Работы моих учеников

Псевдоним в своём обыкновенном значении - “вымышленное имя”, подпись, которой автор заменяет своё настоящее имя. Причины появления псевдонима могут быть разными: преследования цензуры, наличие однофамильцев, неблагозвучие настоящей фамилии, боязнь провала на литературном поприще, желание подчеркнуть какое-либо качество своего характера, внешности или скрыть своё настоящее имя, скрыть себя.

Для подписи своих произведений Чехов использовал множество псевдонимов. Одни употреблялись им часто и долго, другие были временными и применялись исключительно для комического эффекта в исключительных случаях.

И лишь псевдоним «Человек без селезёнки» имел, помимо не вполне выявленного комического звучания, серьёзную долю «медицинского характера». Этим псевдонимом Чехов пользовался более десяти лет. Первое произведение, подписанное так, - статья «“Гамлет” на Пушкинской сцене». Оно было опубликовано в январе 1882 года. Последнее - рассказ «Рыбья любовь» (июнь 1892 года). Всего под этим псевдонимом и его вариантами вышло 119 рассказов и юморесок и 5 статей и фельетонов. Чаще всего этот псевдоним фигурировал в журнале «Осколки», но появлялся также и на страницах «Москвы», «Зрителя», «Развлечения» и «Сверчка».

Этот необычный псевдоним, по-видимому, зародился во времена учебы Антона Павловича на медицинском факультете Московского университета, где самым сложным курсом считался курс анатомии. Читал его Чехову знаменитый учёный, профессор Д.Н. Зернов, достаточно строгий экзаменатор, и за первый курс студент Чехов получил по анатомии «3», поэтому на втором курсе должен был усиленно заниматься предметом. Возможно, с этими экзаменами или занятиями и оказалось так или иначе связано сочетание «человек без селезёнки»

Давайте порассуждаем какие качества или черты свойственны человеку, у которого отсутствует этот, так сказать, внутренний орган? А что может означать это выражение? И в каком смысле его понимать? Если мы, например, употребляем выражение «человек без сердца» или «безголовый человек», мы имеем в виду не реальное отсутствие у человека сердца или головы, а отсутствие у него неких «сердечных» или «головных» качеств, то есть эти выражения являются метафорическими. Но когда мы употребляем название какого-либо человеческого органа, не ассоциирующегося с душевными качествами человека, мы воспринимаем «отсутствие» этого органа только в прямом смысле. «Человек без руки» или «человек без ноги»… Это вызывает у нас разве что жалость к человеку. И эти выражения  уже будут лишенными скрытого сравнения, будут прямыми. мало кто знает, что такое в человеческом организме селезёнка. А что же это?

Медики определяют следующее: селезёнка, как установлено уже в XVIII столетии, - это один из резервуаров крови, участвующий в кроветворении и обмене веществ; в XIX столетии была выяснена ещё и иммунологическая, и защитная её функция. И животные, и человек довольно легко выносят удаление селезёнки. С.П. Боткин доказал, например, что объём селезёнки у человека находится в зависимости от его душевного состояния: те душевные волнения, которые сопровождаются сокращением кровеносных сосудов: страх, испуг, удивление, радость, ведут к уменьшению объёма селезёнки. Поэтому «человек без селезёнки» - это, человек, лишённый душевных волнений.

Международное медицинское обозначение селезёнки - lien, splen - в бытовой традиции обрело специфически «английскую» окраску: spleen. В английском языке это слово, обозначающее селезёнку как человеческий орган, получило ещё и переносное значение: сплин, хандра, раздражение.

В XVIII столетии болезнь «нервных соков», вызывающая уныние и меланхолию, связывалась именно с селезёнкой – органом кроветворения. Н.М. Карамзин в «Письмах русского путешественника» впервые на русском языке употребил понятие сплин в этом значении и связал его с особым состояние крови.

