В 1989 году была создана Есенинская комиссия и по её просьбе был проведён ряд экспертиз, приведших к следующему выводу: «…опубликованные ныне «версии» об убийстве поэта с последующей инсценировкой повешения, несмотря на отдельные разночтения, … являются вульгарным, некомпетентным толкованием специальных сведений, порой фальсифицирующих результаты экспертизы» (из официального ответа судебной медицины).
В настоящее время в обществе идёт острая дискуссия по данному вопросу. Миллионы россиян считают, что пора наконец рассекретить связанные с гибелью Есенина документы из архива ЦК КПСС и КГБ. Народ России имеет право узнать обстоятельства этой национальной трагедии. До сих пор клеветнический ярлык самоубийства не снят с души поэта, несмотря на то, что нет ни одного неопровержимого факта его самоубийства. Напротив, все факты убедительно подтверждают его насильственную, мученическую смерть.
Долгие годы установлением истины гибели поэта занималась родная племянница Сергея Александровича – Светлана Петровна Есенина, главный хранитель Московского государственного музея. В сентябре 2010 года Светланы Петровны не стало. Но её дело продолжают многочисленные последователи: потомки поэта, учёные, литераторы, юристы. И все, кто считает своим долгом способствовать тому, чтобы освободить имя Есенина от незаслуженного навета «самоубийцы».
Вложение | Размер |
---|---|
тайна смерти есенина | 115.63 КБ |
Тайна смерти
Сергея Есенина
Автор работы:
Лукьяненко Наталья,
ученица 8 «Б» классаМОБУ СОШ №4 ,
города Лабинска Лабинского района.
Научный руководитель:
Щетинина Елена Николаевна,
Учитель русского языка и литературы МОБУ СОШ №4,
Города Лабинска Лабинского района.
Содержание
Заключение
Приложение 26-48
Список используемой литературы 48-51
Введение.
Уже почти век не прекращается дискуссия о гибели поэтаС.А. Есенина. Сторонники версии об убийстве поэта во главе с родственниками Есенина пытаются восстановить правду о гибели известного русского поэта, пользующегося любовью не одного поколения читателей.
Цели проекта:
Задачи исследовательской работы над проектом:
Выводы:
В ходе исследовательской работы я выяснила, что до сих пор нет единого мнения о гибели Сергея Есенина, её причинах.
Гипотеза:
Сергей Есенин – самоубийца или жертва?
Актуальность темы:
Рассмотрение данной темы помогает лучше изучить историю России, понять причины отдельных исторических явлений.
Объект исследования:
Объектом исследования в данном проекте являются разнообразные источники, свидетельствующие о смерти Сергея Есенина.
Аннотация
В 1989 году была создана Есенинская комиссия и по её просьбе был проведён ряд экспертиз, приведших к следующему выводу: «…опубликованные ныне «версии» об убийстве поэта с последующей инсценировкой повешения, несмотря на отдельные разночтения, … являются вульгарным, некомпетентным толкованием специальных сведений, порой фальсифицирующих результаты экспертизы» (из официального ответа судебной медицины).
В настоящее время в обществе идёт острая дискуссия по данному вопросу. Миллионы россиян считают, что пора наконец рассекретить связанные с гибелью Есенина документы из архива ЦК КПСС и КГБ. Народ России имеет право узнать обстоятельства этой национальной трагедии. До сих пор клеветнический ярлык самоубийства не снят с души поэта, несмотря на то, что нет ни одного неопровержимого факта его самоубийства. Напротив, все факты убедительно подтверждают его насильственную, мученическую смерть.
Долгие годы установлением истины гибели поэта занималась родная племянница Сергея Александровича – Светлана Петровна Есенина, главный хранитель Московского государственного музея. В сентябре 2010 года Светланы Петровны не стало. Но её дело продолжают многочисленные последователи: потомки поэта, учёные, литераторы, юристы. И все, кто считает своим долгом способствовать тому, чтобы освободить имя Есенина от незаслуженного навета «самоубийцы». Вот и я решила в меру своих сил способствовать этому.
Первым делом мною было отобрано несколько письменных источников (печатного и электронного формата) по «делу С. Есенина».
Источник № 1.
Автограф стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья…»
Источник личного происхождения – письмо без адресата. Данный документ является уникальным источником.
Автор: автограф подписан инициалами «Е.С.» - Есенин Сергей.
Дата создания: не позднее 28 декабря 1925 года. (автограф не датирован, по версии В. Эрлиха, датирован 27 декабря 1925 года.)
Источник № 2.
Акт о самоубийстве С. Есенина
Автор: Николай Горбов, участковый надзиратель 2-го отделения Ленинградской милиции.
Дата создания: 28 декабря 1925 года.
Делопроизводственная документация
Повествовательные источники
Источник № 3.
Статья-некролог в газете «Красной газете» «Казненный дегенератами»
Автор: Лавренев (Сергеев) Борис Андреевич (1891 / 1982 - 1959), русский советский писатель и драматург.
Дата создания: 30 декабря 1925 г.
Источник № 4.
Статья-некролог в газете «Правда» «Памяти Сергея Есенина»
Автор:Троцкий (Бронштейн) Лев Давидович, один из руководителей советского государства.
Дата создания: 19 января 1926 года.
Источник № 5 (личного происхождения).
Воспоминания о смерти С.А. Есенина из дневника Лукницкого П.Н.
Автор:Лукницкий Павел Николаевич – русский советский поэт, прозаик.
Дата создания: 27.12.1925 – 28.12.1925
Источник № 6.
Стихотворение «У тела Сергея Есенина в мертвецкой»
Автор:Князев (Седов) Василий Васильевич (1887 – 1937), советский поэт-сатирик, фольклорист
Дата создания: не ранее 29 декабря 1925 г. – не позднее 2 января 1926 г.
Источник № 7 (личного происхождения).
Воспоминания о последних четырех днях жизни С. Есенина в статье «Четыре дня Сергея Александровича Есенина»
Представлен в виде мемуаров, документ является уникальным источником.
Автор: Елизавета Алексеевна Устинова
Дата создания: 3 января 1926 года.
Источник № 8.
Воспоминания о последних четырех днях жизни С. Есенина из книги «Право на песнь» (главы
«Четверг», «Пятница», «Суббота», «Воскресенье»)
Автор: Эрлих Вольф Иосифович –поэт. Близкий друг С. Есенина.
Дата создания: 1928 – январь 1929 г.
Источник № 9 (личного происхождения).
Воспоминания о смерти С. Есенина из книги «Сергей Есенин»
Относится к повествовательным материалам, представлен в виде мемуаров, уникальный источник.
Автор: Рождественский Всеволод Александрович – советский поэт, друг Сергея Есенина, один из тех, кто первым узнал о трагедии в «Англетере».
Анализ источников
Автограф стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья…»
Анализируемый документ является первоисточником по «делу» Есенина. Однако его изучение вызывает много сомнений у современных исследователей по поводу его происхождения и подлинности.
Данный источник не даёт однозначных свидетельств о причинах гибели Есенина.
Обстоятельства создания: Документ создан в декабре 1925 года, в условиях, когда в большевистской Росси началось свертывание НЭП(а). С 18 по 31 декабря в острейшей борьбе за власть в Москве проходил XIV съезд ВКП(б). Укрепление единства партии, разгром политических и идейных противников позволили упрочить однопартийную политическую систему, в которой так называемая «диктатура пролетариата в союзе с крестьянством» на деле означала диктатуру ЦК ВКП(б). В ЦК партии шла непримиримая борьба за лидерство. Вторым важнейшим звеном в системе управления государством после партии являлось Главное политическое управлении – ГПУ, имевшее разветвленную сеть агентуры. ГПУ следило за настроениями всех слоев общества, выявляла инакомыслящих, отправляя их в тюрьмы и концлагеря. Особое внимание уделялось противникам большевистского режима.
Последние два года жизни Есенина прошли в постоянных разъездах: скрываясь от судебного преследования он трижды совершает путешествия на Кавказ, несколько раз ездит в Ленинград, семь раз в Константиново. При этом в очередной раз пытается начать семейную жизнь, но его союз с С.А. Толстой (внучкой Л. Н. Толстого) не был счастливым. В конце ноября 1925 из-за угрозы ареста ему пришлось лечь в психоневрологическую клинику.
За клиникой установили наблюдение. Выждав момент, Есенин прервал курс лечения, прочитав, что неизлечимо болен страшной психической болезнью. Сегодня ясно - диагноз был ошибочным. Но поэт этого не знал, и 23 декабря уехал в Ленинград..
27 декабря, находясь в Ленинградской гостинице «Англетер» Есенин, по воспоминаниям Устиновой Е.А. в книге «Четыре дня Сергея Александровича Есенина», показал Елизавете Алексеевне неглубоко порезанную кисть левой руки. Он жаловался, что «в этой паршивой гостинице даже чернил нет, и ему пришлось писать утром кровью». Именно Устинова была свидетелем того, как листик с «утренними» стихами Есенин вырвал из блокнота, передал поэту Эрлиху и сказал, чтобы он их прочел. Потом.
28 декабря 1925 года в дорогом номере ленинградской гостиницы «Англетер» (ныне «Интернационал») было найдено тело известного русского поэта Сергея Есенина, который был повешен на трубе парового отопления. Из дневника Павла Лукницкого следует, что 28 декабря в номере С. Есенина: «никаких писем, записок не нашли. Почему же Эрлих молчал?
Впервые текст стихотворения был опубликован Георгием Устиновым в «Красной газете» 29 декабря 1925 г.в статье "Сергей Есенин и его смерть", где оно было названо «посмертным» стихотворением Есенина, уже в котором наблюдается расхождение с оригиналом: "Милый мой, ты (вместо – чти) у (вместо – и) меня в груди", а также искажена, по сравнению с оригиналом, первая строка второй строфы, напечатанная так: "До свиданья, друг мой, без руки и слова (вместо – без слова)".
Было проведено исследование подлинного рукописного экземпляра стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья…». Требовалось установить, написан ли этот текст кровью.
«Предварительная проба, проведённая с крупицей вещества непосредственно в архиве, дала положительный результат. Проведённым в лаборатории опытом установлено, что стихотворение написано кровью».
Казалось бы, ответ сделан на самом высоком научном уровне, и всё же возникает ряд вопросов. А вывод о том, что всё стихотворение написано кровью, при такой методике отбора пробы не убеждает, поскольку возможна и другая версия: текст написан не кровью. Кровью (поэта?) приписан лишь «хвостик»к букве «и», превративший её в букву «у». Эксперты-криминалисты, изучающие это стихотворение Есенина, сделали вывод об «использовании им пишущего прибора и красителя, обладающих плохими расписывающими свойствами» (Заключение от 15 апреля 1992 г., № 374/010).
Данные факты свидетельствуют о том, что
1. Есенин С.А. был непосредственно автором данного прощального письма, хотя многие исследователи-есениноведы ставят под сомнение факт авторства Есенина.
2. Отсутствие в гостиничном номере чернил, побудило автора сделать разрезы на левой руке и писать кровью.
3. После лечение в психиатрической клинике (Москва), Есенин случайно узнает ошибочный диагноз, сделанный его лечащим врачом, что очень повлияло на его психическое состояние. По свидетельству знакомых, поэт очень боялся мрака и беспамятства, которые согласно этому диагнозу ждали его впереди. И ещё: сам поэт, отвечая 5 декабря 1925 года на вопросы амбулаторной карты в графе «Алкоголь» ответил: «Много, с 24 лет.» Там же заключение врача: «Белая горячка (галлюцинации)». Известно ведь, что ещё в 1922 году в письме своему поэтическому «наставнику» Клюеву Есенин писал: «Очень я устал, а последняя моя запойная болезнь совершенно меня сделала издёрганным».
5.Однако, по воспоминаниям Е.А. Устиновой, В.И. Эрлиха, с 23 по 27 декабря у Есенина было достаточно позитивное эмоционально-психологическое состояние: он начинал новую жизнь, встречался с ленинградскими друзьями, говорил о квартире, которую должен снять, о новом журнале, покупал с Устиновой подарки к Рождеству, отмечал с товарищами Рождество. Почти не пил. Но 27 декабря он, терпеть не могший сидеть дома, никуда не выходил.
6. При написании этого стихотворения поэт был в здравой памяти.
7. У исследователей-есениноведов в данном стихотворении вызывает сомнения в обращении Есенина: «Милый мой, ты у меня в груди». Они отмечают, что просто обращение «милый мой», без последующего имени или слова «друг», не встречается ни в письмах, ни в стихах Есенина никогда. Во второй части этой строки: «…ты у меня в груди». Такого признания не удостоился от Есенина ни один из его друзей, включая Н. Клюева и А. Мариенгофа, ни одна из его любимых женщин. Он вообще говорил о себе: «я с холодком» .
