ПАРТИЙНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ И ПАРТИЙНАЯ ЛИТЕРАТУРА – 2 (перечитывая классиков)

ПАРТИЙНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ И ПАРТИЙНАЯ ЛИТЕРАТУРА – 2 (перечитывая классиков)

Глубокий смысл басни Крылова

«Ворона и лисица» состоит в том,

что, лишь потеряв сыр, ворона

 обрела свободу слова.

Из анекдотов начала 2000 –х.

Член Общественной палаты при Президенте Алексей Чадаев, автор книги «Путин. Его идеология», однажды заявил буквально следующее: «Свобода слова возникнет тогда, когда появится партийная журналистика»^[1]. При знакомстве с этим выступлением невольно возникает ощущение, что автор внимательно прочитал статью В.И. Ленина «Партийная организация и партийная литература» (1905 г.).^[2]

Конечно, Чадаев отнюдь не последовательный ленинец, как и президент Путин с «его идеологией» – вовсе не продолжатель дела деятелей большевистского крыла российской социал-демократической рабочей партии, признавший то, что для любого марксиста уже банальность: «Если она [свобода слова] монополизирована двумя-тремя денежными мешками, - это не свобода прессы, а защита корпоративных интересов».^[3]

Коммунисты всегда понимали лицемерность лозунгов «свободы печати», «объективной журналистики» вне партий, требовали и требуют от журналистов, говоря словами не коммуниста Чадаева, «профессионально выражать позицию определенной социальной, профессиональной или даже партийной группы людей. И при этом заявлять о своей принадлежности открыто».

Классу, собирающемуся господствовать экономически, политически и духовно, необходимы кроме фабрик и заводов правящая политическая партия, «партийная журналистика», литература и т.п. Тем более, как говаривал помощник президента и заместитель руководителя его администрации В.Сурков, «по мере развития демократии информационная борьба обостряется. Борьба за умы... Ведь есть и другие подходы к будущему России»^[4].

Начиналась эта борьба, как известно, с горбачевской «гласности». Сегодня нам очевидно, что «перестройка» вела к отлучению правящей партии от важнейших инструментов власти, в том числе идеологической. Горбачевская «перестройка» окончательно порвала с ленинскими принципами партийной печати. Под лозунгами «социалистического плюрализма» и «деидеологизации»  КПСС открыла доступ  в партийные средства массовой информации ЛЮБЫМ идеям, взглядам, суждениям, вплоть до откровенно антисоветских и антикоммунистических. Классовому размежеванию советского общества предшествовало  разрушение, как тогда писали, «морально-политического единства советского народа».

Нараставшая в обществе анархия выплеснулась на страницы печати. Получилось прямо противоположное тому, к чему призывал Ленин в далеком 1905 г. в своей знаменитой статье, которая значилась в экзаменационных билетах по литературе вплоть до краха КПСС. Если за работой прессы перестает  «следить организованный социалистический пролетариат, всю ее контролировать, во всю эту работу, без единого исключения, вносить живую струю живого пролетарского дела, отнимая, таким образом, всякую почву у старинного, полуобломовского, полуторгашеского российского принципа: писатель пописывает, читатель почитывает», то открывается простор «буржуазным нравам», «буржуазному литературному карьеризму и индивидуализму», «барскому анархизму» и «погоне за наживой».

 Советская партийная печать в период перестройки -  это, говоря словами Ленина,  «уродливые союзы, ненормальные «сожительства», фальшивые прикрытия», когда «с вынужденными недомолвками людей, желавших выразить партийные взгляды, смешивалось недомыслие или трусость мысли тех, кто не дорос до этих взглядов, кто не был, в сущности, человеком партии». Как еще более точно, чем это сделал Ленин,  охарактеризовать ситуацию, при которой газета – орган правящей партии  печатает антипартийный манифест!? Как следует относиться к тому, что коммунистическая газета помогает врагам коммунизма развенчивать своих вождей и при этом печатает панегирики махровым контрреволюционерам!? А ведь это и происходило в период перестройки. Обвинения в адрес партийной прессы, в том числе «Правды», в том, что она «формирует отрицательное отношение к партийным кадрам», часто звучали и на Политбюро, и в ЦК партии.^[5] 

 «Свобода печати» в условиях перестройки - это отрицательная свобода, «свобода от»: от цензуры партийного комитета, от идеологии и т.д. При этом организационно и материально средства массовой информации еще были крепко привязаны к официальным партийно-государственным структурам. Других структур еще не было или они находились в зачаточном состоянии. Поэтому партийные СМИ еще какое-то время продолжали колебаться вместе с линией партии. В той мере, в какой СМИ освобождались от опеки партийного аппарата, они становились самостоятельными субъектами социально-политических процессов со своими специфическими корпоративными и  групповыми интересами.

