Образ стихии в поэзии Ф.И. Тютчева.

Содержание

Введение

Глава 1. Истоки представлений Тютчева о стихии.

Глава 2. Мифологемы Стихии в поэзии Тютчева.

Заключение

Библиография

Введение.

        Поэзия Ф.И. Тютчева (1803-1873) – явление исключительное в нашей поэзии. Поэзия Тютчева – это во многом попытка постичь, “сформулировать” “двойное бытие” через зримые образы. Основной идеей творчества Тютчева является изображение стихии, что имеет множество смысловых граней.                                                                                                    Изучение  понятия стихии  в русской поэзии в целом не ново, но изучено недостаточно глубоко в творчестве Тютчева взаимосвязи  традициями изобразительного искусства на примере репродукций И. Айвазовского.                                                                                                                                                          Эта проблема мало исследована в русской литературе, что доказывает её актуальность.                                                                                                                                          Новизна исследования в том, что  тютчевскую  поэзию  можно рассматривать как мифологему стихии в связи с искусством.                                                                                             Цель работы: исследовать смысл мифологемы стихии в поэзии Тютчева.                                                                                                                         Задачи:                                                                                                                                                                1) изучение художественного мира Тютчева через различные формы сопоставительного анализа; 2) дать определение термину стихия, мифологема, архетип; 3) изучить корни представлений Ф.И.Тютчева о стихии; 4) проанализировать взаимосвязь традиций изобразительного искусства  с поэзией поэта.                                                                   Предметом исследования послужили поэзия Ф.И. Тютчева.                                         Объект исследования - мифологема стихии.                                                Практическая значимость:  изучение материала на уроках литературы                                                                                                                         Методы: описательный, сравнительный, исторический.

        Для изучения данного вопроса мы ознакомились с историей возникновения этой  мифологемы  в мировой культуре, использовав такие работы по сравнительной мифологии, как «Мифы Древнего Китая» Юаня Кэ, «Мифы Древней Греции»   А. Куна и др., а также познакомились с репродукциями И. Айвазовского.

        Кроме того, потребовалось изучить литературу, входящую в научный обиход понятия мифологемы, архетипа и мифопоэтики.

          В ряду привычных видов анализа лирического текста: проблемно-тематического, жанрового, стилевого, стиховедческого и др. достаточно широко распространена  в научной литературе «мифопоэтика».

        Собственно поэтика (от греческого poietike – поэтическое искусство) – это раздел теории литературы, изучающий систему средств выражения в литературных произведениях. Общая поэтика систематизирует репертуар этих средств – звуковых, языковых, образных (т. н. топика). Частная поэтика изучает взаимодействие этих средств при создании «образа мира» и «образа автора» в отдельных произведениях или группе произведений (творчество писателя, литературное направление, эпоха и пр.).

        Мифопоэтика – это та часть поэтики, которая исследует не отдельные усвоенные художником мифологемы, а воссозданную им целостную мифопоэтическую модель мира (если таковая существует в тексте) и, соответственно, его мифосознание, реализованное в системе символов и других поэтических категорий.

То, что с точки зрения немифологического сознания различно, расчленено, подлежит сопоставлению, в мифе выступает как вариант (изоморф) единого события, персонажа или текста. [2]

        Миф — это, как известно, древнее народное сказание о богах и героях, предел спрессованности времени и обобщения, когда время перестает быть временем: миф лежит вне времени. Взгляд изнутри мифа напоминает обозрение четырехмерной панорамы с вершины бесконечно высокой башни, когда пространство видно разом во все времена, им прожитые, как своего рода «коллективное бессознательное»[3] народа.

Однако мифотворчество поэта носит сознательный характер. В этом – основное противопоставление мифопоэтики и стихийного мифотворчества. –           Архетип - первичный образ, оригинал; общечеловеческие символы, положенные в основу мифов, фольклора и самой культуры в целом и переходящие из поколения в поколение (глупый король, злая мачеха, верный слуга и т. п.)

