появившемуся солнышку.

Эльф Эрик летел следом, еле поспевая за девчонкой и думая о том, какая же всё-таки быстрая, шебутная, весёлая и невероятно красивая эта девочка Лето.

Сказка О том, как жила-была последняя Муха.

Мамин-Сибиряк

Как было весело летом! Ах, как весело! Трудно даже рассказать всё по порядку. Сколько было мух, - тысячи. Летают, жужжат, веселятся. Когда родилась маленькая Мушка, расправила свои крылышки, ей сделалось тоже весело. Так весело, так весело, что не расскажешь. Всего интереснее было то, что с утра открывали все окна и двери на террасу - в какое хочешь, в то окно и лети.

- Какое доброе существо человек, - удивлялась маленькая Мушка, летая из окна в окно. - Это для нас сделаны окна, и отворяют их тоже для нас. Очень хорошо, а главное - весело.

Она тысячу раз вылетала в сад, посидела на зелёной травке, полюбовалась цветущей сиренью, нежными листиками распускавшейся липы и цветами в клумбах. Неизвестный ей до сих пор садовник уже успел вперёд позаботиться обо всём. Ах, какой он добрый, этот садовник! Мушка ещё не родилась, а он уже всё успел приготовить, решительно всё, что нужно маленькой Мушке. Это было тем удивительнее, что сам он не умел летать и даже ходил иногда с большим трудом - его так и покачивало, и садовник что-то бормотал совсем непонятное.

- И откуда только эти проклятые мухи берутся? - ворчал добрый садовник.

Вероятно, бедняга говорил это просто из зависти, потому что сам умел только копать гряды, рассаживать цветы и поливать их, а летать не мог. Молодая Мушка нарочно кружилась над красным носом садовника и страшно ему надоедала.

Потом, люди вообще так добры, что везде доставляли разные удовольствия именно мухам. Например, Алёнушка утром пила молочко, ела булочку и потом выпрашивала у тёти Оли сахару, - всё это она делала только для того, чтобы оставить мухам несколько капелек пролитого молока, а главное - крошки булки и сахара. Ну, скажите, пожалуйста, что может быть вкуснее таких крошек, особенно когда летаешь всё утро и проголодаешься? Потом, кухарка Паша была ещё добрее Алёнушки. Она каждое утро нарочно для мух ходила на рынок и приносила удивительно вкусные вещи: говядину, иногда рыбу, сливки, масло, - вообще самая добрая женщина во всём доме. Она отлично знала, что нужно мухам, хотя летать тоже не умела, как и садовник. Очень хорошая женщина вообще!

А тётя Оля? О, эта чудная женщина, кажется, специально жила только для мух. Она своими руками открывала все окна каждое утро, чтобы мухам было удобнее летать, а когда шёл дождь или было холодно, закрывала их, чтобы мухи не замочили своих крылышек и не простудились. Потом тётя Оля заметила, что мухи очень любят сахар и ягоды, поэтому она принялась каждый день варить ягоды в сахаре. Мухи сейчас, конечно, догадались, для чего это всё делается, и лезли из чувства благодарности прямо в тазик с вареньем. Алёнушка очень любила варенье, но тётя Оля давала ей всего одну или две ложечки, не желая обижать мух.

Так как мухи за раз не могли съесть всего, то тётя Оля откладывала часть варенья в стеклянные банки (чтобы не съели мыши, которым варенья совсем не полагается) и потом подавала его каждый день мухам, когда пила чай.

- Ах, какие все добрые и хорошие! - восхищалась молодая Мушка, летая из окна в окно. - Может быть, даже хорошо, что люди не умеют летать. Тогда бы они превратились в мух, больших и прожорливых мух, и, наверное, съели бы всё сами. Ах, как хорошо жить на свете!

- Ну, люди уж не совсем такие добряки, как ты думаешь, - заметила старая Муха, любившая поворчать. - Это только так кажется. Ты обратила внимание на человека, которого все называют "папой"?

- О да. Это очень странный господин. Вы совершенно правы, хорошая, добрая старая Муха. Для чего он курит свою трубку, когда отлично знает, что я совсем не выношу табачного дыма? Мне кажется, что это он делает прямо назло мне. Потом, решительно ничего не хочет сделать для мух. Я раз попробовала чернил, которыми он что-то такое вечно пишет, и чуть не умерла. Это, наконец, возмутительно! Я своими глазами видела, как в его чернильнице тонули две такие хорошенькие, но совершенно неопытные мушки. Это была ужасная картина, когда он пером вытащил одну из них и посадил на бумагу великолепную кляксу. Представьте себе, он в этом обвинял не себя, а нас же! Где справедливость?

- Я думаю, что этот папа совсем лишён справедливости, хотя у него есть одно достоинство, - ответила старая, опытная Муха. - Он пьёт пиво после обеда. Это совсем недурная привычка! Я, признаться, тоже не прочь выпить пива, хотя у меня и кружится от него голова. Что делать, дурная привычка!

- И я тоже люблю пиво, - призналась молоденькая Мушка и даже немного покраснела. - Мне делается от него так весело, так весело, хотя на другой день немного и болит голова. Но папа, может быть, оттого ничего не делает для мух, что сам не ест варенья, а сахар опускает только в стакан чаю. По-моему, нельзя ждать ничего хорошего от человека, который не ест варенья. Ему остаётся только курить свою трубку.

Мухи вообще отлично знали всех людей, хотя и ценили их по-своему.

Лето стояло жаркое, и с каждым днём мух являлось всё больше и больше. Они падали в молоко, лезли в суп, в чернильницу, жужжали, вертелись и приставали ко всем. Но наша маленькая Мушка успела сделаться уже настоящей большой мухой и несколько раз чуть не погибла. В первый раз она увязла ножками в варенье, так что едва выползла; в другой раз спросонья налетела на зажжённую лампу и чуть не спалила себе крылышек; в третий раз чуть не попала между оконных створок, - вообще приключений было достаточно.

- Что это такое: житья от этих мух не стало! - жаловалась кухарка. - Точно сумасшедшие, так и лезут везде. Нужно их изводить.

Даже наша Муха начала находить, что мух развелось слишком много, особенно в кухне. По вечерам потолок покрывался точно живой, двигавшейся сеткой. А когда приносили провизию, мухи бросались на неё живой кучей, толкали друг друга и страшно ссорились. Лучшие куски доставались только самым бойким и сильным, а остальным доставались объедки. Паша была права.

Но тут случилось нечто ужасное. Раз утром Паша вместе с провизией принесла пачку очень вкусных бумажек - то есть они сделались вкусными, когда их разложили на тарелочки, обсыпали мелким сахаром и облили тёплой водой.

- Вот отличное угощенье мухам! - говорила кухарка Паша, расставляя тарелочки на самых видных местах.

Мухи и без Паши догадались, что это делается для них, и весёлой гурьбой накинулись на новое кушанье. Наша Муха тоже бросилась к одной тарелочке, но её оттолкнули довольно грубо.

- Что вы толкаетесь, господа? - обиделась она. - А впрочем, я уж не такая жадная, чтобы отнимать что-нибудь у других. Это, наконец, невежливо.

Дальше произошло что-то невозможное. Самые жадные мухи поплатились первыми. Они сначала бродили, как пьяные, а потом и совсем свалились. Наутро Паша намела целую большую тарелку мёртвых мух. Остались живыми только самые благоразумные, а в том числе и наша Муха.

- Не хотим бумажек! - пищали все. - Не хотим.

Но на следующий день повторилось то же самое. Из благоразумных мух остались целыми только самые благоразумные. Но Паша находила, что слишком много и таких, самых благоразумных.

- Житья от них нет, - жаловалась она.

Тогда господин, которого звали папой, принёс три стеклянных, очень красивых колпака, налил в них пива и поставил на тарелочки. Тут попались и самые благоразумные мухи. Оказалось, что эти колпаки просто мухоловки. Мухи летели на запах пива, попадали в колпак и там погибали, потому что не умели найти выхода.

- Вот теперь отлично! - одобряла Паша; она оказалась совершенно бессердечной женщиной и радовалась чужой беде.

Что же тут отличного, посудите сами. Если бы у людей были такие же крылья, как у мух, и если бы поставить мухоловки величиной с дом, то они попадались бы точно так же. Наша Муха, наученная горьким опытом даже самых благоразумных мух, перестала совсем верить людям. Они только кажутся добрыми, эти люди, а, в сущности, только тем и занимаются, что всю жизнь обманывают доверчивых бедных мух. О, это самое хитрое и злое животное, если говорить правду!

Мух сильно поубавилось от всех этих неприятностей, а тут новая беда. Оказалось, что лето прошло, начались дожди, подул холодный ветер, и вообще наступила неприятная погода.

- Неужели лето прошло? - удивлялись оставшиеся в живых мухи. - Позвольте, когда же оно успело пройти? Это, наконец, несправедливо. Не успели оглянуться, а тут осень.

Это было похуже отравленных бумажек и стеклянных мухоловок. От наступавшей скверной погоды можно было искать защиты только у своего злейшего врага, то есть господина человека. Увы! Теперь уже окна не отворялись по целым дням, а только изредка - форточки. Даже само солнце и то светило точно для того только, чтобы обманывать доверчивых комнатных мух. Как вам понравится, например, такая картина? Утро. Солнце так весело заглядывает во все окна, точно приглашает всех мух в сад. Можно подумать, что возвращается опять лето. И что же, - доверчивые мухи вылетают в форточку, но солнце только светит, а не греет. Они летят назад - форточка закрыта. Много мух погибло таким образом в холодные осенние ночи только благодаря своей доверчивости.

- Нет, я не верю, - говорила наша Муха. - Ничему не верю. Если уж солнце обманывает, то кому же и чему можно верить?

Понятно, что с наступлением осени все мухи испытывали самое дурное настроение духа. Характер сразу испортился почти у всех. О прежних радостях не было и помину. Все сделались такими хмурыми, вялыми и недовольными. Некоторые дошли до того, что начали даже кусаться, чего раньше не было.

У нашей Мухи до того испортился характер, что она совершенно не узнавала самой себя. Раньше, например, она жалела других мух, когда те погибали, а сейчас думала только о себе. Ей было даже стыдно сказать вслух, что она думала:

"Ну и пусть погибают - мне больше достанется".

Во-первых, настоящих тёплых уголков, в которых может прожить зиму настоящая, порядочная муха, совсем не так много, а во-вторых, просто надоели другие мухи, которые везде лезли, выхватывали из-под носа самые лучшие куски и вообще вели себя довольно бесцеремонно. Пора и отдохнуть.

Эти другие мухи точно понимали эти злые мысли и умирали сотнями. Даже не умирали, а точно засыпали. С каждым днём их делалось всё меньше и меньше, так что совершенно было не нужно ни отравленных бумажек, ни стеклянных мухоловок. Но нашей Мухе и этого было мало: ей хотелось остаться совершенно одной. Подумайте, какая прелесть - пять комнат, и всего одна муха!

Наступил и такой счастливый день. Рано утром наша Муха проснулась довольно поздно. Она давно уже испытывала какую-то непонятную усталость и предпочитала сидеть неподвижно в своём уголке, под печкой. А тут она почувствовала, что случилось что-то необыкновенное. Стоило подлететь к окну, как всё разъяснилось сразу. Выпал первый снег. Земля была покрыта ярко белевшей пеленой.

- А, так вот какая бывает зима! - сообразила она сразу. - Она совсем белая, как кусок хорошего сахара.

Потом Муха заметила, что все другие мухи исчезли окончательно. Бедняжки не перенесли первого холода и заснули, кому, где случилось. Муха в другое время пожалела бы их, а теперь подумала:

"Вот и отлично. Теперь я совсем одна! Никто не будет есть моего варенья, моего сахара, моих крошечек. Ах, как хорошо! "

Она облетела все комнаты и ещё раз убедилась, что она совершенно одна. Теперь можно было делать решительно всё, что захочется. А как хорошо, что в комнатах так тепло! Зима там, на улице, а в комнатах и тепло и уютно, особенно когда вечером зажигали лампы и свечи. С первой лампой, впрочем, вышла маленькая неприятность - Муха налетела было опять на огонь и чуть не сгорела.

- Это, вероятно, зимняя ловушка для мух, - сообразила она, потирая обожжённые лапки. - Нет, меня не проведёте. О, я отлично всё понимаю! Вы хотите сжечь последнюю муху? А я этого совсем не желаю. Тоже вот и плита в кухне - разве я не понимаю, что это тоже ловушка для мух!

Последняя Муха была счастлива всего несколько дней, а потом вдруг ей сделалось скучно, так скучно, так скучно, что, кажется, и не рассказать. Конечно, ей было тепло, она была сыта, а потом, потом она стала скучать. Полетает, полетает, отдохнёт, поест, опять полетает - и опять ей делается скучнее прежнего.

- Ах, как мне скучно! - пищала она самым жалобным тоненьким голосом, летая из комнаты в комнату. - Хоть бы одна была мушка ещё, самая скверная, а всё-таки мушка.

Как ни жаловалась последняя Муха на своё одиночество, - её решительно никто не хотел понимать. Конечно, это её злило ещё больше, и она приставала к людям как сумасшедшая. Кому на нос сядет, кому на ухо, а то примется летать перед глазами взад и вперёд. Одним словом, настоящая сумасшедшая.

- Господи, как же вы не хотите понять, что я совершенно одна и что мне очень скучно? - пищала она каждому. - Вы даже и летать не умеете, а поэтому не знаете, что такое скука. Хоть бы кто-нибудь поиграл со мной. Да нет, куда вам? Что может быть неповоротливее и неуклюжее человека? Самая безобразная тварь, какую я когда-нибудь встречала.

Последняя Муха надоела и собаке и кошке - решительно всем. Больше всего её огорчило, когда тётя Оля сказала:

- Ах, последняя муха. Пожалуйста, не трогайте её. Пусть живёт всю зиму.

Что же это такое? Это уж прямое оскорбление. Её, кажется, и за муху перестали считать. "Пусть поживёт", - скажите, какое сделали одолжение! А если мне скучно! А если я, может быть, и жить совсем не хочу? Вот не хочу - и всё тут".

Последняя Муха до того рассердилась на всех, что даже самой сделалось страшно. Летает, жужжит, пищит. Сидевший в углу Паук наконец сжалился над ней и сказал:

- Милая Муха, идите ко мне. Какая красивая у меня паутина!

- Покорно благодарю. Вот ещё нашёлся приятель! Знаю я, что такое твоя красивая паутина. Наверно, ты когда-нибудь был человеком, а теперь только притворяешься пауком.