После краха КПСС средства массовой информации остались один на один перед бушующей стихией рынка.  Не все СМИ выжили. Другие нашли способы вписаться в новые социально-экономические условия. Наступил, по словам В.Суркова, «зоологический период» постсоветской истории. Потеряв партийную подпитку, средства массовой информации активно коммерциализируются. Конкуренция на идейной почве сменяется экономической.  Редакции превращаются в бизнес-структуры, ориентированные в первую очередь на прибыль. Некогда единое журналистское сообщество расслаивается. Среди журналистов появляются собственники СМИ и наемные работники, свои богатые и бедные. За платежеспособным потребителем, потенциальным рекламодателем, способным купить газетную площадь или оплатить эфирное время, журналисты начинают погоню.  

Автор этой статьи сам может засвидетельствовать, как от него, бывшего журналиста, редакторы требовали проплаченных материалов. «Каждая секунда в эфире должна быть оплачена», - говорил мне руководитель одной из телерадиокомпаний. Так, творческий человек превращается в агента по продаже газетной площади и эфирного времени. Решите задачку. Если возникнет выбор, что поставить в номер: материал о забастовках нефтяников с требованиями повышения зарплаты или о благотворительной акции, патронируемой генеральным директором той же нефтяной компании, как следует поступить журналисту?  

Таким образом, меняется характер самой профессии журналиста. Когда председателя Союза журналистов России В.Богданова спросили, какое лицо у российской журналистики, он ответил:

• Это сложный вопрос, потому что это лицо очень трудно разглядеть. Оно сегодня такое скукоженное. Журналистика на информационном пространстве России занимает маленькое место. По официальным исследованиям, на журналистику как таковую в СМИ приходится от 3 до 12 процентов площади…
• А что они там видят?
• А там другое – мощные политтехнологии, пропагандистские и пиаровские материалы, компромат всех сортов, скрытая и открытая реклама, заказуха и т.д. А собственно журналистика не заметна. Она сегодня практически не влияет на общество, потому что общество ей не доверяет».^[6]

«Некоторые журналы стремятся к процветанию, демонстрируя заботу о человеке, хотя на деле их движущим мотивом остается алчность, - писал о том же самом, но  в далеком 1896 г.,  американский писатель Т.Драйзер в статье «Прегрешения американской прессы». - Они играют роль поборников прав человека, ибо знают, что большая часть сражений, в которые они вмешиваются, проиграны народом, в силу чего их вопли не могут причинить никакого вреда…

Они работают за интересы трудящихся отнюдь не ради победы трудящихся, а с целью привлечь и завоевать читателей из рабочей среды. Они выступают поборниками справедливости и несправедливости, правды и лжи, богатых и бедных в зависимости от того, что им диктуют в данный момент их деловые интересы. Их цель – обслужить как можно более широкие слои населения, не позволяя им конфликтовать друг с другом и не причиняя ущерба собственному престижу и прибылям».^[7]

 Свобода журналистики в 90-е годы – это уже свобода не от партийного аппарата. Большинство журналистов, как и миллионы людей других профессий, в одночасье оказались в условиях рынка труда, на котором у человека есть только одна свобода – продавать свою рабочую силу, если на нее существует платежеспособный спрос. «Сокращают быстро и безжалостно, а на кабельном телевидении работать никто не хочет, это не престижно, поэтому вынуждены учиться работать по новым правилам, - признаются сотрудники НТВ»^[8].

Капитализм выработал прекрасный способ контроля над человеком – страх перед безработицей, бесконечную конкурентную борьбу на рынке рабочей силы, снижающую стоимость труда. В России появилась даже новая профессия - «литературный негр». Глобализация капитализма открывает новые возможности для управления «свободой слова» и журналистами. Вот, что сообщала «Новая газета»:

«Главная тенденция – рост армии «журналистов на час», фрилансеров, интеллектуальных поденщиков, которые лишены прав и  социального статуса наемных работников журналистского цеха образца европейско-американских демократий прошлого века. Так называемые атипичные работники составляют в организациях-членах Международной федерации журналистов около 30% занятых. Как заметил генеральный секретарь МФЖ Э.Уайт, «если журналист беден, постоянно боится потерять работу, ему труднее сопротивляться давлению, которое заставляет писать в угоду правительственным интересам или интересам бизнеса, труднее заниматься расследованиями и оспаривать редакционную линию руководства».

