Эссе «Образ Петра I в русском народном творчестве»

VII Всероссийские (с международным участием)

литературно-философские чтения

«Историко-культурное наследие России: к 350-летию

со дня рождения Петра I»

ГБ ПОУ «Воронежский музыкальный колледж имени Ростроповичей»

Секция: литературная

Тема: Образ Петра I в русском народном творчестве

Подготовил(а) Бедная Валерия Владимировна

Руководитель Бобрышева  Наталья Ивановна

2022 год

Петровское правление наложило важный отпечаток на народное творчество. Особенно заметным было влияние песенного жанра на широкие массы людей. В солдатской среде создается целый цикл героических песен, посвященных славе Петра, как создателю регулярной армии. Эти песни прочно прижились в народе, образцы которых были записаны в разных уголках страны: Поволжье, Урал, Центральные районы.

Народная песня подчеркивает тяготы петровских войн, что именно усилиями рядовых солдат достаются победы российской державе, что «брана шведская пашня солдатскими ногами» и «горячей солдатской кровью» полита. Но в то же время, именно народная инициатива, твердая уверенность солдатской массы в необходимости добиться победы неимоверно тяжелой ценой способствуют петровским победам.

Например,  в песне «Ах, бедные головушки солдатские» в ответ на царский вопрос, — каким способом брать Азов, — «князья и бояре промолчали»;  в другой песне, посвященной взятию Шлиссельбурга, малодушные «генералы» прямо предлагают «от города отступити». Иначе реагируют на этот же вопрос «детушки-солдаты»; об их решении говорится в эпических тонах: «Что не ярые тут пчелы зашумели. Что возговорят российские солдаты...». Они говорят, что будут брать «белой грудью» недоступную ни с суши, ни с моря вражескую крепость. Петр прислушивается к  совету солдат и поэтому побеждает.

Петровская эпоха была одной из наиболее тяжелых страниц в жизни широких масс народа.  Поэтому восприятие этой эпохи у него  двойственно и противоречиво. Наряду с прославлением Петра и его помощников песенный фольклор сохранил также немало жалоб на суровость петровской солдатчины, на печальную необходимость «быть... молодцу в рекрутах», на тяжесть работ по прорытию Ладожского канала. В песне «Ах, далече, далече...» не только люди, но даже и «земля сырая» плачет из-за того, что царь велел ее «копати», и «рвы и колодези вырывати». В песнях донского казачества звучит недвусмысленный упрек царю, «разорившему» старинные казацкие вольности («На заре-то было, на утренней»).

Противопоставление Петра его приближенным ощущается и в другой песне («Что пониже было города Саратова»), в которой  донские казаки «хвалят-величают... императора Петра», но зато «бранят они  клянут князя Меншикова»: «Заедает вор-собака наше жалованье. Кормовое, годовое, наше денежное».

Наличие враждебных Петру настроений в народном творчестве, имеющих глубокое социальное обоснование, не препятствует, однако, тому, что в большинстве народных песен, в основном созданных  в XVIII веке, преобладает сочувственное отношение к царю-преобразователю. Это неудивительно: в мрачную пору послепетровского безвременья, в период дворцовых переворотов и бесконечной смены временщиков-фаворитов, большей частью иностранного происхождения, — образ Петра становился воплощением национальных идеалов, символом славного прошлого России, в противовес унылому настоящему, которое ничуть не ослабило укрепленного Петром самодержавного гнета, но зато уничтожило преобразовательный дух Петровской поры. Отсюда — популярный в народной поэзии жанр плача о Петре, восходящий к аналогичному плачу об Иване Грозном. Петра призывают вернуть его былую славу, отнятую бездарными преемниками первого русского императора: «Без тебя мы осиротели, — Осиротев, обессилели».

Нашли отзвук петровские войны и вне пределов России: черногорские народные песни прославляли борьбу Петра с Турцией, как средство сломить «ярмо агарянско»; Мазепа сравнивался в этих песнях с сербскими деятелями, также изменившими своей родине.

Не менее значительно отражение образа Петра в прозаических сказках и легендах, получивших широкое распространение уже в первой половине XVIII в.

Вскоре после смерти преобразователя создается целый цикл легенд, отражающих стремление народа противопоставить Петра его преемникам, например, предание о том, что царь, заключенный в плен в «Стекольном царстве», освобожден русским купцом и скоро «объявится в своем государстве».