В этом культурологическом смысле выражение «человек без селезёнки» должно было означать: «человек без сплина» - душевно здоровый человек, сохраняющий здравое и «живое» отношение к описываемому миру. Итак, смысл выражения ясен.

Похоже, Чехову самому нравилось это выражение. Я узнала, что оно являлось авторской подписью к очень многим произведениям. 119 рассказов и юморесок, подписаны псевдонимом «Человек без селезёнки»! Это в основном коротенькие тексты в одну-две журнальные странички. За единичными исключениями, это тексты «одноразовые»: в позднейшие прижизненные сборники чеховских рассказов вошло не более десяти из них. Все они явно создавались для дополнительного заработка и ярко разделяются на три тематические группы.

Первая группа - это произведения, наиболее похожие на основные тексты Антоши Чехонте: бытовые сценки и «картинки», которые демократическая критика особенно любила обвинять в «незлобивости» и «мелкотемье». Но из этих «картинок» часто вырастали серьёзные чеховские темы.

Вторую группу составляют пародийные «рассуждения», пародийные «списки» и «стилизации». Это - или небольшие ежемесячные «филологические заметки», данные от лица автора или построенные на утрированных профессиональных рассуждения «от лица героя».

Наконец, третья группа - это ряд сюжетов, представляющих действительность с совсем уж необычной стороны. Часто они представлены в виде стилизации сказки или фантастического эссе.

Все эти очень разные по существу творения «Человека без селезёнки» объединяет особенный, здоровый, не замутнённый «хандрой», взгляд на окружающий мир.

Наиболее показательными для прояснения этого псевдонима оказываются произведения, появившиеся в 1886 году: именно тогда писатель начал осознавать характерные черты персонажа, под ним укрывшегося.

Псевдоним «Человек без селезёнки» выражал те стороны личности Чехова, которые определяли в нём здоровые личностные начала: духовную монолитность и цельность, отсутствие внутренних “колебаний” и практический, трезвый взгляд на вещи. Этот взгляд часто находился в противоречии со временем и как будто искал некоего «продолжения» в том самом «сплине», который изначально отвергался псевдонимом.

Я читала о том, что последняя попытка Чехова вернуться к образу «Человека без селезёнки» относится к лету 1898 года. Он собрался издать “толстенькую книжку под названием «Мелочь» - и даже договорился с издателем И.Д. Сытиным о том, что соберёт свои прежние юмористические рассказы в специальный том. Но, в конце концов, несмотря на то, что издатель предложил чрезвычайно высокий гонорар, отказался от этого замысла. От него остались наброски незавершённого произведения «Из записной книжки Ивана Иваныча (Мысли и заметки)». Это, собственно, даже и не наброски - это собранные вырезки из семнадцати «мелочишек», печатавшихся в 1883-1886 годах в «Осколках» под псевдонимом «Человек без селезёнки». Вырезки не просто соединены под заглавием «Мысли и заметки» - они переработаны, значительно сокращены и упорядочены. Но какого-то внутреннего единства, основанного на здоровом, естественном взгляде на неестественный окружающий мир «Человека без селезёнки», который здесь получил имя «Иван Иваныч») у писателя в общем-то не получилось.

Таким образом, стремление самого Чехова достичь гармонии в себе самом (Всем известно: «В человеке всё должно быть прекрасно…) не увенчалось успехом. Идеальным человек быть не может, так как смотреть на мир без эмоций, без собственных переживаний и не испытывать волнений по этому поводу невозможно.

Филологический анализ

текста стихотворения

И.А. Бунина «Восход луны»

И.А. Бунин

Восход луны.

(1) В чаще шорох потаенный,

(2) Дуновение тепла.

(3) Тополь, сверху озаренный,

(4) Перед домом вознесенный,

(5) Весь из жидкого стекла.

(6) В чащу темную глядится

(7) Круг зеркально-золотой.

(8) Тополь льется, серебрится,

(9) Весь трепещет и струится

 (10) Стекловидною водой.

