Конкурсная творческая работа к 70-летию Великой Победы

Подарок отца.

Самый дорогой для меня человек – моя старенькая бабушка. После потери мамы она стала еще ближе и роднее. В её маленьком деревенском домике, на полке рядом с иконами, хранится тряпичная куколка. Каждый раз я прошу бабушку рассказать об этой реликвии.  Она, осенив себя крестом, снимает игрушку с полки и  вновь вспоминает своё военное детство и отцовский подарок.

Давно это было, доченька. Жили мы в глухой деревушке  Чертовики, что во Владимирской области. Родители наши трудились в колхозе, да дома у нас было немалое хозяйство: и корову подоить, и свинюшку накормить, и за цыплятами по весне присмотреть, и в огороде дел много. Сколько ж рук надо! А мы на что? Три дочери, три сестры,  мал  мала меньше. Я-то самая маленькая была,  девять годков исполнилось, Люся  на год постарше, а Галька - то совсем взрослая, в тот год ей уж пятнадцатый  пошёл.

А год выдался трудный:  война пришла. Отец наш, Зимин Сергей Сергеич, первый раз уезжал из дому и сразу на фронт. Я его, тогдашнего, хорошо помню. Статный такой, чернобровый, волосы кудрявые, большой в плечах,  словно богатырь, до сих пор  перед глазами стоит.

 Мама так рыдала, так рыдала,  аж  в ушах звенело. Я и сейчас вижу её лицо, залитое слезами,  хоть времечко сколько прошло с тех пор.

         Вот тогда  тяжба пришла! Вся домашняя работа на детей легла: маме некогда было, работала в поле,  на сенокосе, домой приходила за полночь, валилась с ног. А поутру солнце ещё не встало, а она уже на ногах, все для того чтоб нас прокормить, чтоб с голоду не померли. Вскоре я с мамой в колхоз стала ходить. К зиме со скотного двора навоз вывозили на пашню, так я  быком Яшкой управляла. Сейчас и представить страшно, как это я с таким бугаём справлялась?

Вечером, детство есть детство, с сёстрами в жмурки играла. Игрушек не было, да и купить было негде и не на что, куклы из старых платьев мастерили.  А сколько радости было, когда мама вынимала из кармана  фартука крошечный кусочек сахара, перепачканный сажей, и одаривала нас!  Слаще этого лакомства, кажется, во всей жизни не едала.

В этом году научилась я за Малышкой ухаживать, кормила, поила нашу красавицу-кормилицу, доила, молоко процеживала, а потом несла  в крайний ветхий  домишко: туда все жители деревни относили молоко и большую часть урожая. Так мы помогали фронту.

Как прошли эти страшные годы? Где люди брали силы? Не знаю.

Лишь одну весточку получили мы с фронта. На этот адрес всю войну писали   и   отправляли отцу письма, но ответа всё не было  и не было. До последнего  не знали,  жив наш солдат иль помер в отважном бою. Много  мы слёз пролили, но надежда всё ещё горела внутри.

9 мая 1945 года  я проснулась раньше всех и решила проверить, не прислал ли отец какую-нибудь весточку. На улице было тепло,  утренняя роса, как маленькие солнышки, скатывалась с осоки.  А воздух легкий, чистый, только прохладный ветерок дул прямо в лицо. Птицы насвистывали свои любимые песни. Было настоящее весеннее утро. Петушок Васька своим голоском будил всех обитателей деревни.

«Мама, мама! - закричала я. -  Письмо! » Побледневшая, она вышла со двора, трясущимися  руками   взяла   фронтовой треугольник, присела на мостках и долго-долго  не открывала. Это уж позднее я поняла, что боялась она известия.  Наконец, развернула, но прочесть  не смогла: залилась слезами, яко реченька, – передала мне.  Оказалось, отец  наш  в   области, в городской  больнице, с сильным ранением.  Мама засобиралась к отцу, я упросила её взять меня с собой.  

Несколько дней  нас к нему не пускали, но мы были  рады тому, что он жив.

И вот, наконец,  нам  разрешили войти в палату. Я не сразу узнала  отца:  он превратился из сказочного богатыря  в  худого, маленького   подростка.  Лишь  улыбка незнакомца    помогла  мне понять, что это мой отец. Да и он меня не сразу признал, всё Галинкой меня называл: пять лет назад ей столько ж было, сколько мне тогда. Грудь и голова  его были перевязаны  бинтами, кудрявых волос почти не было видно, лишь седины  пробивались из-под повязки.  Со слезами на глазах он вымолвил: «Ну, здравствуйте,  мои родные». Потом протянул дрожащими руками три тряпичных куклы:  мне и двум сестрам.  Это был подарок с войны.

 Долго он пролежал в больнице, а мы все так же продолжали работать в колхозе и дома, относили  урожай в тот ветхий домик, но уже не весь, а половину, ведь отец мой  защитил  родину. Через какое- то время папка немного оправился, вернулся в колхоз и стал помогать нам по дому.  Мало-помалу в  глазах его снова появились  твёрдость и уверенность:  хоть война- то и закончилась, нужно было восстанавливаться и жить полноценной жизнью. И все же  иногда вечером сядет у окна с трубкой в зубах, а  в руке кукла. Смотрит на неё и что-то про себя вспоминает, наверно,  ушедших друзей и товарищей, войну.  Нам он ничего о войне не рассказывал, да мы и не спрашивали:  боялись задеть его, разбередить его сердечные раны.  Мы только знали, что он дошёл до Берлина, защитил нас от фашистов  и с ранением вернулся домой.

Время шло, мы с сёстрами  подрастали, жизнь шла своим чередом. Я уж и замуж вышла, и деток нарожала, папку твово последним родила, но эту тряпичную куклу сохранила.  Она мне очень дорога.  Гляжу  на неё и  вспоминаю отца-солдата, маму, свое военное детство…

На этом месте бабушка останавливает свой рассказ и, перекрестившись, убирает отцов подарок на место. Мы долго молчим. Потом она, смахивая набежавшую слезу,  говорит о детях Донбаса, о бесчеловечности украинской власти и о необходимости борьбы с фашизмом.