- Как знаете, я вам же добра желаю.

- Ах, какой противный! Это называется - желать добра: съесть последнюю Муху!

Они сильно повздорили, и всё-таки было скучно, так скучно, так скучно, что и не расскажешь. Муха озлобилась решительно на всех, устала и громко заявила:

- Если так, если вы не хотите понять, как мне скучно, так я буду сидеть в углу целую зиму! Вот вам! Да, буду сидеть и не выйду ни за что.

Она даже всплакнула с горя, припоминая минувшее летнее веселье. Сколько было весёлых мух; а она ещё желала остаться совершенно одной. Это была роковая ошибка.

Зима тянулась без конца, и последняя Муха начала думать, что лета больше уже не будет совсем. Ей хотелось умереть, и она плакала потихоньку. Это, наверно, люди придумали зиму, потому что они придумывают решительно всё, что вредно мухам. А может быть, это тётя Оля спрятала куда-нибудь лето, как прячет сахар и варенье?

Последняя Муха готова была совсем умереть с отчаяния, как случилось нечто совершенно особенное. Она, по обыкновению, сидела в своём уголке и сердилась, как вдруг слышит: ж-ж-жж! Сначала она не поверила собственным ушам, а подумала, что её кто-нибудь обманывает. А потом. Боже, что это было! Мимо неё пролетела настоящая живая мушка, ещё совсем молоденькая. Она только что успела родиться и радовалась.

- Весна начинается! весна! - жужжала она.

Как они обрадовались друг другу! Обнимались, целовались и даже облизывали одна другую хоботками. Старая Муха несколько дней рассказывала, как скверно провела всю зиму и как ей было скучно одной. Молоденькая Мушка только смеялась тоненьким голоском и никак не могла понять, как это было скучно.

- Весна! весна! - повторяла она.

Когда тётя Оля велела выставить все зимние рамы и Алёнушка выглянула в первое открытое окно, последняя Муха сразу всё поняла.

- Теперь я знаю всё, - жужжала она, вылетая в окно, - лето делаем мы, мухи.

«Как муравьишка домой спешил»

Бианки Виталий Валентинович

Залез Муравей на березу. Долез до вершины, посмотрел вниз, а там, на земле, его родной муравейник чуть виден.

Муравьишка сел на листок и думает: "Отдохну немножко — и вниз".

У муравьев ведь строго: только солнышко на закат, — все домой бегут. Сядет солнце, — и муравьи все ходы и выходы закроют — и спать. А кто опоздал, тот хоть на улице ночуй.

Солнце уже к лесу спускалось.

Муравей сидит на листке и думает: "Ничего, поспею: вниз ведь скорей".

А листок был плохой: желтый, сухой. Дунул ветер и сорвал его с ветки.

Несется листок через лес, через реку, через деревню.

Летит Муравьишка на листке, качается — чуть жив от страха. Занес ветер листок на луг за деревней да там и бросил. Листок упал на камень, Муравьишка себе ноги отшиб.

Лежит и думает: "Пропала моя головушка. Не добраться мне теперь до дому. Место кругом ровное. Был бы здоров — сразу бы добежал, да вот беда: ноги болят. Обидно, хоть землю кусай".

Смотрит Муравей: рядом Гусеница-Землемер лежит. Червяк червяком, только спереди — ножки и сзади — ножки.

Муравьишка говорит Землемеру:

— Землемер, Землемер, снеси меня домой. У меня ножки болят.

— А кусаться не будешь?

— Кусаться не буду.

— Ну садись, подвезу.

Муравьишка вскарабкался на спину к Землемеру. Тот изогнулся дугой, задние ноги к передним приставил, хвост — к голове. Потом вдруг встал во весь рост, да так и лег на землю палкой. Отмерил на земле, сколько в нем росту, и опять в дугу скрючился. Так и пошел, так и пошел землю мерить.

Муравьишка то к земле летит, то к небу, то вниз головой, то вверх.

— Не могу больше! — кричит. — Стой! А то укушу!

Остановился Землемер, вытянулся по земле. Муравьишка слез, еле отдышался.

Огляделся, видит: луг впереди, на лугу трава скошенная лежит. А по лугу Паук-Сенокосец шагает: ноги как ходули, между ног голова качается.

— Паук, а Паук, снеси меня домой! У меня ножки болят.

— Ну что ж, садись, подвезу.

Пришлось Муравьишке по паучьей ноге вверх лезть до коленки, а с коленки вниз спускаться Пауку на спину: коленки у Сенокосца торчат выше спины.

Начал Паук свои ходули переставлять — одна нога тут, другая там; все восемь ног, будто спицы, в глазах у Муравьишки замелькали. А идет Паук не быстро, брюхом по земле чиркает. Надоела Муравьишке такая езда. Чуть было не укусил он Паука. Да тут, на счастье, вышли они на гладкую дорожку.

Остановился Паук.

— Слезай, — говорит. — Вон Жужелица бежит, она резвей меня.

Слез Муравьишка.

— Жужелка, Жужелка, снеси меня домой! У меня ножки болят.

— Садись, прокачу.

Только успел Муравьишка вскарабкаться Жужелице на спину, она как пустится бежать! Ноги у нее ровные, как у коня.

Бежит шестиногий конь, бежит, не трясет, будто по воздуху летит.

Вмиг домчались до картофельного поля.

— А теперь слезай, — говорит Жужелица. — Не с моими ногами по картофельным грядам прыгать. Другого коня бери.

Пришлось слезть.

Картофельная ботва для Муравьишки — лес густой. Тут и со здоровыми ногами — целый день бежать. А солнце уж низко.

Вдруг слышит Муравьишка, пищит кто-то:

— А ну, Муравей, полезай ко мне на спину, поскачем.

Обернулся Муравьишка — стоит рядом Жучок-Блошачок, чуть от земли видно.

— Да ты маленький! Тебе меня не поднять.

— А ты-то большой! Лезь, говорю.

Кое-как уместился Муравей на спине у Блошачка. Только-только ножки поставил.

— Влез?

— Ну, влез.

— А влез, так держись.

Блошачок подобрал под себя толстые задние ножки — а они у него как пружинки, складные — да щелк! — распрямил их. Глядь, уж он на грядке сидит. Щелк! — на другой. Щелк! — на третьей.

Так весь огород и отщелкал до самого забора.

Муравьишка спрашивает:

— А через забор можешь?

— Через забор не могу: высок очень. Ты Кузнечика попроси: он может.

— Кузнечик, Кузнечик, снеси меня домой! У меня ножки болят.

— Садись на загривок.

Сел Муравьишка Кузнечику на загривок.

Кузнечик сложил свои длинные задние ноги пополам, потом разом выпрямил их и подскочил высоко в воздух, как Блошачок. Но тут с треском развернулись у него за спиной крылья, перенесли Кузнечика через забор и тихонько опустили на землю.

— Стоп! — сказал Кузнечик. — Приехали.

Муравьишка глядит вперед, а там широкая река: год по ней плыви — не переплывешь.

А солнце еще ниже.

Кузнечик говорит:

— Через реку и мне не перескочить: очень уж широкая. Стой-ка, я Водомерку кликну: будет тебе перевозчик.

Затрещал по-своему, глядь — бежит по воде лодочка на ножках.

Подбежала. Нет, не лодочка, а Водомерка-Клоп.

— Водомер, Водомер, снеси меня домой! У меня ножки болят.

— Ладно, садись, перевезу.

Сел Муравьишка. Водомер подпрыгнул и зашагал по воде, как посуху.

А солнце уж совсем низко.

— Миленький, шибче! — просит Муравьишка. — Меня домой не пустят.

— Можно и пошибче, — говорит Водомер.

Да как припустит! Оттолкнется, оттолкнется ножками и катит-скользит по воде, как по льду. Живо на том берегу очутился.

— А по земле не можешь? — спрашивает Муравьишка.

— По земле мне трудно, ноги не скользят. Да и гляди-ка: впереди-то лес. Ищи себе другого коня.

Посмотрел Муравьишка вперед и видит: стоит над рекой лес высокий, до самого неба. И солнце за ним уже скрылось. Нет, не попасть Муравьишке, домой!

— Гляди, — говорит Водомер, — вот тебе и конь ползет.

Видит Муравьишка: ползет мимо Майский Хрущ — тяжелый жук, неуклюжий жук. Разве на таком коне далеко ускачешь?

Все-таки послушался Водомера.

— Хрущ, Хрущ, снеси меня домой! У меня ножки болят.

— А ты где живешь?

— В муравейнике за лесом.

— Далеконько… ну, что с тобой делать? Садись, довезу.

Полез Муравьишка по жесткому жучьему боку.

— Сел, что ли?

— Сел.

— А куда сел?

— На спину.

— Эх, глупый! Полезай на голову.

Влез Муравьишка Жуку на голову. И хорошо, что не остался на спине: разломил Жук спину надвое, два жестких крыла приподнял. Крылья у Жука точно два перевернутых корыта, а из-под них другие крылышки лезут, разворачиваются: тоненькие, прозрачные, шире и длиннее верхних.

Стал Жук пыхтеть, надуваться: "Уф! Уф! Уф!"

Будто мотор заводит.

— Дяденька, — просит Муравьишка, — поскорей! Миленький, поживей!

Не отвечает Жук, только пыхтит: "Уф! Уф! Уф!"

Вдруг затрепетали тонкие крылышки, заработали. "Жжж! Тук-тук-тук!.." — поднялся Хрущ на воздух. Как пробку, выкинуло его ветром вверх — выше леса.

Муравьишка сверху видит: солнышко уже краем землю зацепило.

Как помчал Хрущ — у Муравьишки даже дух захватило.

"Жжж! Тук-тук-тук!" — несется Жук, буравит воздух, как пуля.

Мелькнул под ним лес — и пропал.

А вот и береза знакомая, и муравейник под ней.

Над самой вершиной березы выключил Жук мотор и — шлеп! — сел на сук.

— Дяденька, миленький! — взмолился Муравьишка. — А вниз-то мне как? У меня ведь ножки болят, я себе шею сломаю.

Сложил Жук тонкие крылышки вдоль спины. Сверху жесткими корытцами прикрыл. Кончики тонких крыльев аккуратно под корытца убрал.

Подумал и говорит:

— А уж как тебе вниз спуститься, — не знаю. Я на муравейник не полечу: уж очень больно вы, муравьи, кусаетесь. Добирайся сам, как знаешь.

Глянул Муравьишка вниз, а там, под самой березой, его дом родной.

Глянул на солнышко: солнышко уже по пояс в землю ушло.

Глянул вокруг себя: сучья да листья, листья да сучья.

Не попасть Муравьишке домой, хоть вниз головой бросайся! Вдруг видит: рядом на листке Гусеница Листовертка сидит, шелковую нитку из себя тянет, тянет и на сучок мотает.

— Гусеница, Гусеница, спусти меня домой! Последняя мне минуточка осталась — не пустят меня домой ночевать.

— Отстань! Видишь, дело делаю: пряжу пряду.

— Все меня жалели, никто не гнал, ты первая!

Не удержался Муравьишка, кинулся на нее да как куснет!

С перепугу Гусеница лапки поджала да кувырк с листа — и полетела вниз.

А Муравьишка на ней висит — крепко вцепился. Только недолго они падали: что-то их сверху — дерг!

И закачались они оба на шелковой ниточке: ниточка-то на сучок была намотана.

Качается Муравьишка на Листовертке, как на качелях. А ниточка всё длинней, длинней, длинней делается: выматывается у Листовертки из брюшка, тянется, не рвется. Муравьишка с Листоверткой всё ниже, ниже, ниже опускаются.

А внизу, в муравейнике, муравьи хлопочут, спешат, входы-выходы закрывают.

Все закрыли — один, последний, вход остался. Муравьишка с Гусеницы кувырк-и домой!

Тут и солнышко зашло.

СКРИПУН-НЕВИДИМКА

Г. Скребицкий

Хорошо летом в деревне встать пораньше, ещё до восхода солнышка. Небо прозрачное, с лёгкой прозеленью, будто морская вода. Воздух влажный, прохладный. Из-за плетней так славно попахивает отсыревшими лопухами, крапивой и горьковатой полынью! А потом набежит ветерок, дохнёт прямо в лицо свежим печёным хлебом. Значит, хозяйки уже не спят, хлопочут возле печей.

Вот и дымок синей ленточкой потянулся из труб. Настало утро, раннее утро в деревне.

Петя и Вася с удочками и ведёрком для будущей рыбы вышли на крыльцо. Мешкать нечего, нужно бежать на речку. Дедушка вчера говорил: «На заре хорошо клюёт». Он и место показал ребятам, где нужно ловить. В бочаге под крутояром — там самая рыба: головли, язи… а то и лещ попадает.

Петя с Васей только на днях приехали погостить к деду на лето.

В деревне куда привольней, чем в городе. Можно и в лес за ягодами сходить, и на речку — искупаться и порыбачить. Ребята рыбачили каждый день. А к обеду уха, да ещё какая! Из свежей рыбы, пойманной собственными руками. Только рыба-то больно мелка: одни пескари, окуньки да ерши.

«Нужно пораньше встать, на утренней зорьке, крупная попадётся», — сказал дедушка. Вот мальчики и решили попробовать.

Миновали деревню. По узенькой стёжке вышли в высокий конопляник, будто в густые зелёные джунгли. Воздух здесь душный, спёртый, как в настоящих джунглях. С конопляных головок прямо за шиворот сыплются капли росы.

Смеясь и поёживаясь, ребятишки выбрались наконец к реке. По кладышкам возле мельницы перебрались на другой берег, в луга; пошли напрямик через луг, к видневшимся издали старым ветлам. Там, возле них, крутояр, там и ловить нужно.

— Вот бы мне леща отхватить! — сказал Петя.— Ловко бы получилось!

Петя был старше Васи на целых два года и во всём обгонял товарища. Пойдут в лес за ягодами — Петя мигом полную корзиночку наберёт да ещё найдёт что-нибудь диковинное: то птичье гнездо разыщет, то лисью или барсучью нору, а вчера вовсе лосиный рог нашёл — прямо счастливец! Глаза у него уж очень зоркие, так и шныряют по кустам, по траве. Сразу что-нибудь да заметят.

А у Васи никак не получается: пока он раскачается, товарищ уже все кусты облазил, всё обглядел. Ничего не поделаешь, приходится Васе сзади плестись.

Ребята почти миновали луг, спустились в болотистую низинку.

Трава здесь особенно густая, высокая. Из неё зелёными шапками поднимаются кусты ольшаника.

