Судьба адажио

Номинация «Художественная проза»

Работа Патраковой Елены Юрьевны, учащейся 11 класса,

Судьба «Адажио».

Ремо потянулся, уговаривая себя попробовать заснуть ещё. Но сон не шёл. Которую ночь ему снился один и тот же сон. Развалины из красного кирпича, кусками видневшегося тут и там среди бурых мраморных плит. И на останках одной из стен, спиной облокотившись на полуразрушенную каминную трубу, сидит он, тот, кто не давал покоя уже несколько ночей. Нормальному человеку, живущему в середине двадцатого века, этот сон показался бы странным. Но в том-то и дело, что Ремо точно знал, кто этот мужчина.

                Он стал приходить во снах все чаще. Каждый раз Ремо видел его в одном и том же месте. Согнув одну ногу в колене и оперевшись ею на кирпичную кладку, вторую ногу, в бархатном чулке и в шелковой узконосой туфле он опустил вниз и ритмично покачивал ею, словно пританцовывая под одну ему слышимую мелодию. Темно-вишневый кафтан его был расстегнут. Из-под него выглядывало накрахмаленное жабо белоснежной шелковой сорочки.

      Ночной гость держал в руке карандаш и что-то записывал на листе бумаги, иногда отрывая взгляд от своих записей и устремляя его вдаль. Потом вдруг резко поворачивался к Ремо, который во сне всегда находился где-то поблизости и тихо произносил:

    -Ну???

     Собственно, на этом сон и прерывался.…

Через несколько ночей Ремо стало казаться, что он приходит на эти развалины уже силой собственной воли, что он может самостоятельно возвращаться в этот сон вновь и вновь. Ему необходимо было заговорить с незнакомцем, узнать у него то, что оставалось белым пятном в его давно начатой работе. Но сон каждый раз прерывался вопросительным «ну», и это бесконечно тревожило Ремо.

       Ремо Джазотто почти всю свою жизнь посвятил тому, что старался донести до широкой публики биографии известных и не очень известных композиторов. Всю жизнь он проработал музыкальным критиком в одной из самых известных газет города, освещая культурные события города и прилегающих к нему провинций. Биографические публикации были делом всей его жизни. Издавая истории жизни композиторов, живших два-три-пять столетий назад, Ремо словно сам переносился в те века. Проживая чужие жизни на бумажных листах, он не раз задавался вопросом, а смог бы он стать великим композитором, таким, как Ферруччо Бузони, Джованни Баттиста Виотти, Алессандро Страделлы , Антонио Вивальди, Томазо Альбинони…

       Именно Альбинони и не давал покоя Ремо Джазотто уж несколько ночей. Много лет популярный музыкальный критик пытался составить каталог произведений Томазо Альбинони. Список получался уже довольно привычный: около пятидесяти опер и балетов, многочисленные сочинения (трио-сонаты, скрипичные сонаты, концерты и др.) и несколько инструментальных пьес. И когда, казалось, можно было поставить точку и сдать завершенную работу в типографию, вдруг по ночам к нему стал приходить сам Альбинони. Каждый раз он сидел в одной позе на обломках одной и той же стены, всегда в руках у него были бумага и карандаш, из ночи в ночь он выжидательно глядел на своего гостя и вопрошал: «Ну???»

       Итак, решив, что больше не сможет уснуть, Ремо встал, умылся, надел свежую сорочку и решил пораньше отправиться в свою контору, раз уж все равно не спится. По пути ему повстречалась тумба с только что приклеенными на нее свежими газетами, еще едко пахнущими типографской краской. Что- то словно притянуло его к этому деревянному цилиндру. Ремо прочитал заголовок, напечатанный крупными буквами посреди сероватого листа: «На месте бывшей Дрезденской библиотеки будет возведен…» И…. взгляд Джазотто вдруг споткнулся о небольшую фотографию, сопровождающую текст. На этом фото Ремо отчетливо узнал обломки той самой стены, на которой по ночам сидит Томазо Альбинони.