3.Х.17.

1. Экстралингвистическое пространство текста.

        Бунин начал писать в эпоху начавшегося расхождения между реалистами и символистами. Найти свое место между обоими направлениями молодому писателю было в те годы нелегко. С одной стороны царствовали: анонимный заказ социалистической общественности, а с другой: мистическая соловьевщина, сверхчеловечность Ницше, Ибсен, Стриндберг, французские символисты и «новое религиозное сознание».

        Поначалу поэт Бунин присоединился к новаторам. Его «Листопад» вышел в «Скорпионе». Первые небольшие рассказы – в «Северных цветах». Но вскоре Бунина потянуло к реалистам. В новых рассказах, появившихся между 1904 и 1910 годами, у него уже звучат социальные темы, но раскрываются они поэтом в лично-лирическом плане.

        Стихия бунинского творчества в памяти. Ни одна вещь Бунина не подтверждает этого мнения так полно, как его изумительные «Странствия». Содержания этих коротких отрывков не передашь, производимого ими впечатления не опишешь. В них веет какой-то летописный, пименовский дух: «… не даром стольких лет свидетелем Господь меня поставил». Читая их, по-новому понимаешь бунинское определение поэзии:

Поэзия… в моем наследстве.

Чем я богаче им, тем больше я поэт.

        Один за другим возникают лики России – монастыри, старинные поместья, не столь знаменитые, но столь же дорогие памятливому русскому сердцу места. «Странствия» - это некая литературная панихида, скорбная и утешительная одновременно.

        Во всех произведениях Бунина все как будто бы совсем внешне и все же это внешнее одновременно и глубоко сокровенное.

        Стихи Бунина называли «стихами прозаика». Это глубоко не верно. Конечно, между прозой Бунина и его стихами очень много общего (иначе ведь и невозможно: каждый большой художник всегда целостно присутствует в каждом своем создании), но это общее раскрывается в  стихах совершенно иначе, чем в прозе.

        Обще бунинской прозе и бунинским стихам: 1) стереоскопическая сверхрельефность описаний (в особенности описаний природы), 2) ясность и точность смысловых содержаний, как отдельных слов, так и всех словесных построений его прикровенно мелодических стихов. Даже стихи о тумане у Бунина – кристаллы. («Русская весна») и 3) особая аристократичность – скупость на внешние эффекты, сдержанность слов и страстей, чувство меры и нелюбовь к педали. Этими тремя моментами сходство бунинской прозы и бунинских стихов, конечно не исчерпывается, но существует и различие.

        Оно есть, и оно очень значительно. Чем пристальнее вчитываешься в стихи Бунина, тем глубже ощущаешь ту их пронзительную лиричность и глубокую философичность, которых в рассказах Бунина нет. И постоянно возвращающиеся мотивы –  мотивы лирического раздумья над сущностью мира и жизни.

        Бунин типичный представитель русского апполинизма. Его стихи до конца внятны уху, уму и сердцу. Все несказанное в них сказано… В стихах Бунина нет «зауми», «невнятицы», нет хаоса, ворожбы и крутения мистически-эстетической хлыстовщины.

        Но что же побудило Бунина написать стихотворение «Восход луны» 3 октября 1917 года, чтобы понять его, обратимся к дневниковым записям автора.

1 октября.

Утром вышел - как все бедно стало: сад, солнце, бледное небо. Потом день превосходный. Ездили с Колей к Победимовым.

И снова мука! Лес поражает. Как он в два дня изменился: весь желто порыжел (такой издали). Вдали за Щербачевкой шапка леска буро-лиловата, точно мех какой на звере облезает. А какой лес по скату лощины! Сухая золотая краска стерта с коричневой, кленоватой.

2 октября.

