Всех демонов назвать своими именами

Спектакль окончен, занавес опускается. Ощущение реальности возвращается не сразу. И, постепенно выходя из транса, начинаешь осмысливать увиденное и услышанное. Мы сегодня увидели постановку, носящую название «Злой спектакль» или "...лучше бы было этому человеку не рождаться...". Единственный актёр, а также режиссёр – Пётр Зубарев, подаривший нам незабываемые впечатления своей мастерской актёрской игрой. И вот уже включен свет, и зрители встают со своих мест. А я остаюсь в зале и собираюсь задать несколько вопросов о спектакле его автору. Я заранее договорился о встрече с ним в зрительском зале, после спектакля, когда все посетители покинут театр.
Конечно, первым моим вопросом был вопрос об истории создания спектакля.

- Как появилась идея создания постановки по пьесе Клима?
- Это достаточно длинная и далёкая история. По совету друга, я посмотрел один отрывок по тексту Клима, «Обратная сторона бесконечности». Тогда нам очень понравилась тема Климовских диалогов, то, как говорили персонажи. Они говорили очень быстро, наступая друг на друга, и я, в последствии, использовал это наблюдение в «Злом спектакле». Климом я заинтересовался именно после этого отрывка. Очень интересный оказался человек и художник. Потом появился его спектакль «Толкователь апокалипсиса». Меня этот спектакль очень заинтересовал: как может человек сорок минут безостановочно говорить на сцене, не путаясь, не забывая текст? Когда мне посчастливилось найти тексты Клима, я их перечитал, и единственным, который показался мне сюжетно простым, оказался «Злой спектакль». Даже сам Клим называет его учебным. Но это его мнение, а я считаю, что «Злой спектакль» сам по себе интересен как драматическое произведение, там же очень глубокое содержание! А в первую очередь спектакль заинтересовал меня формой. Клим там сводит эпохи, время – закольцовано, его не существует.

- Говорить сорок минут подряд, как Вы справедливо заметили, очень непросто. Вы как-то тренировались специально?
- Да, я где-то месяцев семь репетировал в одиночестве. Я сразу определил, что делаю спектакль не для кого-то, а для себя. Я его готовил как самостоятельную работу. Ну, выучил-то я его достаточно быстро, достаточно быстро научился говорить без остановки, распределяться. Сложнее было с выполнением Климовских установок на этот текст, которые автор изложил в предисловии. В тексте Клима нужно выдерживать все заглавные, все гласные в конце.

- Чем Вам запомнился процесс подготовки Вашего спектакля?
- Запомнилось больше всего то, как я делал первый показ в библиотеке Автограда. Последнюю неделю перед показом я уже сходил с ума. Понимал, что мне уже не отвертеться, появился конкретный момент сдачи, я встречусь с публикой. Только в последние дни перед показом в библиотеке спектакль сложился в то, чем он сейчас и является. Понял я, как спектакль должен развиваться. В библиотеке я работал только с текстовым вариантом спектакля. И уже после показа я начал подготавливать маятник.

- Маятник выглядит очень внушительно и загадочно. Что он символизирует?
- Я подчерпнул это у Клима. В одной его речи прозвучала фраза: «Первые стали последними, круг замкнулся. Принцип маятника.» Клим математик, физик. Я зацепился за эту мысль. Сам маятник, как образ спектакля будет раскрывать его полнее.

- В спектакле было использовано минимум реквизита, почти нет декораций, костюм без изысков. Для чего это было сделано?
- Изначально я пробовал много чего. У меня был и пистолет, и конверт, который я сжигал и посыпал голову пеплом. В итоге я понял, что это только показывает, о чём я рассказываю, а мне нужны были вещи, которые являются частью истории. Маятник, шарф… Шарф – это и символ Ипполита с его больным горлом, и символ верёвки, на которой повесился Иуда. Я понимал, что костюм должен быть не отвлекающий, поэтому и сделал его чёрным.

- В Вашей постановке есть элемент разговора со зрителем. С какой целью Вы употребили этот приём?
- Это не мой приём, так текст и построен. Когда читаешь текст, кажется, что вопросы задаешь сам себе, а когда произносишь его со сцены, естественно получается, что общаешься с публикой. Но есть несколько моментов, когда я действительно превалирую в общении, чтобы вся публика сразу подключилась. Я специально ищу со сцены молодую пару. Они становятся соучастниками игры, я задаю им вопросы, и наше общении со зрителем становится более простым и понятным.

- Какое у Вас отношении к Вашему персонажу?
- Хорошее! (Смеётся) Знайте, после спектакля у актёра возникает такое благостное состояние, когда всё это уже сумел пройти…Когда я первый раз читал Идиота, Ипполит меня очень раздражал, и жалости я почему-то не мог к нему испытать, особенно в начале. А в этом спектакле понимаешь, что человек может попасть в петлю собственной лжи. Собственно, не до конца осмысленного похода за своей гордостью. Иногда в жизни сложно быть до конца честным с собой. Одна из фраз спектакля: «главное не обманывать себя». Потому что с первого самообмана начинается построение лабиринта, из которого очень сложно выбраться после. А самообман это всегда защита собственной гордости. Поэтому сочувствие к нему есть. Потому, что самому не хочется оказаться в этой ситуации, когда приходится выбирать: жизнь или смерть.

- Насколько велика актуальность проблем, затронутых в спектакле? Повлияла ли данная постановка как-то на Вашу жизнь и на Ваши взгляды?
- Да, подготовка к спектаклю сильно повлияла. Мне пришлось много читать, много узнавать нового. Поменялось у меня и отношение к самой актёрской игре, с профессиональной точки зрения. Актуальность? Если проблема действительная, то она всегда будет актуальна. Другой вопрос, насколько она актуально вскрыта, в эту секунду, в этом времени? Насколько подойдёт этот способ вскрытия проблемы зрителю? Зритель должен поверить, тогда – актуально. А проблема, её же главное назвать. Всех демонов назвать своими именами, а потом выжить. Нужно быть честным перед собой.

- Вы ещё собираетесь делать моноспектакли?
- Не знаю даже. Может быть, да. Я постоянно нахожусь в поиске текстов, которые могут подойти. Сейчас, когда я уже попробовал, меня больше интересует не форма моноспектакля. Я стремлюсь к построению такого спектакля, который будет откровением для зрителей. Чтобы человек… Очищался, так получается? Чтобы возникали такие чувства, которые я сам испытываю, когда смотрю что-то проникновенное. То, что заставляет на мир по другому посмотреть, с совершенно другой стороны, о которой ты даже не подозревал. Я вижу свою дальнейшую работу именно такой, а моноспектакль это или нет – не особенно важно.