       Ремо судорожно вдохнул холодный воздух сентябрьского утра и прочитал всю статью. В ней сухим канцелярским языком сообщалось, что на месте Дрезденской библиотеки, которая в конце Второй Мировой войны была разрушена бомбежками союзных войск, будет разбит парк… Еще несколько строк рассказывали о том, что пару месяцев назад среди ландшафтных дизайнеров был объявлен конкурс на самый интересный проект. И вот победитель конкурса собирается наконец-таки расчистить улицу Дрездена от последних обломков библиотеки и на их месте посадить множество уникальных растений, привезенных специально для этого проекта со всех концов земного шара. Джазотто побледнел. Как ему раньше не приходило в голову, что необходимо побывать в Дрездене, в городе, где, вероятно, могли сохраниться какие-то рукописи Томазо Альбинони, а, если повезет, и его личные вещи?

       Так и не дойдя до своей конторы, Ремо развернулся на каблуках и уверенно зашагал обратно в направлении своего дома. Через пару часов он уже рассматривал пейзажи за окном набирающего скорость поезда.

       Пребывая в Дрездене, Ремо Джазотто постарался посетить все музеи и библиотеки, разыскивая следы утраченных творений Томазо Альбинони. Он обращался к частным коллекционерам, надеясь разыскать хоть что-то, некогда принадлежащее этому выдающемуся композитору. Совсем разочаровавшись в своих безрезультатных попытках отыскать в этом городе хоть какие-то следы великого мастера, Ремо заглянул в городской архив, где нашел любопытный документ. Это был заглавный лист партитуры одного из произведений Томазо Альбинони. Жесткий, огрубевший от времени лист пергамена с одной стороны имел лишь название сборника, содержащего ноты, но с другой… рукой самого мастера было сделано несколько пометок, из которых следовало, что эту книгу Томазо Альбинони дарует библиотеке Дрездена в честь … (далее следовали затертые временем строки, так и не понятые Ремо).

       Библиотека! Как раз в эти дни на месте разрушенного здания бывшей Дрезденской библиотеки должны были начаться работы по расчистке площадки для будущего парка. Ремо Джазотто подскочил и, едва не забыв свою трость, оставленную в холле архива, выскочил на улицу.

       Прошло всего несколько часов, как он входил в здание местного архива. Но, когда он входил туда, на улице моросил противный дождик, не видимый глазом, но ощущаемый каждой клеточкой не покрытого одеждой тела.

       Сейчас же сквозь серую хмарь выглянуло солнышко. Дождь закончился, даже не успев оставить луж в выбоинах на тротуарах, до сих пор не отремонтированных после бомбежек.

       Это показалось Ремо хорошим знаком и, поймав такси, он сразу направился в сторону разрушенной Дрезденской библиотеки.

        Расплатившись с водителем, Джазотто буквально вывалился из машины. Словно по мановению волшебной палочки он очутился прямо под той самой стеной, которая не раз представала перед ним во снах.

       Ошарашенный, он несколько секунд не мог прийти в себя. Потом осторожно, опираясь на трость, стал пробираться к выступу, на котором, как ему показалось, он непременно должен был увидеть самого Томазо Альбинони.

       Чуда не случилось. Выступ был пуст. Но это был именно тот выступ (а в этом Ремо абсолютно не сомневался), который  он видел во сне. Вот снесённый снарядом угол трубы, на которую облокачивался его ночной гость; вот кирпич, чуть выступающий над остальными, на который опирался композитор своей шелковой туфлей.

        И тут внимание Ремо привлек предмет, выступающий из-под этого рассыпающегося от времени кирпича. Он постучал своей тростью по кирпичной кладке, и прямо к его ногам упала жестяная коробочка, очевидно служившая когда-то для своего хозяина емкостью для хранения табака или нюхательных солей.

        Прикладывать усилия для открытия коробочки не пришлось. Проржавевшая от времени, она буквально рассыпалась в руках Ремо, обнажив в своем нутре стеклянную колбу, запечатанную сургучом.

        Сомнений не было: это было послание Томазо Альбинони из далекого 17 века. Послание для него, Ремо Джазотто, который так кропотливо собирал сведения о гениальном композиторе, когда-то жившем в этом городе.

        Трясущимися руками, едва дыша, Джазотто опустил колбу в карман длинного драпового пальто. Похлопав по брючинам, покрывшимся пылью, Ремо отправился прямо на вокзал.

