Концепт еды и питья как часть языковой картины мира в произведении Н.В. Гоголя «Старосветские помещики»

Автор работы

2.  Волобуев Сергей Андреевич, 7 класс

3. МБОУ «Основная общеобразовательная школа №21»

Место выполнения работы

г. Бийск

Научный руководитель (педагог-руководитель)

Машанова Дарья Александровна, учитель русского языка и литературы,

4. МБОУ «Основная общеобразовательная школа №21»

2019

Оглавление

 Введение ……………………………………………………………………………………...с. 3

 Глава 1. Языковая картина мира в лингвистике и литературе…………. ………………с. 4-6

1.  Понятие о языковой картине мира………………………………………………………с. 4
2.  Концепт как компонент языковой картины мира………………………………….....с. 4-6

1.3 Концепт «еда» в художественной литературе………………………………………...с. 5-6

 Глава 2. Исследование концепта «еды» в произведении Н.В. Гоголя «Старосветские помещики»…………………………………………………………………………………с. 7 -14

Заключение………………………………………………………………………………….. с. 15

Список литературы…………………………………………………………………………..с. 16

Введение

Во всем мире каждый язык имеет собственную языковую картину мира, при помощи этого носитель языка организует свое содержание высказывания. Картина мира может быть представлена с помощью временных, пространственных, количественных и других образов. На ее формирование большое  влияние оказывают традиции, язык, природа, воспитание, образование и многие социальные факторы.

Данная  работа проведена для того, чтобы показать, что в художественной литературе определенные образы (концепты) как часть языковой картины мира будут играть значительную роль. В произведениях они не только сопутствуют важным значительным событиям жизни человека: праздникам, проводам, встречам, свадьбам, но и являются важной характеристикой, средством раскрытия характеров, служат средством символизации их образов. Одно из таких произведений повесть Гоголя «Старосветские помещики».

Актуальность выбранной темы обусловлена тем, что освещение концепта «еда» в  русской литературе встречается довольно нечасто, но именно данный концепт дает нам представление о русской культуре 19 века.

Объект исследования: повесть Н.В.Гоголя «Старосветские помещики».

Предмет исследования: концепт «еда» как часть языковой картины мира в произведении Н.В. Гоголя «Старосветские помещики»

Цель исследования: выяснить роль концепта «еда» в повести Н.В. Гоголя «Старосветские помещики»

Задачи исследования:

Выяснить вопрос о традициях изображения еды в мировой литературе.

Найти в повести Н.В. Гоголя «Старосветские помещики» все изображения еды.

Проанализировать роль образов еды в повести Н.В. Гоголя «Старосветские помещики».    

Гипотеза нашего исследования таков: концепт «еда» в повести Гоголя является частью языковой картины мира и используется для изображения отдельных черт характера персонажей.

           Методы исследования: 

   -работа с литературоведческими статьями, монографиями.

   -целостный анализ художественного произведения

    -классификация

Глава I. Языковая картина мира в лингвистике и литературе

1. Понятие о языковой картине мира

         Как считает В.А. Маслова, язык – важнейший способ формирования знаний человека о мире. Отображая в процессе деятельности объективный мир, человек фиксирует результаты познания в словах. Совокупность этих знаний, запечатленных в языковой форме, и представляет то, что принято называть «языковой картиной мира». «Если мир – это человек и среда в их взаимодействии, то картина мира – результат переработки информации о среде и человеке». В современном понимании  картина мира - это своего рода портрет мироздания, это некая копия Вселенной, которая предполагает описание того, как устроен мир, какими законами он управляется, что лежит в его основе и как он развивается, как выглядят пространство и время, как взаимодействуют между собой различные объекты, какое место занимает человек в этом мире и т.п. [5, с.55]

Ученые выделяют три направления в изучении языковой картины и картины мира:

 -философское (от Гегеля до наших дней);

 -психологическое или психолингвистическое (Л.С. Выготский, А.Н. Леонтьев и др.);

- лингвистическое (Ю.Н. Караулов, Ю.С. Степанов и др.).