Петя дошёл уже до середины низины и вдруг остановился.

Впереди из густой травы послышался громкий, сердитый крик. «Др-р-р!..» — скрипел кто-то невидимый в траве под густым кустом.

Ребята затаив дыхание переглянулись. Что за зверь?

— Давай поймаем, — шепнул Петя.

Вася одобрительно кивнул головой. Правда, ему было чуточку жутковато: ведь неизвестно, какой зверёк притаился в кустах. А ну как бросится да как цапнет! Но любопытство и охотничий азарт взяли верх.

Ребята постояли с минуту. Снова из-под кустов послышался тот же сердитый, скрипучий крик. Видно, зверёк засел в кустах и сердился на то, что ребята его побеспокоили. А может быть, у него в кустах, в траве, было гнездо и в нём детёныши.

Петя с Васей осторожно, крадучись, обошли с двух сторон намеченный куст и начали к нему приближаться. Вот уже совсем близко. Ребята приостановились, зорко вглядываясь в зелёную чащу травяных стеблей.

«Др-р-р, др-р-р!..» —раздалось из-под куста.

— Лови! — крикнул Петя, первый бросаясь и куст.

Вася кинулся с другой стороны.

Кустик густой, но маленький, под ним не затаишься. «Сейчас поймаем».

Ребята мигом осмотрели всё под кустом. Вот так диво: никого нет. Наверное, спрятался в норку, успел улизнуть.

Стали на колени, раздвинули руками ветви, траву, оглядели каждый клочок земли — нет ни норы, ни зверька, будто сквозь землю провалился.

— Наверное, удрал, пока мы бежали. В траве не заметили, — сказал Петя.

Вася хотел что-то ответить, но тут вдруг из-под соседнего кустика снова: «Др-р!.. Др-р!..»

— Ах, вон он где! — обрадовались ребята и сразу туда, на крик.

Подбежали, глядят — опять нет никого. Что же это за зверь такой? Прямо зверёк-невидимка!

Пока шарили в траве, возле куста, невидимка ещё дальше, в самом болотце, начал скрипеть, будто над ловцами потешается.

Сколько ни гонялись за ним ребята, так невидимку и не увидели. Уже солнце высоко на небе поднялось, начало припекать. Тогда вдруг ребятишки вспомнили про рыбную ловлю на ранней зорьке. Но какая уж тут заря! Только зря время потеряли. Подобрали брошенные на краю низины удочки и пошли домой.

Дома мальчики сразу же рассказали дедушке про зверька-невидимку.

Старичок хитро улыбнулся:

— Ну ладно, ребятки, завтра сам вместе с вами на луг схожу, может, этого невидимку и выследим.

Петя с Васей насилу дождались следующего дня. Опять встали на зорьке и теперь уже втроём, с дедушкой, отправились выслеживать таинственного зверька. Собственно, пошли даже не трое, а четверо: дедушка прихватил с собой своего старого охотничьего пса Каррошку. Тот очень обрадовался этой прогулке. Давно уже дедушка не хаживал с ним на охоту.

Тем же путём, как и вчера, перешли по кладышкам через речку и направились по лугу к ветлам у самого крутояра.

Вот и болотистая низина посреди луга.

Дедушка сделал знак ребятам, чтобы не шумели, громко не разговаривали. Все трое потихоньку уселись на пригорочке и стали ждать, когда невидимка подаст свой голос. Карро улёгся тут же, рядом с хозяином.

Ждали совсем недолго. Почти в том же месте, где и вчера, из густой травы раздался громкий, сердитый скрип.

Старичок быстро встал и скомандовал Каррошке:

— Ищи, брат, выгоняй его из травы.

— А он не укусит собаку? — забеспокоился Вася.

— Не укусит. Ему и кусаться-то нечем, — ответил старичок.

Между тем Каррошка опрометью помчался в низину, заискал возле кустов и вдруг так и замер на месте. Вытянулся, дрожит весь, глазами в траву уставился.

Дедушка крикнул: — Вперёд!

Каррошка бросился, заметался по сторонам. Никого нет. Значит, и от собаки удрал невидимка.

Пока Каррошка лазил, искал возле куста, невидимка как ни в чём не бывало опять заскрипел в сторонке. Прямо, видать, насмехается и над людьми и над собакой. Попробуйте, разыщите меня в траве.

— Слышишь, где он кричит? — сказал старичок собаке. — Беги-ка скорей туда.

Каррошка, будто понял слова хозяина, помчался на крик невидимки, снова заискал, вынюхивая траву, и снова замер на месте, по-охотничьему—«стал на стойку». Но на этот раз уткнулся мордой прямо в куст. Значит, невидимка сидел именно там. А чтобы он снова не смог удрать и одурачить всех, ребята и дедушка окружили куст с трёх сторон. С четвёртой караулил Каррошка.

— Вперёд! — скомандовал дедушка.

Собака бросилась в куст. И вдруг из-под него, из густой травы, тяжело взлетела небольшая рыжеватая птица. С виду она походила на голенастого подростка-цыплёнка — такая нескладная.

Полетела над самым лугом, вытянув шею, а ноги повисли вниз и болтались, словно она забыла их подобрать. Вообще весь вид этой забавной птицы был на редкость смешной и нелепый. И летать-то она как следует не умела: отлетела к ближайшим кустам и снова ткнулась в густую траву.

Ребята проводили её глазами. Пускай летит. Их ведь интересовала совсем не она.

— Видали? — спросил дедушка и посвистал Каррошке, чтобы тот вылезал из кустов.

— Видали. А где же скрипун?

— Это скрипун и есть.

— Как же так? Да разве он не зверёк? Дедушка рассмеялся:

— Нет, ребята. Скрипун не зверь, а птица. И зовут её коростель, или иначе — дергач. Прозвали так потому, что, когда она заскрипит, кажется, будто кто-то дёргает — разрывает материю.

— Птица? А почему же она, как мышь, в траве бегает и прячется, а лететь не летит? — недоумевал Петя. — Какая же это птица?

— Птица совсем особенная, — ответил дедушка, — прямо, можно сказать, необыкновенная птица. Осенью, когда перелётные птицы в южные страны полетят, коростели тоже к югу направятся, только не на крыльях, а пешком. Побегут за сотни километров, через луга, через болота. А там, где нельзя бежать, на крылья поднимутся. Но не думайте, что коростели плохо летают, вовсе нет. Вот доберутся они до берега моря — через море не перебежишь и не переплывёшь его, да и плавать коростели не умеют, — тогда волей-неволей приходится лететь, чтобы в южные страны перебраться. А весной обратно опять через море в наши края летят. Перелетят на родной берег, тут и разбредутся по нашим лугам, по болотам.

Пока дедушка рассказывал о коростеле-дергаче, тот уже снова заскрипел в траве возле соседних кустов.

— А почему он так громко кричит? — спросил Вася. — На нас сердится? Или дразнит?

— Совсем нет, — ответил старичок. — Он вовсе не сердится и никого не дразнит, а просто поёт.

— Поёт?! — в один голос воскликнули мальчики.

— Да, поёт, — спокойно ответил дедушка. — Вам не нравится? Что ж поделаешь, он ведь совсем не для вас и старается. Весной каждая птица поёт по-своему. Жаворонок, соловей, малиновка... да мало ли ещё отличных певцов? А вот кукушка только кукует, а перепел только выкрикивает: «Пить-полоть! Пить-полоть!» Это и есть его песенка. Вот и коростель поёт весной и в начале лета по заречным лугам. Поёт так, как умеет. Плохо ли, хорошо — об этом судить не нам. Дедушка примолк, прислушался к скрипу коростеля и, улыбнувшись, добавил:

— А по-моему, совсем неплохо у него получается. Нужно только как следует прочувствовать его песенку.

И ребята, усевшись в густой траве, тоже начали слушать.

Занималось погожее утро. Солнце уже поднялось над землёй и светило сквозь лёгкие, прозрачные облака, словно сквозь прозрачную занавеску. В прохладном небе звенели жаворонки. С болота доносилось громкое кваканье лягушек. А где-то совсем близко, в кустах, в густой траве, им басовито вторил таинственный певец-невидимка.

Ребята сидели тихо-тихо. Они слушали все эти столь различные голоса, слушали и удивлялись: а ведь никто из певцов не мешал другому. Наоборот, их голоса дополняли друг друга и все вместе сливались в общий чудесный хор, хор заречных певцов летнего утра.

— Хорошо поют! — сказал Вася.

— И коростель хорошо, — так же тихо ответил Петя.

Дедушка одобрительно кивнул головой. Он не хотел говорить — он слушал.

Неизвестный цветок.

Андрей Платонович Платонов (Сказка - быль)

    Жил на свете маленький цветок. Никто и не знал, что он есть на земле.

Он  рос  один  на  пустыре;  коровы и  козы  не  ходили туда,  и  дети  из

пионерского лагеря там никогда не  играли.  На  пустыре трава не росла,  а

лежали одни старые серые камни,  и меж ними была сухая мертвая глина. Лишь

один ветер гулял по  пустырю;  как  дедушка-сеятель,  ветер носил семена и

сеял их всюду -  и в черную влажную землю,  и на голый каменный пустырь. В

черной доброй земле из семян рождались цветы и  травы,  а  в камне и глине

семена умирали.

     А  однажды упало из ветра одно семечко,  и  приютилось оно в ямке меж

камнем и  глиной.  Долго томилось это семечко,  а  потом напиталось росой,

распалось,  выпустило из себя тонкие волоски корешка, впилось ими в камень

и в глину и стало расти.

     Так начал жить на свете тот маленький цветок. Нечем было ему питаться

в камне и в глине;  капли дождя,  упавшие с неба, сходили по верху земли и

не проникали до его корня,  а  цветок все жил и жил и рос помаленьку выше.

Он  поднимал листья против ветра,  и  ветер утихал возле цветка;  из ветра

упадали на глину пылинки,  что принес ветер с черной тучной земли; и в тех

пылинках находилась пища цветку,  но пылинки были сухие. Чтобы смочить их,

цветок всю ночь сторожил росу и  собирал ее  по  каплям на свои листья.  А

когда листья тяжелели от росы,  цветок опускал их, и роса падала вниз; она

увлажняла черные земляные пылинки,  что принес ветер,  и разъедала мертвую

глину.

     Днем цветок сторожил ветер,  а  ночью росу.  Он трудился день и ночь,

чтобы жить и не умереть. Он вырастил свои листья большими, чтобы они могли

останавливать ветер и собирать росу. Однако трудно было цветку питаться из

одних пылинок,  что выпали из ветра,  и  еще собирать для них росу.  Но он

нуждался в  жизни и превозмогал терпеньем свою боль от голода и усталости.

Лишь один раз в сутки цветок радовался;  когда первый луч утреннего солнца

касался его утомленных листьев.

     Если же ветер подолгу не приходил на пустырь, плохо тогда становилось

маленькому цветку, и уже не хватало у него силы жить и расти.

     Цветок,  однако,  не хотел жить печально;  поэтому,  когда ему бывало

совсем горестно,  он дремал. Все же он постоянно старался расти, если даже

корни его глодали голый камень и сухую глину.  В такое время листья его не

могли напитаться полной силой и  стать зелеными:  одна  жилка у  них  была

синяя,  другая красная,  третья голубая или золотого цвета.  Это случалось

оттого,  что цветку недоставало еды,  и мученье его обозначалось в листьях

разными цветами.  Сам цветок,  однако, этого не знал: он ведь был слепой и

не видел себя, какой он есть.

     В середине лета цветок распустил венчик вверху. До этого он был похож

на травку, а теперь стал настоящим цветком. Венчик у него был составлен из

лепестков простого светлого цвета, ясного и сильного, как у звезды. И, как

звезда,  он светился живым мерцающим огнем, и его видно было даже в темную

ночь. А когда ветер приходил на пустырь, он всегда касался цветка и уносил

его запах с собою.

     И  вот шла однажды поутру девочка Даша мимо того пустыря.  Она жила с

подругами в  пионерском лагере,  а  нынче утром проснулась и  заскучала по

матери.  Она написала матери письмо и понесла письмо на станцию, чтобы оно

скорее дошло.  По дороге Даша целовала конверт с письмом и завидовала ему,

что он увидит мать скорее, чем она.

     На краю пустыря Даша почувствовала благоухание. Она поглядела вокруг.

Вблизи никаких цветов не было,  по тропинке росла одна маленькая травка, а

пустырь был вовсе голый;  но ветер шел с  пустыря и  приносил оттуда тихий

запах,  как зовущий голос маленькой неизвестной жизни. Даша вспомнила одну

сказку, ее давно рассказывала ей мать. Мать говорила о цветке, который все

грустил по  своей  матери  -  розе,  но  плакать он  не  мог,  и  только в

благоухании проходила его грусть.

     "Может,  это цветок скучает там по своей матери,  как я",  - подумала

Даша.

     Она пошла в пустырь и увидела около камня тот маленький цветок.  Даша

никогда еще не видела такого цветка -  ни в поле, ни в лесу, ни в книге на

картинке,  ни в ботаническом саду, нигде. Она села на землю возле цветка и

спросила его:

     - Отчего ты такой?

     - Не знаю, - ответил цветок.

     - А отчего ты на других непохожий?

     Цветок опять не  знал,  что сказать.  Но он впервые так близко слышал

голос человека, впервые кто-то смотрел на него, и он не хотел обидеть Дашу

молчанием.

     - Оттого, что мне трудно, - ответил цветок.

     - А как тебя зовут? - спросила Даша.

     - Меня никто не зовет, - сказал маленький цветок, - я один живу.

     Даша осмотрелась в пустыре.

     - Тут камень,  тут глина! - сказала она. - Как же ты один живешь, как

же ты из глины вырос и не умер, маленький такой?

     - Не знаю, - ответил цветок.

     Даша склонилась к нему и поцеловала его в светящуюся головку.

     На другой день в  гости к маленькому цветку пришли все пионеры.  Даша

привела их,  но  еще  задолго,  не  доходя  до  пустыря,  она  велела всем

вздохнуть и сказала:

     - Слышите, как хорошо пахнет. Это он так дышит.

     Пионеры долго  стояли вокруг маленького цветка и  любовались им,  как

героем.  Потом они обошли весь пустырь,  измерили его шагами и  сосчитали,

сколько нужно  привезти тачек с  навозом и  золою,  чтобы удобрить мертвую

глину.

     Они хотели,  чтобы и на пустыре земля стала доброй. Тогда и маленький

цветок,  неизвестный по  имени,  отдохнет,  а  из семян его вырастут и  не

погибнут прекрасные дети, самые лучшие, сияющие светом цветы, которых нету

нигде.