Понятие «мифологема»  означает «повествование». Здесь собрано воедино все, что  общество знает о мире предков и о том, что было до них.

 Сравнительное изучение мифов разных народов показало, что похожие мифы существуют у разных народов, в различных частях мира, и что уже сходный круг тем, сюжетов, описываемых в мифах (вопросы происхождения мира, человека, культурных благ, социального устройства, тайны рождения и смерти и другие) затрагивают широчайший круг коренных вопросов мироздания.

        Итак, в узком значении «мифологема» - развернутый образ архетипа.

 Как переработанные формы архетипов, мифологемы - продукты воображения и интеллектуальной интуиции - выражают непосредственную и неразрывную связь образа и формы. Они осваиваются сознанием в символическом тотальном контексте со всем сущим, включаются в  когнитивные связи и задают некую тему,  превращаясь в повествование.

В творчестве поэта архетипы и мифологемы непосредственно ткут плоть текста, реализуясь в системе символов и других поэтических категорий. На базе примитивных архетипических связей образуются мифологемы  текста.

О, вещая душа моя!
О, сердце, полное тревоги!
О, как ты бьёшься на пороге,
Как бы двойного бытия!

Глава 1. Истоки представлений Тютчева  стихий.

Поэзия Тютчева – это во многом попытка постичь, “сформулировать” “двойное бытие” через зримые образы. У нас  с вами есть возможность наглядно увидеть, как это происходит в конкретном стихотворении – в его мире и в его тексте.

Тот же все вечный прибой и отбой,
Тот же все призрак тревожно-пустой.

Два мира – внешний (природный) и внутренний (душевный); их видимое противопоставление и внутреннее единство.

Со-противопоставление проникает и в структуру стихотворения, которая “распадается” на две части (“левую” и “правую”), соответствующие двум мирам. “Водораздел” подчёркивается паузой, которая “больше, чем цезура”. Практически каждое слово вступает в отношения антонимии со своей парой. В качестве “добавочного” приёма Тютчев “удваивает” слова (…),  применяет синтаксический параллелизм в строках и полустрочиях.

Последние две строки подчёркивают, что “единство сущностное” сильнее “антитезы кажущейся”.

Сегодня мы попытаемся приблизиться к постижению художественного мира поэта, воспользовавшись его же любимым приёмом – сравнением.

Сопоставление двух редакций одного стихотворения

Сопоставительный анализ разных вариантов одного стихотворения.

(Включается аудиозапись стихотворения “Весенняя гроза” в исполнении А.Кутепова)

Первый вариант стихотворения был создан Тютчевым в 1829 году, второй – через много лет, в 1854-м.

 Это весёлое, бодрое, озорное стихотворение. Гром “грохочет в небе голубом” – он не устрашает, а радует.

 Слова “весело весенний” заменены на “весенний, первый”, и это усиливает ощущение новизны.

 Поэт вводит слова “резвяся и играя”, которые придают динамику картине и одновременно очеловечивают природу.

 Вторая строфа воссоздаёт картину природы, которая преображается, меняется. Строфа строится на глаголах, передающих лёгкость, подвижность. Мы начинаем не только зрительно воспринимать картину, но и слышать. Появляются аллитерации на [с–з], [р–р’].

 Появляются словосочетание “гам лесной” и слово “шум”. Картина постепенно утрачивает конкретность, становится обобщённой, переходя в философский план. Эта строфа делает стихотворение именно “тютчевским”. Здесь происходит как бы “перевод” мира в миф (наслоение второго на первый). Геба – богиня юности (раб, вошедший в храм Гебы, получал свободу). Кубок – символ полноты жизни. Таким образом, гроза в понимании Тютчева – это явление вне времени и пространства.                                                                                       Интересен эпитет “громокипящий”. В нём, как в аккорде, собраны воедино все “знаковые” звуки стихотворения. Без последней строфы это – лишь “картинка”. С нею – это миф. Картина укрупняется от размера сада до масштабов вселенной.