Исходя из анализа творчества поэта, исследователями-есениноведами были сделаны следующие текстологические выводы по поводу данного источника (по статье Зинаиды Москвиной «Текст как свидетель.Кто автор стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья»?):
• Стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья…» является восьмистрочником. Таких стихов в творчестве поэта было всего восемь. С октября 1925 года, разочаровавшись в коротких стихах, Есенин больше не возвращался к этому объему.
• Характерная примета есенинских стихов - это наличие в тексте почти каждого из них слова «я», то есть, местоимения «я» в именительном падеже – в данном стихотворении отсутствует.
• Слово «предназначенное», то оно вообще словно взято из какой-то инструкции или технического руководства и никогда Есениным не применялось
• Как правило, любое есенинское четверостишье объединяется, как правило, единым внутренним смыслом и связью. Но в стихотворении «До свиданья, друг мой, до свиданья» такого единого смысла нет: первой строке - прощание, во второй - признание, в третьей - расставание, в четвёртой - обещание. Кто с кем расстаётся, почему и куда собирается уходить, по первым четырём строкам совершенно непонятно.
• В пятой строке этого стихотворения: «До свиданья, друг мой, без руки, без слова». Обратим внимание на то, что первая строка стихотворения и пятая начинаются одинаково «До свиданья, друг мой». Казалось бы, перед нами классический поэтический приём — применение анафоры (единоначатия), повтора в начале стиха. Но в случае со стихотворением «До свиданья, друг мой, до свиданья» нельзя говорить о первом и втором четверостишии, поскольку на листке, где было написано стихотворение, никакого деления на четверостишия нет. Скорее можно предположить, что оно написано двустишиями. Во всяком случае, никакой разбивки на четверостишия, какую мы видим в современных публикациях стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья», в его автографе нет. А значит, применение анафоры бессмысленно, и Есенин это хорошо знал.
• Строка пятая: «До свиданья, друг мой, без руки, без слова». В ней уже двенадцать слогов, из них четыре ударных. Получив ещё два слога, один ударный и один безударный, пятая строка лишилась ясности смысла. Вместо прощания «без руки, без слова», т.е. молча, без рукопожатия, получился друг «без руки, без слова», фактически инвалид. И вместо того, чтобы поддержать несчастного друга, автор стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья» готовит ему новый удар, намекая на свою близкую кончину. Получается раздвоение смысла. Словесные казусы, подобные этому, Есенин чувствовал очень хорошо, и никогда бы такого не написал.
• Таким образом, в стихотворении «До свиданья, друг мой, до свиданья» имеется противоречие между второй строкой, где «милый мой, ты у меня в груди», и пятой строкой, где описывается расставание, которое не состоялось, в виде сцены с рукопожатием.
• Деформация ритма в третьей строке и т.д.
В анализируемом письменном источнике отражена первичная информация.Данный документ – последнее, предсмертное стихотворение Есенина - не смотря на спорные вопросы, является одним из уникальных исторических источников свидетельства смерти поэта. Он помогает пролить свет на обстоятельства последних дней жизни Есенина. В советский, постсоветский и современный демократический период данный исторический источник широко используется исследователями-есеноведами.
Акт о самоубийстве Есенинасвидетельствуето самоубийстве Есенина.
Исходя из фотографии документа, опубликованной С. Лучкиным в статье «Дело Сергея Александровича ЕСЕНИНА: тайна на века или «так получилось»?.. можно видеть, что протокол был написан на листе желто-серой бумаги без реквизитов 2-го отделения Ленинградской милици. В нижней части документ имеет повреждение. Как раз в том месте, где понятые ставили свои подписи. Вырванные края были кем-то подрезаны ножницами. Те есть налицо, плохая сохранность источника. Акт выполнен демонстративно небрежно, неполно и неточно.
Обстоятельства создания: Документ создан в декабре 1925 года, в условиях, когда в большевистской Росси началось свертывание НЭП(а). С 18 по 31 декабря в острейшей борьбе за власть в Москве проходил XIV съезд ВКП(б). Укрепление единства партии, разгром политических и идейных противников позволили упрочить однопартийную политическую систему, в которой так называемая «диктатура пролетариата в союзе с крестьянством» на деле означала диктатуру ЦК ВКП(б). В ЦК партии шла непримиримая борьба за лидерство. Вторым важнейшим звеном всистеме управления государством после партии являлось Главное политическое управлении – ГПУ, имевшее разветвленную сеть агентуры. ГПУ следило за настроениями всех слоев общества, выявляла инакомыслящих, отправляя их в тюрьмы и концлагеря. Особое внимание уделялось противникам большевистского режима.
Акт не имеет отметок о времени его составления, о начале и окончании этого следственного действия.Горбовым не было найдено орудие, которым были нанесены раны, он не исследовал возможности или невозможности нанесения таких ран самим Есениным. В акте отсутствует ссылка на горячую трубу, о которой все время говорят современные эксперты.В анализируемом письменном источнике отражена первичная информация. Я думаю, что в «акте» содержится не достаточно полная, точная и достоверная информация, отражающая картину происшествия.
Данный документ, не смотря на спорные вопросы, является одним из уникальных исторических источников свидетельства смерти С.А. Есенина. «Акт о самоубийстве Есенина» помогает пролить свет на обстоятельства трагедии, разыгравшейся в гостинице «Англетер» в ночь с 27 на 28 декабря 1925 г. Необходимо отметить, что Горбов в основном зафиксировал факты, ставящие под сомнение именно версию самоубийства. А именно: «кистью правой руки захватился за трубу, труп висел под самым потолком, и ноги от пола были около 1,5 метров, около места где обнаружен был повесившийся лежала опрокинутая тумба…». Также отмечены порезы, раны, царапины, синяк под левым глазом, что наводило на мысль о применении насилия и борьбе.
В постсоветский и современный демократический период данный исторический источник широко используется исследователями-есеноведами.
Статья-некролог в газете «Красной газете» «Казнённый дегенератами»
По разновидностям данный письменный исторический источник относится к повествовательным источникам. Он представлен в виде авторской статьи-некролога периодической печати. По происхождению документ относится к общественно-гражданской сфере отношений.
Периодическая печать – одно из средств массовой информации и пропаганды. Советская печать была сильнейшим оружием партии как важнейшего коллективного пропагандиста и организатора борьбы за построение коммунизма. Советская пресса никогда не была свободной. Она находилась в тотальной зависимости от партийных органов, а также под жестким контролем цензуры (её в СССР осуществлял Главлит).
Анализируемый документ является первоисточником по «делу» Есенина. Статья стала единственным честным словом свидетеля первых часов после смерти поэта о совершившемсязлодеянии.
30 декабря 1925 г. в вечернем выпуске «Красной газеты» в статье «Казнённый дегенератами» Б. Лавренев в смерти поэта обвинил его имажинистское окружение. «Есенин был захвачен в прочную мертвую петлю, - писал он. - Никогда не бывший имажинистом, чуждый дегенеративным извертам, он был объявлен вождем школы, родившейся на пороге лепанария и кабака, и на его славе, как на спасительном плоту, всплыли литературные шантажисты, которые не брезговали ничем, и которые науськивали наивного рязанца на самые экстравагантные скандалы, благодаря которым, в связи с именем Есенина, упоминались и их ничтожные имена. Не щадя своих репутаций, ради лишнего часа, они не пощадили его жизни». В статье утверждалось, что поэты-имажинисты не пощадили репутации Есенина как человека, им «нужно было какое-нибудь большое и чистое имя, прикрываясь которым можно было удержаться лишний год на поверхности, лишний час поцарствовать на литературной сцене, ценой скандала, грязи, похабства, ценой даже чужой жизни».
По явному недосмотру цензуры «проскочила» статья Лавренёва - единственное честное слово в хоре фальшивых и трусливых голосов советских писателей». Лавренёву пришлось на собрании литераторов отстаивать свою точку зрения.
В анализируемом письменном источнике отражена первичная информация, которая отличается достаточной достоверностью. Если говорить о полноте информации, то автор не назвал имен тех, кого он считал убийцами Есенина. Статья стала единственным честным словом свидетеля первых часов после смерти поэта о совершившемся злодеянии. Данный источник, созданный в первые дни после гибели поэта, свидетельствует об убийстве Есенина. При детальном глубоком изучении он должен быть интересен в деле расследования гибели Есенина.
Статья-некролог в газете «Правда» «Памяти Сергея Есенина»
Анализируемый документ является первоисточником по «делу» Есенина. Он свидетельствует о самоубийстве Есенина. В этой статье так много завуалированного, однако, она является интересным политическим источником времени, характеризующем отношение Троцкого и Есенина, Есенина и революции. Возникают вопросы об удивительной осведомленности Троцкого.
Причина гибели поэта (убийство или самоубийство) кроется в тех социально-политических условиях первой половины 1920-х годов, в которых С.Есенину пришлось жить и творить. Трагедия Есенина разыгралась на фоне внутрипартийной борьбы, развернувшейся в Политбюро ЦК ВКП(б) после смерти Ленина. Особенно остро в 1924 – 25 гг. наметилось соперничество за лидерство в государстве между И.В. Сталиным и Л.Д. Троцким, которые в частности использовали имя популярного поэта в этом противостоянии. О том, кто же из них был заинтересован в уничтожении Есенина исследователи спорят до сих пор.
Есенин стал жертвой политической игры Сталина и Троцкого. Когда в декабре 1925 года победил Сталин, Троцкий увидел в этом происки антисемитов и попросил Бухарина разведать по своим каналам ситуацию в Москве... И вот вчерашний вождь революции оказался близок к опале... Ну, и ему нужно было на кого-то выплеснуть всю эту негативную энергию. Конечно, на Есенина. Потому что Есенин воплощал дух русской нации. Когда Сергей Александрович приехал в Ленинград, то он с Блюмкиным, который хорошо знал поэта, поскольку был вхож в литературную богему и сам пописывал стишки, заманили Есенина в первый же день в гостиницу, чтобы обмыть встречу. И там-то это и произошло. Но это не вся правда... Есенин не переступал порог гостиницы. В списках проживающих в гостинице «Англетер» Есенина нет. И никто среди остановившихсятам или обслуживающего персонала не видел и не слышал Сергея Есенина. Учитывая невероятную общительность поэта, такого практически не могло быть. Хотя, с другой стороны, это и неудивительно, если принять во внимание, что все произошло совершенно иначе...
По приезде в Ленинград его по негласному распоряжению Троцкого арестовали. И предположительно держали в доме N 8/23 по проспекту Майорова, где допрашивали четыре дня. Смысл допросов заключался в том, что Есенина хотели завербовать в качестве секретного сотрудника ГПУ. Вряд ли Троцкий давал приказ убить поэта, но так уж случилось... По-видимому, Есенин сопротивлялся и с силой толкнул Блюмкина, тот упал. Тогда Николай Леонтьев выстрелил... На фотографии виден след от пулевого ранения, а после этого Блюмкин ударил Есенина рукояткой револьвера в лоб.
В противовес В.И. Кузнецову Валентина Пашинина в своей книге «Неизвестный Есенин», оправдывая Троцкого, писала:
«Кто же из них, Троцкий или Сталин, был более заинтересован в уничтожении Есенина? Факты свидетельствуют, что до конца 1925 года, до укрепления своих позиций, Есенин нужен был Сталину как союзник, как единомышленник против засилья евреев в советском правительстве.
Умный и дальновидный политик Троцкий не мог не понимать, чем обернется для него и его сторонников убийство Есенина. Всем еще памятен был пресловутый «товарищеский суд» над Есениным и его друзьями. Все знали о том, какие колоссальные усилия приложил Троцкий, чтобы «перевоспитать» Есенина, научить мыслить интернациональными категориями.
Меняться Есенин не хотел. Но по-человечески Троцкий любил Есенина. Может быть, как раз за честность и бескомпромиссность. Любил и его поэзию. Конечно, за Есениным значилось много прегрешений: из «Пролеткульта» вышел («Я сам по себе»), пролетарскую литературу объявил «мерзостью в литературе» и сделал это принародно, в докладе. Страну социализма, которую отвоевали и создавали большевики, объявил Страной Негодяев. Вождю Революции Ленину приклеил ярлык сфинкса — и понимай, как хочешь, а другому вождю — Троцкому — вручил титул «черного, черного человека». Центральные газеты давно спрашивают: «Как велико долготерпение тех, кто с «попутчиками» такого сорта безусловно возится и стремится их переделать?»
А «Послание Демьяну»? Теперь Есенина осудил бы даже покойный Ленин. Своим стихотворением поэт поставил под серьезное сомнение ленинскую политику наступления на православную веру.
На Троцкого поспешили возложить грех за смерть поэта: мол, он убил Есенина, а потом «написал яркую речь, пышную, как надгробные венки из бумажных цветов» (Н. Сидорина)…
А факты свидетельствуют: рано или поздно, но Сталин, обвинявший Троцкого во всех смертных грехах, не преминул бы упрекнуть его и в этом — в смерти Есенина. Но ни разу такого упрека не прозвучало. Почему? Да потому, что приговор поэту мог исходить от кого угодно, но только не от Троцкого. Троцкому нужен был живой Есенин, и именно как союзник.