Проснулся в шесть. Лежал час. Душа подавлена. Юлий, думы о том, что, может, скоро опустеет совсем мир для меня - и где прежнее - беспечность, надежда на жизнь всего существа! И на что все! И еще - совсем отупела, пуста душа, нечего сказать, не пишу ничего, пытаюсь - ремесло, и даже жалкое, мертвое.

Вчера воззвание Брешко-Брешковской  к молодежи - "идите, учите народ!".

Ночью гулял - опять все осыпано бриллиантами сквозь голые ветви. Григорий идет от кума - "пять бутылочек на двоих выпили". "И ты не выпивши?" - "Да нет, ведь я ее чаем гоню..."

Нынче еще беднее утро, хотя прелестное и свежее, бодрое. Уже на кленах на валу на немногих и местами желтая, еще густая листва.

3 октября.

Вчера в три часа с Колей в Осиновые Дворы. Скородное издали - какой-то рыже-бурый медведь. Ехали через Ремерский лес. Дубки все бронзовые. Сквозь него изумительный пруд, в одном месте в зеркало льется отражение совершенно золотое какого-то склоненного деревца. Караулка, собачонка так зла, что вся шерсть дыбом, - знакомая; выскочил тот старик, радостно-шальной, торопливый, бестолковый, что видел в Скородном. Федор Митрофаныч, конечно, солгал, что у Ваньки отняли ружья, был скандал, он стрелял уток барских на пруде возле этой караулки, но не отняли. "Как ты попал сюда?" - "Позвольте, сейчас..." Страшно-радостно и таинственно: "Поросенка пошел куплять, у Борис Борисыча... Борис Борисыч отвечает..." (вместо "говорит" и очень часто не кстати: хотя). Были в Польском (деревушке). Два совершенно синих пруда - сзади нас, как въезжали на гору - предвечернее солнце. Поразили живописность и уединение Логофетовой усадьбы. Сад, да и ближе деревья - главное рыже-бронзовое, бронзовое. Наше родовое. Охватила мысль купить. Стекла горят серебряной слюдой, луч<езарными> звездами в доме, издали. В Осиновых Дворах два мужика: один рыжий, нос картошкой, ласково-лучистый, профессор, другой - поразил: IV в., Борис Годунов, крупность носа, губ, толстых ноздрей, профиль почти грозно-грубый, черные грубые волосы, под шапкой смешаны с серебром. Должно быть, древние люди, правда, не те были. Какое ничтожество и мелкость черт у ребят молодых! Говорили эти мужики, что они про новый строй смутно знают. Да и откуда? Всю жизнь видели только Осиновые Дворы! И не может интересов<аться> другим и своим государством. Как возможно народоправство, если нет знания своего государства, ощущения его,- русской земли, а не своей только десятины!

Шесть часов вечера. Сейчас выходил. Как хорошо. Осеннее пальто как раз в пору. Приятный холодок по рукам. Какое счастье дышать этим сладким прохладным ветром, ровно тянущим с юга вот уже много дней, идти по сухой земле, смотреть на сад, на дерево, еще оставшееся в коричневатой листве, краснеющей не то от зари (хотя заря почти бесцветна), не то своей краской. Вся аллея засыпана краснеющей, сухой, сморщенной листвой, чем-то сладко пахнущей. Как нов вид на сквозной сад, сквозь который за долиной воздух чуть з<е>леноват, и заря наполняет весь сад розоватым светом. Почти все голо, почти все клены на валу и аллея и т. д., лишь яблони <в> золотисто-бронзоватой мелкой мертвой листве.

Правительство "твердо решило подавить погромы". Смешно! Уговорами? Нет, это не ему сделать! "Они и министры-то немного почище нас!" Вчера в полдень разговор с солдатом Алексеем - бешено против Корнилова, во всем виноваты начальники, "мы большевики, протолериат, на нас не обращают внимания" <...>.

Нынче хорошее настроение, написал два стихотворения <нрзб.>

Гулял в Колонтаевку, послал утром книгу Белевскому (последний том "Нивы" в переплете).