Языковая картина мира, исторически сложившаяся в обыденном сознании данного языкового коллектива и отраженная в языке совокупность представлений о мире, определенный способ концептуализации действительности. Понятие языковой картины мира восходит к идеям В. фон Гумбольдта. [2, c. 111].

2. Концепт как компонент языковой картины мира

Языковая картина представлена в виде системы образов, заключающих в себе окружающую действительность.

Основной единицей языковой картины мира является концепт. По мнению Ю.С. Степанова, концепт представляет собой смысл слова, основную ячейку культуры в ментальном мире человека. [6, с.5].Концепты – составляющие языковой картины мира, через анализ которых можно выявить некоторые особенности национального мировидения. Теории концепта (от лат. conceptus – мысль, представление) посвящен большой ряд работ зарубежных и отечественных исследователей: В. фон Гумбольдта, Э. Сепира, Д.С. Лихачёва и др. Концепты изучаются на разных уровнях языка: лексическом, фразеологическом, синтаксическом. Особенно активно исследуются они на единицах лексики. Ко многим концептам обращаются неоднократно, используя новые источники или методики. В термин «концепт» вкладывается разное содержание: – значение слова, понятие, слово-понятие; – комплексная единица сознания, включающая представления, образы, понятия [6, с.143].

3. Концепт «еда» в художественной литературе

Для выяснения основного значения концепта «еда» обратимся к «Толковому словарю русского языка» В.И.Даля.

ЕДА ж. еденье ср. действие по. глаг. есть, ясти; принятие пищи ртом, для насыщенья и усвоенья, яденье. Беззубому не еда, а майка. Весь день еда да питье идет.

Еда, едь пск. едево ср. каз. вор. едовище вологодск. едеро, есево, арх. едины ж. мн.. твер. пск. едомо ср. сиб. ежа, ежево и ело, сев. вост. тамб. естка и есть ж. пск. твер. ество ср. и ества ж. стар. яство, ество, яденье, снедь, брашно, выть, страва, пища, сыть, блюдо, кушанье, приспешка, изготовленный, состряпанный харч; за столом: подача, перемена. С ествою и с питьем. Котошихин Коровья-еда (Акад. ошибочно еда), растенье Orobus vernus. Ото сна, от еды отбило! забота. Хлеб да вода солдатская еда. А понадобится на ежу смолоть ржи, то пошлин не платят, Котошихин Птице корм, человеку ежево. Скорая ежа толокно: замеси, да и в рот понеси! Сухая еда душе, воложная плоти угождает. А что у нас ежева ноне за столом? Больному в еде не верь. Как придет беда, не пойдет на ум и еда. На бедного сон да еда (еда да беда). Не по наживе еда, видима беда. Не по рылу еда. Не по работе еда. По еде работа. Здоров на еду, да хил на работу. человек из еды живет. Хорошая ежа не придет лежа. Били челом служки троицкие о еже и о деньгах, что им давати ества братская (1609). Денег с нужу (с подать), хлеба с ежу, платья с ношу. Емикы ж. мн. сар. пск. харч, пища, особ. хлеб, оставляемый для домашнего запасу, не продажный. Хлеб на емины, и хлеб на сев, семена, на семены. Ежка, еда, бол. урочная, выть: обед, завтрак, ужин и пр. Едовый или ежевый и ежевой, к еде относящ. Съедомый, съедобный, съестнсой, снедный, ядный, едомый сиб. едобный сев. годный в пищу, здоровый и вкусный: о сене говор. едовитое. Здоровому всякий хлеб ежевый, а больному и писаный пряник не в потребу. Сено-то самое душное, едовитое! [3, с.176]

Концепт «еда» широко используется в художественной литературе. Русская литература очень богата образами еды. В русском языке  много пословиц и поговорок на эту тему. «По работе еда вкусней.»; «Каков ни есть, а хочется есть»; «Много есть — не велика честь.»; «Добрая весть, коли говорят: «Пора есть»».