Время и репрессии начисто стерли из памяти многих политических деятелей. Способствовала этому и неоднократно переписанная история ВКП (б). Но несложно установить, что Политбюро 1925 года состояло из семи членов. Вот их имена: Троцкий, Бухарин, Рыков, Томский, Зиновьев, Сталин и Каменев. Так вот: по одной из версий, Троцкий был единственным, кто не поддержал приговор Сергею Есенину.
Троцкий — единственный из членов правительства — был на панихиде по Есенину, со скорбью и горечью проводил поэта в последний путь. На вечере памяти Сергея Есенина в МХАТе зачитана его статья-некролог «Памяти Есенина», опубликованная 19 января в газете «Правда». Троцкий нашел душевные, трогательные слова о «незащищенной душе поэта» и о «жестокой эпохе», в которую он жил. «Нет, поэт не был чужд революции, — он был несроден ей (…) Короткая жизнь поэта оборвалась катастрофой».
Некролог на смерть Есенина был написан Троцким в январе 1926 года. Он был прочитан 18 января одним из актеров на вечере памяти Сергея Есенина во МХАТе. Позднее доклад Л.Д. Троцкого был перепечатан затем едва ли не всеми газетами.
Свою статью «Памяти Сергея Есенина» Троцкий начинает очень пафосным вступлением: «Мы потеряли Есенина – начинает рыдание Троцкий, - такого прекрасного поэта, такого свежего, такого настоящего. И как трагически потеряли! Он ушел сам, кровью попрощавшись с необозначенным другом, - может быть, со всеми нами. Поразительны по нежности и мягкости эти его последние строки! Он ушел из жизни без крикливой обиды, без ноты протеста, - не хлопнув дверью, а тихо прикрыв ее рукою, из которой сочилась кровь».
Профессор Варминско-Мазурского университета ГжегожОйцевич (Польша) в работе «Лев Троцкий и Сергей Есенин, или LAUDATIO FUNEBRIS. как источник коварного стереотипа» (2009 г.) удивляется, прозвучавшей в статье, осведомленности Троцкого на тему таких криминалистических деталей дела Есенина, «о которых никто не будет говорить в полный голос ни во время проведения предварительного следствия по выяснению обстоятельств смерти поэта, ни даже позже. Не исключено, что деталь с окровавленной рукой (хотя неизвестно — правой или левой?) была подмечена Троцким на неофициальных фотографиях, сделанных в «Англетере» первым ретушёром России, Моисеем Наппельбаумом». Польский ученый акцентирует внимание на тот факт, что Лев Давыдович выдает себя, указывая на число 27 декабря 1925 г., соответствующего времени кончины поэта. Официально же говорилось о 28 декабря, как о дате смерти Сергея Есенина. Что это случайная оговорка, где Лев Давыдович выдавал свою осведомленность, а может и причастность к этому делу, или он, сознательно идя в разрез с официальной информацией, давал повод задуматься над этим несоответствием.
В гибели С. Есенина Л.Д. Троцкий обвинил «нелирическую эпоху». «Наше время — суровое время, — читаем в его статье, — может быть, одно из суровейших в истории так называемого цивилизованного человечества. Революционер, рожденный для этих десятилетий, одержим неистовым патриотизмом своей эпохи. Есенин не был революционером. Автор «Пугачева» и «Баллады о двадцати шести» был интимнейшим лириком. Эпоха же наша — не лирическая. В этом — главная причина того, почему самовольно и так рано ушел от нас и от своей эпохи Сергей Есенин». Подобные заявления Л.Д. Троцкого и его последователей от литературы намеренно сужали творчество С. Есенина, втискивая его в узкие рамки только лирической поэзии, объявляя творчество поэта «несозвучным» эпохе социалистических преобразований.
По мнению польского учёного Ойцевича, Троцким рядом с поверхностной характеристикой творчества Есенина дается оценка его позиции по отношению к большевистской революции. Г. Ойцевич указывает на то, что Троцкий неоднократно подчёркивает, что Есенин не был поэтом революции: «автор закрученного некролога очередной раз применяет нечестный приём поотношению к Есенину, т.е. приём похвалы и осуждения одновременно. Он указывает, что «У Есенина немало драгоценных строф, насыщенных эпохой. Ею овеяно все его творчество. А в то же время Есенин “не от мира сего”. Он не поэт революции». Негативные последствия такого идеологического отчуждения поэта, вытекающие из оценки Троцкого, были опасны для дальнейшего восприятия Есенина в России…»
Статья Троцкого произвела огромное впечатление на современников. Достаточно процитировать лишь слова Максима Горького: «Лучшее о Есенине написано Троцким». (Само собой понятно, что во всех изданиях переписки Горького, выходивших с начала 30-х гг., это место обязательно изымалось).
Статья «Памяти Сергея Есенина» вызывает двоякое чувство: Троцкий патетично восхищается творчеством Есенина и в тоже время пытается осуждать поэта, говоря о том, что он был «не от мира сего», несроден революции. «Но во имя будущего она (революция) навсегда усыновит его». В статье часто звучит сравнение с пружиной судьбы: «Творческая пружина Есенина, разворачиваясь, натолкнулась на грани эпохи и – сломалась».
В анализируемом письменном источнике отражена первичная информация. Я думаю, что данный источник при детальном глубоком изучении интересен в деле расследования гибели Есенина. Здесь много вопросов о причастности или непричастности Троцкого к убийству поэта. Но, ведь он – единственный из членов правительства – был на панихиде по Есенину (в Москве).
Воспоминания о смерти С.А. Есенина из дневника Лукницкого П.Н.
Данный документ является уникальным источником.
Анализируемый документ является первоисточником по «делу» Есенина. В нем с репортерской подробностью приводится много имен, разговоров, зарисовок событий, туже записанных автором дневника. В воспоминаниях Лукницкого очень подробно описываются прощание ленинградцев с покойным поэтом. Интересна характеристика отношения Анны Ахматовой к происходящему. Страницы дневника, относящиеся к гибели С.А. Есенина, можно отнести к мемуарам – «современным историям», хоть вряд ли этот источник предназначался для публикации.
Данный источник свидетельствует о самоубийстве Есенина. При детальном глубоком изучении он должен быть интересен в деле расследования гибели Есенина.
Лукницкий Павел Николаевич - прирожденный летописец, он многие годы почти ежедневно, с 11 лет до самой смерти вел дневник. В своих дневниковых записях писал о взаимоотношениях с А. Ахматовой, Н.Гумилевым, Сергеем Есениным.
Дневник писался ежедневно, по факту событий. Поэтому, думаю, что при создании его, автор – очевидец трагедии – не мог что-то забыть.
П.Н. Лукницкий на страницах своего дневника с большой болью и состраданием описывает трагические события 28 – 29 декабря 1925 г.
Думаю, что при описании событий, связанных с гибелью Есенина, автор испытывал большое психологическое потрясение, тем не менее, он сумел почти документально передать происходящее.
Стихотворение «У тела Сергея Есенина в мертвецкой» («В маленькой мертвецкой у окна…»)
Анализируемый документ является первоисточником по «делу» Есенина.
В маленькой мертвецкой, у окна,
Золотая голова на плахе.
Полоса на шее не видна –
Только кровь чернеет на рубахе.
Четверостишье обычно приводят как деталь - аргумент в пользу версии убийства Есенина. Меж тем все стихотворение говорит как раз об обратном. Не мог Князев разделять мнения о насильственной смерти поэта. Не для того он был приставлен цепным псом у заледенелого тела. Подпись под элегической балладой ("Живший его стихами") насквозь лицемерна. Никогда Князев не сочувствовал таланту Есенина и близких ему крестьянских поэтов - достаточно прочитать его пышущую к ним ненавистью книжку "Ржаные апостолы...", в которой он "стирает в порошок" Николая Клюева и его собратьев по перу, глумится над Россией и поет дифирамбы кровожадному Интернационалу.
В. Князев в ночь с 28 на 29 декабря 1925 года находился в морге рядом с телом Сергея Есенина. Василий Васильевич, будучи непосредственным участником событий, не мог испытывать трудностей при наблюдении фактов
Положение наблюдателя позволяло хорошо слышать и видеть.
По мнению В. Кузнецова, сексот В. Князев выполнял задание ГПУ и должен был получить за это материальное вознаграждение и всевозможные «блага». Не случайно в 1926 году его печатали как никогда обильно. За написанное о смерти С. Есенина стихотворения Князев тоже надеялся получить хороший гонорар в редакции.
Думаю, что при создании стихотворения «У тела Сергея Есенина в мертвецкой» («В маленькой мертвецкой у окна…») автор находился под давлением обстоятельств, связанных с его причастностью к агентурной деятельности.
Воспоминания о последних четырех днях жизни С. Есенина в статье «Четыре дня Сергея Александровича Есенина»
Исследуемый источник по объему относится к развернутой записи. В мемуары вошли подробные воспоминания о последних четырех днях жизни С. Есенина – с 24 по 27 декабря, а также 28 декабря, сделанные Е.А. Устиновой. По разновидностям анализируемые мемуары можно отнести к тематически формальным записям, так как они объединены одним именем – С.А. Есенин. Записи встреч Устиновой с Сергеем Александровичем Есениным в дни последние дни декабря 1925 года отражены с большой подробностью.
Анализируемый документ является первоисточником по «делу» Есенина. В нём с подробностью приводятся имена, разговоры, зарисовки событий. Страницы воспоминаний о последних днях С. Есенина можно отнести к мемуарам – «современным историям».
Данный источник свидетельствует о самоубийстве Есенина.
Воспоминания Устиновой Е.А. в книге «Четыре дня Сергея Александровича Есенина», впервые были опубликованы в 1926 г. сразу после гибели поэта, когда волна борьбы с «есенинщивной» не набрала оборотов. В 1920-х годах Есенин был самым читаемым поэтом СССР.
Воспоминания Е.А. Устиновой в извлечениях часто используются для критического анализа исследователями-есениноведами. В настоящее время с воспоминаниями Е. Устиновой можно познакомиться в электронной версии на страницах Интернет сайта: http://feb-web.ru/feb/esenin/critics/ev2/ev2-354-.htm
Воспоминания были написаны сразу, спустя несколько дней после происшествия. Поэтому, думаю, что при создании источника, автор – очевидец последних дней жизни Есенина – не мог что-то забыть. Е.А. Устинова владела неплохой способностью к описанию событий.
По мнению В. Кузнецова, ярая троцкистка Е. Устинова (Рубинштейн) выполняла поручение ГПУ - обеспечивала информационное прикрытие убийства Есенина - и должна была получить за это материальное вознаграждение и всевозможные «блага».
Думаю, что при создании статьи «Четыре дня Сергея Александровича Есенина» Е.А. Устинова находилась под давлением обстоятельств, связанных с ее причастностью к агентурной деятельностью.
Воспоминания о последних четырех днях жизни С. Есенина из книги «Право на песнь» (главы «Четверг», «Пятница», «Суббота», «Воскресенье»)
Анализируемый документ является первоисточником по «делу» Есенина. В нем с подробностью приводятся имена, разговоры, зарисовки событий. Страницы воспоминаний о последних днях С.Есенина тоже можно отнести к мемуарам – «современным историям».
Обстоятельства.Исторический источник был создан в период с ноября 1928 по январь 1929, т.е. когда в советской истории начинался период «Великого перелома», связанного с решительным перелом в ходе индустриализации, массовой коллективизации и социалистической культурной революции. Набирала обороты борьба с «есениновщиной». С 1927 года начались гонения на творчество С. Есенина. Воспоминания о Есенине создавались в условиях идеологических пристрастий и цензурного пресса.
Приехав с Кавказа на короткий срок в Москву в марте 1925 г., Есенин писал ему: «Хотелось бы тебя, родной, увидеть, обнять и поговорить о многом... Ежели через 7—10 дней я не приеду к тебе, приезжай сам. Привет Сене <С. А. Полоцкому. — А. К.> и всем, кто не продал шпаги наших клятв и обещаний». Именно к Эрлиху обратился Есенин с просьбой подыскать квартиру в Ленинграде.
При переезде в Ленинград С. Есенин все дни общался с Эрлихом. 27 декабря 1925 г. выдал ему доверенность: «Доверяю присланные мне деньги из Москвы 640 р. (шестьсот сорок руб.) получить Эрлиху В.И.». С. Есенин передал именно В. Эрлиху своё последнее из написанных стихотворений «До свиданья, друг мой, до свиданья…» .
В воспоминаниях Павла Лукницкого о трагических событиях 28 - 29 декабря 1925 года, сделанных им в своем дневнике, имя Эрлиха упоминается неоднократно. Лукницкий вел свой дневник с репортерской подробностью, не упуская мельчащих деталей. Автор указывает на постоянное присутствие Эрлиха рядом с Есениным и на его искренне соболезнование по поводу смерти поэта.
