Фёдор Шаляпин. Магия сценического перевоплощения

Фёдор Шаляпин. Магия сценического перевоплощения

Андреева Елена, ученица 8 класса ДМШ №30 Советского района города Казани

преподаватель Н.А.Стрельникова

Фёдор Иванович Шаляпин был человеком безграничной творческой одарённости. Как оперный артист Шаляпин не имел себе равных. Его выступления во всех странах мира были триумфами русской культуры, утверждением её самобытности и величия. Музыка была родной стихией великого артиста, он слышал каждую ноту в оркестре, знал не только свою партию, но всю оперу целиком. На концертной эстраде певец давал  новую жизнь всем исполняемым им произведениям. Играя на рояле, скрипке, виолончели, он порою брался за палочку дирижёра. Не обделила природа Шаляпина и литературными способностями: его перу принадлежат две книги интересных воспоминаний. Помимо того, он создал значительное число оригинальных рисунков, успешно испробовал свои возможности как живописец и скульптор. Щедро одарённый природой, он неустанным трудом во всём добивался совершенства. «Беспредельный, феноменальный талант во всём, за что ни берётся», - говорил С.В.Рахманинов.

Организатор московской Частной оперы Савва Иванович Мамонтов, прослушав молодого Шаляпина, одним из первых проницательно оценил необычный по красоте тембра голос. После прослушивания Мамонтов поделился своими впечатлениями с художником Константином Коровиным: «А Шаляпин – это настоящая сила. Какой голос! Репертуара, говорит, нет. Но поёт!.. В консерватории не был, хорист, певчий. А кто знает, не сам ли он консерватория? Вы заметили, Костенька, какая свобода, когда поёт?.. Мы бы с вами поставили для него «Вражью силу» и «Юдифь» Серова, «Псковитянку» Римского-Корсакова, «Князя Игоря» Бородина. Хорош бы Галицкий был…  Я чувствую, что Шаляпин – уника. Это талант. Как он музыкален! Он будет отличный Олоферн… Это ничего, что он молод. Начинайте делать эскизы к «Юдифи».

В Нижнем Новгороде во время Всероссийской выставки молодой певец исполнял партию Сусанина. Снова вспоминает Константин Коровин: «После арии Сусанина «Чуют правду» публика была ошеломлена. Шаляпина вызывали без конца. И я видел, как Ковалевский, со слезами на глазах, говорил Мамонтову: «Кто этот Шаляпин? Я никогда не слыхал такого певца!». К Мамонтову в ложу пришли Витте и другие и выражали свой восторг. Мамонтов привёл Шаляпина со сцены в ложу. Все удивлялись его молодости».

Шаляпин пел Грозного, Галицкого, Бориса. И всё – в совершенстве. Театр на его спектаклях ломился от публики. И в каждом облике певец представал по-новому. И всякое новое воплощение его было столь убедительно, что невозможно было представить себе другой образ. Это были именно те люди, те характеры, какими показывал их Шаляпин. Тайна шаляпинского обаяния была в соединении музыкальности, искусства пения с чудесным постижением творимого образа.

Балалаечник-виртуоз и композитор В.В.Андреев писал: «Пение Шаляпина было настолько совершенно и высокохудожественно, что казалось, как будто певец и есть сам автор передаваемых им произведений, до такой глубины и проникновения возвышалось художественное толкование русского певца».

Шаляпин был одним из лучших исполнителей роли Алеко в одноименной опере своего друга, композитора С.В.Рахманинова. О его исполнении Рахманинов писал так: «…Алеко, от первой до последней ноты, пел великолепно... Между прочим, я до сих пор слышу, как он рыдал в конце оперы. Так может рыдать только или великий артист на сцене или человек, у которого такое же большое горе в обыкновенной жизни, как и у Алеко».

Вспоминает художник Коровин: «Шаляпин в Грозном (в «Псковитянке»)  был изумителен. Как бы вполне обрёл себя в образе сурового русского царя, как бы приял в себя его неспокойную душу. Шаляпина не было на сцене, был оживший Грозный. В публике говорили: «Жуткий образ…».

