Эссе "Православные храмы России"

                                                                             Наедине с тишиной.                                                                                                

Зимой в Понетаевке всегда красивые вечера. В синеватом снегу отражается месяц, окруженный хороводом звезд. Тихо поскрипывает снег, трещат стекла, расписанные узором. Все сковано морозным дуновением зимы. Ледяные окна желтыми огоньками глядят на широкую седую дорогу, освещая,  скорее,  путь души и мысли, чем дорогу под ногами…  .   А мысль вьется, словно струйка морозного пара, улетает вверх  и потихоньку пробирается в щелку приоткрытой форточки.  Там, внутри, за стенами полуметровой толщины тепло, уютно и покойно. ..  

С подоконника мне видно, как  перед лампадой  молится хрупкая молодая  женщина с ясным, но решительным взглядом. Игуменья Евпраксия.  Диву даешься: не умевшая писать, воспитанная только на чтении духовной литературы, она умела говорить вдохновенно и убедительно. Слова шли от самого сердца и западали в душу собеседника. Она могла найти общий язык и с фрейлинами Высочайшего Двора, где бывала не единожды, и с простыми крестьянами.

-Матушка, позвольте спросить, как Вам  это  удается? – хочет спросить моя парящая у приоткрытого окна Мысль.

Игуменья, конечно, не услышала ее, скорее поняла. Точно поняла.

- Искренне помогайте тем, кто нуждается в вашей помощи. Искренне верьте в Спасителя нашего, Иисуса Христа. Верьте. Когда заболела княжна Марии Александровна, я отвезла во дворец епанчу преподобного Серафима Саровского, которая исцелила  больную. С верой и любовью попросила та помощи батюшки Серафима в исцелении от болезни и спокойно уснула. Через некоторое  время  дыхание больной стало спокойнее, боль и отёк горла прекратились. Через несколько ней княжна стала совершенно здорова. Об этом случае говорили много во дворце, и,  когда в муках умирала Императрица Александра Фёдоровна,  о полумантии батюшки снова вспомнили. Святыню  доставили  во дворец,  положили  на постель умирающей, и  она облегчила предсмертные страдания Государыни.

-Искренне. Это нелегко! У меня, скорее всего, не получится.

Матушка сердито захлопнула форточку.

А в здании напротив ярко горит  огромное окно  в виде арки. «Полечу-ка я туда, -решила моя Мысль, - в уютную  келью, где дышат теплом изразцовые печи и полукругом сидят послушницы, занимаясь каждая своим делом. Они обучались в Академии художеств у знаменитых итальянских художников братьев Бонафеде – тех самых, которые исполняли грандиозные мозаичные иконы в Исаакиевском соборе».

- Прелесть какая!  В изящных ручках кисточки, иголки, пяльцы…Кругом бисер, краски, нитки, холсты….

- Эти мастерицы создали славу Понетаевского монастыря своими удивительными иконами, которые они писали не только по дереву и холсту, но и по финифти,- прошелестел мне кто-то в ухо.

Я глубоко вдохнула, спрятала нос в шарф,  и Мысль заползла под шапочку.

«Хочу жить в монастыре! Надоел этот бешеный темп жизни современного ученика: утром вскочил -  в школу. Шесть  уроков отпахал, домой пришел- опять за книжки, компьютер, тетрадки….  А задают-то!!! Ого-го-го!  Галопом скачешь  с одного предмета на другой. А тут всех-то дел, что помолиться. А потом занимайся своими делами. Хочешь почитай, хочешь бисером вышивай».

Я  подхожу к конному двору,  и моя неугомонная Мысль зрительно представляет мне страницу книги с иллюстрациями, которую я прочитала после посещения Дивеевского монастыря: «….монастырь имел  12 хуторов, на одном из которых выращивали телят на продажу, на другом хуторе «Ферма» содержали молочный скот, коровы были голландской породы и давали до 10 тыс. литров молока в год. Там же была маслобойка. На хуторе «Сыроварном» варили сыр. На хуторе «Юрловском» была овцеферма, на хуторе «Петровском» - пчельник и сад. На хуторе «Хиринском» выращивали рожь, излишки которой продавали. Каскад из четырёх прудов давал монастырю рыбу. У монастыря были кирпичный завод, лесозавод, мельница, кузница, водокачка, на хуторе «Спасском» был свой винокуренный завод.  ….  Развивая монастырское хозяйство, монахини  применяли самые последние достижения науки и техники. На лесопильном заводе были установлены паровые машины,  потом  устроена электрическая станция, подающая электроэнергию для освещения завода и для работы лесопильных станков. Электричество было проведено и на монастырскую мельницу…»

Коварная Мысль шепчет: «Вот вам и уединение и молитвы! Это же труд! Каторжный труд, соединенный с постом и молитвой! Вы, девушка, готовы нести бремя  трудов послушницы?»

- Ну, это вряд ли.

   А вечер чудный! Молодой месяц золотит вновь возведенный купол монастырской церкви. Тишина. Покой. Хорошо  в деревне зимой на улице. Ни - ду -ши! Хоть вслух сама с собой разговаривай. Дошла до главного корпуса.

Моя беспокойная  Мысль снова взвилась вместе со струйкой  пара изо рта и полетела ввысь, к звездам, сверкающим над   вновь поставленным  куполом. Мысль зацепилась за ручку хвоста Большой Медведицы и продолжала: « Как бы люди ни пытались разрушить все святое вокруг монастыря, им никогда этого не удастся сделать. Вспомни слова матушки Евпраксии: «Искренне помогай тем, кто в этом нуждается». Теперь  посуди сама: в  суровые годы Великой Отечественной войны здесь был военный госпиталь, а во время Ленинградской блокады  жили дети из осаждённого города. Среди них была девочка по имени Таня Савичева, дневник которой был немым свидетелем на Нюрнбергском процессе  по делу над нацистскими преступниками. Старожилы утверждают, что и в разрушенной колокольне во время Великой Отечественной войны были слышны церковные песнопения. Даже полуразрушенный, монастырь помогал  людям пережить тяжёлое время.

А теперь? Теперь за этими стенами из красного кирпича живут душевнобольные женщины. Они очень добрые. Это бывшие врачи,  бывшие учителя, среди них есть даже бывшая  летчица. Заболеть может каждый из нас.  И как и прежде искренне, с любовью, терпением и великодушием  помогают им врачи и  медсестры, терпеливо согревая теплом  своей души тех несчастных, жить которым суждено за этими крепкими монастырскими стенами.

Нельзя, чтобы в окнах монастыря  не горел свет. Свет в окнах горит. Может,  это Свет Души монахинь, молившихся когда-то о всех заблудших, больных, слабых духом?»

Все живое  и полное энергии сейчас замерло, остановилось в ожидании чего-то большего, чем зима. Может быть,  в ожидании чуда пробуждения добра и света в наших огрубевших сердцах?  

«Ну все, пора идти домой,»- скомандовала уставшая Мысль.

В работе использовались материалы сайтов:

1. diveevo.biz›history
2. http://www.pecherskiy.nne.ru/upload/magazine/Starina14.pdf
3. Материал из Letopisi.Ru — «Время вернуться домой»

А также статья  Людмилы Ильюниной «Четвертый удел Божией Матери и проблемы женского монашества»