В. Эрлих тяжело переживая гибель друга, участвовал в траурной церемонии прощания 29 декабря 1925 г. в помещении Ленинградского отделения союза писателей (Набережная Фонтанки, дом 50).Вместе с С.А. Толстой-Есениной, поэтами И. Садофьевым и В. Наседкиным сопровождал гроб с телом до Москвы, был участником похорон поэта на Ваганьковском кладбище 31 декабря 1925 года.
Воспоминания о последних четырех днях жизни Есенина, в течение которых он постоянно виделся с поэтом, В. И. Эрлих написал в январе 1926 года. Очерк под заглавием «Четыре дня» они был напечатан в сб. «Памяти Есенина», 1926. В переработанном виде вошли главы «Четверг», «Пятница», «Суббота», «Воскресенье».
С конца 1980-х годов в печати начали появляться статьи, и даже книги, в которых оспаривается факт самоубийства С.А. Есенина.
Утверждение о том, что Эрлих был сотрудником «органов» и, соответственно, участвовал в «ликвидации» Есенина, перекочевывает из одного издания в другое.
Воспоминания В. Эрлиха в извлечениях часто используются для критического анализа исследователями - есениноведами.
В настоящее время с воспоминаниями В.И. Эрлиха можно познакомиться в электронной версии на страницах Интернет сайта: http://feb-web.ru/feb/esenin/critics/ev2/ev2-319-.htm
В.И. Эрлих, будучи поэтом, неплохо владел литературным словом. Он обладал хорошими способностями к описанию произошедшего, к фиксации информации.
По мнению В. Кузнецова, преданный троцкист В. Эрлих выполнял поручение ГПУ - обеспечивал информационное прикрытие убийства Есенина - и должен был получить за это материальное вознаграждение и всевозможные «блага».
Думается, что при написании воспоминаний о последних днях С.Есенина, В. Эрлих находился под давлением обстоятельств, связанных с его причастностью к агентурной деятельностью и проводимой в стране антитроцкисткой компании.
Воспоминания В.И. Эрлиха о последних днях жизни Есенина, вошедшие в книгу «Право на песнь» (главы «Четверг», «Пятница», «Суббота», «Воскресенье»), впервые были опубликованы в 1930 г. спустя 4 года после гибели поэта. В советской истории начинался период «Великогоперелома», связанного с решительным перелом в ходе индустриализации, массовой коллективизации и социалистической культурной революции. Набирала обороты борьба с «есениновщиной». С 1927 года начались гонения на творчество С. Есенина. Воспоминания о Есенине создавались в условиях идеологических пристрастий и цензурного пресса. По утверждению, исследователя-есениноведа В. Кузнецова, автор анализируемого источника В.И. Эрлих был человеком Троцкого (обожал Троцкого и Зиновьего и полностью разделял их взгляды), агентом ГПУ, причастным к смерти С. Есенина. В. Эрлих был ярым троцкистом и в источнике «Право на песнь» он «выполнял две сверхзадачи – отвести от себя и от Троцкого любые возможные подозрения».
Я думаю, что в данном источнике-воспоминании, написанном в определенное время (1929 г.) в условиях действия жесточайшей цензуры, политических преследований инакомыслящих – информация дана продуманно, с идеологической заданностью. В анализируемом письменном источнике отражена первичная информация, которая не отличается достаточной полнотой, точностью и достоверностью. Мне сложно судить о ее достоверности и полноте - очень много противоречий, которые не стыкуются с информации из других источников. Создается впечатление о недосказанности или фальши. Но эта информация очень интересна для исследователей. Воспоминания Эрлиха о Есенине не дают никаких свидетельств по поводу причин гибели поэта. Они на этом заканчиваются, лишь в эпилоге сказано о месте захоронения поэта.
Мемуары Эрлиха являются постоянным объектом исследования, как сторонников, так и противников версии о самоубийстве поэта. Использованные мемуары помогают реконструировать события, связанные с гибелью С.А. Есенина. На их основе многие современные исследователи строят свои логические рассуждения, сравнения, сопоставления, выводы…
Воспоминания о смерти С. Есенина из книги «Сергей Есенин»
Анализируемый документ является первоисточником по «делу» Есенина. В нем приводятся имена, разговоры, зарисовка событий. Такие мемуары тоже можно отнести к «современным историям».
Данный источник свидетельствует о самоубийстве Есенина.
Оценки Рождественским Есенина-лирика и человека поверхностные и снобистско-снисходительные ("...пел только о себе и для себя"), по свежим следам трагедии он бестактно спешил зарифмовать сплетни о безудержном пьянстве поэта:
Уж лучше б ты канул безвестный;
В покрытую плесенью тишь,
Зачем алкоголем и песней
Глухие сердца бередишь?
У Рождественского найдено немало защитников, нам же он видится человеком фразы, которому важнее «сделать красиво», но не обязательно глубоко и правдиво. Существует достаточно оснований сомневаться в полноте, точности, достоверности данного источника.
В настоящее время с воспоминаниями Вс. Рождественского можно познакомиться в электронной версии на страницах Интернет сайта: http://feb-web.ru/feb/esenin/critics/ev2/ev2-097-.htm
В.А. Рождественский был 1895 года рождения, т.е. на момент происшествия ему, как и Сергею Есенину, было 30 лет. На момент создания источника ему было 50 лет.
Я не знаю, какие моральные выгоды мог иметь автор от этих мемуаров – думаю, что конечно, хороший гонорар. Воспоминания написаны Рождественским осторожно, чтобы никак себя не скомпрометировать перед властью. А моральные интересы – показать свою причастность к личности великого русского поэта
При описании событий, связанных с гибелью Есенина, автор не испытывал физического или материального воздействия. Возможно, здесь имело место сильное психологическое воздействие в виде действующего тоталитарного режима и определяемой этим режимом идеологической заданности и жесточайшей цензурой.
В данном источнике-воспоминании, написанном в определённый исторический период (1945 - 1974) в условиях действия жесточайшей цензуры – информация дана продуманно, с идеологической заданностью. В анализируемом письменном источнике отражена первичная информация, которая не отличается достаточной полнотой, точностью и достоверностью. Сложно судить о ее достоверности и полноте - очень много противоречий, которые не стыкуются с информации из других источников. Создается впечатление о недосказанности или фальши. Но эта информация очень интересна для исследователей.
Вывод:
Итак, на основе изученных источников мы можем выявить версиисмерти Сергея Есенина.Одна из них- убийство по приказу правительства. За что?
Во-первых, за проявление в те времена в своём творчестве патриотизма к России и своему народу. То, что прекрасные стихи Сергея Есенина были пронизаны патриотизмом и любовью к России — ни у кого сомнений не было и нет. В условиях, когда Российская империя была захвачена осенью 1917 года - проявление русским поэтом сильного патриотизма, бесспорно, очень раздражало новую власть.
Как утверждал на конференции перед учителями товарищ Луначарский, «идея патриотизма — идея насквозь лживая», то есть — опасная для захватчиков Российской империи.
Но кроме сильного проявления патриотизма есть вторая, ещё более весомая, причина трагедии — сильная идеологическая составляющая творчества С.Есенина. Поэт смело высказывал своё негативное отношение как к новой власти (поэма «Страна негодяев») и коммунизму («Возвращение на родину»), так и к самому В.И. Ленину (отрывок «Ленин» из поэмы «Гуляй-поле»).
За такие идеологические стихи в ту беспощадную кровавую пору его могли расстрелять ещё в 1918 году во время жуткого разгула «красного террора», или в 1919-м во время уничтожения 4 миллионов казаков (от кубанских — до терских), в крайнем случаев могли расстрелять вместе с поэтом Н.Гумилевым и целой группой русских интеллигентов в 1921 году, или расстрелять вместе с поэтом А.Ганиным и его единомышленниками в 1924 году. И при этом его не посадили на корабли и не выгнали из России, как это сделали захватчики Российской империи с большой группой русских интеллектуалов. Сергея Есенина спасала только его широкая известность.
В 1921 году в разгар жутких расправ большевиков над русскими интеллектуалами, крестьянством и прозревшими матросами Кронштадта Сергей Есенин удачно уехал в путешествие в далекую Азию, жил в Ташкенте, посетил Самарканд и т.д. А период высылки из Отчизны русских интеллектуалов С. Есенин удачно уехал на два года из России, жил в Европе и США.
Есенин, мог полагать Троцкий, – социально опасный элемент.
Заключение.
Трагедия в отеле «Англетер» потрясла в своё время ценителей русской поэзии: поэт Сергей Есенин покончил жизнь самоубийством, повесился в номере гостиницы – гласило официальное сообщение. Эта версия вросла в историю литературы. Тем не менее сомнения и споры вокруг смерти поэта, которые возникли буквально на другой день, не утихают до сих пор. Правдаже о трагической истории смерти Сергея Есенина очень важна, особенно для русских. Ведь одна ситуация: когда упорно лживо объясняют, что великий русский поэт С.Есенин сломался, разочаровался в жизни, потерял смысл жизни и совершил большой грех – самоубийство. И при этом русским показывают – вот видите, каков ваш гений, «герой», лучший из вас… —дебошири самоубийца.
И совсем по-другому выглядит иная картина: великий поэт Сергей Есенин был не только патриотом, но и идеологическим борцом, он был храбрым отчаянным одиноким борцом — и за это захватчики Российской империи его убили. Он погиб в борьбе за свой горячо любимый народ, за свою Отчизну; он был настоящим героем, силою своего слова и таланта смело сражающимся с врагом.
Сегодня, в начале нового века, возникла новая версия: Есенина довели до самоубийства, заставили покончить с собой, шантажируя благополучием детей поэта и не оставляя ему другого выхода (телепередача «Битва экстрасенсов», 2010 г.).
Показанный уже несколько раз по телевидению художественный фильм «Есенин» претендует на то, чтобы популяризировать имя великого поэта, раскрыть его образ зрителю, привлечь внимание к есенинской лирике. Со слов артиста С. Безрукова, сыгравшего в фильме главную роль, цель фильма благородная – посмертно избавить Есенина от «позорного клейма висельника». А цель, как известно, оправдывает средства, поэтому авторы фильма, пренебрегая историческими фактами, так все перекрутили, что начинаешь сомневаться в том, что они вообще знакомы с воспоминаниями о поэте и внимательно читали самого Есенина, утверждавшего: «…что касается… автобиографических сведений – они в моих стихах», в том числе: «До свиданья, друг мой, до свиданья…».
Я считаю, что, по какой бы причине ни погиб поэт Есенин, важно, чтобы его творчество было его продолжением в веках. Важно, чтобы, изучая жизнь и творческую деятельность Сергея Есенина в школе, школьники не просто знали, что «был такой поэт – Есенин».Главное, чтобы, читая есенинские произведения, дети наполнялись светом его поэтического таланта, впитывали есенинскую любовь к русской земле, родной природе, понимали внутренний мир, настроения, радости – боли замечательного советского поэта – Сергея Александровича Есенина, так рано ушедшего из земной жизни, но так много оставившего своему читателю.Важно осознавать, что «поэт в России больше, чем поэт».
P.S.: Вопрос о смерти Есенина будоражит общественность до сих пор. По инициативе родственников поэта была создана инициативная группа по установлению обстоятельств гибели С.А. Есенина. Дело, за которое так много лет боролась С.П. Есенина - родная племянница поэта, продолжается.
Приложения
Текст источника № 1:
До свиданья друг мой
до свиданья
Милый мой чти и меня
в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди
До свиданья друг мой
без руки без
слова
Не грусти и не печаль
бровей
В этой жизни умирать
не ново
Но и жить конечно
не новей.
С.Е. Текст источника № 2:
«Акт о самоубийстве Есенина. Сост[авил] участк[овый] надзиратель 2-го отделения Ленинградской милиции 28 декабря 1925 г. Рукой уч[асткового] надзирателя Н. Горбова. АКТ
28 декабря 1925 года составлен настоящий акт мною уч[астковым] надзирателем 2-го отд. ЛГМ Н. Горбовым в присутствии управляющего Гостиницей Интернационал тов. Назарова и понятых. Согласно телефонного сообщения управляющего гостиницей граж[данина] Назарова В[асилия] Мих[айловича] о повесившимся гражданине в номере гостиницы. Прибыв на место мною был обнаружен висевший на трубе центрального отопления мужчина, в следующем виде, шея затянута была не мертвой петлей, а только одной правой стороной шеи, лицо было обращено к трубе, и кистью правой руки захватился за трубу, труп висел под самым потолком, и ноги от пола были около 1½ метров, около места где обнаруже[н] был повесившийся лежала опрокинутая тумба, а канделябр стоящий на ней лежал на полу. При снятии трупа с веревки и при осмотре его было обнаружено на правой рук[е] выше локтя с ладонной стороны порез, на левой рук[е] на кисти царапины, под левым глазом синяк, одет в серые брюки, ночную белую рубашку, черные носки и чёрные лакированные туфли. По предъявленным документам повесившийся оказался Есенин Сергей Александрович, пис[атель], приехавший из Москвы 24 декабря 1925 г.