Нет никого материальней нашего народа. Все сады срубят. Даже едя и пья, не преследуют вкуса - лишь бы нажраться. Бабы готовят еду с раздражением. А как, в сущности, не терпят власти, принуждения! Попробуй-ка введи обязательное обучение! <...> А как пользуются всяким стихийным бедствием, когда все сходит с рук,- сейчас убивать докторов (холерные бунты), хотя не настолько идиоты, чтобы вполне верить, что отравляют колодцы. Злой народ! Участвовать в общественной жизни, в управлении государством - не могут, не хотят за всю историю.

Прогулка в Колонтаевку была дивна: какая сине-темная зелень пихт не пожелтевших! (Есть еще такие, хотя большинство все дорожки усыпали своими волосами.) Шли дорожкой - впереди березы, их стволы, дальше трубы тонкие пихт, серая тьма и сквозь это - сине-каменное небо (солнце было сзади нас, четвертый час). Бёклин поймал новое, дивное. А как качаются эти тонкие трубы в острых сучках на стволах! Как плавно, плавно и все в разные стороны!

Возле бахтеяровского омета сквозь голый сад видна уже церковь. Как ново после лета!

Интеллигенция не знала народа. Молодежь Эрфуртскую программу учила!

Натура И.А. Бунина настолько тонка, восприимчива и оригинальна… Прогулки, общение с природой, дыхание осени, новые веяния в политике – все это и помогло автору отправить в полет свое воображение.

Рассматриваемый текст имеет материально-выраженное, вынесенное над текстом заглавие «Восход луны».

Эпиграфа и посвящения этот текст не имеет.

Стихотворение И.А. Бунина «Восход луны» имеет цельную внешнюю (классическую) форму, так как наблюдается симметрия текста, выравнивание строк по правому краю. По левому краю строки разной длины. Самыми длинными являются четвертая и восьмая строки.

Стихотворение «Восход луны» состоит из двух сложных строф (пятистиший).

Стихотворение написано двухсложным размером. В данном случае это четырехстопный хорей, но строк идеально реализующих метрическую схему нет. Во всех строках 3 стопа не имеет ударного слога, то есть во всех строках строфы имеются облегченные стопы (пиррихии), а в строке (2) пиррихий еще и на первой стопе.

В строках (2) и (5) последние стопы усеченные (не имеют конечного безударного слога).

Строки в стихотворении зарифмованы по схеме АБААБ, данный вид рифмы называется – замкнутая удлиненная или охватная двойная.

Авторская орфография и пунктуация в стихотворении «Восход луны» не используется.

Первая строфа состоит из двух предложений.

Предложение В чаще шорох потаенный, / Дуновение тепла. – сложное, имеющее две предикативные части, поэтому между частями стоит запятая. Второе предложение Тополь, сверху озаренный, / Перед домом вознесенный, / Весь из жидкого стекла. – простое с двумя обособленными причастными оборотами.

Вторая строфа также состоит из двух предложений.

Первое – В чащу темную глядится / Круг зеркально-золотой. – простое, внутри предложения знаков препинания нет.

Второе предложение Тополь льется, серебрится, / Весь трепещет и струится / Стекловидною водой. – простое с однородными членами предложения, поэтому внутри предложения стоит запятая.

В тексте стихотворения И.А. Бунина «Восход луны» нет выделительной и иноязычной графики.

Скобки и кавычки в тексте не используются.

Прямая речь в стихотворении отсутствует.

В печатном тексте присутствует посттекстовая единица – дата – 3.X.17. дата полная, так как указан и день, и месяц, и год, когда было написано стихотворение.

3. Фоносемантическое пространство текста.

В составе стихотворения И.А. Бунина «Восход луны» имеются звукоподражательные слова. Читая первую строфу,

(1) В чаще шорох потаенный,

(2) Дуновение тепла.

