«Вдохновенное перо». Цените то, что не каждому дано…

БАЛКОВАЯ АНАСТАСИЯ
14 лет, 7 класс, МБОУ «СОШ №30»  « Вдохновенное перо»

Цените то, что не каждому дано…

Я  помню этот день до сих пор. Пусть люди говорят, что время – лечит, пускай говорят. Не мне им запрещать. Но это отложилось на всю мою жизнь. Это просто не забывается, невозможно, понимаете?
Это было девять лет назад, тогда мне было всего четыре. Помню, как меня уложили спать, но уснуть я не могла. Ощущения подсказывали трепетанием и страхом -  что-то случится. Что-то нехорошее, неправильное. Я лежала и ждала. Чего? Я тогда еще не знала. Вдруг среди тишины послышались голоса. Сначала нервно. Затем все громче и громче. Они кричат. Ругаются! Я слезла с диванчика и подошла к двери, выглянула- точно, они ругаются. Не разбирая слов, закрываю дверь и ложусь обратно. Чувства накалены до предела, дышу прерывисто, со стороны могло показаться, что я задыхаюсь. Сердце танцует в бешеном ритме, но я молчу. Возможно, кто-то бы заплакал, но я молчала. Я ждала, так как чувства говорили мне, что будет что-то еще. Что-то пострашнее, чем сейчас. Продолжаю сидеть молча. Слышу, как крики становятся громче, слышу громкие шаги, слышу, как открываются комоды и шкафы, слышу, как застегивается молния. Слышу, как захлопывается дверь… Кто-то ушел. А я все молчу. В квартире потухает свет, только луна и звезды освещают комнату легким светом. Жду и молчу.
 Дверь открывается, и я вижу его. Он вымотан, он устал. Продолжает стоять и смотреть на меня. Он  быстро падает на мою кровать, ноги - на полу. Он уткнулся лицом в матрас. Тишина. Я вижу, что он начинает дергаться. Я была в ступоре. Он плакал. По-настоящему рыдал,  были слышны всхлипы.
Я испытывала физическую боль и плакала. Я испытывала душевную боль и тоже плакала.  Его слёзы давили  больней, чем душевная и физическая боль, вместе взятые. Это было невыносимо. Это было ужасно. Это было больнее всего. Видеть, как тот, кого ты любишь, убивается на глазах, а сделать ты ничего не можешь. Совсем ничего.
 Как сейчас помню: горло сдавило чем-то тяжелым до неприятной тупой боли, дышать стало тяжело. Глаза защипало. Но я уже не плакала. До сих пор не понимаю, почему в тот момент я была сильнее его? Почему не заплакала, ведь понимала -  она не придет больше. Никогда!
  Рука сама легла на его черные волосы. Я стала гладить его, пыталась успокоить. Я чувствую, что ему больно, больней, чем мне. Но что я могла тогда знать.
- Ш-ш-ш… Тихо… - шепчу настолько тихо, что, кажется, мой голос, такой звонкий и задорный, стал частью той темноты и  ночной тишины…
 Мы идем по ночному городу.  Папа крепко держит меня за руку. Фонари выключены, поэтому только небо, усыпанное мириадами звезд, освещает город… Я буду помнить это вечно…
    Я рано повзрослела. Я продолжаю улыбаться и смеяться, шутить и веселить. Но поверьте, когда хочется поворошить  пепел воспоминаний, ничего мне не помешает, кроме лишь слез и разбитого на части сердца. Время лечит – неправда. Меня от этого не излечить, это не рана, даже не шрам. Это память…

БАЛКОВАЯ АНАСТАСИЯ   ОЧЕРК

 Победительница Всероссийского конкурса  молодых журналистов
16 лет

СЛЫШНО СИЛЬНЕЕ

Писать про свою школу неинтересно, оттого тяжело. Как певчая птаха не трелит про собственную клетку, а мохнатый пёс при случае стремит свой мокрый нос из конуры. Пациенты школы, где из алмазов могут огранить булыжники,  получают процедуры пять дней  в неделю из семи по рецепту одиннадцать лет.

Словно кошка в чёрной комнате, интересная деталь в будничной школе забивается  в угол, как нашкодивший второклашка. Я сижу за пустым листом бумаги. Белым, словно заснеженный двор возле школы, где дворник тётя Галя вматероккёрлингсткой расчищает нам путь. Кажется, она останавливает на небе снег – и по хрустящим дорожкам по привычке, классиком свыше данной, бредём в школы мы – ученики.