По выражению Д.С. Лихачева «Русские по отношению к пище и напиткам имеют стремление во всем доходить до крайностей». [4]. Именно поэтому русский язык богат следующими глаголами: наесться, налопаться, натрескаться, напиться, нажраться, нахлебаться, наклюкаться, надраться и т.д. По мнению ученого, они обозначают степень желания и пищевого намерения субъекта, поглощающего пищу.

Помимо пословиц и поговорок, концепт «еда» используется и во фразеологических единицах: несолонохлебавши, отрезанный ломоть, профессор кислых щей и др. Однако, образы еды занимают ведущее место и в произведениях художественной литературы.

Еще в древней литературе образы еды играли важную роль «Пируют боги в своих золотых чертогах … Дочь Зевса, юная Геба, и сын царя Трои Ганимед, любимец Зевса, получивший от него бессмертие, подносят им амброзию и нектар – пищу и напиток богов. …На этих пирах решают боги все дела, на них определяют они судьбу мира и людей».
Поэтому, мы можем сказать, что традиция использовать концепт еды уходит довольно глубоко в историю и насчитывает ни одно тысячелетие.

Однако мастером изображения кулинарных пристрастий своих героев считается Н.В. Гоголь. В творчестве Гоголя образное использование концепта еды играет разнообразную и сложную роль.

Глава II. Исследование концепта «Еда» в  повести «Старосветские помещики»

        В данной части исследования представлены результаты рассмотрения концепта «Еда» в повести Н.В. Гоголя «Старосветские помещики».  В исследуемом произведении автор довольно подробно описывает кулинарные пристрастия главных героев: Оба старичка, по старинному обычаю старосветских помещиков, очень любили покушать. Как только занималась заря (они всегда вставали рано) и как только двери заводили свой разноголосый концерт, они уже сидели за столиком и пили кофий. Напившись кофею, Афанасий Иванович выходил в сени и, стряхнувши платком, говорил: «Киш, киш! пошли, гуси, с крыльца!»

После этого Афанасий Иванович возвращался в покои и говорил, приблизившись к Пульхерии Ивановне:

– А что, Пульхерия Ивановна, может быть, пора закусить чего-нибудь?

– Чего же бы теперь, Афанасий Иванович, закусить? разве коржиков с салом, или пирожков с маком, или, может быть, рыжиков соленых?

– Пожалуй, хоть и рыжиков или пирожков, – отвечал Афанасий Иванович, и на столе вдруг являлась скатерть с пирожками и рыжиками.

За час до обеда Афанасий Иванович закушивал снова, выпивал старинную серебряную чарку водки, заедал грибками, разными сушеными рыбками и прочим. Обедать садились в двенадцать часов. Кроме блюд и соусников, на столе стояло множество горшочков с замазанными крышками, чтобы не могло выдохнуться какое-нибудь аппетитное изделие старинной вкусной кухни. За обедом обыкновенно шел разговор о предметах, самых близких к обеду.

– Мне кажется, как будто эта каша, – говаривал обыкновенно Афанасий Иванович, – немного пригорела; вам этого не кажется, Пульхерия Ивановна?

– Нет, Афанасий Иванович; вы положите побольше масла, тогда она не будет казаться пригорелою, или вот возьмите этого соусу с грибками и подлейте к ней.

– Пожалуй,- говорил Афанасий Иванович, подставляя свою тарелку, – попробуем, как оно будет.

После обеда Афанасий Иванович шел отдохнуть один часик, после чего Пульхерия Ивановна приносила разрезанный арбуз и говорила:

– Вот попробуйте, Афанасий Иванович, какой хороший арбуз.

– Да вы не верьте, Пульхерия Ивановна, что он красный в средине, – говорил Афанасий Иванович, принимая порядочный ломоть, – бывает, что и красный, да нехороший.

Но арбуз немедленно исчезал. После этого Афанасий Иванович съедал еще несколько груш и отправлялся погулять по саду вместе с Пульхерией Ивановной.

Немного погодя он посылал за Пульхерией Ивановной или сам отправлялся к ней и говорил:

– Чего бы такого поесть мне, Пульхерия Ивановна?