     Четыре дня работали пионеры,  удобряя землю на пустыре.  А после того

они  ходили путешествовать в  другие поля и  леса и  больше на  пустырь не

приходили.  Только  Даша  пришла  однажды,  чтобы  проститься с  маленьким

цветком.  Лето уже  кончалось,  пионерам нужно было уезжать домой,  и  они

уехали.

     А на другое лето Даша опять приехала в тот же пионерский лагерь.  Всю

долгую зиму она помнила о  маленьком,  неизвестном по имени цветке.  И она

тотчас пошла на пустырь, чтобы проведать его.

     Даша увидела, что пустырь теперь стал другой, он зарос теперь травами

и  цветами,  и над ним летали птицы и бабочки.  От цветов шло благоухание,

такое же, как от того маленького цветка-труженика.

     Однако прошлогоднего цветка,  жившего меж  камнем и  глиной,  уже  не

было.  Должно быть,  он  умер  в  минувшую осень.  Новые  цветы были  тоже

хорошие; они были только немного хуже, чем тот первый цветок. И Даше стало

грустно, что нету прежнего цветка. Она пошла обратно и вдруг остановилась.

Меж  двумя тесными камнями вырос новый цветок -  такой же  точно,  как тот

старый цвет, только немного лучше его и еще прекраснее. Цветок этот рос из

середины стеснившихся камней;  он был живой и терпеливый,  как его отец, и

еще сильнее отца, потому что он жил в камне.

     Даше показалось,  что цветок тянется к  ней,  что он зовет ее к  себе

безмолвным голосом своего благоухания.

Муравьи

И. Соколов-Микитов

В нашем лесу очень много муравьиных куч, но один муравейник особенно высок, больше моего шестилетнего внучонка Саши.

Гуляя по лесу, мы заходим к нему понаблюдать за жизнью муравьёв. Тихий ровный шорох исходит в погожий день от муравейника. Сотни тысяч насекомых копошатся на поверхности его купола, тащат куда-то веточки, затыкают и откупоривают свои многочисленные ходы, вытаскивают погреться на солнышке белые яички-личинки.

Саша срывает былинку и суёт её в муравейник. Тотчас на неё набрасываются недовольные раздражённые муравьи. Они выталкивают былинку и, изогнувшись, обстреливают её едкой кислотой. Если после этого былинку лизнуть, на губах остаётся вкус резко пахнущей муравьиной кислоты, похожей на кислоту лимона.

Десятки узеньких тропок разбегаются от муравьиного города. Непрерывным потоком деловито бегут по ним в высокой траве муравьи. Одна из тропок привела нас на самый берег нашей реки. Там над обрывом росло небольшое деревце. Его ветви и листья были облеплены муравьями.

Мы внимательно осмотрели деревце. На нём оказалось множество зеленоватых тлей, плотной массой неподвижно сидевших на нижней стороне листьев и у основания черенков. Муравьи щекотали тлей своими усиками и пили сладкий сок, который тли выпускали. Это было “дойное” стадо муравьёв.

Известно, насколько разнообразны виды муравьёв. Крупные рыжие лесные муравьи очень сильно отличаются от маленьких чёрных муравьишек-сладкоежек, частенько забирающихся в сахарницу в лесном нашем домике. Учёные насчитывают на земле тысячи видов муравьёв. Все они живут многочисленными обществами. Самые крупные из муравьёв достигают размера трёх сантиметров.

Вернувшись домой, Саша просит почитать ему про муравьёв в книгах. Мы узнаём об удивительных африканских муравьях-портных, сооружающих себе гнёзда из листьев, склеенных по краям особым клейким веществом, выпускаемым муравьиными личинками, о бродячих муравьях-охотниках, кочующих миллионными армиями, состоящими из муравьёв-добытчиков, муравьёв-рабочих и муравьёв-солдат. Мы узнаём, что есть муравьи-рабовладельцы, захватывающие себе в рабство других муравьёв, есть муравьи-пастухи, выращивающие у себя в гнёздах “дойных” тлей, есть муравьи-земледельцы...

Некоторые из муравьёв, обитающие в жарких странах, иногда приносят вред, обрезая листву деревьев.

Наши лесные муравьи очень полезны. Они разрыхляют почву, уничтожают вредителей леса и производят большую санитарную работу, убирая останки умерших животных и птиц.

Нет, пожалуй, таких людей, которые не видели бы муравьев. Но в их сложной общественной жизни далеко не всё ещё известно. Учёные, изучающие муравьев, до сих пор не знают, каким образом сговариваются между собой муравьи, слаженно перетаскивающие тяжёлые, во много раз превосходящие их собственный вес, предметы, как удаётся им сохранять постоянную температуру внутри муравейника. Много тайн ещё не раскрыто в жизни муравьиных колоний.

Очень давно, когда отец впервые стал брать меня на охоту, произошёл такой редкий случай. Мы ехали по лесу на дрожках. Было раннее утро, на деревьях и на траве сверкала обильная роса. Пахло грибами, сосновой хвоею.

У большого дерева отец остановил лошадь.

- Посмотри-ка, - сказал он, показывая на огромную муравьиную кучу, возвышавшуюся над зарослями папоротника. - Там лежит “муравейное масло”.

Почти на вершине кучи лежал небольшой кусок какого-то светло-жёлтого вещества, очень похожего на обыкновенное сливочное масло. Мы сошли с дрожек и стали рассматривать загадочное вещество, по которому бегали муравьи. Поверхность “масла” была матовой от множества следов муравьев.

Отец рассказал мне, что ему приходилось находить на муравьиных кучах такое “муравейное масло”, но увидеть его редко кому удаётся.

Мы положили кусок “масла” в кружку, которую брали с собой на охоту, обвязали бумагой и спрятали под деревом. На обратном пути мы собирались взять “муравейное масло”.

Вечером мы возвращались с охоты. Отец вынул из-под дерева кружку и снял бумагу. “Масла” в кружке осталось совсем немного - оно улетучилось.

Остаток “муравейного масла” мы привезли домой. В тёплой комнате оно растаяло, стало жидким и прозрачным. От него резко пахло муравьиным спиртом.

Этим “маслом” растирала поясницу жившая у нас бабушка и всё уверяла, что лесное лекарство очень помогает от мучившего её “прострела”.

За всю долгую жизнь мне не приходилось потом находить загадочное “муравейное масло”. Я расспрашивал опытных людей и знакомых зоологов, заглядывал в книги, но “муравейное масло”, которое в детстве я видел своими глазами, так и осталось загадкой.

Пауки

И. Соколов-Микитов

Однажды летом я собрал у нашего домика небольшой букет полевых цветов - колокольчиков, лютиков, ромашек и простой серенькой кашки. Букет я поставил на письменный стол. Из букета выполз крошечный лазоревый паучок, очень похожий на живой драгоценный камешек. Паучок переползал с цветка на цветок, и я долго им любовался. Он то нерешительно спускался до самого стола на своей невидимой паутинке, то, как бы испугавшись, быстро поднимался. Я подставил ладонь, и, коснувшись её, паучок тесно поджал лапки, притворился мёртвым, совсем стал похож на кругленький драгоценный камешек, катавшийся по моей ладони. Я посадил его на букет цветов и скоро забыл о лазоревом паучке.

Я продолжал заниматься своими делами. Букетик полевых цветов на моём столе завял. Пришлось сменить его свежими цветами.

Крошечный паучок, оказалось, остался жить в моей бревенчатой комнате. Сидя за работой, я увидел однажды, как над моим письменным столом на тоненькой-тоненькой невидимой паутинке, перебирая зеленоватыми ножками, спускается с потолка знакомый лазоревый паук. Он то поднимался, как искусный акробат, на своей невидимой паутинке, то быстро спускался, покачиваясь над моей рукописью. С тех пор я часто видел в моей комнате лазоревого паучка. Он спускался над моим столом, и я говорил ему:

- Здравствуй, дружище, доброе утро!

Я всегда с любопытством наблюдал пауков: мне нравились эти лесные трудолюбивые охотники-мастера. Идёшь, бывало, в ранний час тихого летнего утра в лес на охоту и остановишься: такая чудесная развешана на зелёных ветвях, на стебельках высоких трав тончайшая сеть паутины - вся в алмазных сверкающих капельках утренней росы. Долго любуешься на чудесное тонкое кружево, сотканное искусным мастером-пауком. Сам мастер-паук сидит в центре своей сети, терпеливо, как настоящий охотник-рыболов, ждёт - когда попадёт в его сеть добыча: визгливый комар или кусачая злая муха. Быстро кидается он на добычу, связывает её своей паутиной.

Уже много лет назад я жил в глухой смоленской деревне, среди больших лесов, хорошо знакомых мне с детства. Тогда я очень много охотился, был крепок и здоров, любил проводить ночи в лесу у охотничьего костра. Я прислушивался к голосам птиц и зверей, хорошо знал места, где водилось множество дичи - лесной и болотной. Летом и зимою охотился на волков, обитавших в глухих непролазных болотах, Весною ходил на тетеревиные и глухариные тока, тропил зимой по пороше зайцев.

Бродя с ружьём по лесам, я внимательно присматривался к лесной таинственной жизни, мало знакомой городским неопытным людям. Каждое утро я видел, как восходит над лесом солнце, слушал, как дружным хором приветствуют восход счастливые птицы. Ночами я смотрел на высокое звёздное небо, слушал чудесную тихую музыку раннего рассвета.

В лесу я иногда собирал диковинные корешки, похожие на сказочных птиц и зверей, вместе с охотничьей добычей клал их в свою сумку. Стены моей маленькой деревенской комнаты были обиты внутри еловой корою, очень похожей на дорогую тиснёную кожу. На стенах висели мои ружья, охотничьи принадлежности, диковинные лесные находки, красивые и опрятные птичьи гнёзда.

Поздним летом, выходя каждый день на охоту, я клал в карманы порожние спичечные коробки. В эти коробки я собирал в лесу понравившихся мне самых искусных мастеров-пауков. Вернувшись с охоты, я выпускал их в моей комнате. Пауки быстро разбегались по углам. Иные из них оставались у меня жить, иные куда-то уходили. На потолке и в углах комнаты висела чудесная свежая серебряная паутина.

Ходившие ко мне гости дивились моему жилищу, разводили руками. Маленькая моя комната была похожа на лесной музей, на лесную сказочную избушку. Пыльной, запущенной паутины у меня, разумеется, не было. Мои жильцы-пауки старательно охотились на грязных мух, на надоедливых комаров. Я мог спокойно работать, спокойно спать: друзья-пауки меня охраняли.

О пауках можно рассказать многое. Есть пауки-мастера и охотники. Есть пауки - быстроногие бегуны. Есть крошечные паучки-лётчики, которые летают по воздуху на длинных, выпущенных из брюшка паутинках: как настоящие парашютисты и планеристы, они пролетают большие пространства, перелетают широкие реки. Есть пауки-водолазы. Эти пауки спускаются под воду на дно неглубоких лесных ручейков. Вместо скафандра они уносят на своём брюшке большой пузырь воздуха, которым дышат под водой. В жарких странах водятся и злые, ядовитые пауки, укус которых бывает иногда смертелен.

Пауки очень верно предсказывают погоду. Пойдёшь, бывало, за грибами - длинная вязкая паутина липнет к лицу, к рукам. Это значит - надолго установилась ясная, хорошая погода. В конце лета ещё не скошенные луга бывают сплошь покрыты тончайшей сеткой паутины. Здесь трудилась бесчисленная армия маленьких паучков.

Как-то ранней осенью мне пришлось плыть на пароходе по нижней Волге. Берега были раскрашены осенним цветным узором.

Помню, ранним утром я вышел на палубу и ахнул от удивления. Над недвижной поверхностью Волги плыла и плыла освещённая восходившим над Волгою солнцем лёгкая паутина. Лёгкой, золотистой, как бы сотканной из воздуха паутиной был облеплен весь пароход: белые палубные стойки, деревянные поручни, решётки, скамейки. Пассажиры ещё не проснулись, и, стоя на палубе парохода, я один любовался сказочным зрелищем плывущей над Волгой, освещённой утренним солнцем паутины.

Многие люди, особенно женщины, боятся и не любят пауков. Они громко вскрикивают, если паук проползёт по платью или голой руке, широко раскрывают глаза, машут руками.

Старые богомольные бабушки, помню, говорили нам в детстве так:

- Убьёшь паука-крестовика - сорок грехов простится!

Пауками всегда называют жестоких, злых, жадных людей. Сравнение недобрых людей с трудолюбивыми чистоплотными мастерами и охотниками, искусно плетущими свои красивые сети, несправедливо.

Молодые друзья! Если увидите в лесу развешанную пауком сеть-паутину - не обрывайте её. Хорошенько полюбуйтесь, как умно и старательно развешивает свои сети трудолюбивый охотник-паук и кое-чему у него поучитесь.

Цветик-семицветик (сказка)

В. Катаева

Жила девочка Женя. Однажды послала её мама в магазин за баранками. Купила Женя семь баранок: две баранки с тмином для папы, две баранки с маком для мамы, две баранки с сахаром для себя и одну маленькую розовую баранку для братика Павлика. Взяла Женя связку баранок и отправилась домой. Идёт, по сторонам зевает, вывески читает, ворон считает. А тем временем сзади пристала незнакомая собака да все баранки одну за другой и съела: съела папины с тмином, потом мамины с маком, потом Женины с сахаром.

Почувствовала Женя, что баранки стали что-то чересчур лёгкие. Обернулась, да уж поздно. Мочалка болтается пустая, а собака последнюю, розовую Павликову бараночку доедает, облизывается.

— Ах, вредная собака! — закричала Женя и бросилась её догонять.

Бежала, бежала, собаку не догнала, только сама заблудилась. Видит — место совсем незнакомое, больших домов нет, а стоят маленькие домики. Испугалась Женя и заплакала. Вдруг откуда ни возьмись — старушка.

— Девочка, девочка, почему ты плачешь?

Женя старушке всё и рассказала.

Пожалела старушка Женю, привела её в свой садик и говорит:

— Ничего, не плачь, я тебе помогу. Правда, баранок у меня нет и денег тоже нет, но зато растёт у меня в садике один цветок, называется — цветик-семицветик, он всё может. Ты, я знаю, девочка хорошая, хоть и любишь зевать по сторонам. Я тебе подарю цветик-семицветик, он всё устроит.