        Таким образом, мы видим, что при сопоставлении двух редакций одного стихотворения можно увидеть такие поэтические приёмы, мысли, которые мы можем не заметить, обратившись лишь к одному тексту.

        Итак, Тютчев не просто рисует картины жизни. Он пытается постичь её тайны. Природа у него – не пейзаж (как у Пушкина, Некрасова и многих других поэтов), а часть космоса, грозная стихия, преодолеть которую человек не в силах. Однако в определённые моменты он может слиться с нею (“Всё во мне, и я во всем”) – и в эти мгновения ему приоткрывается Тайна Бытия. А мы, читатели, со своей стороны, тоже можем ощутить эту Тайну Бытия (“двойного” Бытия!), прикоснувшись к таким мгновениям, “застывшим” в слове поэта.

Глава 2. Мифологемы Стихии в поэзии Тютчева.

        Бальмонт называл поэзию Тютчева «психологической лирикой», сравнивая ее в этом плане с Фетом: «В их поэзии, лишенной героического характера и берущей сюжетами просто-напросто разные состояния человеческой жизни, все таинственно, все исполнено стихийной значительности... [5]

         У Тютчева, по словам А. И. Селезнева, нет пейзажной лирики как таковой. Он не создавал картин природы, не описывал явлений и событий самих по себе. Внимательно всматриваясь в них, он настойчиво искал их сокровенный смысл, «томительно жаждал прорыва в иной мир» [6].

Тютчев с его устремленностью в область вечного, религиозного, метафизического, основными мифологемами, ориентирами своего творчества избрал стихию в архетипическом сознании.

         Природа для него – сгусток живых страстей, сил, чувств, а отнюдь не мертвый материал, послушный воле художника, что замечательно отражено в программном стихотворении поэта:

Не то, что мните вы, природа –

Не слепок, не бездушный лик:

В ней есть душа, в ней есть свобода,

В ней есть любовь, в ней есть язык.

        Даже в тех произведениях, где темой служат отдельные моменты, проявления личной, внутренней жизни, они представляются поэту одновременно и выражением чувств и явлений всего космоса.

По мнению А. И. Селезнева, непосредственное воздействие на мировоззрение Тютчева ещё в детские годы оказали некоторые особенности русского народного православия, вобравшего в себя экологическую культуру восточных славян, культ матери-земли.[7] Как писал С. Л. Франк, «национальная русская религиозность имеет сильное чувство космического» [ 8 ]

Космос у Тютчева – олицетворение вселенского покоя, своего рода нирваны. Тютчева, как истинного пантеиста, безудержно влечет к слиянию, растворению вплоть до уничтожения себя в общем мировом космическом движении.

Именно в этом слиянии с космосом Тютчев видит возможность и надежду достигнуть утраченного счастья, самого «я» человека.

Однако это же самое «я» и не позволяет человеку достичь гармонии с природой, это же самое «я» и нарушает ее гармонию, поэт ощущает мировой хаос и в микро -, и в макрокосме.

Именно в этом мистически-чутком и до реальности ощутимом восприятии хаоса – одно из самых глубоких и самобытных проявлений философской поэзии Тютчева. Здесь та стихия ночи, которая и есть контраст лучезарному дню: «густеет ночь, как хаос на водах».

Ужас, страх ночи и хаоса, да, но к нему-то и льнет душа человека, как бы в подтверждение вещим словам Пушкина:

Все, что нам гибелью грозит,

Для сердца смертного таит

Неизъяснимы наслажденья.

У Тютчева:

О, страшных песен сих не пой

Про древний хаос, про родимый!

Как жадно мир души ночной

Внимает повести любимой!

Из смертной рвется он груди

И с беспредельным жаждет слиться...

О, бурь заснувших не буди:

Под ними хаос шевелится.