Удост[оверение] [ТЦ] №42-8516, и доверенность на получение 640 р[ублей на имя Эрлиха].
[Управляющий] В. Назаров [Понятые] В. Рождественский, П. Медведев, М. Фроман, В. Эрлих [Милиционер] [неразборч.] ..шинский Уч. надз[иратель] 2-го отд. ЛГМ Н. Горбов».
Текст источника № 3:
Борис Лавренев
Казненный дегенератами
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!
Мерзость запустения казенной ночлежки, отделанной «под Европу», немытые окна, тараканий угол, и в нем на трубах перового отопления вытянувшееся тело — таков конец последнего лирика России — Сережи Есенина.
Есть что-то роковое в том, что чумная зараза города, растлившая душу золотоволосого рязанского парнишки, позаботилась обставить его смерть пакостнейшим своим реквизитом — обстановкой проституированного гостиничного номера.
Трудно говорить перед лицом этой смерти, бесполезно сожалеть.
Но не мешает вспомнить о тои, что довело Есенина до такого конца, вернее о тех, кто набросил веревочную петлю на его шею.
Ситцевый деревенский мальчик, простодушный и наивный, приехавший в город наниматься на черные работы в Балтийском порту, он семимильными шагами пришел к такой славе, на какую сам никогда не рассчитывал, и которая вскружила его бесшабашную, неустойчивую голову.
И к этой славе немедленно потянулись со всех сторон грязные лапы стервятников и паразитов.
Растущую славу Есенина прочно захватили ошметки уничтоженной жизни, которым нужно было какое-нибудь большое и чистое имя, прикрываясь которым можно было удержаться лишний год на поверхности, лишний час поцарствовать на литературной сцене ценой скандала, грязи, похабства, ценой даже чужой жизни.
Есенин был захвачен в прочную мертвую петлю. Никогда не бывший имажинистом, чуждый дегенеративным извертам, он был объявлен вождем школы, родившейся на пороге лупанария и кабака, и на его славе, как на спасительном плоту, выплыли литературные шантажисты, которые не брезгали ничем и которые подуськивали наивного рязанца на самые экстравагантные скандалы, благодаря которым в связи с именем Есенина упоминались и их ничтожные имена.
Не щадя своих репутаций, ради лишнего часа, они не пощадили репутации Есенина и не пощадили и его жизни.
С их легкой руки за ними потянулись десятки мелких хищников, и трудно даже установить, какое количество литературных сутенеров жило и пьянствовало за счет имени и кармана Есенина, таская несчастного, обезволенного поэта по всем кабакам, волоча в грязи его имя и казня его самыми гнусными моральными пытками.
Никакая борьба с этими гиенами не могла привести к благотворным результатам. Усилия врачей и немногих искренне любивших поэта людей разбивались о сплоченность организованной сволочи, дегенератского сброда, продолжавшего многолетнюю казнь поэта.
Теперь Есенина нет. Может быть, в последнюю минуту прояснения ему вспомнилось «рязанское небо», и сознанная невозможность вернуться к нему заставила измученного оборвать «непутевую жизнь».
Я знаю, что перед этой раскрытой могилой будет сказано много сладких слов и будут писаться «дружеские» воспоминания. Я их писать не буду. Мы разошлись с Сергеем в 18-м году — слишком разно легли наши дороги. Но я любил этого казненного дегенератами мальчика искренне и болезненно.
И я имею право сказать: мы не так богаты большими поэтами, чтобы не почувствовать несправедливую боль утраты.
И мой нравственный долг предписывает мне сказать раз в жизни обнаженную правду, и назвать палачей и убийц — палачами и убийцами, черную кровь которых не смоет кровяного пятна на рубашке замученного поэта.
1925
Текст источника № 4:
Троцкий (Бронштейн) Лев Давидович
Памяти Сергея Есенина
Мы потеряли Есенина - такого прекрасного поэта, такого свежего, такого настоящего. И как трагически потеряли! Он ушел сам, кровью попрощавшись с необозначенным другом, - может быть, со всеми нами. Поразительны по нежности и мягкости эти его последние строки! Он ушел из жизни без крикливой обиды, без ноты протеста, - не хлопнув дверью, а тихо прикрыв ее рукою, из которой сочилась кровь. В этом месте поэтический и человеческий образ Есенина вспыхнул незабываемым прощальным светом.
Есенин слагал острые песни "хулигана" и придавал свою неповторимую, есенинскую напевность озорным звукам кабацкой Москвы. Он нередко кичился резким жестом, грубым словом. Но подо всем этим трепетала совсем особая нежность неогражденной, незащищенной души. Полунапускной грубостью Есенин прикрывался от сурового времени, в какое родился, - прикрывался, но не прикрылся. Больше не могу, сказал 27 декабря побежденный жизнью поэт, сказал без вызова и упрека... О полунапускной грубости говорить приходится потому, что Есенин не просто выбирал свою форму, а впитывал ее в себя из условий нашего совсем не мягкого, совсем не нежного времени. Прикрываясь маской озорства и отдавая этой маске внутреннюю, значит, не случайную дань, Есенин всегда, видимо, чувствовал себя не от мира сего. Это не в похвалу, ибо по причине именно этой неотмирности мы лишились Есенина. Но и не в укор, - мыслимо ли бросать укор вдогонку лиричнейшему поэту, которого мы не сумели сохранить для себя?
Наше время - суровое время, может быть, одно из суровейших в истории так называемого цивилизованного человечества. Революционер, рожденный для этих десятилетий, одержим неистовым патриотизмом своей эпохи, - своего отечества, своего времени. Есенин не был революционером. Автор "Пугачева" и "Баллады о двадцати шести" был интимнейшим лириком. Эпоха же наша - не лирическая. В этом главная причина того, почему самовольно и так рано ушел от нас и от своей эпохи Сергей Есенин.
Корни у Есенина глубоко народные, и, как все в нем, народность его неподдельная. Об этом бесспорнее всего свидетельствует не поэма о народном бунте, а опять-таки лирика его:
Тихо в чаще можжевеля по обрыву
Осень, рыжая кобыла, чешет гриву.
Этот образ осени и многие другие образы его поражали сперва, как немотивированная дерзость. Но поэт заставил нас почувствовать крестьянские корни своего образа и глубоко принять его в себя. Фет так не сказал бы, а Тютчев еще менее. Крестьянская подоплека, творческим даром преломленная и утонченная, у Есенина крепка. Но в этой крепости крестьянской подоплеки причина личной некрепости Есенина: из старого его вырвало с корнем, а в новом корень не принялся. Город не укрепил, а расшатал и изранил его. Поездка по чужим странам, по Европе и за океан не выровняла его. Тегеран он воспринял несравненно глубже, чем Нью-Йорк. В Персии лирическая интимность на рязанских корнях нашла для себя больше сродного, чем в культурных центрах Европы и Америки.
Есенин не враждебен революции и никак уж не чужд ей; наоборот, он порывался к ней всегда - на один лад в 1918 г.:
Мать моя - родина, я большевик.
На другой - в последние годы:
Теперь в советской стороне
Я самый яростный попутчик.
Революция вломилась и в структуры его стиха, и в образ, сперва нагроможденный, а затем очищенный. В крушении старого Есенин ничего не терял и ни о чем не жалел. Нет, поэт не был чужд революции, - он был несроден ей. Есенин интимен, нежен, лиричен, - революция публична, эпична, катастрофична. Оттого-то короткая жизнь поэта оборвалась катастрофой.
Кем-то сказано, что каждый носит в себе пружину своей судьбы, а жизнь разворачивает эту пружину до конца. В этом только часть правды. Творческая пружина Есенина, разворачиваясь, натолкнулась на грани эпохи и - сломалась.
У Есенина немало драгоценных строф, насыщенных эпохой. Ею овеяно все его творчество. А в то же время Есенин "не от мира сего". Он не поэт революции.
Приемлю все, - как есть, все принимаю.
Готов идти по выбитым следам,
Отдам всю душу Октябрю и Маю
Но только лиры милой не отдам.
Его лирическая пружина могла бы развернуться до конца только в условиях гармонического, счастливого, с песней живущего общества, где не борьба царит, а дружба, любовь, нежное, участие.
Такое время придет. За нынешней эпохой, в утробе которой скрывается еще много беспощадных и спасительных боев человека с человеком, придут иные времена, - те самые, которые нынешней борьбой подготовляются. Личность человеческая расцветет тогда настоящим цветом. А вместе с нею и лирика. Революция впервые отвоюет для каждого человека право не только на хлеб, но и на лирику. Кому писал Есенин кровью в свой последний час? Может быть, он перекликнулся с тем другом, который еще не родился, с человеком грядущей эпохи, которого одни готовят боями, Есенин - песнями. Поэт погиб потому, что был несроден революции. Но во имя будущего она навсегда усыновит его.
К смерти Есенин тянулся почти с первых годов творчества, сознавая внутреннюю свою незащищенность. В одной из последних песен Есенин прощается с цветами:
Ну, что ж, любимые, - ну, что ж,
Я видел вас и видел землю,
И эту гробовую дрожь.
Как ласку новую, приемлю...
Только теперь, после 27 декабря, можем мы все, мало знавшие или совсем не знавшие поэта, до конца оценить интимную искренность есенинской лирики, где каждая почти строчка написана кровью пораненных жил. Там острая горечь утраты. Но и не выходя из личного круга, Есенин находил меланхолическое и трогательное утешение в предчувствии скорого своего ухода из жизни:
И, песне внемля в тишине,
Любимая с другим любимым,
Быть может, вспомнит обо мне,
Как о цветке неповторимом.
И в нашем сознании скорбь острая и совсем еще свежая умеряется мыслью, что этот прекрасный и неподдельный поэт по-своему отразил эпоху и обогатил ее песнями, по-новому сказавши о любви, о синем небе, упавшем в реку, о месяце, который ягненком пасется в небесах, и о цветке неповторимом - о себе самом.
Пусть же в чествовании памяти поэта не будет ничего упадочного и расслабляющего. Пружина, заложенная в нашу эпоху, неизмеримо могущественнее личной пружины, заложенной в каждого из нас. Спираль истории развернется до конца. Не противиться ей должно, а помогать сознательными усилиями мысли и воли. Будем готовить будущее! Будем завоевывать для каждого и каждой право на хлеб и право на песню.
Умер поэт. Да здравствует поэзия! Сорвалось в обрыв незащищенное человеческое дитя. Да здравствует творческая жизнь, в которую до последней минуты вплетал драгоценные нити поэзии Сергей Есенин.
Текст источника № 5:
Воспоминания о смерти С.А. Есениа из дневника Лукницкого П.Н. «Встречи с Анной Ахматовой. 1924-1925».
27.12.1925 Вечером направился к М. Фроману. Пришел к нему в 9 1/2. У него - нечто вроде вечеринки, собрались: Лавреневы, Спасский с С. Г. (его женой…), Баршев, Эрлих, Вера Кровицкая. Говорили о самых разных разностях. Лавренев - о политике, о пьянстве всем "содружеством" у Баршева в Сочельник, рассказывал легенды изсвое жизни. Баршев лебезил перед Наташей Лавреневой, Эрлих болтал о каком-то необычайном психиатре, о литературе, пел песенку блатную, рассказывал анекдоты о Сергее Есенине - о том, как Есенин читал стихи проституткам в ночлежном доме и одна из них зарыдала, чем очень тронула Есенина, порадовавшегося, что его стихи могут шевелить сердца. Но потом оказалось, что та, которая зарыдала, была глухая. Каплун, Спасский - болтали со мной о зимнем спорте, о лыжах, о коньках, Эрлих тоже примкнул к нам. Ида Наппельбаум хозяйничала. Все вместе ругали книжку Н. Чуковского "Приключения профессора Задыки". Ужинали, пили Шато Икем, а в начале 2-го я со Спасскими ушел и, расставшись с ними у Инженерного замка, направился домой.
28.12.1925В 6 часов по телефону от Фромана я узнал, что сегодня ночью повесился С. Есенин, и обстоятельства таковы: вчера Эрлих, перед тем, как прийти к Фроману, был у Есенина, в гостинице "Angleterre", где остановился С. Есенин, приехав сюда в Сочельник, чтобы снять здесь квартиру и остаться здесь уже совсем.