С этими словами старушка сорвала с грядки и подала девочке Жене очень красивый цветок вроде ромашки. У него было семь прозрачных лепестков, каждый другого цвета: жёлтый, красный, зелёный, синий, оранжевый, фиолетовый и голубой.

— Этот цветик, — сказала старушка, — не простой. Он может исполнить всё, что ты захочешь. Для этого надо только оторвать один из лепестков, бросить его и сказать:

Лети, лети, лепесток,

Через запад на восток,

Через север, через юг,

Возвращайся, сделав круг.

Лишь коснёшься ты земли —

Быть по-моему вели.

Вели, чтобы сделалось то-то или то-то. И это тотчас сделается.

Женя вежливо поблагодарила старушку, вышла за калитку и тут только вспомнила, что не знает дороги домой. Она захотела вернуться в садик и попросить старушку, чтобы та проводила её до ближнего милиционера, но ни садика, ни старушки как не бывало. Что делать? Женя уже собиралась, по своему обыкновению, заплакать, даже нос наморщила, как гармошку, да вдруг вспомнила про заветный цветок.

— А ну-ка, посмотрим, что это за цветик-семицветик!

Женя поскорее оторвала жёлтый лепесток, кинула его и сказала:

Лети, лети, лепесток,

Через запад на восток,

Через север, через юг,

Возвращайся, сделав круг.

Лишь коснёшься ты земли —

Быть по-моему вели.

Вели, чтобы я была дома с баранками!

Не успела она это сказать, как в тот же миг очутилась дома, а в руках — связка баранок!

Женя отдала маме баранки, а сама про себя думает: «Это и вправду замечательный цветок, его непременно надо поставить в самую красивую вазочку!»

Женя была совсем небольшая девочка, поэтому она влезла на стул и потянулась за любимой маминой вазочкой, которая стояла на самой верхней полке.

В это время, как на грех, за окном пролетали вороны. Жене, понятно, тотчас захотелось узнать совершенно точно, сколько ворон — семь или восемь. Она открыла рот и стала считать, загибая пальцы, а вазочка полетела вниз и — бац! — раскололась на мелкие кусочки.

— Ты опять что-то разбила, тяпа! Растяпа! — закричала мама из кухни. — Не мою ли самую любимую вазочку?

— Нет, нет, мамочка, я ничего не разбила. Это тебе послышалось! — закричала Женя, а сама поскорее оторвала красный лепесток, бросила его и прошептала:

Лети, лети, лепесток,

Через запад на восток,

Через север, через юг,

Возвращайся, сделав круг.

Лишь коснёшься ты земли —

Быть по-моему вели.

Вели, чтобы мамина любимая вазочка сделалась целая!

Не успела она это сказать, как черепки сами собой поползли друг к другу и стали срастаться.

Мама прибежала из кухни — глядь, а её любимая вазочка как ни в чём не бывало стоит на своём месте. Мама на всякий случай погрозила Жене пальцем и послала её гулять во двор.

Пришла Женя во двор, а там мальчики играют в папанинцев: сидят на старых досках, и в песок воткнута палка.

— Мальчики, мальчики, примите меня поиграть!

— Чего захотела! Не видишь — это Северный полюс? Мы девчонок на Северный полюс не берём.

— Какой же это Северный полюс, когда это одни доски?

— Не доски, а льдины. Уходи, не мешай! У нас как раз сильное сжатие.

— Значит, не принимаете?

— Не принимаем. Уходи!

— И не нужно. Я и без вас на Северном полюсе сейчас буду. Только не на таком, как ваш, а на всамделишном. А вам — кошкин хвост!

Женя отошла в сторонку, под ворота, достала заветный цветик-семицветик, оторвала синий лепесток, кинула и сказала:

Лети, лети, лепесток,

Через запад на восток,

Через север, через юг,

Возвращайся, сделав круг.

Лишь коснёшься ты земли —

Быть по-моему вели.

Вели, чтобы я сейчас же была на Северном полюсе!

Не успела она это сказать, как вдруг откуда ни возьмись налетел вихрь, солнце пропало, сделалась страшная ночь, земля закружилась под ногами, как волчок.

Женя, как была в летнем платьице с голыми ногами, одна-одинёшенька оказалась на Северном полюсе, а мороз там сто градусов!

— Ай, мамочка, замерзаю! — закричала Женя и стала плакать, но слёзы тут же превратились в сосульки и повисли на носу, как на водосточной трубе. А тем временем из-за льдины вышли семь белых медведей и прямёхонько к девочке, один другого страшней: первый — нервный, второй — злой, третий — в берете, четвёртый — потёртый, пятый — помятый, шестой — рябой, седьмой — самый большой.

Не помня себя от страха, Женя схватила обледеневшими пальчиками цветик-семицветик, вырвала зелёный лепесток, кинула и закричала что есть мочи:

Лети, лети, лепесток,

Через запад на восток,

Через север, через юг,

Возвращайся, сделав круг.

Лишь коснёшься ты земли —

Быть по-моему вели.

Вели, чтоб я сейчас же очутилась опять на нашем дворе!

И в тот же миг она очутилась опять во дворе. А мальчики на неё смотрят и смеются:

— Ну и где же твой Северный полюс?

— Я там была.

— Мы не видели. Докажи!

— Смотрите — у меня ещё висит сосулька.

— Это не сосулька, а кошкин хвост! Что, взяла?

Женя обиделась и решила больше с мальчишками не водиться, а пошла на другой двор водиться с девочками.

Пришла, видит — у девочек разные игрушки. У кого коляска, у кого мячик, у кого прыгалка, у кого трёхколёсный велосипед, а у одной — большая говорящая кукла в кукольной соломенной шляпке и в кукольных калошках. Взяла Женю досада. Даже глаза от зависти стали жёлтые, как у козы.

«Ну, — думает, — я вам сейчас покажу, у кого игрушки!»

Вынула цветик-семицветик, оторвала оранжевый лепесток, кинула и сказала:

Лети, лети, лепесток,

Через запад на восток,

Через север, через юг,

Возвращайся, сделав круг.

Лишь коснёшься ты земли —

Быть по-моему вели.

Вели, чтобы все игрушки, какие есть на свете, были мои!

И в тот же миг откуда ни возьмись со всех сторон повалили к Жене игрушки.

Первыми, конечно, прибежали куклы, громко хлопая глазами и пища без передышки: «папа-мама», «папа-мама». Женя сначала очень обрадовалась, но кукол оказалось так много, что они сразу заполнили весь двор, переулок, две улицы и половину площади. Невозможно было сделать шагу, чтобы не наступить на куклу. Вокруг, представляете себе, какой шум могут поднять пять миллионов говорящих кукол? А их было никак не меньше. И то это были только московские куклы. А куклы из Ленинграда, Харькова, Киева, Львова и других советских городов ещё не успели добежать и галдели, как попугаи, по всем дорогам Советского Союза. Женя даже слегка испугалась. Но это было только начало. За куклами сами собой покатились мячики, шарики, самокаты, трёхколёсные велосипеды, тракторы, автомобили, танки, танкетки, пушки. Прыгалки ползли по земле, как ужи, путаясь под ногами и заставляя нервных кукол пищать ещё громче. По воздуху летели миллионы игрушечных самолётов, дирижаблей, планёров. С неба, как тюльпаны, сыпались ватные парашютисты, повисая на телефонных проводах и деревьях. Движение в городе остановилось. Постовые милиционеры влезли на фонари и не знали, что им делать.

— Довольно, довольно! — в ужасе закричала Женя, хватаясь за голову. — Будет! Что вы, что вы! Мне совсем не надо столько игрушек. Я пошутила. Я боюсь…

Но не тут-то было! Игрушки всё валили и валили…

Уже весь город был завален до самых крыш игрушками.

Женя по лестнице — игрушки за ней. Женя на балкон — игрушки за ней. Женя на чердак — игрушки за ней. Женя выскочила на крышу, поскорее оторвала фиолетовый лепесток, кинула и быстро сказала:

Лети, лети, лепесток,

Через запад на восток,

Через север, через юг,

Возвращайся, сделав круг.

Лишь коснёшься ты земли —

Быть по-моему вели.

Вели, чтоб игрушки поскорей убирались обратно в магазины.

И тотчас все игрушки исчезли. Посмотрела Женя на свой цветик-семицветик и видит, что остался всего один лепесток.

— Вот так штука! Шесть лепестков, оказывается, потратила — и никакого удовольствия. Ну, ничего. Вперёд буду умнее. Пошла она на улицу, идёт и думает: «Чего бы мне ещё всё-таки велеть? Велю-ка я себе, пожалуй, два кило „мишек“. Нет, лучше два кило „прозрачных“. Или нет… Лучше сделаю так: велю полкило „мишек“, полкило „прозрачных“, сто граммов халвы, сто граммов орехов и ещё, куда ни шло, одну розовую баранку для Павлика. А что толку? Ну, допустим, всё это я велю и съем. И ничего не останется. Нет, велю я себе лучше трёхколёсный велосипед. Хотя зачем? Ну, покатаюсь, а потом что? Ещё, чего доброго, мальчишки отнимут. Пожалуй, и поколотят! Нет. Лучше я себе велю билет в кино или в цирк. Там всё-таки весело. А может быть, велеть лучше новые сандалеты? Тоже не хуже цирка. Хотя, по правде сказать, какой толк в новых сандалетах? Можно велеть чего-нибудь ещё гораздо лучше. Главное, не надо торопиться».

Рассуждая таким образом, Женя вдруг увидела превосходного мальчика, который сидел на лавочке у ворот. У него были большие синие глаза, весёлые, но смирные. Мальчик был очень симпатичный — сразу видно, что не драчун, и Жене захотелось с ним познакомиться. Девочка без всякого страха подошла к нему так близко, что в каждом его зрачке очень ясно увидела своё лицо с двумя косичками, разложенными по плечам.

— Мальчик, мальчик, как тебя зовут?

— Витя. А тебя как?

— Женя. Давай играть в салки?

— Не могу. Я хромой.

И Женя увидела его ногу в уродливом башмаке на очень толстой подошве.

— Как жалко! — сказала Женя. — Ты мне очень понравился, и я бы с большим удовольствием побегала с тобой.

— Ты мне тоже очень нравишься, и я бы тоже с большим удовольствием побегал с тобой, но, к сожалению, это невозможно. Ничего не поделаешь. Это на всю жизнь.

— Ах, какие пустяки ты говоришь, мальчик! — воскликнула Женя и вынула из кармана свой заветный цветик-семицветик. — Гляди!

С этими словами девочка бережно оторвала последний, голубой лепесток, на минутку прижала его к глазам, затем разжала пальцы и запела тонким голоском, дрожащим от счастья:

Лети, лети, лепесток,

Через запад на восток,

Через север, через юг,

Возвращайся, сделав круг.

Лишь коснёшься ты земли —

Быть по-моему вели.

Вели, чтобы Витя был здоров!

И в ту же минуту мальчик вскочил со скамьи, стал играть с Женей в салки и бегал так хорошо, что девочка не могла его догнать, как ни старалась.

Мальчик вскочил со скамьи, стал играть с Женей в салки и бегал так хорошо, что девочка не могла его догнать

- КОНЕЦ –

Сказки Катаев В.П.

Пень, Грибы, Дудочка и кувшинчик

Пень

В лесу стоял большой старый пень. При­шла бабушка с сумкой, поклонилась пню и пошла дальше. Пришли две маленькие де­вочки с кузовками, поклонились пню и по­шли дальше. Пришёл старик с мешочком, кряхтя поклонился пню и побрёл дальше.

Весь день приходили в лес разные лю­ди, кланялись пню и шли дальше.

Возгордился старый пень и говорит де­ревьям:

— Видите, даже люди — и те мне кла­няются. Пришла бабушка — поклонилась, пришли девочки — поклонились, пришёл старик — поклонился. Ни один человек не прошёл мимо меня не поклонившись. Стало быть, я здесь в лесу у вас самый главный. И вы тоже мне кланяйтесь!

Но деревья молча стояли вокруг него во всей своей гордой и грустной осенней кра­соте.

Рассердился старый пень и ну кричать:

Кланяйтесь мне! Я ваш царь!

Но тут прилетела маленькая быстрая си­ничка, села на молодую берёзу, ронявшую по одному свои золотые зубчатые листоч­ки, и весело защебетала:

-Ишь, как расшумелся на весь лес! Помолчи! Ничего ты не царь, а обыкновен­ный старый пень. И люди вовсе не кланя­ются тебе, а ищут возле тебя опёнки. Да и тех не находят. Давно уже всё обобрали.

Грибы

К Жене и Павлику приехала из города двоюродная сестра Инночка.

Ну, дети, — сказала мама, — нечего вам без дела сидеть. Идите в лес за гри­бами. Посмотрим, кто из вас лучше грибы собирает.

Я лучше всех собираю, — сказал Павлик.

Нет, я лучше, — сказала Женя.

А Инночка промолчала. Она вообще любила помалкивать.

Побежали дети в лес и разошлись в разные стороны.

Через час возвраща­ются.

Я лучше всех собрал! — кричит Павлик издали. — У ме­ня больше всех грибов, глядите: полное ведро!

Посмотрела мама и улыбнулась:

Неудивительно, что у тебя полное ведро: ни одного хорошего гриба. Одни только поганки. Неважно ты собираешь грибы, друг мой Павлик.

Ага! — кричит Женя. — Я же гово­рила, что я лучше всех собираю! Глядите: у меня самые большие и самые красивые грибы — красные в белый горошек. Ни у кого нет таких красивых грибов!

Посмотрела мама и засмеялась:

Глупенькая, это же мухоморы. Они хоть и красивые, да никуда не годятся. Ими отравиться можно. В общем, ты тоже плохо собираешь грибы, Женечка.

А Инночка стоит в сторонке и помалки­вает.

А ты, Инночка, что молчишь? Пока­зывай, что насобирала.

У меня совсем мало, — говорит Ин­ночка застенчиво.

Заглянула мама в Инночкин кузовок, а там десять превосходных грибов. Две прехорошенькие сыроежки, похожие на розовые цветочки; две лисички в жёлтых китайских шапочках; два двоюродных братца — подосиновик и подберёзовик; груздь, рыжик, волнушка. Да большой, крепкий, пузатый боровик в бархатном бе­рете.

А сверх того ещё целое гнездо опят — удалых ребят

Дудочка и кувшинчик

Поспела в лесу земляника.

Взял папа кружку, взяла мама чашку, девочка Женя взяла кувшинчик, а малень­кому Павлику дали блюдечко.

Пришли они в лес и стали собирать яго­ду: кто раньше наберёт.