Владимир Сергеевич Соловьев в статье «Поэзия Ф. И. Тютчева» пишет: «…Жизнь и красота в природе – это борьба и торжество света над тьмою, но этим необходимо предполагается, что тьма есть действительная сила. И для красоты вовсе не нужно, чтобы темная сила была уничтожена в торжестве мировой гармонии: достаточно, чтобы светлое начало овладело ею, подчинило ее себе, до известной степени воплотилось в ней, ограничивая, но не упраздняя ее свободу и противоборство. Так безбрежное море в своем бурном волнении прекрасно, как проявление и образ материальной жизни, гигантского порыва стихийных сил, введенных, однако, в незыблемые пределы, не могущие расторгнуть общей связи мироздания и нарушить его строя, а только наполняющих его движением, блеском и громом» [ 10 ].

Действительно, у Тютчева стихия агрессивна, опасна, темна:

Под дыханьем непогоды,

Вздувшись, потемнели воды

И подернулись свинцом

         В лирике Ф. Тютчева всегда присутствует двойственность, борьба, сопряжение различных начал, базирующееся на этих определяющих мифологемах. Наиболее яркий пример тому – стихотворение «День и ночь».

День – сей блистательный покров –

День – земнородных оживление,

Души болящей исцеленье,

Друг человека и богов.

Но меркнет день, настала ночь, –

Пришла – и с мира рокового

Ткань благодатную покрова,

Собрав, отбрасывает прочь.

И бездна нам обнажена,

С своими страхами и мглами,

И нет преград меж ней и нами:

Вот отчего нам ночь страшна.

День и ночь — символы двух различных стихий, светлой и темной, которую Тютчев называет «хаосом», олицетворением «бездны безымянной»:

Как жадно мир души ночной

Внимает повести любимой!

Из смертной рвется он груди

И с беспредельным жаждет слиться.

О, бурь уснувших не буди:

Под ними хаос шевелится!..

Жизнь  – борение светлого начала с хаосом. Однако победа светлого не означает полного искоренения хаоса, как на это можно было бы надеяться:

Неверные преодолев пучины,

Достиг пловец желанных берегов;

И в пристани, окончив бег пустынный,

С веселостью знакомится он вновь!..

Ужель тогда челнок свой многомощный

Восторженный цветами не увьет?..

Под блеском их и зеленью роскошной

Следов не скроет мрачных бурь и вод?..

Вселенское бытие двойственно: свет и мрак связаны между собой, как день и ночь, лето и зима. Бездна оборачивается животворным океаном, а конец – началом:

Приди, струей его эфирной

Омой страдальческую грудь –

И жизни божеско-всемирной

Хотя на миг причастен будь.

И главное, не только светлое начало, но и хаос, мрак божествен, прекрасен и привлекателен. Это подтверждается и эпитетами: «родимый хаос», «святая ночь».

Действительно, Тютчев пишет:

О ночь, ночь, где твои покровы,

Твой тихий сумрак и роса!..

Здесь ночь – скорее космос с его гармонией и покоем. Покой воплощается в звёздном небе ночного Космоса:

В горнем выспреннем пределе

Звёзды чистые горели,

Отвечая смертным взглядам

Непорочными лучами...

Как хорошо ты, о море ночное, -

Здесь лучезарно, там сизо-темно...

В лунном сиянии, словно живое,

Ходит, и дышит, и блещет оно...

На бесконечном, на вольном просторе

Блеск и движение, грохот и гром...

Тусклым сияньем облитое море,

Как хорошо ты в безлюдье ночном!

Зыбь ты великая, зыбь ты морская,

Чей это праздник так празднуешь ты?

Волны несутся, гремя и сверкая,

Чуткие звезды глядят с высоты.

В этом волнении, в этом сиянье,

Весь, как во сне, я потерян стою –

О, как охотно бы в их обаянье

Всю потопил бы я душу свою...

Тайна, скрытая в глубинах Космоса, в принципе непознаваема. Но человек может приблизиться к ней, к осознанию ее глубины и подлинности, полагаясь на интуицию.

Понимание как приобщение к тайне может произойти, к примеру, во время сна-откровения:

И море, и буря качали наш челн;

Я, сонный, был предан всей прихоти волн.

Две беспредельности были во мне,

И мной своевольно играли оне.