(3) Тополь, сверху озаренный, 

(4) Перед домом вознесенный,

(5) Весь из жидкого стекла.

мы можем слышать шорох (повторение согласных шипящих звуков ч, ш, щ), чувствовать легкое дыхание ветра (повторение гласных звуков у, е, и во (2) строке), шелест листьев, потревоженных ветром (повторение согласного звука с в (4) и (5) строках).

        В данном стихотворении используется прием аллитерации, повторение согласных звуков.

(1) В чаще шорох потаенный,

(2) Дуновение тепла.

(3) Тополь, сверху озаренный, 

(4) Перед домом вознесенный,

(5) Весь из жидкого стекла.

        При помощи понятий о звукосимволизме можно проанализировать ударные гласные и повторяющиеся согласные звуки.

        Ударными гласными в данном тексе являются Е, А, О, И.

А. Рембо определяет гласный звук Е как – белый, «цвет белизны шатров и снега»; Ю. Анненков как – «хорошо», а М. Ломоносов в «Кратком руководстве к красноречию» говорит, что Е способствует «изображению нежности, ласкательства, плачевных или малых вещей».

А по А. Рембо – «черный бархат мух», Л. Крысин в книге «Жизнь слова» говорит, что звук А воспринимается как «сильный», «большой», «активный», «хороший», «храбрый» и «радостный». М. Ломоносов определяет, что «А способствовать может к изображению великолепия, великого пространства, глубины и вышины, также и внезапного страха».

        Характеризуя звук О К. Бальмонт говорит, что «О – звук восторга, торжествующее пространство»; у Е. Замятина О вызывает такие образы как «высокое, глубокое, море, лоно»; у А. Рембо О – синий.

        И для Е. Замятина – «близкое, низкое, стискивающее»; Л. Крысин определяет звук И как «гладкий»; А. Рембо как «красный».

        Группа ударных этого стихотворения ассоциируется с чем-то светлым, высоким и восторженным.

        Повторяющиеся согласные звуки этого стихотворения Ш, Х, Н, Т.

        Ш Л. Крысин характеризует как «говорящий «шероховатый»; М. Ломоносов говорит, что согласный звук Ш помогает представлению «вещей и действий сильных, великих, громких, страшных и великолепных»; у В. Набокова Ш – «пушисто-сизое».

        Согласный звук Х – самый «темный». М. Ломоносов характеризует Х. как и звук Ш. В. Набоков относит Х к «белесой группе».

         Е. Замятин – звук Н говорит «о чем-то нежном, о снеге, небе, ночи»; по В. Набокову Н в «белесой группе». М. Ломоносов говорит, что Н имеет «произношение нежное» и подходит для изображения «нежных и мягких вещей и действий».

        О согласном звуке Т М. Ломоносов говорит, что он «имеет произношение тупое и нет в нем ни сладости, ни силы»; Е. Замятин, что «звук Т – о чем-то душном, тяжком, о тумане, о тьме, о затхлом». Л. Крысин характеризует Т как «печальный», В. Набоков как «пастельный».

        Группа повторяющихся согласных звуков несет в себе чувство неуверенности и неясности.

4. Когнетивное пространство текста.

        Событие текста стихотворения «Восход луны» частное, так как в тексте дается только видение автора, событие текста не связано ни с какими социальными явлениями и ситуациями.

        Координаты времени: в тексте употребляется категория глаголов настоящего времени, это употребление изъявительных глаголов имеет значение «сейчас». Время текста объективное.

        Пространство текста открытое, оно не имеет четырех ограничений. Читая стихотворение, мы словно устремляем взгляд к небу, ведь сначала мы смотрим перед собой, видим тополь, но, поднимая глаза все выше и выше видим луну – «Круг зеркально-золотой». Поэтому направление движения – вверх. Пространственная точка зрения автора – вертикальная, заставляющая читателя поднять голову, посмотреть на небо.