Ничего необычного Эрлих не заметил - и вчера у Фромана мы даже рассказывали анекдоты о Есенине. Эрлих ночевал у Фромана, а сегодня утром пошел опять к Есенину. Долго стучал и, наконец, пошел за коридорным. Открыли запасным ключом дверь и увидели Есенина висящим на трубе парового отопления. Он был уже холодным. Лицо его - обожжено трубой (отталкивая табуретку, он повис лицом к стене и прижался носом к трубе) и обезображено: поврежден нос - переносица. Никаких писем, записок не нашли. Нашли только разорванную на клочки фотографическую карточку его сына. Эрлих сейчас же позвонил Фроману и тот сразу же явился. Позже об этом узнали и еще несколько человек – Лавренев в том числе - и также пришли туда. Тело Есенина было положено на подводу, покрыто простыней и отправлено в Обуховскую больницу, а вещи опечатаны. Кажется, Эрлих послал телеграмму в Москву, сестре Есенина. Фроман, Лавренев совершенно удручены увиденным, по их словам - совершенно ужасным зрелищем. Я сейчас же позвонил в несколько мест и сообщил об этом. Позвонил и Н. Тихонову - он уже знал, но не с такими подробностями. Тихонов расстроен, кажется, больше всех. Говорит, что это известие его выбило из колеи совсем.
Сегодня вечером экстренное заседание "Содружества", завтра утром - правление Союза поэтов. Хоть я лично знал Есенина только по нескольким встречам (в прошлом году, например, возвращаясь из Михайловки, я оказался в одном вагоне с ним, и мы долго и много говорили - до самой Москвы), но и я очень расстроен. Жаль человека, а еще больше жаль поэта.
Предполагают, что ночью у Есенина случился припадок, и не было около него никого, кто бы мог его удержать, - он был один в номере.
29.12.1925
В 9 часов утра меня поднял с постели звонок АА. …
Есенин... О нем долго говорили. Анну Андреевну волнует его смерть. "Он страшно жил и страшно умер... Как хрупки эти крестьяне, когда их неудачно коснется цивилизация... Каждый год умирает по поэту... Страшно, когда умирает поэт..." - вот несколько в точности запомнившихся фраз...
Из разговора понятно было, что тяжесть жизни, ощущаемая всеми и остро давящая культурных людей, нередко их приводит к мысли о самоубийстве. Но чем культурнее человек, тем крепче его дух, тем он выносливее... Я применяю эти слова, прежде всего к самой АА. А вот такие, как Есенин - слабее духом. Они не выдерживают.
… А Есенина она не любила, ни как поэта, ни, конечно, как человека. Но он поэт и человек, и это много. И когда он умирает - страшно. А когда умирает такой смертью - еще страшнее. И АА вспомнила его строки:
Я в этот мир пришел,
Чтобы скорей его покинуть...
(Цитирую на память и, может быть, неверно.)
Мы сидели у стола. Я не хотел больше говорить о Есенине…
...Дальнейшее - всё так, как у меня записано. 28-го утром приехала жена Есенина - С. А. Толстая. Ее встретила М. Шкапская. Толстая сразу же хотела ехать в Обуховскую больницу, но так как она очень волновалась, Шкапская решила ее сразу не допускать туда, и заявила, что необходимо предварительно заехать в Госиздат и выправить какие-то бумаги, без которых не пустят в покойницкую. Шкапская и Толстая одевали тело, убирали, мыли и т. д.
Слышал какие-то разговоры о Князеве, который забрался в покойницкую и всю ночь пил там пиво. Не знаю, так ли это.
Около 6 часов тело Есенина привезли в Союз. В Союзе уже было полно народу. Были Н. Тихонов, Рождественский, Клюев, Каменский, Полонская, ШкапскаяБаршев, Четвериков, Ел Данько, Браун, Садофьев и др. и др. – без конца. Не видел Вагинова, Лавренева, Сологуба, Кузмина, Крайского - так называю первых пришедших на память. Ионов приехал позже. Фроман, замученный беготней, ушел часов в 8... В средней комнате дожидался гроба оркестр Госиздата. Гроб подняли наверх - несли Тихонов, Браун, я, и много других. Под звуки похоронного марша внесли и поставили в большой комнате на катафалк. Открыли. Я и Полонская положили в гроб приготовленные цветы. В течение часа, приблизительно, гроб стоял так и вокруг него толпились люди. Было тихо. Но все же многие разговаривали между собой и говорили - о своих делах (!). Никаких речей, слов - не было. Ощущалась какая-то неловкость - люди не знали, что им нужно делать и бестолково переминались с ноги на ногу. Какая-то старушка робко заговорила, что надо бы что-нибудь сказать. Слова ее остались без ответа. Жена стояла у стены и смотрела на Есенина - смотрела довольно спокойно, без слез.
Есенин мало был похож на себя. Лицо его при вскрытии исправили, как могли, но все же на лбу было большое красное пятно, в верхнем углу правого глаза - желвак, на переносице - ссадина, и левый глаз - плоский: он вытек. Волосы были гладко зачесаны назад, что еще больше делало его непохожим на себя. Синевы в лице не было: оно было бледно и выделялись только красные пятна и потемневшие ссадины. К гробу подошла какая-то миловидная молоденькая женщина в белой шляпе. Встала на колени, потом поднялась, прильнула к руке Есенина, перекрестилась и отошла. Через несколько минут подошла какая-то хромая старушка с палкой, простонародного вида - в зипуне и платке. Сделала то же, что и та, и тоже отошла. Несколько человек были глубоко и искренне расстроены: Н. Тихонов, В. Эрлих, вероятно - Клюев: он стоял, не обращая ни на кого внимания, и плакал, смотря на гроб. Глаза его были красны. Другие были расстроены меньше, главным образом, "сочувственно". Но были и просто любопытствующие, из которых большая часть совершенно не умела вести себя.
Оркестр проиграл первый марш, забрался в маленькую комнатку и выражал свое нетерпение: "Как долго все это тянется...".
Скоро явились скульптор (Золотаревский?) и мастера, чтобы снять маску. Гроб подняли с катафалка, перенесли в среднюю комнату и поставили на стол. Публика осталась дожидаться в большой, но и в этой скопилось много народу, внимательно наблюдавшего за "интересным" (!) процессом снятия маски.
Маску делали под руководством скульптора Золотаревского. Мастер рьяно принялся за работу, улыбаясь и весело тыкая в лицо Есенина пальцем что-то объяснял своему товарищу. Жена Есенина со Шкапской сидела в углу, в кресле у печки, и смотрела. Когда лицо закидали гипсом - заплакала. Потом позвала скульптора. Тот стал говорить о том, какой должна быть маска, о технике...Она стала спокойной.
Да... Перед тем, как стали снимать маску, Толстая отрезала локон у Есенина и спрятала его. Ножницы для этого я достал в нижней квартире – в Союзе их не оказалось. Тихонов сидел в противоположном углу, один, на стуле, опустив голову вниз или оглядывая публику невидящими глазами. К нему подскочил какой-то тип из "Красной газеты: "Несколько слов, товарищ Тихонов, только несколько слов..." - требовал интервью. Тихонов возмущенно отстранил его рукой.
Рождественский протискался к гробу, поглазел на него, потом прошел в маленькую комнату - повертелся там, вызвал меня, стал показывать мне разные бумажки: "Как все это ценно сохранить!" - и фальшиво выражал свои соболезнования по поводу смерти Есенина. Потом подсел к Брауну и заговорил о чем-то постороннем. Наконец, маску сняли - с лица и с руки - и перенесли гроб опять на прежнее место, на катафалк. Фотограф Булла, маленький и вертлявый, поставил сбоку аппарат. Немедленно с другой стороны гроба появились лица - Ионова, Садофьева, Четверикова и других. Всеволод стоял за моей спиной, не попадая в поле зрения аппарата. Немедленно он стал протискиваться вперед - чтобы сняться с остальными. Я не выдержал и злобно повернулся так, чтобы преградить ему дорогу. Он сунулся другим путем, работал локтями. Но толпа стояла так плотно, что пробраться он все же не сумел. Публика стала выкликать имена тех, кто, по ее мнению, должен был сняться с гробом. "Клюева! Клюева!" Клюев медленно прошел и стал на место. Вызвали Каменского, Шкапскую, Полонскую, Эрлиха, Тихонова...
Яркая вспышка магния, густой дым... Принесли крышку гроба. Хотели закрывать. Вспомнили, что надо ведь прощаться с покойником. Держали крышку боком, пока несколько человек подходило к гробу, прощались. Клюев низко наклонился над лицом Есенина, целовал его и долго что-то шептал. Перекрестил его. Незаметным движением положил ему на грудь, за борт одежды - образок. В этот момент раздался женский визгливый голос - это была, если не ошибаюсь, артистка Ненашева: "Довольно этой клюевской комедии!.. Раньше надо было делать это!" - повторила, когда Клюев целовал Есенина. Даже самым тугим на ум показалось это непристойным, и они зашикали. Клюев сделал вид, что не слышал...
Гроб закрыли. Нетерпение оркестра кончилось. Гроб вынесли на улицу - только что подъехала колесница (вторая уже. За ней ходил Н. Тихонов... А первая, на которой гроб привезли, исчезла куда-то). Я взял венок - их всего два. На том, который взял я, была лента с надписью: поэту Есенину от Ленинградского отделения Госиздата.
Поставили гроб на колесницу и отправились в путь. От Союза пошло, на мой взгляд, человек 200. Оркестр Госиздата плохенький и за всю дорогу сыграл три марша. Темный вечер. Мокрый снег. Почти оттепель. Публика спрашивает, кого хоронят; получив ответ "поэта Есенина", присоединяется. Думаю, что к вокзалу пришло человек 500.
Вагон-теплушка стоит уже на пути, отдельно. (Вагон устраивал Баршев.) На вокзале - возня с установкой гроба в вагон. Поставили в ящик, ящик прибили гвоздями к полу. Ионов из вагона стал держать речь. Прежде всего, это было неуместно, а потом уже - плохо. За ним выступил Садофьев. Этот уже абсолютно плох. Говорил по такой системе: вот, товарищ Ионов сказал то, то и то-то... Это, дорогие товарищи, совершенно правильно, он сказал... Еще товарищ Ионов говорил..." - и т. д.
Однако было бы все ничего. Не случись тут Эльга Каминская. Как же не воспользоваться случаем показать себя? Стала читать стихи Есенина, и какие стихи! - из "Москвы кабацкой"! У гроба невыносимо звучали: "Я читаю стихи проституткам и с бандитами жарю спирт"... Я не мог слушать дальше, вышел из вагона, бродил по вокзалу, пока эта дура не кончила. То же сделали Шкапская и С. А. Толстая, которые все время были вместе.
Потом стали тянуть за рукав Н. Тихонова, чтобы он тоже сказал что-нибудь. Тихонов едва открутился.
Гроб привезли на вокзал в 8 часов. Поезд отходил в 11.15 вечера. Оркестр ушел сразу же, толпа сильно уменьшилась... И на вокзале стояло опять человек 200. Постепенно и они стали расходиться. К 10 часам вечера на вокзале осталось человек 15 - Н. Тихонов, Шкапская, Толстая, Садофьев, Эрлих, Полонская, Никитин с женой, Наседкин, некий Соловьев из пролет. "стихотворцев", я - вот почти все.
Мы все собрались в буфете. Пили чай и говорили. Тихонов рассказал, как на него подействовало первое известие (по телефону). Он буквально вспотел, нервы так натянулись, что не мог заснуть всю ночь. У него в комнате на вешалке висела шуба. Он снял ее, потому что начал галлюцинировать.
Эрлих рассказал мне подробно о том, как все происходило накануне смерти. Эрлих замучился вдребезги - да и понятно... Все обсуждали вопрос, где будут хоронить Есенина - в Москве или в Рязанской губернии. Толстая хочет хоронить в Рязанской губернии. Все остальные - в Москве. Решили (Толстая сидела за другим столом, и разговор был без нее), что Садофьев будет от имени Союза настаивать на Москве.
В газетах появилось уже много ерунды. Заговорили об этом, и решили, что необходимо сейчас же поехать во все газеты, просмотреть весь материал на завтра, и выкинуть все неподходящее. Остановились на том, что Тихонов поедет сейчас в "Красную вечернюю газету", Никитин - в утреннюю, а для "Новой вечерней газеты" позвонят кому-нибудь из имеющих отношение к ней. В этот момент к столику подошел неизвестно откуда взявшийся (его раньше не было) Безыменский. Улыбающийся, веселый, словно пришел смотреть комедийное представление в балаганном театре. Его встретили недружелюбно и отшили. Он ушел и больше не появлялся. Тихонов и Никитин уехали. В 11 часов мы пошли к вагону.