Вкруг меня, как кимвалы, звучали скалы,

Окликалися ветры и пели валы.

Я в хаосе звуков лежал оглушен,

Но над хаосом звуков носился мой сон.

Болезненно-яркий, волшебно-немой,

Он веял легко над гремящею тьмой.

В лучах огневицы развил он свой мир-

Земля зеленела, светился эфир,

Сады-лавиринфы, чертоги, столпы,

И сонмы кипели безмолвной толпы.

Я много узнал мне неведомых лиц,

Зрел тварей волшебных, таинственных птиц,

По высям творенья, как бог, я шагал,

И мир подо мною недвижный сиял.

Но все грезы насквозь, как волшебника вой,

Мне слышался грохот пучины морской,

И в тихую область видений и снов

Врывалася пена ревущих валов.

Горючей влагою своей.

         В интерпретации  стихии И. Ф. Тютчев использует и библейские, и античные сюжеты, более того: глубинное понимание этих двух мифологем отсылает нас к истокам зарождения мифов, к истокам представления о хаосе как о женском, водном первоначале, ассоциируемым с материнской утробой; и представлениям о космосе как о мужском начале, упорядочившем хаотическую сущность мироздания. На диалектической борьбе и сосуществовании этих двух начал базируется вселенная тютчевской поэзии.

Заключение

В результате проведенного исследования мы пришли к выводу, что мифопоэтическая система Ф. Тютчева базируется на бинарном противопоставлении темных сил и светлых. Хаос и Космос – две основные мифологемы, на противопоставлении которых выстраивается глубокая философская составляющая поэзии Тютчева.

Итак, Хаос – первоначало, Космос – начало творческое.

Интересно, что борьба Хаоса и Космоса, традиционная для античной и выросшей на ее основе европейской культуры у Тютчева рассматривается скорее как необходимое условие для мирового равновесия, что больше соответствует восточной традиции, в частности, китайской.

Однако противопоставление Хаоса и Космоса в поэзии Тютчева выходит далеко за рамки противопоставления добра и зла. Хаос и Космос Тютчева – это понятия над добром и злом.

Так, хаос может быть величиной не только отрицательной, но и положительной.  В хаосе заключена тайна, чудо, мысль, философия, стремление постигнуть тайны мироздания. Тютчевский  Космос – это уже  покой, в некотором роде близкий к восточному понятию нирваны. В борьбе этих двух начал и существует жизнь.

Человек может только приобщиться к этой тайне, понять: поэзия-прежде всего к эмоции человека, наиболее органично приближает к читателю мироощущение самого Тютчева.

Библиография

1.         Аксаков И.С. Федор Иванович Тютчев. Биографический очерк // Аксаков С. и Аксаков И.С. Литературная критика. М., 1981.

2.         Боткина А. П. Павел Михайлович Третьяков в жизни и искусстве. М., 1951.

3.     Бройтман С. Н. К проблеме диалога в лирике Тютчева // Типологические категории в анализе литературного произведения как целого. Кемерово, 1983.

4.     Брюсов В. Я. Ф. И. Тютчев // Мастерство поэта. М., 1981.

5.     Лотман Ю. М., Минц З. Г., Мелетинский Е. М. Литература и мифы // Мифы народов мира: Энциклопедия. М., 1980. Т. 1. С. 220 – 226.

6.     Лотман Ю. М. Поэтический мир Тютчева // Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии. СПб., 1996.

6.     Орфей. Языческие таинства. Мистерии восхождения. М., 2001.

7.     Петрова И. В. Анненский и Тютчев (К вопросу о традициях) // Искусство слова. М., 1973. С. 277 – 288.

8.     Пигарев К. В. Жизнь и творчество Тютчева. М., 1962.

9.     Пигарев К. В. Поэтическое наследие Тютчева // Тютчев Ф. И. Лирика.

10.      Соловьев В. С. Поэзия Ф. И. Тютчева // Соловьев В.С. Философия искусства и литературная критика. М. 1917.