Сочинение "Моя семья в истории страны"

Моя семья в истории страны

Бойченко Иван Николаевич,

Ученик 8 «А» класса

Снеткова Ирина Анатольевна,

учитель русского языка и литературы

Моя семья в истории страны

Эх, как же повезло тем людям, чьи предки оставили яркий след в истории. Как здорово, например, носить фамилию Пушкин, быть предком Шолохова или знать, что твой дед или прадед изобрел что-то нужное каждому. А кто знает  фамилию Бойченко?! Никто…  А может…

Размышляя долгое время о том, какой же все-таки вклад сделали мои предки в развитие истории нашей страны, я пришел к выводу, который меня не удовлетворил. Я понял, что ничем особенным мои предки не отличились. Ну, были они крестьянами. Ну и что с того? Сколько таких было, и вряд ли их судьба отличалась от миллионов других «простых» судеб. Конечно, каждый из нас в глубине души надеется, что мы делаем что-то важное, что наши далекие предки были героями, что именно они сыграли значительную роль в истории страны, ну или хотя бы города. И как часто наши мечты рассыпаются в прах, на миллионы песчинок,  забивающих  щели в наших и без того не защищенных душах, засоряя их и делая нас циничными. Эти философские размышления меня до того утомили, что уснуть мне пришлось прямо на месте моих фатальных раздумий.

        Недолго я пробыл в полузабытьи, открыв глаза, я долго ничего не мог понять. Вокруг лишь тьма. Куда идти? Где выход? Лишь пустота, не имеющая начала и конца, окутавшая меня страхом. Только сейчас я понимаю, что имя этой тьме «безнадежность». Без-на-де-жность – как будто даже голые стены боятся этого слова, и содрогается душа. Понять, что скрыто в этих тринадцати буквах, несложно. Но вот, где-то вдали вспыхнул огонек, столь малый и неприметный, что вряд ли даже ночью обратишь на него внимание. Но тогда, этот лучик огня показался мне спасительным Александрийским Маяком, таким светлым и великим, что страх отпрянул. Я ринулся на этот спасительный свет, но чем ближе я подходил, тем дальше он ускользал от меня, но я не упустил «надежду». Да-да, это пламя и было то самое, о чем говорят нам взрослые, то пламя и было тем, что должно погибнуть последним и не погибло в моей душе. И каково было мое удивление, когда моим глазам показались две фигуры. Это были мужчины, сидевшие за дубовым столом. Один, невысокий, мускулистый, с густыми черными бровями и выразительным и добрым взглядом. Второй же, голубоглазый, сидел, подперев правой рукой подбородок и внимательно, немного прищурясь, изучал меня с добродушной улыбкой. Он был в армейской форме, весь чистенький и выглаженный. В середине стола горела «надежда». Долго они сидели молча, как будто не замечая меня, но тут мне послышался тонкий голосок, исходивший из уст мускулистого мужчины.

- Ну, Федор, как думаешь, выйдет ли что путное из наших правнуков, а?

- Ой, не знаю, Федор Андреанович, не знаю. Они ведь думают, что мы с тобою балду гоняли, а мы... – четко проговаривая эту фразу, мужчина в военной форме продолжал изучать меня, и я не мог не почувствовать в этом взгляде безграничный душевный простор Русского человека.

- А вы, Федор Филиппыч, немцев гоняли

- Да и вы, Андреанович за свою жизнь не малое сделали. И не была ваша смерть напрасной.

- Да, как же не была, если правнуки знать не знают ни обо мне, ни о…

- Познают они енто, познают, время еще не пришло.

- Умный ты мужик ,Филиппыч! Жаль, что такого человека потеряла наша страна на фронте.

- Ан нет! Не соглашусь с вами Федор Андреанович. Долг это был мой, долг – отдать дань предкам нашим, что тысячелетия хранили русскую землю. Да и не дело это мужику с бабами и детьми цацкаться, когда собратья наши подставляли себя под пули.

- А ведь были шансы-то у тебя, не воевать.

- Да вы что, Федор Андреанович. Ну, поймите, не мог я поступить иначе, нежели умереть, защищая свою родину, которая и по сей день хранит наших потомков.

- Думаешь, обманывали мать твою те комиссары, что пытались обменять твою жизнь на самолет?

- Хе, какой самолет? Откуда ж деньги-то у нас на самолет? На пчеловодстве на самолет не заработаешь! Вымогатели все енто были, вымогатели!