Плиточный пол и зеленоватые стены – кабинеты стандартны, как дневник отличника-зазнайки, двумя руками тянущего руку, не заметив,  как очки ушли набекрень. Учителя такие же как вчера, как будто их образ застыл после вашей первой встречи. Они одинаковы, словно частушки, и кажется - были и будут такими всегда.

Шум. Галдёж. Столовая. Смех. Догонялки. Разбитый лоб. Телефон. Музыка. День сурка, помноженный на четыре четверти. Мне скучно. Математика сложна, а русский язык интересен. Биология на латыни, а литература так редко.

Школа собирает в коллектив не по своей воле, словно в вагоне метро – пёстрых, толстых, худых, серых, ярких.  Говорят, что метро имеет тайну, когда пусто. Школа тоже – зимой, ближе к вечеру, когда ртуть падает всё ниже в термометре. Как в самолёте при взлёте, свет тухнет. Слышны шаги свои, отражается от стен. Приятно бьёт по ушам, как ветер при быстром велосипеде. Я слышу, что школа тиха, но светла. Горы книг слышны сильнее, как сильнее шёпот, а не шум толпы.

Уже увядшее на сегодня солнце пробивается сквозь шторы на кафель, последним светом озаряя островок и группу цветов, чудом переживших бомбардировку поколений рюкзаков и пенальти бумажными комками со скотчем. Уроков уж нет, и словно по духовной привычке даёт раскат школьного звонка злая вахтёрша. Она в школе всегда как призрак неприятельского танкиста в вязаной шапке, грозно выцеливающая своим звонком солдат перемены.

Спортзал беззащитен и мяч не стучит. Он – труба, в которую налили воды, а трубач – баскетбольное кольцо – взирает растерянно, а звук не идёт. Помигивает лампа, и треск из неё отчитывает метрономом время. Кабинет литературы закрыт, а внутри стопка тетрадей с сочинениями по теме блоковским строем бродит мимо парт. Там Маяковский нерадивым школярам помогает: «Оська, расставь запятатки».

Писать про свою школу неинтересно, оттого тяжело. Хотя строки – опавшие листья сентября – завалились на лист и как мой кот, лениво не хотят вставать. Завтра – математика, задали мало, и будет литература. Писать про школу тяжело и неинтересно. Её нужно запомнить и оставить себе. Потому что и тётя Галя, вахтерша-танкист и орущий звонок всегда там, как чай, навсегда пролитый в любимую книгу.

БАЛКОВАЯ АНАСТАСИЯ  16 лет

Что такое перламутр?