– Чего же бы такого? – говорила Пульхерия Ивановна, – разве я пойду скажу, чтобы вам принесли вареников с ягодами, которых приказала я нарочно для вас оставить?

– И то добре, – отвечал Афанасий Иванович.

– Или, может быть, вы съели бы киселику?

– И то хорошо, – отвечал Афанасий Иванович. После чего все это немедленно было приносимо и, как водится, съедаемо.

Перед ужином Афанасий Иванович еще кое-чего закушивал. В половине десятого садились ужинать. После ужина тотчас отправлялись опять спать, и всеобщая тишина водворялась в этом деятельном и вместе спокойном уголке…

…Тогда Пульхерия Ивановна спрашивала:

– Чего вы стонете, Афанасий Иванович?

– Бог его знает, Пульхерия Ивановна, так, как будто немного живот болит, – говорил Афанасий Иванович.

– А не лучше ли вам чего-нибудь съесть, Афанасий Иванович?

– Не знаю, будет ли оно хорошо, Пульхерия Ивановна! впрочем, чего ж бы такого съесть?

– Кислого молочка или жиденького узвару с сушеными грушами.

– Пожалуй, разве так только, попробовать, – говорил Афанасий Иванович. [1, с. 41 - 43].

Данный отрывок приводится целиком потому, что он представляет собой нераздельное смысловое единство. В нем отражены не только кулинарные пристрастия главных героев, но и показан их образ жизни. Именно изображение образа жизни и является основной целью автора в представленном отрывке повести. Из данного описания следует, что Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна ведут очень спокойный и неторопливый образ жизни. Кроме того, сам прием пищи превратился у старосветских помещиков в некий ритуал, который не может быть нарушен. Особенностью данного отрывка является то, что в нем не так тщательно и конкретно описываются различные блюда.

Характерно, что такое изобилие продуктов является результатом деятельности Пульхерии Ивановны: Хозяйство Пульхерии Ивановны состояло в беспрестанном отпирании и запирании кладовой, в солении, сушении, варении бесчисленного множества фруктов и растений. Ее дом был совершенно похож на химическую лабораторию. Под яблонею вечно был разложен огонь, и никогда почти не снимался с железного треножника котел или медный таз с вареньем, желе, пастилою, деланными на меду, на сахаре и не помню еще на чем. Под другим деревом кучер вечно перегонял в медном лембике водку на персиковые листья, на черемуховый цвет, на золототысячник, на вишневые косточки, и к концу этого процесса совершенно не был в состоянии поворотить языком, болтал такой вздор, что Пульхерия Ивановна ничего не могла понять, и отправлялся на кухню спать. Всей этой дряни наваривалось, насоливалось, насушивалось такое множество, что, вероятно, она потопила бы наконец весь двор, потому что Пульхерия Ивановна всегда сверх расчисленного на потребление любила приготовлять еще на запас, если бы большая половина этого не съедалась дворовыми девками, которые, забираясь в кладовую, так ужасно там объедались, что целый день стонали и жаловались на животы свои [1, с. 38 - 40].

Несмотря на то, что автор подчеркивает практическую ненужность, по крайней мере, большей части заготовок Пульхерии Ивановны для них с мужем, однако здесь важен не только результат, но и сам процесс: таков образ жизни Пульхерии Ивановны, по другому она жить не умеет; испытывая глубокую привязанность к своему мужу Пульхерия Ивановна старается  приготовить все с душой, чтобы ее супруг не испытывал ни в чем недостатка. Кроме того, ведь у старосветских помещиков частенько бывают гости, которых также нужно попотчевать на славу: Эти добрые люди, можно сказать, жили для гостей. Все, что у них ни было лучшего, все это выносилось. Они наперерыв старались угостить вас всем, что только производило их хозяйство. <…> Пульхерия Ивановна для меня была занимательнее всего тогда, когда подводила гостя к закуске.