В Москву с гробом едут Толстая, Наседкин, Садофьев и Эрлих. Садофьеву Ионовым куплен билет в мягком вагоне (Ионов занял 50 рублей у какой-то дамы. И сказал: "Завтра вы зайдете за деньгами ко мне в Госиздат". Вежливо!). Остальные - в жестком и бесплацкартном. Садофьев не догадывается предложить свое место Толстой. Ему напоминаю об этом. "Да, да... Я в дороге где-нибудь втащу их тоже к себе в вагон! А отсюда поеду в мягком". (Как известно, в дороге "втащить" из жесткого в мягкий по железнодорожным правилам нельзя!) У вагона появился Пяст с дамой и мужчиной, мне неизвестным. Заговорил со мной о постороннем. Наконец, поезд ушел. Я протянул руку к проходящему вагону и прошуршал по его стенке. Пошли домой: Шкапская, жена Никитина, жена Садофьева, я и Соловьев. Пяст пошел отдельно от нее. Больше никого не было. Мы вместе ехали в трамвае, я вылез на углу Садовой, пошел домой.
Из всех провожавших больше всего были расстроены (я не говорю об Эрлихе) Тихонов и Никитины. Жена Никитина - Зоя Александровна - молодая, хорошенькая, принимала участие во всем, хлопотала, устраивала гроб, цветы и т. д. Как-то благоговейно все делала. Когда вагон должны были запечатывать, все вышли из вагона и остались последними двое: я и она. Я хотел выйти последним.но заметив Никитину, я понял и вышел, и последней вышла из вагона она.
Текст источника № 6:
Василий Князев.
У тела Сергея Есенина в мертвецкой
* * *
В маленькой мертвецкой у окна
Золотая голова на плахе;
Полоса на шее не видна –
Только кровь чернеет на рубахе.
Вкруг, на лавках, в полутемноте,
Простынями свежими белея, -
Девятнадцать неподвижных тел –
Ледяных товарищей Сергея.
Я присел на чей-то грубый гроб
И гляжу туманными глазами.
Подавляя слезы и озноб,
Застывая и давясь слезами.
За окном – пустынный белый двор;
Дальше - город в полумраке синем …
Я да трупы – больше никого –
На почетном карауле стынем …
Вот Смирнов (должно быть ломовой), -
Каменно-огромный и тяжелый, -
Голова с бессмертной головой, -
Коченеет на скамейке голой.
Вон Беляев … кровью залит весь …
Мальчик, смерть нашедший под трамваем.
Вон еще … Но всех не перечесть;
Все мы труп бесценный охраняем …
Город спит. Но спят ли те, кого
Эта весть по сердцу полоснула, -
Что не стало более его,
Что свирель ремнем перехлестнуло …
Нет, не спят … Пускай темны дома,
Пусть закрыты на задвижки двери, -
Там, за ними – мечутся впотьмах
Раненные ужасом потери …
Там не знают, где бесценный труп,
Тело ненаглядное, родное;
И несчетность воспаленных губ
Хрипло шепчет имя дорогое …
В ледяной мертвецкой у окна
Золотая голова на плахе;
Полоса на шее не видна;
Кровь, и лист, приколотый к рубахе.
(1926)
Текст источника № 7:
Е.А. Устинова.
Четыре дня Сергея Александровича Есенина.
1
В ноябре месяце 1925 года вошел к нам в номер гостиницы «Англетер», в Ленинграде, поэт Сергей Александрович Есенин. От былого здоровья, удали осталась только насмешливая улыбка, а волосы, те прекрасные, золотые волосы, совсем посерели, перестали виться, глаза тусклые, полны грусти, красноватые больные веки и хриплый, еле слышный голос.
— Сереженька, что с тобой?
— Болен я, тетя, - вот думаю лечиться скоро в Москве у лучших профессоров.
Он был такой исстрадавшийся, растерянный, неспокойный, все время что-нибудь перебирал руками. Пришел не один — с поэтом Н. П. Савкиным. Читал свои последние произведения.
В этот его приезд мы виделись два раза. В день отъезда он пел хрипловатым приглушенным голосом вместе с Савкиным рязанские частушки:
Что-то солнышко не светит,
Над головушкой туман,
Али пуля в сердце метит.
Али близок трибунал.
Эх доля-неволя,
Глухая тюрьма!
Долина, осина —
Могила темна.
2
Через месяц, 24 декабря 1925 года, утром в десять — одиннадцать часов к нам почти вбежал в шапке и шарфе сияющий Есенин.
— Ты откуда, где пальто, с кем?
— А я здесь остановился. Сегодня из Москвы, прямо с вокзала. Мне швейцар сказал, что вы тут, а я хотел быть с вами и снял пятый номер. Пойдемте ко мне. Посидим у меня, выпьем шампанского. Тетя, ведь это по случаю приезда, а другого вина я не пью.
Пошли к нему. Есенин сказал, что он из Москвы уехал навсегда, будет жить в Ленинграде и начнет здесь новую жизнь — пить вино совершенно перестанет. Со своими родственниками он окончательно расстался, к жене не вернется — словом, говорил о полном обновлении своего быта.
У него был большой подъем. Вещи он оставил сначала у поэта В. Эрлиха и ждал теперь его приезда с вещами.
Есенин попросил у меня поесть, а потом мы с ним поехали вечером покупать продовольствие на праздничные дни. Есенин рассказывал о том, что стихов больше не пишет, а работает много над большой прозаической вещью — повесть или роман. Я попросила мне показать. Он обещал показать через несколько дней, когда закончит первую часть. Рассказывал о замужестве своей сестры Кати, подшучивал над собой, что он-то уж избавлен от всякой женитьбы, так как три раза был женат, а больше по закону не разрешается.
Первый день прошел в воспоминаниях прошлого и в разговорах о ближайшем будущем. Поэта Эрлиха мы просили искать общую квартиру: для нас и Сергея Александровича.
Я сначала не соглашалась на такое общежитие, но Есенин настаивал, уверяя, что не будет пить, что он в Ленинград приехал работать и начать новую жизнь.
В этот день мы разошлись довольно поздно, а на другой день (26 декабря) Есенин нас разбудил чуть свет, около пяти часов утра. Он пришел в красном халате, такой домашний, интимный. Начались разговоры о первых шагах его творчества, о Клюеве, к которому Есенин хотел немедленно же ехать. С трудом его уговорили немного обождать, хотя бы до полного рассвета. Часов в семь утра он уехал к Клюеву.
Днем, в одиннадцать — двенадцать часов, в номере Есенина были Клюев, скульптор Мансуров и я. Мы сидели на кушетке и оживленно беседовали. Сергей Александрович познакомил меня с Клюевым:
— Тетя, это мой учитель, мой старший брат.
Я недолго была у Сергея Александровича. Как потом передавали, они сумели поспорить, но разошлись с тем, чтобы на другой день встретиться. Есенин назавтра говорил, что он Клюева выгнал. Это было не совсем так.
В тот день было немного вина и пива. Меня, помню, поразил один поступок Есенина: он вдруг запретил портье пускать кого бы то ни было к нему, а нам объяснил, что так ему надо для того, чтобы из Москвы не могли за ним следить.
Помню, заложив руки в карманы, Есенин ходил по комнате, опустив голову и изредка поправляя волосы.
— Сережа, почему ты пьешь? Ведь раньше меньше пил? — спрашивала я.
— Ах, тетя, если бы ты знала, как я прожил эти годы! Мне теперь так скучно!
— Ну, а твое творчество?
— Скучное творчество! — Он остановился, улыбаясь смущенно, почти виновато. — Никого и ничего мне не надо — не хочу! Шампанское, вот веселит, бодрит. Всех тогда люблю и... себя! Жизнь штука дешевая, но необходимая. Я ведь «божья дудка».
Я попросила объяснить, что значит «божья дудка».
Есенин сказал:
— Это когда человек тратит из своей сокровищницы и не пополняет. Пополнять ему нечем и неинтересно. И я такой же.
Он смеялся с горькой складочкой около губ.
Пришел Г. Ф. Устинов с писателем Измайловым и Ушаковым , подошел Эрлих. Есенин читал свои стихи. Несколько раз прочел «Черного человека» в законченном виде, значительно сокращенном.
Разбирали вчерашний визит Клюева, вспоминали один инцидент. Н. Клюев, прослушав накануне стихи Есенина, сказал:
— Вот, Сереженька, хорошо, очень хорошо! Если бы их собрать в одну книжку, то она была бы настольной книгой всех хороших, нежных девушек.
Есенин отнесся к этому пожеланию неодобрительно, бранил Клюева, но тут же, через пять минут, говорил, что любит его. Вспоминая об этом сегодня, Есенин смеялся.
3
27-го я встретила Есенина на площадке без воротничка и без галстука, с мочалкой и с мылом в руках. Он подошел ко мне растерянно и говорит, что может взорваться ванна: там будто бы в топке много огня, а воды в колонке нет.
Я сказала, что, когда будет все исправлено, его позовут.
Я зашла к нему. Тут он мне показал левую руку: на кисти было три неглубоких пореза.
Сергей Александрович стал жаловаться, что в этой «паршивой» гостинице даже чернил нет, и ему пришлось писать сегодня утром кровью.
Скоро пришел поэт Эрлих. Сергей Александрович подошел к столу, вырвал из блокнота написанное утром кровью стихотворение и сунул Эрлиху во внутренний карман пиджака.
Эрлих потянулся рукой за листком, но Есенин его остановил:
— Потом прочтешь, не надо!
Позднее мы снова сошлись все вместе. Я была не все время у него, то выходила, то снова приходила. Вечером Есенин заснул на кушетке. За ужином Есенин ел только кости и уверял, что только в гусиных костях есть вкус. Все смеялись.
В этот день все очень устали и ушли от него раньше, чем всегда. Звали его к себе, он хотел зайти — и не пришел.
4
28-го я пошла звать Есенина завтракать, долго стучала, подошел Эрлих — и мы вместе стучались. Я попросила наконец коменданта открыть комнату отмычкой. Комендант открыл и ушел. Я вошла в комнату: кровать была не тронута, я к кушетке — пусто, к дивану — никого, поднимаю глаза и вижу его в петле у окна. Я быстро вышла. <...>
3 января 1926 г.
Текст источника № 8:
Эрлих Вольф Иосифович
Воспоминания о последних четырех днях жизни С. Есенина из книги «Право на песнь» (главы «Четверг», «Пятница», «Суббота», «Воскресенье»)
Декабрь, 7-е.
Телеграф: «Немедленно найди две-три комнаты. 20 числах переезжаю жить Ленинград. Телеграфируй. Есенин».
ЧЕТВЕРГ[1]
С утра мне пришлось уйти из дому.
Вернувшись, я застал комнату в некотором разгроме: сдвинут стол, на полу рядком три чемодана, на чемоданах записка:
«Поехал в ресторан Михайлова, что ли, или Федорова? Жду тебя там. Сергей».
Выхожу.
У подъезда меня поджидает извозчик.
— Федоров заперт был, так они приказали везти себя в «Англетер». Там у них не то приятель живет, не то родственник.
Родственником оказался Г. Ф. Устинов, приятель Есенина, живший в сто тридцатом номере гостиницы.
Есенина я застал уже в «его собственном» номере в обществе Елизаветы Алексеевны Устиновой и жены Григория Колобова, тоже приятеля Есенина по дозаграничному периоду.
Сидели не долго.
Я поехал домой, Есенин с Устиновой — по магазинам (предпраздничные покупки).
Перед уходом пробовал уговорить Есенина прожить праздники у меня на Бассейной.
Ответ был следующий:
— Видишь ли... Мне бы очень хотелось, чтобы эти дни мы провели все вместе. Мы с Жоржем (Устинов) ведь очень старые друзья, а вытаскивать его с женой каждый день на Бассейную, пожалуй, будет трудновато. Кроме того, здесь просторнее.
Вторично собрались часа в четыре дня. В комнате я застал, кроме упомянутых, самого Устинова и Ушакова (журналист, проживавший тут же, в «Англетере»). Несколько позже пришел Колобов. Дворник успел к тому времени перевезти вещи Есенина сюда же. К девяти мы остались одни.
Часов до одиннадцати Есенин говорил о том, что по возрасту ему пора редактировать журнал, как Некрасову, о том, что он не понимает и не хочет понимать Анатоля Франса, и о том, что он не любит писем Пушкина.
— Понимаешь? Это литература! Это можно читать так же, как читаешь стихи. Порок Пушкина в том, что он писал письма с черновиками. Он был больше профессионалом, чем мы.
Говорили о Ходасевиче.
Из двух стихотворений — «Звезды» и «Баллада» — Есенин предпочел первое.
— Вот дьявол! Он мое слово украл! Ты понимаешь, я всю жизнь искал этого слова, а он нашел.
Слово это: жидколягая.
— А «Баллада»?
— Нет, «Баллада» не то! Это, брат, гофманщина! А вот первое — прелесть!
Незаметно заснули.
ПЯТНИЦА
Проснулись мы часов в шесть утра.
Первое, что я услышал от него в этот день:
— Слушай, поедем к Клюеву!
— Поедем.
— Нет верно, поедем?
— Ну да, поедем. Только попозже. Кроме того, имей в виду, что адреса его я не знаю.