Выбрала мама Жене полянку получше и говорит:

— Вот тебе, дочка, отличное местечко. Здесь очень много земляники. Ходи, соби­рай.

Женя вытерла кувшинчик лопухом и ста­ла ходить.

Ходила-ходила, смотрела-смотрела, ни­чего не нашла и вернулась с пустым кув­шинчиком.

Видит — у всех земляника. У папы чет­верть кружки. У мамы полчашки. А у ма­ленького Павлика на блюдечке две ягоды.

Мама, а мама, почему у всех у вас есть, а у меня ничего нету? Ты мне, навер­ное, выбрала самую плохую полянку.

А ты хорошо искала?

Хорошо. Там ни одной ягоды, одни только листики.

А под листики ты заглядывала?

Не заглядывала.

Вот видишь! Надо заглядывать.

-А почему Павлик не заглядывает?

Павлик маленький. Он сам ростом с землянику, ему и заглядывать не надо, а ты уже девочка довольно высокая.

А папа говорит:

Ягодки — они хитрые. Они всегда от людей прячутся. Их нужно уметь доста­вать. Гляди, как я делаю.

Тут папа присел, нагнулся к самой зем­ле, заглянул под листики и стал искать ягодку за ягодкой, приговаривая:

Одну ягодку беру, на другую смотрю, третью замечаю, а четвёртая мерещится.

Хорошо, — сказала Женя. — Спаси­бо, папочка. Буду так делать.

Пошла Женя на свою полянку, присела на корточки, нагнулась к самой земле и заглянула под листики. А под листиками ягод видимо-невидимо. Глаза разбегаются. Стала Женя рвать ягоды и в кувшинчик бросать. Рвёт и приговаривает:

Одну ягодку беру, на другую смотрю, третью замечаю, а четвёртая мерещится.

Однако скоро Жене надоело сидеть на корточках.

«Хватит с меня, — думает. — Я уж и так, наверное, много набрала».

Встала Женя на ноги и заглянула в кув­шинчик. А там всего четыре ягоды.

Совсем мало! Опять надо на корточки садиться. Ничего не поделаешь.

Села Женя опять на корточки, стала рвать ягоды, приговаривать:

— Одну ягодку беру, на другую смотрю, третью замечаю, а четвёртая мерещится.

Заглянула Женя в кувшинчик, а там все­го-навсего восемь ягодок — даже дно ещё не закрыто.

«Ну, — думает, — так собирать мне сов­сем не нравится. Всё время нагибайся да нагибайся. Пока наберёшь полный кувшин­чик, чего доброго, и устать можно. Лучше я пойду, поищу себе другую полянку».

Пошла Женя по лесу искать такую по­лянку, где земляника не прячется под лис­тиками, а сама на глаза лезет и в кувшин­чик просится.

Ходила-ходила, полянки такой не на­шла, устала и села на пенёк отдыхать. Сидит, от нечего делать ягоды из кувшин­чика вынимает и в рот кладёт. Съела все восемь ягод, заглянула в пустой кувшинчик и думает: «Что же теперь делать? Хоть бы мне кто-нибудь помог!»

Только она это подумала, как мох за­шевелился, мурава раздвинулась, и из-под пенька вылез небольшой крепкий стари­чок: пальто белое, борода сизая, шляпа бархатная и поперёк шляпы сухая тра­винка.

Здравствуй, девочка, — говорит.

Здравствуй, дяденька.

Я не дяденька, а дедушка. Аль не узнала? Я старик боровик, коренной лесо­вик, главный начальник над всеми грибами и ягодами. О чём вздыхаешь? Кто тебя обидел?

Обидели меня, дедушка, ягоды.

Не знаю. Они у меня смирные. Как же они тебя обидели?

Не хотят на глаза показываться, под листики прячутся. Пока наберёшь полный кувшинчик, чего доброго, и устать можно.

Погладил старик боровик, коренной ле­совик свою сизую бороду, усмехнулся в усы и говорит:

Сущие пустяки! У меня для этого есть специальная дудочка. Как только она заиграет, так сейчас же все ягоды из-под листиков и покажутся.

Вынул старик боровик, коренной лесо­вик из кармана дудочку и говорит:

Играй, дудочка.

Дудочка сама собой заиграла, и, как только она заиграла, отовсюду из-под лис­тиков выглянули ягоды.

Перестань, дудочка.

Дудочка перестала, и ягодки спрята­лись.

Обрадовалась Женя:

Дедушка, дедушка, подари мне эту дудочку!

Подарить не могу. А давай меняться: я тебе дам дудочку, а ты мне кувшинчик — он мне очень понравился.

Хорошо. С большим удовольствием.

Отдала Женя старику боровику, корен­ному лесовику кувшинчик, взяла у него ду­дочку и поскорей побежала на свою полян­ку. Прибежала, стала посередине, говорит:

Играй, дудочка.

Дудочка заиграла, и в тот же миг все листики на полянке зашевелились, стали поворачиваться, как будто бы на них по­дул ветер.

Сначала из-под листиков выглянули са­мые молодые любопытные ягодки, ещё совсем зелёные. За ними высунули голов­ки ягоды постарше — одна щёчка розо­вая, другая белая. Потом выглянули ягоды вполне зрелые — крупные и красные. И, наконец, с самого низу показались яго­ды-старики, почти чёрные, мокрые, душис­тые, покрытые жёлтыми семечками.

И скоро вся полянка вокруг Жени ока­залась усыпанной ягодами, которые ярко сквозили на солнце и тянулись к дудочке.

Играй, дудочка, играй! — крикнула Женя. — Играй быстрей!

Дудочка заиграла быстрей, и ягод вы­сылало ещё больше — так много, что под ними совсем не стало видно листиков.

Но Женя не унималась:

— Играй, дудочка, играй! Играй ещё быстрей.

Дудочка заиграла ещё быстрей, и весь лес наполнился таким приятным провор­ным звоном, точно это был не лес, а музы­кальный ящик.

Пчёлы перестали сталкивать бабочку с цветка; бабочка захлопнула крылья, как книгу; птенцы малиновки выглянули из своего лёгкого гнезда, которое качалось в ветках бузины, и в восхищении разинули жёлтые рты; грибы поднимались на цыпоч­ки, чтобы не пропустить ни одного звука, и даже старая лупоглазая стрекоза, из­вестная своим сварливым характером, остановилась в воздухе, до глубины души восхищённая чудной музыкой.

«Вот теперь-то я начну собирать!» — подумала Женя, и уже было протянула ру­ку к самой большой и самой красной яго­де, как вдруг вспомнила, что обменяла кувшинчик на дудочку и ей теперь некуда класть землянику.

У, глупая дудка! — сердито закрича­ла девочка. — Мне ягоды некуда класть, а ты разыгралась. Замолчи сейчас же!

Побежала Женя назад к старику боро­вику, коренному лесовику и говорит:

Дедушка, а дедушка, отдай назад мой кувшинчик! Мне ягоды некуда соби­рать.

Хорошо, — отвечает старик боровик, коренной лесовик, — я тебе отдам твой кувшинчик, только ты отдай назад мою дудочку.

Отдала Женя старику боровику, корен­ному лесовику его дудочку, взяла свой кувшинчик и поскорее побежала обратно на полянку.

Прибежала, а там уже ни одной ягодки не видно — одни только листочки. Вот не­счастье! Кувшинчик есть — дудочки не хватает. Как тут быть?

Подумала Женя, подумала и решила опять идти к старику боровику, коренному лесовику за дудочкой.

Приходит и говорит:

Дедушка, а дедушка, дай мне опять дудочку!

- Хорошо. Только ты дай мне опять кувшинчик.

- Не дам. Мне самой кувшинчик нужен, чтобы ягоды в него класть.

Ну, так я тебе не дам дудочку.

Женя взмолилась:

Дедушка, а дедушка, как же я буду собирать ягоды в свой кувшинчик, когда они без твоей дудочки все под листиками сидят и на глаза не показываются? Мне непременно нужно и кувшинчик и дудочку.

Ишь ты, какая хитрая девочка! Пода­вай ей и дудочку и кувшинчик! Обойдёшь­ся и без дудочки, одним кувшинчиком.

-Не обойдусь, дедушка.

-А как же другие-то люди обходятся?

-Другие люди к самой земле пригиба­ются, под листики сбоку заглядывают, да и берут ягоду за ягодой. Одну ягоду бе­рут, на другую смотрят, третью замечают, а четвёртая мерещится. Так собирать мне совсем не нравится. Нагибайся да нагибай­ся. Пока наберёшь полный кувшинчик, че­го доброго, и устать можно.

-Ах, вот как! — сказал старик боро­вик, коренной лесовик и до того рассер­дился, что борода у него вместо сизой стала чёрная-пречёрная. — Ах, вот как! Да ты, оказывается, просто лентяйка! Заби­рай свой кувшинчик и уходи отсюда! Не будет тебе никакой дудочки!

С этими словами старик боровик, ко­ренной лесовик топнул ногой и провалил­ся под пенёк.

Женя посмотрела на свой пустой кув­шинчик, вспомнила, что её дожидаются па­па, мама и маленький Павлик, поскорей побежала на свою полянку, присела на корточки, заглянула под листики и стала проворно брать ягоду за ягодой. Одну бе­рёт, на другую смотрит, третью замечает, а четвёртая мерещится…

Скоро Женя набрала полный кувшинчик и вернулась к папе, маме и маленькому Павлику.

Вот умница, — сказал Жене папа, — полный кувшинчик принесла! Небось уста­ла?

Ничего, папочка. Мне кувшинчик по­могал.

И пошли все домой: папа с полной кружкой, мама с полной чашкой, Женя с полным кувшинчиком, а маленький Павлик с полным блюдечком.

А про дудочку Женя никому ничего не сказала.

Большой одуванчик

Г.Цыферов

А эта сказка вот какая: в ней все постоянно спорят.

А больше всех, конечно, - упрямый слоненок и забавный медвежонок.

О том-то я и хочу вам рассказать. Итак, слушайте.

Не помню точно, когда это было - не то в субботу, не то в воскресенье, - но, одним словом, был прекрасный день. А потом был прекрасный вечер, и в этот прекрасный вечер медвежонок как раз пришел к слоненку в гости.

- Здравствуйте, - улыбнулся медвежонок. - Я давно не видел вас. Не правда ли, какой прекрасный вечер.

- Вы так думаете? - удивился слоненок. И тут же добавил: - Нет, прекрасный вечер - это когда идет дождь и можно топать по лужам. Вот так. - И тут слоненок показал, как надо топать по лужам.

Конечно, Мишка и сам любил топать по лужам, но в это раз он не согласился.

Вечер действительно был прекрасный. В небе далекими свечечками горели звезды, а ночные бабочки опускались прямо на медвежьи уши. Они, наверное, думали - это просто мохнатые лепестки.

И поэтому Мишка не согласился со слоненком. Он просто осторожно взял его за хобот и потащил в сад.

- Смотри, неужели ты не видишь, как прекрасны эти звезды, эти деревья? Ах ты упрямый слоненок.

А упрямый слоненок сказал:

- А вообще, мой друг, меня очень трудно удивить.

- Трудно удивить? Ну хорошо же.

И медвежонок обхватил голову лапами, сел на пенек и стал думать, как удивить слоненка.

А что, если, например, надуть большой, большой шарик и прилететь на нем к слону в гости? Конечно, это хорошо, но вдруг он скажет: "Это не прекрасный шарик, а просто толстый пузырь".

А что, если показать ему первый ландыш? Но слоненок может сказать: "Друг мой, их скоро будет тысячи. Ха-ха-ха-ха."

И совсем уже отчаялся Мишка, да вдруг вспомнил: ну как же?! Ведь слоненок любит облака и одуванчики... Облака - потому, что они похожи на больших белых слонов. А одуванчики - они ведь похожи на маленькие облачка на зеленых ножках. Слоненок часто нюхает их.

И тогда медвежонок пошел в слоновый сад и сказал тихо большому тополю:

- Пожалуйста, усыпь меня белыми, белыми пуховыми сережками. Сегодня я хочу удивить и рассмешить слоненка.

- Пожалуйста, - сказал тополь.

Он встряхнул ветвями, и полетел, полетел, пух. Казалось, целый душистый снегопад обрушился на медвежонка. И вскоре он укрыл его так, что ни медвежонка не стало видно, ни даже его хвостика. Медвежонок закрыл глаза и уснул в том душистом стогу.

Утром прокричал петух, взошло солнышко. И на крылечко вышел слоненок.

Он потянулся, вздохнул, огляделся вокруг... и ахнул: в глубине сада рос невиданно большой одуванчик.

- Неужели, - удивился слоненок, - могут быть такие одуванчики? Это прекрасно.

От счастья слоненок даже закрыл глаза и вдохнул одуванчиковый запах: ох!

Но когда он вновь открыл глаза, перед ним стоял медвежонок, а на его ушах, на хвостике был белый, белый пух. Слон отвернулся и уже опять хотел сказать что-то скучное. Но медвежонок улыбнулся:

- Не надо, не надо притворяться. Я же сам слышал: ты сказал - это прекрасно.

- Да, да, -кивнул слоненок. - А вообще, медвежонок, я часто думаю о прекрасном, только стесняюсь говорить об этом.

Ну, вот и все.

Что я хотел сказать, вы надеюсь поняли? Не всякий скучный - скучен. Быть может, он просто стесняется. И ему надо помочь. Ну, хотя бы стать большим одуванчиком ради этого.

Муравьишкин корабль

 Г.Цыферов

Жил на свете муравьишка. Весь день ходил и искал что-то. То пушинку от одуванчика найдёт, то листок кленовый, на гусиную лапку похожий, и ещё чего-то ищет…

Но вот однажды нашёл муравей золотую скорлупку. Лежала она на траве среди зелени и светилась, светилась, точно маленькая золотая корона. Долго, долго муравей думал, что с ней делать, так и сяк вертел.

Наконец решил: покачу к моему другу лягушонку, спрошу. А лягушонок был известный в лесу шутник и мудрец. Он посмотрел на скорлупку, на голову примерил и наконец сказал:

- Да, для макушки маловата, но быть может…

Он пустил скорлупку в речку.

- Ква, ква, конечно. Это же муравьишкин корабль. Садись и скорее в путь. Дальние страны и прекрасные острова ждут тебя.

- А как же плыть? – вздохнул муравьишка. – Говорят, каждому кораблю нужен парус?

- Да, - кивнул лягушонок. - Есть прекрасные паруса из шёлка и бархата.