Эй! Эй, пойдём со мной, скорее! …Хотя нет, стой. Стой, подожди. (Только что радостный человек вдруг останавливается, замирая на месте и смотря вдаль.) У меня так много мыслей, я просто очень волнуюсь и, знаешь, не могу собрать их в один… как же там… клубок, да. Ох, мыслей всегда так много, я даже порой не знаю, что с ними делать: думать их дальше или развивать, ведь каждая из них интересна сама по себе, каждая из них для меня очень важна. О чём я думаю? Хм, это… очень сложный вопрос, но давай попробуем подумать вместе над этим. Я думаю, это будет как минимум занятно, ха.
Я думаю с тобой вместе о цветах. О вкусе. О запахе. Например, посмотри сюда (Собеседник едва взмахивает пальцами руки, и с кончиков тонкими нитями тянутся мелькающие картинки, наполненные чем-то абстрактным): как ты думаешь, что такое вишня? Не смотри на меня так (Собеседник заливается смехом.)! Так, для начала, давай успокоимся и действительно начнём размышлять.
Что есть вишня? Вишня – это нектар на приоткрытых губах поздним вечером, это едва заметная горечь на кончике языка после смерти любимого героя из какого-то романа, это сладость при ожидании друга, который вот-вот должен выйти из поезда, это дурман ранним субботним утром, что кружит тебе голову и так сладко-сладко тянет обратно в кровать, мешая мышцам напрячься и в конечном счёте поднять тебя с постели, это едва уловимый запах тёплых вечерних сумерек, в которой тихим шёпотом слышится трель соловья. В конце концов вишня – это чувство лёгкого восторга и дружбы, которой не первый десяток лет.
А что такое… м-м-м, блаженство? А это, друг мой, шорох страниц и немного шершавая поверхность бумаги, от которой у некоторых пробегают мурашки, это запах свежей выпечки и кофе после тяжёлого дня, это боль в мышцах после забега и горящие лёгкие с одышкой, это ручка двери, которую открывают счастливые пациенты, победившие болезни. Это глоток воды жарким июньским днём, освежающий и такой… блаженный (Собеседник улыбается.)
Что такое дождливый день? Гм. Это затуманенный взгляд, направленный на окно, по которому струятся водяные дорожки, что соревнуются между собой, это капли на ресницах и промокшая одежда, загоняющая в тёплый душ. Это широкая улыбка, когда понимаешь, что можно спокойно идти по лужам, ибо намокать ещё больше просто некуда, вода струится с волос ручейками, переходит на лицо и попадает на губы, но улыбка становится лишь шире. Дождь – прекрасный проводник в мир иллюзий и фантазий, в которых перед глазами проносятся в танце капли, сияющие и чистые, как и глаза, что смотрят на них; это невероятная песнь природы, быстрая и буйная, но дарящая спокойствие.
Смотри, смотри же! (Собеседник взмахивает руками, после чего возникает нечто тёмное с множеством ярких шариков света.)
А что может быть лёгкой меланхолией? Ночное небо, в которое хочется укутаться, словно в плед, надеясь на то, что оно согреет тебя, это разбитое стекло под ногами, цветное, блестящее, но очень острое, это когда хочешь дышать и стремишься к этому, но неожиданно для себя осознаёшь, что не понимаешь, какого это – вдыхать воздух, и от этого по щекам струятся тёплые слёзы. Это прогулка по ночному городу и морозный воздух, что медленными касаниями добирается до естества, заставляя дрожать и искать тёплое место, это желание поговорить с кем-то, но вы общаетесь на разных языках. Это, в конце концов, звёздное небо, сияющее, завораживающее, но такое меланхолично-холодное и далёкое.
…Ох, друг, знал бы ты, сколько я ломаю голову над тем, что подбираю настроение под перламутр. Это оказалось тяжелее, но, я думаю, благодаря тебе у меня появилась пара соображений. (Собеседник опускает голову, его лицо скрывается за волосами, голос становится тише и более задумчивым.)
Наверное, (Собеседник зарывается пальцами в свои волосы, слышится тихий смешок, граничащий со всхлипом.) это слова, оседающие на мраморные рёбра перламутровой пыльцой. Это неисполненные мечты, что перьями падают по следам с крыльев, это непонятная тяжесть где-то тут (Человек перемещает одну руку с волос в область груди, сжимая в руках ткань одежды.), от которой хочется кашлять, но кашель не поможет. Пыльца въелась в рёбра, осела в лёгких, мерцая изредка и переливаясь нежными оттенками. Перламутр – это стремление летать, не имея крыльев, но в этот раз по щекам не будут струиться слёзы, в этот раз с коленей и костяшек пальцев будет капать кровь, ибо в падениях стирается кожа. Грусть не может быть перламутровой, как и радость. Но что же это?
А может, это недошедшие до кого-то письма, которые затерялись в ящиках и за шкафами? С перламутровой пылью на конвертах, стёртыми адресами и уже давно не имеющие получателя, но всё ещё хранящие в себе, возможно, признания, возможно, поздравления или сожаления. А вдруг это – пластырь на пальце, который нечаянно порезали ножом во время готовки вкусного блюда? Или, может, духи, аромат которых не пришёлся хозяину по вкусу, и они стоят до сих пор в его стеллаже, в самом углу, постепенно теряя неоценённые нотки угасающей любви? Перламутр – это пыльца, пыль на подушечках пальцев, что играют грустную мелодию на пианино в одиноком зале, это пыль на кисточке художника, картины которого служат дровами в чьём-то камине, это книги, заброшенные на середине и забытые в самых дальних углах большого шкафа?..
Скажи мне, (Собеседник поднимает голову и смотрит в никуда, по щекам катятся слёзы, но губы улыбаются. В глазах плескается перламутровый океан) .Что же это всё-таки такое? Что такое перламутр?...