— Это пустяки! Я помню... Ты подумай только: ссоримся мы с Клюевым при встречах кажинный раз. Люди разные. А не видеть его я не могу. Как был он моим учителем, так и останется. Люблю я его.
Часов до девяти лежа смотрели рассвет. Окна номера выходили на Исаакиевскую площадь. Сначала свет был густой синий. Постепенно становился реже и голубее. Есенин лежа напевал:
Синий свет, свет такой синий...[2]
В девять поехали. Пришлось оставить извозчика и искать пешком. Мы заходили в десятки дворов. Десятки дверей захлопывались у нас под носом. Десятки жильцов орали, что никакого Клюева, будь он трижды известный писатель (а на последнее Есенин очень напирал в объяснениях), они не знают и знать не хотят. Номер дома, как водится, был благополучно забыт. Пришлось разыскать автомат и по телефону узнать адрес.
Подняли Клюева с постели. Пока он одевался, Есенин взволнованно объяснял:
— Понимаешь? Я его люблю! Это мой учитель. Ты подумай: учитель! Слово-то какое!
Несколько минут спустя:
— Николай! Можно прикурить от лампадки?
— Что ты, Сереженька! Как можно! На вот спички!
Закурили. Клюев ушел умываться. Есенин, смеясь:
— Давай подшутим над ним!
— Как?
— Лампадку потушим. Он не заметит! Вот клянусь тебе, не заметит.
— Нехорошо. Обидится.
— Пустяки! Мы ведь не со зла. А так, для смеха.
Потушил.
— Только ты молчи! Понимаешь, молчи! Он не заметит.
Клюев действительно не заметил.
Сказал ему Есенин об этом и просил у него прощения уже позже, когда мы втроем вернулись в гостиницу. Вслед за нами пришел художник Мансуров.
Есенин читал последние стихи.
— Ты, Николай, мой учитель. Слушай.
Учитель слушал.
Когда Есенин кончил читать, некоторое время молчали. Он потребовал, чтобы Клюев сказал, нравятся ли ему стихи.
Умный Клюев долго колебался и наконец съязвил:
— Я думаю, Сереженька, что, если бы эти стихи собрать в одну книжечку, они стали бы настольным чтением для всех девушек и нежных юношей, живущих в России.
Ничего другого, по совести, он не мог и сказать.
Есенин помрачнел.
Ушел Клюев в четвертом часу. Обещал прийти вечером, но не пришел.
Пришли Устиновы. Елизавета Алексеевна принесла самовар. С Устиновыми пришел Ушаков и старик писатель Измайлов. Пили чай. Есенин снова читал стихи, в том числе и «Черного человека». Говорил:
— Снимем квартиру вместе с Жоржем. Тетя Лиза (Устинова) будет хозяйка. Возьму у Ионова журнал. Работать буду. Ты знаешь, мы только праздники побездельничаем, а там — за работу.
Перед сном снова беседа:
— Ты понимаешь? Если бы я был белогвардейцем, мне было бы легче! То, что я здесь, это — не случайно. Я — здесь, потому что я должен быть здесь. Судьбу мою решаю не я, а моя кровь. Поэтому я не ропщу. Но если бы я был белогвардейцем, я бы все понимал. Да там и понимать-то, в сущности говоря, нечего! Подлость — вещь простая. А вот здесь... Я ничего не понимаю, что делается в этом мире! Я лишен понимания!
СУББОТА
Вот тут я начинаю сбиваться. Пятница и суббота — в моей памяти — один день. Разговаривали, пили чай, ели гуся, опять разговаривали. Разговоры были одни и те же: квартира, журнал, смерть. Время от времени Есенин умудрялся понемногу доставать пиво, но редко и скудно: праздники, все закрыто. Кроме того, и денег у него было немного. А к субботе и вовсе не осталось. <...>
Вечером:
— А знаешь, ведь я сухоруким буду!
Он вытягивает левую руку и старается пошевелить пальцами.
— Видал? Еле-еле ходят. Я уж у доктора был. Говорит — лет пять-шесть прослужит рука, может, больше, но рано или поздно высохнет. Сухожилия, говорит, перерезаны, потому и гроб.
Он помотал головой и грустно охнул:
— И пропала моя бела рученька... А впрочем, шут с ней! Снявши голову... как люди-то говорят?
ВОСКРЕСЕНЬЕ
С утра поднялся галдеж.
Есенин, смеясь и ругаясь, рассказывал всем, что его хотели взорвать. Дело было так.
Дворник пошел греть ванну. Через полчаса вернулся и доложил: «Пожалуйте!»
Есенин пошел мыться, но вернулся с криком, что его хотели взорвать. Оказывается, колонку растопили, но воды в ней не было — был закрыт водопровод. Пришла Устинова.
— Сергунька! Ты с ума сошел! Почему ты решил, что колонка должна взорваться?
— Тетя Лиза, ты пойми! Печку растопили, а воды нет! Ясно, что колонка взорвется!
— Ты дурень! В худшем случае она может распаяться.
— Тетя Лиза! Ну что ты, в самом деле, говоришь глупости! Раз воды нет, она обязательно взорвется! И потом, что ты понимаешь в технике!
— А ты?
— Я знаю!
Пустили воду.
Пока грелась вода, занялись бритьем. Брили друг друга по очереди. Елизавета Алексеевна тем временем сооружала завтрак.
Стоим около письменного стола: Есенин, Устинова и я. Я перетираю бритву. Есенин моет кисть. Кажется, в комнате была прислуга.
Он говорит:
— Да! Тетя Лиза, послушай! Это безобразие! Чтобы в номере не было чернил! Ты понимаешь? Хочу написать стихи, и нет чернил. Я искал, искал, так и не нашел. Смотри, что я сделал!
Он засучил рукав и показал руку: надрез.
Поднялся крик. Устинова рассердилась не на шутку.
Кончили они так:
— Сергунька! Говорю тебе в последний раз! Если повторится еще раз такая штука, мы больше незнакомы!
— Тетя Лиза! А я тебе говорю, что, если у меня не будет чернил, я еще раз разрежу руку! Что я, бухгалтер, что ли, чтобы откладывать на завтра!
— Чернила будут. Но если тебе еще раз взбредет в голову писать по ночам, а чернила к тому времени высохнут, можешь подождать до утра. Ничего с тобой не случится.
На этом поладили.
Есенин нагибается к столу, вырывает из блокнота листок, показывает издали: стихи.
Говорит, складывая листок вчетверо и кладя его в карман моего пиджака:
— Тебе.
Устинова хочет прочесть.
— Нет, ты подожди! Останется один, прочитает.
Вслед за этим пошли: ванна, самовар, пиво (дворник принес бутылок пять-шесть), гусиные потроха, люди. К чаю пришел Устинов, привел Ушакова. Есенин говорил почти весело. Рассказывал про колонку. Бранился с Устиновой, которая заставляла его есть.
— Тетя Лиза! Ну что ты меня кормишь? Я ведь лучше знаю, что мне есть! Ты меня гусем кормишь, а я хочу косточку от гуся сосать!
К шести часам остались втроем: Есенин, Ушаков и я.
Устинов ушел к себе «соснуть часика на два». Елизавета Алексеевна тоже.
Часам к восьми и я поднялся уходить. Простились. С Невского я вернулся вторично: забыл портфель. Ушакова уже не было.
Есенин сидел у стола спокойный, без пиджака, накинув шубу, и просматривал старые стихи. На столе была развернута папка. Простились вторично.
На другой день портье, давая показания, сообщил, что около десяти Есенин спускался к нему с просьбой: никого в номер не пускать.
ЭПИЛОГ
На свете счастья нет, а есть покой и воля. Пушкин[3] Кладбище называлось «Воля». Блок[4] Запоздалый эпиграф. |
Есенин погребен на Ваганьковом рядом с Ширяевцем, чью могилу, разумеется, никто не крал, а просто мы не сумели в тот раз найти.
Ноябрь 1928 — январь 1929
Текст источника № 9:
Рождественский Всеволод
Воспоминания о смерти Сергея Есенина из книги Сергей Есенин
Тяжела и незабываема была последняя наша встреча. Уже осенью 1925 года стали доходить из Москвы тревожные слухи. Есенин пугал окружающих сосредоточенной мрачностью, подавленным состоянием, склонностью к бредовым самобичующим разговорам. Его черная меланхолия уже граничила с психическим расстройством. Незадолго перед этим он женился, и его жена, С. А. Толстая, внучка Л. Н. Толстого, женщина редкого ума и широкого русского сердца, внесла в его тревожную, вечнокочевую жизнь начало света и успокоения. Но, видимо, было уже поздно. Есенин неуклонно шел к своему роковому концу. Ничто не могло его спасти.
В морозные мглистые дни конца декабря Сергей неожиданно появился в Ленинграде12. Он говорил, что бежал из Москвы от рассеянной жизни, что он хочет работать и именно здесь, на невских берегах, найдет наконец так настойчиво ускользающий от него покой.
Впоследствии оказалось, что он действительно бежал, не сказав ни слова ни жене, ни друзьям, и чуть ли не из лечебницы, где находился последние дни. О его приезде знали немногие. Есенин решительно отказался от всяких литературных выступлений и не заходил в редакции.
Было туманное колючее раннее утро, более похожее на сумерки. Все кругом скрипело от мороза, а в гулких пустынных комнатах Госиздата люди сидели в шубах и валенках. Я только что поднялся в верхний этаж Дома книги, как на столе затрещал телефон. Никого из сотрудников поблизости не было. Трубку взял оказавшийся рядом литературовед П. Н. Медведев. По выражению лица я увидел, что произошло что-то необычайное: звонили из гостиницы «Англетер», сообщали о том, что ночью в своем номере повесился С. А. Есенин. Просили сказать это друзьям. Мы ринулись к выходу. Почти не обмениваясь ни словом, бежали мы по Невскому и Морской к мрачному зданию гостиницы на Исаакиевской площади.
Начиналась метель. Сухой и злой ветер бил нам в лицо.
Дверь есенинского номера была полуоткрыта. Меня поразили полная тишина и отсутствие посторонних. Весть о гибели Есенина еще не успела облететь город.
Прямо против порога, несколько наискосок, лежало на ковре судорожно вытянутое тело. Правая рука была слегка поднята и окостенела в непривычном изгибе. Распухшее лицо было страшным, — в нем ничто уже не напоминало прежнего Сергея. Только знакомая легкая желтизна волос по-прежнему косо закрывала лоб. Одет он был в модные, недавно разглаженные брюки. Щегольской пиджак висел тут же, на спинке стула. И мне особенно бросились в глаза узкие, раздвинутые углом носки лакированных ботинок. На маленьком плюшевом диване, за круглым столиком с графином воды, сидел милиционер в туго подпоясанной шинели и, водя огрызком карандаша по бумаге, писал протокол. Он словно обрадовался нашему прибытию и тотчас же заставил нас подписаться как свидетелей. В этом сухом документе все было сказано кратко и точно, и от этого бессмысленный факт самоубийства показался еще более нелепым и страшным.
Обстановка номера поражала холодной, казенной неуютностью. Ни цветов на окне, ни единой книги. Чемодан Есенина, единственная его личная вещь, был раскрыт на одном из соседних стульев. Из него клубком глянцевитых переливающихся змей вылезали модные заграничные галстуки. Я никогда не видел их в таком количестве. В белесоватом свете зимнего дня их ядовитая многоцветность резала глаза неуместной яркостью и пестротой.
В окне мелькал косой летящий снег, и на фоне грязновато-белого неба темная глыба Исаакия казалась огромным колоколом, медленно раскачивающимся в холодном тумане.
Комната понемногу наполнялась людьми. Осторожный шепот пробегал по ней. Передавались подробности, ставшие несколько часов позднее известными всему городу. В первые минуты много было противоречивого, неясного, тем более что Есенин не оставил никакой объясняющей записки, кроме известного четверостишия: «До свиданья, друг мой, до свиданья, // Милый мой, ты у меня в груди...»
Через сутки тело Есенина, усыпанное цветами, лежало в маленькой комнатке тогдашнего Союза писателей на Фонтанке. Все кругом было строго, торжественно. Один за другим проходили прощавшиеся, иногда подолгу задерживаясь около гроба. Газеты называли Есенина талантливейшим лириком эпохи, печатали его неизданные стихи, окружали его имя уже ненужной ему теперь славой. Москва готовила торжественные похороны. Я глядел на строгое, вновь помолодевшее лицо Сергея. Теперь он был почти таким, как при жизни, только суровая складка неизгладимо легла между бровями.
Было много цветов. Были речи. Кто-то положил в изголовье несколько тоненьких книжек — стихи его молодости...
<1945—1974>
Список используемой литературы:
[2]Из стихотворения «Исповедь хулигана»
[3]Из стихотворения А. С. Пушкина «Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит…» (с неточностью).
Горка
Три загадки Солнца
Человек несгибаем. В.А. Сухомлинский
Есть ли лёд на других планетах?
В какой день недели родился Юрий Гагарин?