Интересен посвященный Петру цикл народных сказок. В 1730 г. колодник, сидевший в симбирской тюрьме, рассказывал своим товарищам сказку о том, как Петр, «нарядясь в мужицкое платье», познакомился с вором Бармой и, испытывая его, предложил ему «красть из государевых палат девежную казну»; в ответ на это Барма «государя ударил в рожу и сказал скверно, для чего ты государеву казну подзываешь красть, лучше-де пойдем боярина покрадем...»  В финале сказки Петр, принимавший участие вместе с Бармой в ограблении боярина, щедро награждает своего нового знакомого «за то, что он не захотел государевой казны воровать».

Петр рисуется в сказке царем, который относился к боярской собственности так же, как относится к ней народ. В то же время в сказке показано умение Петра оценить по заслугам даже последнего из своих подданных, бродягу-вора, если этому бродяге не чуждо сознание государственных интересов, своеобразно понимаемого патриотического долга. Эта сказка полностью повторяет сюжет старой московской сказки об Иване Грозном, известной еще Коллинзу.

В сказке «Как на охоту Петр ездил» переодетый царь, случайно познакомившийся с солдатом, бежавшим от притеснений начальства, назначает беглеца «на то место полковником, а полковника — на его место рядовым»; в другой («Петр Великий и солдат») — царь прощает солдату служебный проступок за ум и находчивость; в третьей («Петр Великий и три солдата») — Петр благодушно беседует с солдатом, выразившим «дерзкое желание взять Екатерину его замуж», и доказывает ему, что царица ничем не лучше «хресьянской» жены. Во всех этих сказках Петр наделен чувством справедливости, готовностью признать достоинства и простого человека. Такого же типа и сказка о Петре и крестьянине (Петр, оценив ум простолюдина, говорит ему: «будут гуси о Руси, умей-ка щипать»), также восходящая к традиции, связанной с эпохой Ивана IV.

Сложенная на Севере сказка о встрече Петра со шведским королем на Ладожском озере рисует в полубылинных, поэтических тонах величавый образ Петра не только побеждающего шведов, но и повелевающего стихией. По его повелению «становилась вдруг тмень-божия, собиралися ветры в тучу густую, расходились воды ярые». Зато Беломорье создало и сказку обличительного характера — о «Ладожской канаве», при прокладке которой Петр «умысли на каждой версте сделать кабак», чем вконец разорил народ. Сказка приписывает царю ироническое восклицание: «Айда, молодцы! знают денежек нажить, да умеют и прожить!» Так,  в сказочном жанре отразилось двойственное отношение народа к Петру.

Отзвуки петровской тематики мы находим и в пугачевском фольклоре. Любопытна сохранившаяся, по записи А. С. Пушкина, легенда, рассказанная Емельяном Пугачевым во время его нахождения под арестом. Согласно этой легенде, «Петр I, во время персидского похода, услыша, что могила Стеньки Разина находилась невдалеке, нарочно к ней поехал и велел разметать курган, дабы увидеть хоть его кости». По словам Пушкина, «сказка замечательна, особенно в устах Пугачева». Смысл ее — в подчеркивании интереса, который Петр будто бы питал к таким народным героям, как  Степан Разин.  Это выгодно отличало Петра от прочих царей.

Недаром и в пугачевских манифестах Петр неоднократно вспоминается с сочувствием, как «блаженный богатырь Петр Алексеевич».

Петровская эпоха отразилась и в пословицах: «пропал, как швед под Полтавою», «ум в голове, а не в бороде», направленных  против рутинных представлений Московской Руси и отражавших  победу новых, более передовых воззрений, вызванных в народе петровской реформой.

Вопрос о том, что процессы, происходившие при Петре, могли совершиться и без Петра, поставил еще в XVIII веке историк М.М. Щербатов. Он считал, что для проведения таких реформ без Петра понадобилось бы семь поколений и что тогда преобразование в России закончилось бы только в 1892. В известном смысле Щербатов был прав. Исторические процессы без выдающихся исторических личностей не изменили бы своего направления, но были бы сильно замедлены; при этом замедлен был бы процесс перехода русской культуры от средневекового типа к типу культуры нового времени. Однако сами исторические личности, как известно, являются порождениями закономерных процессов. В этом смысле и Петр в качестве своеобразного ускорителя процесса перехода русской культуры к типу культуры нового времени был порождением этого процесса.

Петр, как личность, был типичным порождением русской культуры  конца XVII в. Уточняя, мы могли бы сказать, что он со всеми его противоречивыми чертами был порождением русского барокко конца XVII в., в котором особенно сильны были ренессансные явления: склонность к просветительству и реформаторству, к научному отношению к миру, к известному барочному «демократизму»,  к синтезу наук, ремесел и искусств, к характерной для русского барокко энциклопедичности образования, к барочному представлению о государственности и долге монарха перед своей державой и ее подданными, к пониманию истории как цепи исторических событий и поступков, чувствительности к западным, европейским влияниям.