Таков же он был и в «Борисе Годунове»… Помню первое впечатление. Я слушал, как Шаляпин пел Бориса из ложи Теляковского. Это было совершенно и восхитительно. В антракте я пошёл за кулисы. Шаляпин стоял в бармах Бориса. Я подошёл к нему и сказал: «Ну, знаешь ли, сегодня ты в ударе». «Сегодня, - сказал Шаляпин, - понимаешь ли, я почувствовал, что я в самом деле Борис. Ей-богу! Не с ума ли я сошёл?» «Не знаю, - ответил я. – Но только сходи с ума почаще…»

Публика была потрясена. Вызовам, крикам и аплодисментам не было конца. Артисты это называют «войти в роль». Но Шаляпин больше, чем входил в роль, - он поистине перевоплощался. В этом была тайна его души, его гения».

К одному из бенефисов Шаляпина готовили оперу «Демон» Рубинштейна. Коровин готовил костюм, парик и грим. Спектакль как-то не ладился. Вернувшись с репетиции, певец сказал другу: «Не так всё. Понимаешь, - дирижируют вяло. А завтра генеральная репетиция… Пойду вызову по телефону Корещенко...» Вскоре приехал Корещенко с клавиром. Шаляпин показал место, которое не выходило с оркестром. Корещенко сел за пианино, Шаляпин запел: «Клянусь я первым днём творенья…» И сразу остановился. «Что же ты играешь?», - обратился он к Корещенко. «Как что? Вот что», - показал музыкант на ноты. «Так ведь это ноты, - сказал сердито Шаляпин, - ведь ещё не музыка… Ноты – это простая запись, нужно их сделать музыкой, как хотел композитор». На следующий день на репетиции певец попросил у дирижёра разрешения продирижировать свои места в опере. Шаляпин пел и за себя, и за хор. А в ариозо «Клянусь», когда он дошёл до фразы «Волною шёлковых кудрей», оркестр встал, музыканты закричали «браво» и сыграли Шаляпину туш… Бенефис прошёл с огромным успехом.

Константин Коровин долгие годы работал и дружил с великим певцом. Бесценны его воспоминания о Шаляпине-человеке и Шаляпине-артисте.

«Прожив полжизни с Фёдором Ивановичем Шаляпиным и видя его часто, я всегда поражался его удивительному постижению каждого создаваемого образа… Он никогда не говорил заранее даже друзьям, как он будет петь и играть ту или иную роль. На репетициях никогда не играл, пел вполголоса, а иногда и пропускал отдельные места. И уже только на сцене потрясал зрителя новым гениальным воплощением и мощным тембром своего единственного голоса. С каким удивлением смотрели на него иностранные певцы!.. Его смотрели и слушали с удивлением, как чудо. И он был и впрямь чудо-артист.

Однажды, когда я удивлялся его исполнению, он мне сказал: «Я не знаю, в чём дело. Просто, когда пою Варлаама, я ощущаю, что я Варлаам, когда Фарлафа, что я Фарлаф, когда Дон Кихота, что я Дон Кихот. Я просто забываю себя. Вот и всё. И владею собой на сцене. Я, конечно, волнуюсь, но слышу музыку, как она льётся. Я никогда не смотрю на дирижёра, никогда не жду режиссёра, чтобы меня выпустил. Я выхожу сам, когда нужно. Мне не нужно указывать, когда нужно вступить. Я сам слышу. Весь оркестр слышу – замечаю, как отстал фагот или альт…  Музыку надо чувствовать!.. Когда я пою, то я сам слушаю себя. Хочу, чтобы понравилось самому. И если я себе нравлюсь – значит пел хорошо. Ты знаешь ли, я даже забываю, что пою перед публикой. Никакой тут тайны нет. Хотя. Пожалуй, некоторая и есть: нужно любить и верить в то, что делаешь. В то нечто, что и есть искусство… Эти все знания надо в кармане иметь, а петь надо любя, как художник – по наитию. В сущности, объяснить точно, отчего у меня выходит как-то по-другому, чем у всех, я не могу. Артиста сделать нельзя - он сам делается. Я никогда не думал, что буду артистом. Это как-то само собой вышло».

Литература:

Константин Коровин вспоминает… М., «Изобразительное искусство», 1990

А.Раскин. Шаляпин и русские художники. Л., «Искусство», 1963

Фёдор Шаляпин. Маска и душа. Минск, Современный литератор, 1999