- Где я возьму такие, - покачал головой муравей. – Ни шёлк, ни бархат в лесу не растут.

- А маковые лепестки? – улыбнулся лягушонок. –Это же самый лучший бархат, ибо он живой.

Забрался муравьишка на корабль, а лягушонок протянул ему маковый парус. Подул ветер, и поплыл корабль в далёкие края. Тихие волны плескались за бортом, и только синяя вода кругом. И вдруг…красивый остров. На острове – пристань, и видимо- невидимо всякого народа муравья встречают. Кто в трубы трубит, кто в барабан бьёт, а кто просто танцует.

«Наверное, - подумал муравей, - встречают того, кто на настоящем корабле с настоящими парусами».

Сошёл и спрашивает:

- Кого это вы встречаете?

- Да тебя, - отвечает какой-то жук.

- Почему? – удивился муравей. – Мой корабля маленький. Да и парус у меня не настоящий.

- Твой парус прекрасен, - вздохнул жук.

- Может быть, - сказал муравей, - но я вам не верю.

- Твой парус прекрасен, - повторил жук. Твой парус живой. Он пахнет лесом, мёдом и первой серебряной росой.

- Значит, и я нашёл наконец то, что искал, - сказал муравей.

- Конечно, - ответил жук. – Ты нашёл то, чего ждало твоё сердце.

СЕМЬ РАЗНОЦВЕТНЫХ СКАЗОК

Софья Могилевская

— Хочешь, я расскажу тебе семь сказок?

— А какие они будут?

     — Одна   жёлтая,   другая   зелёная,   потом   голубая,   потом  красная, ещё синяя и лиловая, а самая последняя — оранжевая...

— А  про кого они будут?

     — Про одну девочку, у которой было много разноцветных передников и мамин лиловый зонтик...

ЖЕЛТАЯ СКАЗКА

    Один раз девочка пошла в поле за цветами. Солнце было жёлтое, весёлое, тёплое. Кое-где вылезли травинки, но цветов ещё не было. Девочка посмотрела на солнце и сказала:

    — Солнышко, солнышко, ведь уже весна, я надела свой жёлтый передник с жёлтым кармашком, почему же нет ни одного цветка?

    — Сейчас будут, — ответило солнце и кинуло на солнечный пригорок вместе со своими лучами пригоршню жёлтых цветов. Лепестки этих цветов топорщились как жёлтые лучи.

    — Знаешь, как они называются? — спросило солнце у девочки.

—    Знаю, — ответила девочка. — Одуванчики!

Солнышко улыбнулось:

    — А вот и нет! Они называются мать-и-мачеха. Самые первые весенние цветы. Даже листьев у них ещё нет. Только сами цветы светятся на тёплом пригорке.

    — Они злые, эти цветы?—спросила девочка. — Ведь в сказках все мачехи очень злые...

    — Нет, — ответило солнце. — Мать-и-мачеха — добрый цветок. Просто листья у него такие: одна сторона тёплая, мягкая, как руки твоей мамы. А другая — холодная и блестящая...

—    Как у мачехи из злых сказок, — подсказала девочка.

Солнце   засмеялось    и   кинуло    на    пригорок    ещё   одну горсть желтых цветов...

    А на этот раз девочка надела зелёный передник с зелёным кармашком и пошла в лес. А в лесу всё было зелёное-презелёное.

    И деревья были зелёные, и кусты были зелёные, и трава была зелёная, и даже вода в маленькой луже и та была зелёной.

    Девочке очень хотелось поймать зелёного лягушонка и разглядеть, сколько пальцев у него на лапках. Вот она и решила:

    «Если лягушонок увидит мой зелёный передник с зелёным кармашком, он ничуть меня не испугается».

Так оно и было.

    Зелёный лягушонок вылез из зелёной лужи, в которой отражались зелёные листья деревьев и зелёные травинки, и ничуть не испугался девочки в зелёном переднике.

    —    Ква! — удивился он. — Какое смешное зелёное деревцо выросло возле моей лужи!

    Тут девочке и надо бы взять лягушонка в руки и разглядеть, сколько на лапках у него пальцев. Но ей стало очень смешно: подумать только — лягушонок принял её за дерево!

Она засмеялась и сказала:

—    Я вовсе не дерево!

    Конечно, лягушонок очень испугался. Ведь он никогда не слыхал, чтобы деревья смеялись да ещё вдобавок говорили. И — бултых обратно в лужу.

КРАСНАЯ СКАЗКА

И вот наступило лето.

    На лесной опушке выросли рядом красный мухомор и красная земляника.

    — Ты только взгляни, какой я видный и красивый! — говорил мухомор. — А тебя заметить трудно, уж очень ты мала и неказиста. И голос у тебя чуть слышный...

    — Но я ведь вкусная и очень сладкая,—отвечала земляника. А голос-то у неё и правда был совсем тихий, еле слышный. — И ещё я очень полезная, — прибавила она уже шёпотом.

    И ещё сильнее покраснела, потому что не любила хвалиться.

    —    Может, и я очень сладкий, очень вкусный и очень полезный! — рассердился мухомор, и он гордо задрал вверх красную шляпу с белыми крапинами.

    Тут на лесную опушку прибежала девочка в красном переднике с красным кармашком.

    —    Ой! — воскликнула она. — Земляника! Уже по спела! А какая красная!..

Она присела на корточки, отщипнула от кустика ягоду. «Ну, — подумал мухомор,—сию минуту она и меня увидит!»

Девочка и правда увидела мухомор. Поморщилась:

    —    Ядовитый гриб! Мама не велит такие даже руками трогать.

    И пошла дальше искать красные ягоды лесной земляники.

ГОЛУБАЯ СКАЗКА

    Всё было голубым вокруг: и голубое небо, и голубая речка, и голубые стрекозы, и девочка в голубом переднике с голубыми кармашками.

    И ещё на берегу голубой речки росли голубые незабудки.

    —    Стрекоза! — крикнула девочка той стрекозе, у которой были совершенно голубые и совершенно прозрачные крылья.

    Голубая стрекоза сразу поняла, что девочка зовёт именно её.   Она  опустилась  вниз   и  присела  на  голубую  незабудку.

    —    Посади меня к себе на спинку, давай полетаем, — попросила девочка.

Стрекоза усмехнулась в ответ:

—    Разве у меня хватит сил? Ты слишком велика...

—    А если я стану малюсенькой, тогда полетаем?

—    Тогда полетаем, — ответила голубая стрекоза.

Девочка шёпотом сказала волшебные слова:

    — Тили-тили-бом! — и тут же стала меньше своего мизинца.

    — Садись, — велела ей стрекоза и подставила спинку. И они полетели. Быстро-быстро! Ведь стрекозы летают быстрее всех на свете.

    И через секунду их не было видно. Ведь над ними было голубое небо, у стрекозы были голубые крылья, а на девочке был голубой передник, да ещё с голубыми кармашками.

Они летали так долго, пока девочка не сказала:

— Я хочу домой. Мы не заблудились?

    — Нет, — ответила ей стрекоза. — Разве ты не знаешь, что у нас, стрекоз, два огромных глаза и в каждом — много тысяч маленьких зорких глазков. И ещё есть такие глаза, которые видят, что делается внизу...

    Тут девочка и стрекоза спустились на берег голубой речки, где росли голубые незабудки. А оттуда до дома было рукой подать!..

СИНЯЯ СКАЗКА

    Но всего труднее пришлось девочке, когда ей захотелось попасть в синюю сказку: для этого нужно побывать у синего моря. А ведь синее море очень далеко, добраться к нему не так-то просто. Тогда девочка сделала себе из синей бумаги синюю лодку, взяла в каждую руку по синему веслу и отправилась в путь.

    А надо сказать, что за домом, в котором она жила, в овраге протекал ручеёк,  и был он совершенно синий.

    Девочка спустила свою синюю лодку в синий ручей и спросила его:

— Донесёшь ли ты мою лодочку до синего моря?

— Донесу... — прожурчал ручеёк.

— А  тебе   не   трудно  будет? — снова   спросила  девочка.

    — Мне помогут другие ручьи, — прожурчал в ответ ручей и понёс-понёс синюю лодку с девочкой вниз по течению.

    В этот ручей влился ещё один, побольше. Вдвоём они понесли на себе синюю лодочку так резво, что девочке не пришлось даже грести синими вёслами.

    Понемногу все новые ручьи и реки вливались в тот ручей, куда девочка спустила первый раз свою синюю лодочку. И ручей превратился в полноводную реку.

    И наконец девочка увидела перед собой синее море. Оно было такое красивое и такое блестящее!

—    Ты   очень   большое   и   глубокое?—спросила   девочка.

Но   море   ей   ничего   не   ответило.   Оно   было   слишком большое и слишком глубокое, чтобы услышать девочкин голос. Тогда девочке вдруг стало скучно и захотелось домой.

    —    Достать тебе из моря камушек? — спросил маленький пучеглазый краб, который тут же, на берегу, грелся на солнце.

    —    Достань,—сказала девочка, а сама всё думала: «Вот

бы мне вернуться домой...»

    А крабик бочком-бочком сбежал в воду синего моря и через минуту вернулся с камушком в клешне.

— Держи! — сказал он девочке.

    — Какой синий и какой красивый! — вскричала девочка и, чтобы не потерять, скорее положила синий камушек в синий карман синего передника.

    И что же?! Сразу оказалась дома! Вернее, у того ручья, который журчал на дне оврага около их забора.

    —    Ты что, волшебный? — спросила девочка у камушка, вынув его из кармана передника.

    А камушек вдруг скользнул с её ладони — и в ручей! Нет, девочка его не нашла: ведь камушек был очень синий и ручей в овраге тоже очень синий...

ЛИЛОВАЯ СКАЗКА

    Утром девочка посмотрела в окно, увидела, что из-за леса ползёт лиловая туча, и подумала: «Скоро пойдёт дождик!»

    И ей обязательно захотелось взглянуть на те большие лиловые колокольчики, которые растут за полем возле соснового бора: правда или неправда, что в их чашечках прячутся от дождя разные мошки-букашки?

    Девочка взяла мамин лиловый зонтик и тихонько выбралась из дому.

    А лиловая туча всё ближе, всё ближе... И — кап-кап-кап— пошёл дождь, да такой сильный!

    — Ого-го-го, сколько вас тут!..—воскликнула девочка, прибежав к лиловым колокольчикам на опушке соснового бора.— Посмотрю-ка, что делается у вас в лиловых чашечках...

    — Посмотри, — шепнул тот лиловый колокольчик, к которому она склонилась, — только не вспугни мошек-букашек...

    — Значит, так и есть...—обрадовалась девочка. — Значит, правда, что они прячутся здесь от дождя? Но почему?

    — В наших лиловых чашечках куда теплее и суше, чем под твоим лиловым зонтом. Взгляни — увидишь!

Девочка   не   поленилась   и   заглянула   в   один   лиловый колокольчик,   в   другой,   третий...   В   каждом   притаились   и мошки, и букашки, и разные другие мелкие насекомые.

—    Правда! — сказала девочка. — Прячутся от дождя.

    А потом она увидела под соснами кустики черники. И на каждом была уйма лиловых ягод. А на каждой ягодке блестела капля дождя.

    Когда девочка под мокрым лиловым зонтиком вернулась домой, всё у неё было лиловым — и пальцы, и ладони, и  губы,  и зубы,  и даже щёки.

    — Попробуй,—сказала она своей маме, протянув на лиловой ладошке горсть лиловых ягод. — Вкусные?

    — Очень, — сказала мама, и зубы у неё сразу стали лиловыми. Как у дочки.

ОРАНЖЕВАЯ СКАЗКА

Наступила осень. И девочка пошла в лес за оранжевыми листьями.

Навстречу ей попалась берёза, вся золотая, с листьями, похожими на золотые монетки.

Попалась ей и осина. Эта стояла пунцовая снизу до макушки.

Потом она увидела старый дуб. Он был ещё совсем зелёным, только с коричневыми желудями.

    А ещё в лесу росла рябина. Ягоды, правда, у неё были оранжевые, но девочке нужны были не ягоды, а листья.

    И тут она увидела дерево, которое раскинуло во все стороны свои ветки и горело оранжевым огнём, будто в лесу разожгли огромный костёр.

— Здравствуй, клён! — И девочка подошла к дереву.

    — Здравствуй! — прошелестел клён, и несколько оранжевых листьев медленно слетели на землю.

— Это мне?—спросила девочка.

    — Тебе... — снова зашелестел клён, и снова кленовые листья закружились в воздухе и упали к ногам девочки.

    — Спасибо, — сказала девочка. — Но зачем роняешь такие красивые листья? Скоро у тебя ни одного не останется...

    — Я готовлюсь к зиме, — ответил клён. — Зимой мне будет тяжело, если на каждый лист ляжет снег. Мне нужны силы для тех зелёных почек, которые развернутся весной.

    И снова кленовые листья, будто огромные оранжевые бабочки, закружились около девочки.

    Она набрала их целую охапку. Целую охапку оранжевых кленовых листьев. Принесла домой, разгладила каждый лист и все их поставила на подоконник.

    Когда пришла зима, всюду лежал белый снег, а на окошке у девочки, казалось, сияет оранжевое летнее солнце.

— Всё?

— Всё. Обещала тебе семь разноцветных сказок и рассказала семь — жёлтую, зелёную, потом голубую, потом красную, ещё синюю, лиловую и самую    последнюю — оранжевую...

Волшебная травка зверобой

Сергей Козлов

Был летний солнечный день.

— Хочешь, я тебе что-то покажу, — сказал Ёжик, когда они с Медвежонком выбежали на поляну.

— А что? — спросил Медвежонок.

— Вот смотри: это — Ромашка.

— Знаю, сказал Медвежонок. — Любит — не любит! — И стал обрывать лепестки.

— А это — Василёк! — сказал Ёжик.

— Знаю! «В голубых рубашках васильки целый день гуляли у реки».

— Правильно! — сказал Ёжик. — Я эти стихи тоже знаю. А вот это — цветок Кашка.

— Из него что, кашу варят, да?

— Нет, его так зовут.

— А это?

— Это — Колокольчик! Вот послушай! —  И Ёжик лёг рядом с Колокольчиком на траву и позвонил. — Слышишь?

— Давай я попробую! — сказал Медвежонок. — Я его сорву и побегу по поляне, а ты слушай!

— Нет, — сказал Ёжик, — если Колокольчик сорвать, он не звенит. Попробуй!

— Тогда я так позвоню, — сказал Медвежонок. Лёг рядом с Ёжиком и позвонил в Колокольчик.