По данным доклада МФЖ «Изменение характера работы: всемирное исследование атипичных видов работы в медийной индустрии» в мировых СМИ наметилась мода менять опытных журналистов на более дешевых, невзыскательных молодых, заключать с ними временные индивидуальные контракты. В новых СМИ работает преимущественно молодежь. Зарплату молодому сотруднику наниматель платит по своему усмотрению, а чаще всего это принцип гонораров. В результате за последние пять лет средняя реальная зарплата в журналистской профессии снизилась. «Неуверенность в завтрашнем дне журналиста ведет к снижению качества расследований и критической журналистики. Удорожание расходов издателей и вещателей и растущая зависимость от рекламы влияют на редакционные решения. В худших случаях разрушают профессинальную этику, создают потенциал для коррупции».^[9] 

Все это приводит к нарастанию неопределенности профессиональной роли литературных работников в современном буржуазном обществе, что делает их еще более зависимыми.

Французский социолог П.Бурдье объясняет этот феномен вполне по-марксистски: «Существует целая резервная армия безработных, и отсутствуют  какие-либо гарантии занятости в области радио и телевидения, склонность к конформизму проявляется особенно сильно. Люди сами подвергают себя сознательной или неосознанной цензуре, поэтому нет никакой необходимости призывать их к порядку… Они тем лучше манипулируют, чем больше манипулируемы и чем меньше отдают себе в этом отчет».^[10]

Ваш покорный слуга хорошо помнит собственные ощущения при написании журналистских материалов. Даже и не проплаченных напрямую. Мы, корреспонденты, всегда помнили, что те, про кого  мы пишем, являются нашими потенциальными рекламодателями или учредителями. И если я, упаси боже, не упомяну вообще или брошу тень на «нашего уважаемого Петра Ивановича (или Владимира Александровича)», мне позвонят из его PR-службы и прочитают мораль. Правда, бывает и похуже. Сколько журналистов эта «свобода печати» уже убила!? «Самая большая проблема – не цензура, а осторожность, - говорит  директор журналистской организации «Интерньюс» М.Асламзян. - Многие испугались даже больше, чем их пугали».^[11] 

Девяностые годы для постсоветской России – это время «дикого передела» собственности. Появились класс частных собственников и класс пролетариев. При этом значительная часть населения попросту маргинализировалась. Эти процессы не обошли и журналистов. Средства массовой информации становятся участниками и объектами передела собственности. У истоков  этого процесса стояли сами журналистские коллективы. Вот как описывает этот процесс на одном примере В.Сурков:

 «… известный частный канал набрал у государственных компаний кредитов больше, чем его собственная капитализация, и возвращать их не собирался. Ему сказали: «Либо верни кредит, либо поступай в распоряжение кредитора…». Нормальная рыночная практика, абсолютно понятная, та, которую невозможно оспорить.  Что в этом решении политического? Политическим решением было бы, напротив, оставить канал в той ситуации, в которой он, называя себя рыночной структурой, вел бы себя нерыночным образом. Не возвращать долги – это противоречит законам. Если ты их не вернул, поступай в распоряжение кредитора. Если кредитором оказалась государственная структура, ну что ж…  У государства он кредитовался, потому что никакой частный банк не дал бы этой фирме кредитов больше, чем размер ее собственной капитализации.  Только государство в минуты своего олигархического безумия могло это сделать. Вот и все! В чем здесь проблема? Где здесь свобода слова? И где здесь несправедливость?».^[12]

С течением времени в России появились первые финансово-промышленные группы, борющиеся за влияние на политическую власть, и СМИ стали объектом нескончаемых разделов и переделов, слияний и поглощений и т.п.  Журналистские коллективы постепенно утрачивают свою самостоятельность как игроки на рынке, пролетаризируются, а рычаги управления ими концентрируются в крупных бизнес-структурах или в руках отдельных бизнесменов.  