        Несколько часов, проведенных в поезде, показались ему вечностью.

        Добравшись до своей квартиры и заперевшись на все замки, словно воришка, Ремо развернул колбу, завернутую в носовой платок. Осторожно отколов горлышко, залитое сургучом, замирая от страха, что вот-вот он очнется и все окажется только сном, как и все те предыдущие сны, которые лишали его покоя уже несколько недель, двумя пальцами Ремо развернул маленький сверток бумаги, хранившийся несколько столетий в стене Дрезденской библиотеки. Мелким почерком на небрежно оторванном от целого листа бумаги уголке было написано всего шесть тактов какой- то мелодии.

        Сердце остановилось! Это чья-то злая шутка! Кто-то знающий его фанатическое желание найти творения великого Альбинони, решил разыграть его! Но… как колба могла очутиться в той самой стене??? И никто не знал о снах Джазотто (он боялся показаться невменяемым в глазах своих коллег-критиков). Очевидно, следовало повнимательнее присмотреться к тому материалу, который самый чудесным образом попал к нему в руки…

       Ремо откинул крышку рояля. Руки легли на клавиши так робко, словно он давно не сидел за инструментом. И, как только шесть тактов наконец-то вырвались из решетки нотного стана и обрели свободу, Джазотто понял, что не было еще в мире мелодии, которая так гармонично передавала бы всю гамму человеческих чувств: боль, отчаянье, страх и одновременно восторг, любовь.

       Слезы хлынули из глаз Джазотто! Он станет великим! Его имя войдет в историю! Из-под его руки родится  божественная мелодия, зародышем которой и станут эти шесть тактов, подаренных ему маэстро 17-го века.

       Несколько недель Ремо Джазотто не ел, не пил, недосыпал. Порой ему казалось, что он сходит с ума, что мелодия ускользает от него, что клавиши издают совсем не те звуки, которых требует душа. Упав на руки, сложенные на крышке рояля, он рыдал, рычал как ополоумевший.…                                            

        Успокоившись, он снова начинал с тех шести тактов, которые привез из Дрездена. И они давали ему новые силы, огнем разливались по артериям, двигали его пальцы по клавишам…

        В октябре 1958 года «Адажио» Ремо Джазотто увидело свет. Это был триумф! Зал, впервые услышавший его творение, взорвался аплодисментами. За роялем сидел сам Ремо, словно боясь доверить божественную мелодию чужим рукам.

       В ту ночь он лег спать поздно, почти под утро. И снова ему приснилась улица Дрездена. Площадь, на которой несколько недель назад среди развалин из красного кирпича он нашел жестяную коробочку с шестью тактами мелодии, была расчищена и подготовлена под посадки. На скамейке в своем красном сюртуке, белоснежной сорочке и шелковых туфлях сидел маэстро Томазо Альбинони. Он слегка повернул голову в сторону Джазотто и упрекающе ею покачал…

       Первое опубликованное издание гениального творения Ремо Джазотто вышло спустя несколько дней, и согласно предисловию Джазотто, называлось «Адажио соль минор для струнных и органа на основе двух фрагментов темы Томазо Альбинони. Творец «Адажио» так и не посмел присвоить авторство себе.

Остается добавить, что «Адажио соль минор для органа и струнных инструментов Томазо Альбинони (Tomaso Albinoni - Adagio in [ссылка] for strings and organ)» является, пожалуй, одним из самых популярных музыкальных произведений нашего времени. Многочисленные исполнения, как в первоначальном варианте, так и в обработках, превратили это сочинение в настоящий хит.

Адажио разошлось по миру. Одних только исполнителей песен, написанных на мотив «Адажио» насчитывается несколько десятков. Сара Брайтман, Лара Фабиан, Карел Готт, Демис Руссос, Мирей Матье, Хосе Каррерас, Николай Басков – вот далеко не полный список звёзд эстрады, обратившихся к гениальному творению Альбинони.

Фильмов, в которых звучит эта музыка – несколько десятков.

Множество поэтов и прозаиков посвящают свои произведения этому «Адажио».  Произведение регулярно перелагается для других инструментов и используется в массовой культуре, например как фоновая музыка в фильмах, а также в телепрограммах и рекламе.