– Вот это, – говорила она, снимая пробку с графина, – водка, настоянная на деревий и шалфей. Если у кого болят лопатки или поясница, то очень помогает. Вот это на золототысячник: если в ушах звенит и по лицу лишаи делаются, то очень помогает. А вот эта – перегнанная на персиковые косточки; вот возьмите рюмку, какой прекрасный запах. Если как-нибудь, вставая с кровати, ударится кто об угол шкапа или стола и набежит на лбу гугля, то стоит только одну рюмочку выпить перед обедом – и все как рукой снимет, в ту же минуту все пройдет, как будто вовсе не бывало.

После этого такой перечет следовал и другим графинам, всегда почти имевшим какие-нибудь целебные свойства. Нагрузивши гостя всею этою аптекою, она подводила его ко множеству стоявших тарелок.

– Вот это грибки с чебрецом! это с гвоздиками и волошскими орехами! Солить их выучила меня туркеня, в то время, когда еще турки были у нас в плену. Такая была добрая туркеня, и незаметно совсем, чтобы турецкую веру исповедовала. Так совсем и ходит, почти как у нас; только свинины не ела: говорит, что у них как-то там в законе запрещено. Вот это грибки с смородинным листом и мушкатным орехом! А вот это большие травянки: я их еще в первый раз отваривала в уксусе; не знаю, каковы-то они; я узнала секрет от отца Ивана. В маленькой кадушке прежде всего нужно разостлать дубовые листья и потом посыпать перцем и селитрою и положить еще что бывает на нечуй-витер цвет, так этот цвет взять и хвостиками разостлать вверх. А вот это пирожки! это пирожки с сыром! это с урдою! а вот это те, которые Афанасий Иванович очень любит, с капустою и гречневою кашею.

– Да, – прибавлял Афанасий Иванович, – я их очень люблю; они мягкие и немножко кисленькие.

Вообще Пульхерия Ивановна была чрезвычайно в духе, когда бывали у них гости. Добрая старушка! Она вся принадлежала гостям [1, с. 44 - 47].

Гостеприимство и хлебосольство, таким образом, является одно из главных особенностей характера старосветских помещиков. В данном отрывке характерно то, что описание закусок и напитков дается от лица главной героини повести, при этом раскрываются не только их кулинарные особенности, но и способ их приготовления. Возможно, так автор подчеркнул то, что вся еда, предлагаемая гостям, была приготовлена непосредственно Пульхерией Ивановной, а не кем-нибудь из дворни.

Интересно, что с едой связано и то событие в жизни старосветских помещиков, с которого началась трагедия Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны: Пульхерия Ивановна заметила пропажу кошки, послала искать ее, но кошка не находилась. Прошло три дня; Пульхерия Ивановна пожалела, наконец вовсе о ней позабыла. В один день, когда она ревизировала свой огород и возвращалась с нарванными своею рукою зелеными свежими огурцами для Афанасия Ивановича, слух ее был поражен самым жалким мяуканьем. Она, как будто по инстинкту, произнесла: «Кис, кис!» – и вдруг из бурьяна вышла ее серенькая кошка, худая, тощая; заметно было, что она несколько уже дней не брала в рот никакой пищи. <…>Пульхерия Ивановна тотчас приказала подать ей молока и мяса и, сидя перед нею, наслаждалась жадностию бедной своей фаворитки, с какою она глотала кусок за куском и хлебала молоко. Серенькая беглянка почти в глазах ее растолстела и ела уже не так жадно. [1, с. 49].

        В данном отрывке проявляется еще одна важная черта характера Пульхерии Ивановны – любовь к животным. Будучи очень добрым человеком, Пульхерия Ивановна, и к своей кошке относится как к члену семьи.

        После смерти Пульхерии Ивановны жизнь Афанасия Ивановича стала рушиться. Это, отчасти, нашло выражение в том, как автор изображает застолья без Пульхерии Ивановны: Когда мы сели за стол, девка завязала Афанасия Ивановича салфеткою, – и очень хорошо сделала, потому что без того он бы весь халат свой запачкал соусом. <…>Часто поднимал он ложку с кашею и, вместо того чтобы подносить ко рту, подносил к носу; вилку свою, вместо того чтобы воткнуть в кусок цыпленка, он тыкал в графин, и тогда девка, взявши его за руку, наводила на цыпленка. Мы иногда ожидали по несколько минут следующего блюда. Афанасий Иванович уже сам замечал это и говорил: «Что это так долго не несут кушанья?» Но я видел сквозь щель в дверях, что мальчик, разносивший нам блюда, вовсе не думал о том и спал, свесивши голову на скамью.