«Свобода слова тоже имела особый смысл: ведущие телеканалы стали оружием в руках известных олигархических групп и большей частью использовались для вышибания новых объектов госсобственности и участия в разделе таковых», - констатирует сегодня помощник президента Медведева В.Сурков.^[13] Многие журналисты весьма преуспели на этом поприще. Почитайте, как бахвалится сегодня самый, пожалуй, знаменитый из них, «телекиллер» С.Доренко:

«Я метелил по-черному. Наверное, я – лучший из воинов. Чемпион. Но это не заносилось за деньги. Мне говорили: «Вот документы – «Онэксим» приватизнул завод, не выполнил условия инвестиционного соглашения, людям недоплачивают». Я говорил: «Выдаю». Каким-то образом, это просачивалось через руководство канала к Березовскому. Он звонил и говорил: «Старик, умоляю, не надо этого делать! Юмашев нас закроет, разорит канал!». Материалы задерживали. Когда «Связьинвест» происходит, звоню Березовскому: «Боря, помнишь героя Гоголя? «Ну что, сынку, помогли тебе твои ляхи?». Я «Череповецкий азот» уже два месяца не выдаю!». Он отвечает: «Делай, что хочешь!». Я выдаю. А мне говорят, что я открыл войну по заказу Березовского. Выдаю в следующей передаче вторую часть, а мне – жуткие звонки: «Что ты творишь? Мы уже договорились!». Я говорю: «Борь, а я-то в курсе, о чем вы договорились?! Але, они не выполнили условия инвестиционного соглашения! Они должны рабочим бабок, пусть заплатят!»… Я обрушивался на всякие группы по мотивам, связанным с моим мироощущением, и это приходилось кстати еще кому-то»^[14].

Несмотря на чрезвычайное самомнение автора, весьма показательное описание нравов, царивших в журналистской среде в 90-х гг. прошлого века. «СМИ, как терроризм, - в честном бою победить невозможно, - считает политик И.Хакамада. -  Никогда не угадаешь, где взорвется. Приручать бесполезно. Сегодня это либеральная газета или канал, завтра они сменили хозяина, а вместе с ним и все виды ориентации…».^[15]

        Таким образом, в той мере, в какой журналисты освобождались от опеки партийно-советского аппарата, они оказывались в зависимости от условий конкурентной борьбы, развернувшейся в экономике и политике после крушения советского государства. «Мы за стабильную власть. Эту точку зрения мы и намерены отстаивать… Мы на стороне того президента, которого имеет страна. Мы не хотим цензурировать первый канал, но от того, чтобы телевидение отражало чьи-то конкретные взгляды, не уйти. Я не приемлю разговоры о независимости печати, средств массовой информации в целом. Это несерьезно», - говорил в 1994 г. один из первых российских медиамагнатов В.Гусинский.^[16] Пройдет семь лет, это про него скажет президент России В.Путин:  «Рассовал по карманам свыше миллиарда долларов, не хочет их отдавать, а пытается использовать подконтрольные ему средства массовой информации в качестве инструмента шантажа государства».^[17] 

 Пока есть возможность «рассовывать по карманам» миллиарды, они «на стороне того президента, которого имеет страна». Если они чуют угрозу своим миллиардам, то проплаченные ими журналисты поднимают крик  об ущемлении «свободы слова». Как это было, например, в истории  с НТВ после смены собственника.

«Уж мы то с тобой знаем, что с самого начала компания была не только «гусинской», но и кремлевской, - писал  в письме ведущему на канале НТВ Е.Киселеву один из бывших его руководителей О.Добродеев. -  Лицензию на вещание нам пробивали Бородин (управляющий делами Президента) и Тарпищев (влиятельный министр спорта, имевший прямой выход на Президента Ельцина). Я представлял компанию на всех посиделках в администрации, многие пиаровские ходы ельцинской команды во время и после выборов 1996 года рождались в Останкине. …Моральный капитал канала, нажитый… во время первой чеченской кампании, через участие в кремлевских акциях активно преобразовывался в капитал реальный, те же бесконечные кредиты государственного «Газпрома».

        Смотря «Итоги», провинциальные начальники безошибочно улавливали линию Кремля. Мы были при власти, но Гусинскому в какой-то момент показалось, что он – сама власть, и тут-то начались проблемы, которые всегда решались одним и тем же способом – при помощи информационной заточки. Первая кровь брызнула в августе 1997 года, когда Гусинский потребовал от нас информационно разобраться с теми, кто не дал ему вкусить казавшегося безумно сладким пирога «Связьинвеста».