5. Персональное пространство текста.

        Данный текст не содержит личных местоимений, прямо указывающих на адресата.

        Фигура автора имеет пассивный характер, так как И.А. Бунин описывает природу, тополь, листву, луну.

        Позиция автора выражается через глаголы в настоящем времени, которые передают систему зрительных, слуховых и эстетических оценок автора.

        В тексте стихотворения нет ни личных местоимений, ни обращений, поэтому адресат стихотворения внешний, конкретно неопределенный.

        Соучастниками общения являются предметы персоонажного мира, окружающие автора: тополь, луна.

        В тексте автором использованы поэтические тропы – эпитеты и метафоры. Тополь нам представляется как одинокий, могучий, высокий, сильный, хотя этих определений в тексте нет. Такое представление помогают получить эпитеты «озаренный», «вознесенный». Во второй строфе автор сравнивает листву, освещенную лунным светом, с водой, как будто сбегающей по ветвям дерева. Метафоричен и образ луны. Она – «круг» - геометрическая фигура, определяющая необычность и не соединимость земли и пространства, земли и космоса. А рядом эпитет «зеркально-золотой».

6. Информационное пространство текста.

        Информационное пространство текста – содержательно-концептуальное, оно связано с эмоциональным миром автора, особенностями его восприятия.

        Читая стихотворение, можно представить, что входишь в чащу, слышишь шорох, слышишь вокруг себя шелест листвы… Поднимаешь лаза – тополь… Поднимаешь глаза еще выше – «Круг» - луна… И кажется, что ты вошел не в лес, а в ворота храма, и видишь переливающийся на солнце купол, а еще выше – крест. И невольно обращаешь взор к небу…

7. Семантическое пространство текста.

        Составим словарь текста:

Существительные: чаща – 2, шорох, дуновение, тепло, тополь – 2, стекло, круг, вода.

Глаголы: глядится, льется, серебрится, трепещет, струится.

Прилагательные, причастия и наречия: жидкое, темная, зеркально-золотой, стекловидная, сверху, озаренный, вознесенный.

В словаре стихотворения количественно преобладают существительные (8) и прилагательные, причастия и наречия (8). Внутренний мир текста определяется предметами природы: чаща, дуновение, шорох, тополь, вода.

Общий семантический признак всех атрибутов текста с трудом поддается четкому определению. Скорее он может быть охарактеризован как торжественный, таинственный, одухотворенный.

        Ключевыми словами текста являются:

Восход луны.

(1) В чаще шорох потаенный,

(2) Дуновение тепла.

(3) Тополь, сверху озаренный,

(4) Перед домом вознесенный,

(5) Весь из жидкого стекла.

(6) В чащу темную глядится

(7) Круг зеркально-золотой.

(8) Тополь льется, серебрится,

(9) Весь трепещет и струится

 (10) Стекловидною водой.

В стихотворении вторая строфа повторяет первую:

В чаще… - В чащу…

Тополь… - Тополь…

Но в первой строфе картинка статичная, тополь как будто застывший, а во второй – тополь уже льется, серебрится, трепещет, струится. И читатель словно видит эту картину сверху.

Вывод.

        Читая стихотворение И.А. Бунина «Восход луны», проникаешься чувством какого-то необъяснимого восторга и одухотворения. Ты как будто входишь в церковь и слышишь колокольный звон, который заставляет тебя задуматься о чем-то вечном, великом.

        Стихотворение называется «Восход луны». Но восхода луны нет, а есть восход души, в которой просыпается чувство глубокой веры и надежды.

        Ритм, размер, аллитерация, метафора, эпитет, динамика – такова палитра красок поэта Ивана Бунина.

        И.А. Бунин был против «цветистости» слов, «украшательств». Мы видим слово, как бы выдвинутое на передний план, а рядом – эпитет – скупой, но очень точный и ёмкий. Этот прием в литературоведении определен как передний план слова Бунина.