- Вот это то кушанье, – сказал Афанасий Иванович, когда подали нам мнишки со сметаною, – это то кушанье, – продолжал он, и я заметил, что голос его начал дрожать и слеза готовилась выглянуть из его свинцовых глаз, но он собирал все усилия, желая удержать ее. – Это то кушанье, которое по… по… покой… покойни… – и вдруг брызнул слезами. Рука его упала на тарелку, тарелка опрокинулась, полетела и разбилась, соус залил его всего; он сидел бесчувственно, бесчувственно держал ложку, и слезы, как ручей, как немолчно текущий фонтан, лились, лились ливмя на застилавшую его салфетку.

«Боже! – думал я, глядя на него, – пять лет всеистребляющего времени – старик уже бесчувственный, старик, которого жизнь, казалось, ни разу не возмущало ни одно сильное ощущение души, которого вся жизнь, казалось, состояла только из сидения на высоком стуле, из ядения сушеных рыбок и груш, из добродушных рассказов, – и такая долгая, такая жаркая печаль! <…> Нет, это не те слезы, на которые обыкновенно так щедры старички, представляющие вам жалкое свое положение и несчастия; это были также не те слезы, которые они роняют за стаканом пуншу; нет! это были слезы, которые текли не спрашиваясь, сами собою, накопляясь от едкости боли уже охладевшего сердца [1, с. 54 - 56].

Концепт «Еда» в данном отрывке служит лишь вспомогательным средством изображения ситуации сложившейся после смерти Пульхерии Ивановны. Автор подчеркивает растерянность, можно даже сказать, - потерянность Афанасия Ивановича, который в лице своей супруги утратил не только опору, но и сам смысл жизни.

На этом изображение концепта «Еда»  в повести заканчивается.

После рассмотрения концепта «Еда», представленного в повести «Старосветские помещики», была проведена классификация выявленных образов по следующим основаниям:

        1) по их кулинарному назначению (первые блюда, вторые блюда, десерт, закуски, напитки);

        2) по их функциональному назначению в повести (характеристика черт характера, социального положения, настроения персонажей);

        3) отсутствию или наличию символического значения.

        Для классификации по первому основанию использовались названия блюд и напитков (если название блюда или напитка в отрывке повторялось – то повтор не учитывался). Для классификации по второму и третьему – весь отрывок, так как функциональное и символическое значение того или иного образа может быть определено только в контексте.

Для классификации по кулинарному назначению было выделено 44 следующих образа еды и питья: 1) кофий, 2) коржики с салом, 3) пирожки с маком, 4) рыжики соленые, 5) водка, 6) грибки, 7) сушеные рыбки, 8) каша, 9) масло, 10) соус с грибками, 11) арбуз, 12) груши,13) вареники с ягодами, 14) киселик, 15) кислое молочко, 16) жиденький узвар с сушеными грушами, 17) фрукты, 18) растения, 19) варенье, 20) желе, 21) пастила, 22) водка на персиковых листьях, 23) водка на черемуховый цвет, 24) водка на золототысячник, 25) водка на вишневые косточки, 26) водка, настоянная на деревий и шалфей, 27) водка на золототысячник, 28) водка перегнанная на персиковые косточки, 29) грибки с чебрецом, 30) грибки с гвоздиками и волошскими орехами, 31) грибки с смородинным листом и мушкатным орехом, 32) большие травянки, 33) пирожки, 34) пирожки с сыром, 35) пирожки с урдою, 36) пирожки с капустою и гречневою кашею, 37) зеленые свежие огурцы,  38) молоко, 39) мясо, 40) цыпленок, 41) мнишки со сметаною, 42) сушеные рыбки, 43) груши, 44) пунш.