- А ведь и контузило ведь тебя брат.

- И что же?

- А то, что мог ты вернуться тогда домой-то, ан нет, продолжил далее биться за свободу русскую.

- Знаешь, о чем грущу ,Андреанович?

- О чем, Филиппыч?

- О том, что внукам и правнукам не достался орден мой, красной-то, звезды, он был зарыт со мной и братьями моими боевыми. Знают они о нем писем моих, но не видали в глаза той награды.

- Не жалей, ты погиб геройски,  отстаивая честь свою и Родины! Быть может, братскую могилу твою еще прнавнуки-то навестят. Доедут до Витебска, с современными возможностями-то.

 Тут  Федор Андреанович повернулся ко мне, добродушно улыбаясь.

- Слушай, Федор Андреанович, мы же ведь с тобою оба из крестьянских семей.

- Ну.

- А какие судьбы-то разные.

- Я сибирский! Ты южанин!

- Нет, ты не понял, судьбы…

- Родина наша судьбу определяет и предки! Понял я все, правильно говорю. Не будь я сибирским, не будь я старообрядцем из клана семейских, разве бы я выстоял весь этот путь, что приготовил мне Господь.

- Согласен. Слушай, Федор Андренович, расскажи мне свою повесть.

- Так ты же все знаешь!

Тут Федор, тот что в военной форме, подмигнул своему собеседнику и подняв густые брови провел на меня взглядом.

- Ну,  хорошо. Надо так надо. Родился я в тысяча девятьсот седьмом году, на девяносто лет старше я своего правнучка Ивана. В Забайкалье, в непроходимой тайге. У отца моего Андреана было пятнадцать детей, я был седьмым. Предки наши, старообрядцы из-под Архангельска, были гонимы Никоном и царем, что вообразил себя патриархом и мало того, что отнял старую, правую веру, да еще и пять тысяч восемь лет Русской истории с собой прихватил. Но прощены были мои предки по приказу Екатерины II, отданы были нам по ее приказу земли великие. Сами расчистили мы тайгу в шестьсот гектар, не пользуясь наемной силой. Силен был русский народ… Да, не то, что в нынешнее время. Брал я, значит, два мешка зерна по семьдесят килограммов, садил на шею мужичка и вперед, на третий этаж.

- А помнишь, как ваши кланы, что по обе стороны реки были, бои устраивали кулачные и просил тебя твой клан не приходить на эти бои, потому, что другой клан боялся тебя…

- Было дело.

- А почему ваш клан семейскими звали?

- Да потому, что семья для нас, поистине святым была и надеюсь, память наших предков передастся нашим потомках.

- А ты ведь Федор и председателем колхоза был избран.

- Да, в двадцать восемь лет. И за два-три года стал наш колхоз богатейшим. Купил я сам автомобиль, привез первый трактор. Хотя были и сложности. Просили меня сдать всех единоличников, но я был непреклонен и говорил: «Я докажу на примере преимущество колхозного строя и ко мне сами придут единоличники». Но самое ужасное, что святая святых нашего клана была нарушена моим двоюродным братом Грудининым. В тридцать восьмом году жалоба на меня от него поступила. Ну а затем, ты и сам знаешь, что случилась. Посадили меня по статье, за… превышение самообороны. Ну не мог я, не мог вынести  издевательств. Вырвал прикрепленный к полу стул и… - по взгляду его было видно, как до сих пор это его трогает, но злобы уже не было. - Сидел в Читинской тюрьме, но еще хуже было то, что заставили меня подписать, что я враг народа. Ну и все… погиб я в сорок первом…

- Да… а в пятьдесят четвертом реабилитирован.

Вдруг лучина, горевшая на столе, вспыхнула огромным пламенем и осветила всю мглу. И я увидел, что не так уж страшна тьма, когда есть в душе пламя надежды.

- Зато оставил трех сыновей, один из которых твой дедушка Иван, Василий Федорович… - сказав это, прадед  приподнял бровь и усмехнулся.

- Ну что, Иван, жалеешь, что низкого рода были твои предки?

Фраза эта повергла меня в такое смятение. Такого стыда я никогда не  испытывал.  Пусть неизвестного рода мои предки, Пусть я не потомок Пушкина. Но без таких людей, как мои прадеды не стояла бы Русская земля!