Горжусь славой своих предков

«Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно, не уважать оной есть постыдное малодушие» (А.С. Пушкин).

     Почти каждые выходные я бываю дома у бабуси Ани, и мой дедушка, Олег Михайлович Рыбалкин, всегда, пока я еще снимаю куртку под порогом, говорит: «Иди, поздоровайся с бабушкой». А после они вместе угощают меня чем-нибудь, и уже не первый раз я слушаю о том, как жили люди на протяжении целого века. Моя прабабушка, Анна Филипповна Рыбалкина, - редкий человек, живший в Российской империи, СССР и современной России. Родилась она в 1915 году. Голодное детство, вечные работы, война, тяжелые годы перестройки - история нашей страны на протяжении целого века в ее памяти приобретает совершенно иное значение – значение одного человека, одной души, страдавшей и радовавшейся. Я люблю слушать ее историю: когда бабушка  вспоминает, она преображается, Не могу сказать,  что сейчас, в свои 102 года, она красавица. Лицо избороздили морщины, глаза подслеповаты. Но недавно я, взяв камеру,  фотографировала ее, пока она говорила, и увидела в ее облике  что-то неповторимое.  Кажется, что до этого я совсем не замечала, какая у нее красивая улыбка. Много раз слышанные рассказы о прошлом сложились в историю жизни, непростой и в то же время многократно повторившейся в судьбах других людей, сверстников бабушки,

    Вот ее история, записанная мною в хронологическом порядке, сохранившая те недосказанности, которые неизменно бывают у воспоминаний.

   «Когда я была совсем маленькой, умерла моя мама, мне было тогда пять…Я все плакала. Она уехала в родильный дом и не вернулась - тогда какая-то зараза ходила. Бабушка мне говорила: «Не плачь, она просто спит». А я все плакала. Говорила: «Не плачь, мама просто спит». А я плакала: «Нет, ты врешь, она умерла!» Вскоре и грудная Алена умерла.

   У отца нас осталось семеро. Какие-то люди приходили, говорили отдать нас с братиком Гришей в приют. Отец схватил нас, так, прижал к себе и заплакал: «Никому не отдам, буду с детьми умирать». А мы хотели: голодно было слишком. Может быть, все и по-другому тогда было бы, может, из нас там бы людей сделали.

  Тогда даже валенок не было. Наш дом на пригорке стоял, я смотрю вниз на то, как подруги гуляют, а выйти не могу. Дождусь, пока единственные валенки освободятся, схвачу и бегу гулять. Влетит потом… А думала все об одном, проснусь, а ручонки так и шарят - что бы съесть.

   У меня тетки были монашками, у них что-нибудь да было. Тетка Маня меня баловала: то яблочко даст, то просфорку, а сестра ее говорила: «Не балуй ребенка!». Они меня в храм водили. Посадят в уголок, я слушаю молитвы и сплю. Шли двадцатые годы. Тогда они и умерли.

  За мной сестра приехала, в город забрала, я там семь классов окончила, с детьми ее нянчилась. В городе болезнь была. Сестра с мужем с работы возвращаются, я стою с маленьким на руках, вот так, трясусь, а он не дышит.  У меня слезы, а звука не выдавить. Сестра меня оттолкнула и в плач.

  Потом работала. Тогда всю жизнь работали – сначала дома, потом на заводах. Я вернусь с работы уставшая, а соседки смеются: «Выдадим мы тебя, Аня, замуж», - и выдали. За мной мальчик ходил, молоденький, красивый, уехал куда-то, вернулся – а меня нет, стал искать, а я уже замужем. Он тогда поздравил и сказал: «Упустил я тебя, Аня, живи счастливо».

  На заставе меня все любили, жены офицеров со мной советовались. Поначалу там пять командиров было и коров пять, но потом сократили – одна я со своей коровой осталась. Миша надолго в командировки уезжал – лошадей ловить. Я только потом поняла, что на фронт он ездил.

   Шел сорок второй год… Олег тогда родился, все за мной ходил. Я корову доить – он за мной ведро тащит, все помогал мне. А Юра, он озорной был – снял трусики и бежит вдоль речки, ими размахивает; а соседки ухохатываются. Весь день пробегает, а вечером я его в бочку посажу. Он в бочке стоит, орет, кончиками пальцев только до краюшка достает; ничего, порет и перестанет, а мне зато потом бегать искать его не надо. Раз я только ведро надоила – кричат: Юра куда-то ускакал! Я ведро бросила, юбки подобрала и бегу, а кот в ведро залез – все расплескал.

   Тяжело было: бабушек не было, все самой приходилось. Миша поздно возвращался, с солдатиками весь день. Он быстро умер… Отравили его… Еще вчера говорили с ним, а сегодня…»

   Здесь ее рассказ прерывается, как будто смерть мужа унесла с собой десятки лет ее жизни. Следующее воспоминание связано с ее внучками – ласковой Риточкой, с детства деловой Наташей и тихой Светочкой – моей мамой.

  Конечно,  сейчас, спустя этот век, бабуся не ведет хозяйство, не решает финансовые вопросы семьи, но без нее мир был бы не полон, она часть моего мира, важная составляющая нашей семьи. Я горжусь своей бабушкой, ее долголетней жизнью. Горжусь тем, что у нее много внуков и правнуков (только у одной моей мамы, внучки Светочки,  6 детей!) И приходя к деду в гости, обязательно напутствуемая его словами, первым делом иду поздороваться с бабусей Аней.