— Как хорошо он звенит!..- сказал Медвежонок. — А это кто?

— Не знаю...- сказал Ёжик.

— Травка, — обратился к неизвестному цветку Медвежонок, — ты кто?

— Я — Зверобой, важно сказал Зверобой.

— Кто-кто?

— Зверобой обыкновенный.

— Слушай, — шепнул Ёжику Медвежонок, — он зверей бьёт. Бежим отсюда!

— И никого я не бью, — сказал Зверобой. — Я - полезный. Я травка от девяноста девяти болезней. Заболит живот или сердце или кашлять начнёте, а я — тут как тут.

— Мы здоровые, — сказал Медвежонок.

— А как со мной хорошо чай пить!.. — И Зверобой от удовольствия даже закрыл глаза.

— А мы только что позавтракали, — сказал Ёжик.

— Со мной хорошо зимой чай пить, — сказал Зверобой. — Вот наметёт снегу, тогда...

— А как же мы с тобой будем чай пить, если тебя заметёт снегом?

— А вы возьмите меня с собой, посадите на печку, стану я к зиме сухонький... Тогда с мёдом...

— Мёд я люблю, — сказал Медвежонок. — Давай его возьмём с собой, а? — обратился он к Ёжику. — А зимой, когда ты придёшь ко мне в гости, я тебе скажу: «А помнишь, Ёжик, мы с тобой летом бегали по поляне, по-омнишь, встретили Зверобоя, а он — вот он, на печке!» И нам сразу станет тепло и весело, как будто вернулось лето.

Ты лети! Я машу крыльями

Сергей Козлов

Взошло солнце, и река, и лес, и холм были так прекрасны, что от них нельзя было отвести глаз.

Поэтому с утра Ёжик выбежал на берег, глядел и глядел, дышал и дышал, и никак не мог надышаться.

— Дышишь? — спросил Заяц.

— Дышу, — сказал Ёжик.

— Дыши, — сказал Заяц. — А я побегу, потому что на ходу лучше дышится.

И убежал.

Потом пришла Мышь. Это была важная лесная Мышь с зонтом.

— Зачем тебе зонтик? — спросил Ёжик.

— Я — дама, — сказала Мышь. — А где ты видел, чтобы дама выходила из дома без зонта?

— Но ведь дождя-то нет!

— А если пойдет? — и Мышь, повертев зонтиком, удалилась.

Потом пришел Медвежонок. Он ничего не сказал, сел рядом с Ёжиком и зажмурился.

Ёжик тоже зажмурился, и так они посидели молча.

— Хорошо, да? — сказал Ёжик.

— Ага, — сказал Медвежонок.

— А всё-таки смотреть лучше, —  и Ёжик открыл глаза.

Бледно-голубая река уходила за поворот и в дымке таяла.

Ёжику было так хорошо, что хотелось лететь. Расправить крылья, взлететь высоко-высоко и долго-долго парить, не шевеля крыльями.

«Если бы я был птицей, — думал Ёжик, — у меня обязательно были бы очень большие крылья. Один раз взмахнул, и — летишь...»

— Всё равно надо махать, — вдруг сказал Медвежонок. — Взмахивать.

— Что?

— Я говорю, даже если, как у орла, всё равно надо разика два, а взмахнуть.

— Ты о чём? — спросил Ёжик.

— О том, — сказал Медвежонок. — О чём ты думаешь.

— Откуда ты знаешь, о чём я думаю?

— А чего тут знать-то? — не открывая глаз, сказал Медвежонок. — Ты всегда думаешь об одном и том же.

— О чём же?

— «О чём же?» — передразнил Медвежонок. — О том, что надо махать. А ты — ленивый. Тебе бы только лететь. Лети и лети, а машет пусть Медвежонок.

— Ты чего ворчишь? — изумился Ёжик. — Я тебе что-нибудь сказал?

— А тебе и говорить не надо! Ему бы только лететь, видишь ли, лететь и лететь, а машет пусть Медвежонок.

— Да где ты за меня махал?

— Я всегда за тебя машу, — сказал Медвежонок. — Ты только не знаешь.

— Где? Когда?

— Везде. Всегда!

— Ты что — за меня дом убираешь?

— Причем здесь дом, когда мы говорим о крыльях?

— Ты что, за меня махал крыльями?

— Махал, — сказал Медвежонок.

— Когда?

— Всегда, — сказал Медвежонок. — Всегда, когда ты летишь, я машу крыльями.

Ёжик вдруг зажмурился и когда открыл глаза, увидел вокруг такую красоту, что в душе взлетел высоко в небо и оттуда, сверху, вдруг увидел маленького себя и Медвежонка, и Мышь с зонтиком, и реку, и холм, и лес, и совсем крошечный Медвежонок вдруг вскочил, замахал лапами и закричал: «Ты не бойся! Ты лети! Я машу крыльями!»

Меленький теплый дождь      Сергей Козлов

Тёплый меленький летний дождь.

Деревья стоят большие, сочные; трава поднялась по пояс.

Заяц шел по тропинке в густой траве и прядал ушами.

«Эх, зонтик бы...» — думал Заяц.

Лягушонок под лопухом угощал чаем Кузнечика. Им было хорошо-хорошо: слушать, как дождь постукивает по лопуху нежными ножками.

Лягушонок с Кузнечиком поглядели на Зайца.

— Зонтик забыл, — сказал Заяц.

— Садись с нами чай пить.

— Не вмещусь.

И Заяц пошёл дальше.

В овраге у ёлки стоял важный Подберёзовик:

— Ты куда. Заяц?

— Да вот, зонтик забыл, — сказал Заяц. — Иду — гуляю.

В берёзовой роще Зайцу встретился Ёжик.

Ёжик сидел, подперев лапой голову, и о чём-то думал.

— Что, зонтик забыл? — спросил Ёжик.

— Ага. Ты как догадался?

— Я тебя давно приметил. Вижу — Заяц идет, ушами прядает. Ну, думаю, зонтик забыл.

— Верно!

— Хочешь, садись рядом — здесь сухо.

— Не-е, — Заяц помотал головой. — Пойду.

И пошёл через поле по густой траве под меленьким тёплым летним дождем.

«Вот, — думал Заяц. — Ведь ничего не случилось. Подумаешь — зонтик забыл! А как хорошо! Иду себе и иду...»

Зайцу хотелось как-то иначе, по-другому, получше сказать свою мысль. Что вот он, Заяц, идёт; Лягушка с Кузнечиком чай пьют; Подберёзовик под елкой стоит, подбоченился; Ёжик на пне сидит — думу думает; а он, Заяц, идёт и идёт, ушами мокрыми прядает, и всего этого ему так хорошо, что и не знает теперь, как сказать.

Ромашка

Сергей Козлов

Это было в июне. Ёжик влюбился.

Необыкновенно пахла трава, а Ёжик ходил большими кругами вокруг Ромашки и боялся к ней подойти.

— Ты чего ходишь? — спросил Кузнечик. — Может, что надо? Скажи.

— Ничего мне не надо, — пробурчак Ёжик. И ушёл за ёлку.

Отсюда, из-за ёлки, Ромашка была еще прекраснее.

Она стояла, слегка изогнувшись, на тоненькой ножке и до того была свежа, легка и воздушна, что Ёжик зажмурился.

«Подойду, — решил он. — Подойду и прямо так и скажу: “Вы мне нравитесь, Ромашка! Я очарован!” Очарован, очарован, — забормотал Ёжик. — Может, я вами очарован? Попробую сначала».

Он встал, вскинул мордочку, взмахнул лапой и про себя сказал: «Вы мне нравитесь, Ромашка! Я вами очарован» Нет, не годится. Я... Вами... Плохо! «Вы мне нравитесь, Ромашка. Я очарован». Так лучше. А что она скажет? Она скажет: «Ты мне тоже нравишься, Ёжик». Вот было бы здорово! Но она так ни за что не скажет. Что ей до меня, Ёжика?"

И Ёжик стал опять большими кругами ходить вокруг Ромашкиной поляны и вспоминать, как на рассвете встретил Лося. То есть они даже и не встретились, потому что Лось Ёжика не видела, но Ёжик не только видел Лося, но и слышал, что тот говорит.

— Фф-у!.. Вздыхал, ломясь сквозь кусты, Лось. — Фф-у!.. До чего ж хороша!.. — Лось фыркал и крутил головой.

Ёжик сразу догадался, что это он о Ромашке, но спросить не решился.

«Пойти, что ли, посоветоваться с Белкой, — думал Ёжик. — Всё-таки она — Белка и думает так же, как Ромашка».

И Ёжик было побежал к Белке, но наткнулся на Медвежонка.

— Ты чего здесь делаешь? — спросил Медвежонок.

— А ты?

— Я вообще, — сказал Медвежонок. — Гуляю.

— И я.

— А хочешь, я скажу тебе тайну? — спросил Медвежонок.

— Говори.

— Здесь появлись необыкновенная Ромашка, — шёпотом сказал медвежонок. — Я иду с ней знакомиться. Только — шшш! — Медвежонок прижал лапу к носу. — Никому!

Ёжик обмер. Он сразу понял, о какой Ромашке говорит Медвежонок.

— Так это моя Ромашка, — сказал Ёжик. — Возле ёлки, да?

— Возле ёлки. А ты откуда знаешь? Она только вчера появилась в нашем лесу.

— Вот вчера я её и увидел, — сказал Ёжик. — Только ты никому, понял?

— Погоди, — сказал Медвежонок. — А почему она — твоя?

— Потому что я её первый увидел.

— А почему ты знаешь, что она захочет дружить с тобой, а не со мной, Медвежонком?

— Потому что она так стоит, — сказал Ёжик, — и так смотрит, что сразу видно, с кем она хочет дружить.

— С кем же?

— Со мной, — сказал Ёжик.

— Ну знаешь... — Медвежонок сел. — Я от тебя такого не ожидал. Говори, как она стоит и как смотрит.

— Разве словами скажешь?

— Покажи.

Ёжик встал на одну ножку и томно поглядел на Медвежонка.

— Так. И почему ты думаешь, что сразу видно, что она хочет дружить с тобой?

— Потому что она так смотрит.

Ёжик снова встал на одну ножку и поглядел на Медвежонка.

— Знаешь что, — сказал Медвежонок. — Пойдём к ней вместе, познакомимся. Пусть она выберет сама.

— Нет, — сказал Ёжик. — Давай сначала пойду я, а потом —  ты.

— А почему не наоброт? Я познакомлюсь и представлю тебя.

— Ты её напугаешь, — сказал Ёжик.

— Я? Да я всё утро плавал в реке, чтобы быть пушистым. Ты потрогай, какой я шёлковый. Разве такой Медвежонок может кого-нибудь напугать?

— Всё равно, — сказал Ёжик. — Напугаешь. Ты вон какой страшный.

— Я? Страшный?

— Ты же — медведь, — сказал Ёжик. А она — Ромашка.

— Ну и что? Медведь медведю рознь. А я вон какой шёлковый.

— Ты погоди, — сказал Ёжик. — А я сейчас сбегаю погляжу, там ли она.

И побежал.

— Стой — крикнул Медвежонок. — Давай ползком.

— Зачем? Я сбегаю и вернусь.

— Тогда давай вместе.

— Да я вернусь. Ты не бойся. Я только гляну, и всё.

И Ёжик побежал.

Ромашка стояла на том же месте и была ещё легче, ещё воздушнее. Ах, как она была хороша!

«Пускай Медвежонок идёт первый, — решил Ёжик. — Я не могу». И вернулся к Медвежонку.

— Иди, — сказал Ёжик. — Стоит. Познакомишься, а потом сразу зову меня. И Медвежонок пошёл. Даже не так. Они пошли вместе: Медвежонок впереди, а Ёжик сзади.

Медвежонок подошёл к Ромашке. Ёжик, не мигая, глядел на них из-за ёлки.

— Здравствуйте! — сказал Медвежонок. — Вы — Ромашка!

— Да, — сказала Ромашка и поглядела на Медвежонка искоса.

— А я — Медвежонок.

— Вижу, — сказала Ромашка.

— Как вам нравится в нашем лесу? — Медвежонок переминался с ноги на ногу и думал, что бы ещё сказать.

— Мне здесь очень нравится. Здесь очень красиво.

— И погода прекрасная, правда? Вы любите дождь?

— Дождь? Я ещё ни разу не видела дождя. Какой он?

— Дожди бывают разные, — сказал Медвежонок. — Бывает грибной — это когда дождь, а сквозь дождь — солнце.

— Это, наверное, очень красиво, — сказала Ромашка. — Как вы хорошо говорите. Расскажите ещё что-нибудь.

— А бывает проливной дождь, — сказал Медвежонок. Это одна вода.

— Я очень люблю воду, — сказала Ромашка.

Ёжик прыгал за ёлкой и делал Медвежонку разные знаки. «Знакомь! Знакомь меня!» — кричал про себя Ёжик. Но Медвежонок будто забыл про Ёжика. Он ходил вокруг Ромашки, размахивая лапами, и говорил без умолку.

— Это еще что, — говорил Медвежонок. А бывает — снег.

— Что это?

— О! Это очень холодное вещество. Это такой дождь зимой. Представляете? С неба падают белые пушистые хлопья. Ну с чем сравнить? Ну, вот, например, со мной, с Медвежонком.

— Такие огромные?

— Нет, такие же пушистые, мягкие, ласковые.

— А вы — ласковый?

— Очень, — сказал Медвежонок.

Ёжик готов был плакать от обиды, но боялся вылезти из-под ёлки. «Как тебе не стыдно, Медведь! Ты же обещал!» — кричал про себя Ёжик.

И тут Медвежонок обернулся к нему и сказал:

— А хотите, я вас познакомлю со своим другом?

— Очень, — сказала Ромашка.

— Позвольте вам представить моего друга Ёжика. — И Медвежонок сделал широкий жест лапой. — Выходи! — шепнул он Ёжику.

Но Ёжик стоял за ёлкой и чувствовал, что лапы у него примёрзли к земле. Он хотел весело рассмеяться и крикнуть: «Иду, Медвежонок!» — но почувствовал, что лапы у него не шевелятся и он не может раскрыть рта.

— Позвольте вам представить моего самого лучшего друга, Ёжика, — громче сказал Медвежонок и еще шире повел лапой. — Да выходи же! — зашипел он.

Но Ёжика будто окостенил мороз. Он вдруг с ужасом понял, что никогда ни за что не найдёт в себе сил подойти к Ромашке.

Он повернулся и что было мочи, ломая кусты, спотыкаясь, падая, побежал вглубь леса.