        Классификация всех концептов еды, представленных в повести «Старосветские помещики» по их кулинарному назначению представлена в Таблице 1.

Таблица 1

Классификация концепта «Еды» по его кулинарному назначению

Классификация концепта еды по его функциональному назначению в повести позволила выявить следующие функциональные особенности: характеристики черт характера, характеристики социального положения, характеристики настроения персонажей. Классификация по данному основанию представлена в Таблице 2.

Таблица 2

Классификация образов еды и питья по их функциональному назначению

Исследование с точки зрения наличия/ отсутствия символического значения не выявило в повести ни одного эпизода, в котором концепт еды  был бы использован как символ.

        Таким образом, подводя итоги данной части исследования, можно сделать следующие выводы:

        - в повести «Старосветские помещики» концепт еды встречается довольно часто. При этом, с точки зрения  кулинарного назначения, данный концепт можно поделить на 4 основные группы: вторые блюда (4 единицы), десерт (7 единиц), закуски (19 единиц) и напитки (14 единиц). Образов первых блюд в повести не выявлено;

        - классификация концепта еды по функциональному назначению позволяет утверждать, что данные образы чаще всего используются для изображения определенных черт характера персонажей (5 эпизодов), а также для характеристики настроения персонажей (1 эпизод). Использование концепта еды для характеристики социального положения персонажей в повести не отмечено;

        - в повести не выявлено ни одного случая использования концепта еды в символическом значении.

Заключение

Проанализировав концепт «Еда» в повести Н.В. Гоголя «Старосветские помещики», мы можем сделать вывод о том, что автор подробно описывает гастрономические пристрастия главных героев. Текст насыщен описанием или упоминанием еды, процессов их приготовления и поглощения. Такое обилие еды, которое характерно для быта Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны утрачивает простую функцию насыщения организма, а становится символом жизни героев.

Рассматривая концепт «Еда» в гоголевском тексте, можно сказать о преувеличении его функции. С одной стороны, через образы еды автор подчеркивает приземленность героев и отсутствие духовных интересов в их жизни, замкнутость на обыденном, с другой стороны, с помощью этих образов выявляется их привязанность друг к другу и симпатия к гостям. Перечень закусок, блюд, напитков дает представление  не только о языковой картине мира русского народа, но и о национальной украинской кухне и культуре и подчеркивает простоту бытового уклада старосветских помещиков.

Список используемой литературы

1. Гоголь Н.В. Миргород: Повести / Автор предисл. и примеч. В.М. Гуминский; Художн. И.М. Годин. – М.: Дет. лит., 1989. – 288 с.: ил. (Школьная б-ка).
2. Гумбольдт В.фон. Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 2000.- 400 с. ISBN: 5-01-004661-X
3. Даль, Владимир Иванович. Толковый словарь живого великорусского языка: избр. ст. / В. И. Даль; совмещ. ред. изд. В. И. Даля и И. А. Бодуэна де Куртенэ; [науч. ред. Л. В. Беловинский]. - М. : ОЛМА Медиа Групп, 2009. - 573 c.
4. Лихачёв Д.С. О национальном характере русских. Вопросы философии. 1990. № 4
5. Маслова, В.А. Лингвокультурология: учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. - М., 2001. – 208 с.
6. Степанов Ю.С. "Слова", "понятия", "вещи". К новому синтезу в науке и культуре. // Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М., 1995
7. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры [Текст] / Ю.С. Степанов. - М.: Академический проект, 2004. - 990 с.
8. Фарыно Е. Введение в литературоведение [Текст]: учебное пособие / Е. Фарыно. - СПб.: Издательство РГПУ им. А.И. Герцена, 2004. - 639 с.
9. Филиппова Е.В. Семантическая изотопия «еда» в художественном тексте (на мет-ле «малой» прозы 80-х гг. XX век). АКД. - Ставрополь, 2004. – 20 с.
10. Шмелев Д.Н. Современный русский язык: Лексика. – М.: Просвещение, 1977. - 337 с.