         Тогда я впервые задумался, как все-таки сохранить лицо компании в условиях нарастающей заинтересованности главного акционера в информационном оружии… Но самое тяжелое, и ты, и Гусинский часто говорили об этом как-то вскольз – это вторая чеченская война. А было так: сначала требование акционеров – резко ужесточить нейтральную, объективистскую позицию, а потом, как обычно, договориться с властью. Разменять эту позицию на пролонгацию кредитов. Это случалось. Но теперь за этим стояли не интересы олигархов, а жизни людей».^[18]

«Я работал на ОРТ как раз в 90-е годы, и я очень хорошо знаю изнанку той свободы слова, о которой вы говорите.., - рассказывал журналистам на Втором Всероссийском Медиафоруме «Единой России», проходившем осенью 2006 г., заместитель главы администрации президента В.Сурков. - Четвертая власть тогда была не менее  коррумпирована, чем все остальные власти. Я согласен, была цензура. Это была коммерческая цензура. Во всех московских газетах за деньги публиковались статьи о чеченских бандитах. Мы не допустим повторения такой  ситуации».^[19] 

Вот уж воистину, как писал Ленин, «когда два вора дерутся, от этого всегда известная польза для честных людей… Когда вконец перессорятся «деятели» буржуазного газетного дела, они раскрывают перед публикой продажность и проделки «больших» газет».^[20]

Таким образом, окончательное утверждение буржуазных общественных отношений и соответствующего им политического строя, выдвигает на первый план вопрос о рамках допустимой свободы информации и о том, кто эти рамки будет устанавливать: государство и правящая политическая партия, претендующие на выражение «общих», «национальных» интересов, или непосредственно финансово-промышленные группы, преследующие исключительно свои корпоративные цели.  Государство хотело бы покончить с анархией, царящей в этой сфере. Эти идеи укладываются в общее русло преобразований, направленных на стабилизацию и укрепление сложившегося в постсоветской России общественного строя. Возвращение к классовости и партийности, выдвижение государства на роль единственного института, решающего, словами В.Суркова,  «общие вопросы» «лидерского» класса,^[21] должно служить этим целям.  Согласимся с авторами официального журнала «Эксперт», что «власть, и ее идеологи, и большинство общественно-политических СМИ должны существовать на деньги победившего класса, а не на «боковики», организованные чиновниками, феодалами и уголовниками».^[22] 

Поэтому коммунисты требуют во всем определенности, прямо заявленных целей, строгого соответствия одной линии, не терпят никакой абстрактной «свободы», на самом деле скатывающейся  к анархии, распущенности, беспринципности и т.п. Мы  в абсолюты не верим, мы над «чистой» демократией смеемся. Только, в отличие от Чадаева, мы понимаем, что речь  он ведет о буржуазной демократии, о буржуазной «свободе печати», призванной укреплять капитализм, а не разрушать его.  А обеспечить достижение этой задачи возможно только под руководством классовой партии и под контролем классового государства, способного установить, если понадобится и жесткую цензуру.

 «Конечно, люди, которые за 5-6 лет заработали миллиарды долларов..., возможно, заработали их законно. Но, заработав миллиарды, они потратят десятки, сотни миллионов, чтобы спасти миллиарды. Мы знаем, куда тратятся эти деньги: на каких адвокатов, на какие пиаровские кампании, на каких политиков. В том числе и на то, чтобы задавать эти вопросы», - отвечал В.Путин одному  не в меру ретивому журналисту.^[23] Президент России понимает: «чтобы спасти миллиарды», капитализм за все время своего существования выработал массу способов контроля над «свободной журналистикой». «Свободны ли вы от вашего буржуазного издателя, господин писатель? От вашей буржуазной публики, которая требует от вас порнографии в рамках и картинах, проституции в виде «дополнения» к «святому» сценическому искусству?», - этот вопрос В.И.Ленина своим оппонентам не потерял актуальности и поныне. ^[24] 

В общем,  средства массовой информации постсоветской России постепенно становятся таким общественным институтом, каким он и должен быть в буржуазном обществе – инструментом поддержания классового господства крупной монополистической буржуазии. Таковыми они были и во времена, когда В.И.Ленин писал свою знаменитую статью «Партийная литература и партийная организация».