Этнографический материал в романе А.А.Бальбурова "Поющие стрелы"

Муниципальное автономное образовательное учреждение

«Средняя общеобразовательная школа № 43»

 Научно-исследовательская работа по литературе Бурятии

Тема: «Этнографический материал в романе А.А. Бальбурова

«Поющие стрелы»»

Автор: Цыдыпов Ярослав,

 ученик  7 класса  «А»  МАОУ СОШ № 43

Руководитель: Цыдыпова Ю.В., учитель русского языка и литературы

Г. Улан-Удэ

2012

Оглавление

Введение

Основная часть

Глава  I.  Этнографический материал в художественной литературе.

§ 1 Этнографический материал как способ отражения национальной картины мира.

§ 2  Традиции устного народного творчества в бурятских романах первой половины. XX века.

Глава  I I .  Роман А.А.Бальбурова «Поющие стрелы»: национальная картина мира.

§ 1  Бурятские обычаи в романе.

§ 2 Элементы устного народного творчества в романе.

§ 3  Бурятские легенды и предания в романе.

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Бурятская литература имеет почти вековую историю. Ее зарождение уходит корнями в устное народное творчество. Художественная литература, а особенно литература этнических групп и малых народов, следуя по пути развития мировой литературы,  всегда обогащалась за счет фольклора. И бурятская литература  не исключение. Она довольно полно и разносторонне отразила различные этапы,  богатство и разнообразие народной жизни. В бурятской литературе широко используются мотивы фольклорных странствий, боевых походов, скитаний и гонений, мотив возвращения, архетипы очага, коновязи, юрты и т.п.

Творчество любого писателя, прежде всего, национально, потому что он сам является носителем культуры своего народа, его мировоззрения и самосознания. И всегда актуально исследование   своеобразия национального мышления и отражения  национальной картины мира в художественной литературе.

На уроках литературы Бурятии мы изучали роман А.А.Бальбурова (1919-1980) «Поющие стрелы», и меня удивило обилие этнографического материала в этом романе, поэтому я решила  исследовать, как писатель смог отразить этнографический быт бурятского народа в историко-социальном романе о  русской революции. Это и стало целью моей работы.

Были поставлены следующие задачи: изучить функционирование этнографического материала в бурятской литературе; рассмотреть этнографический быт бурят в ткани романа «Поющие стрелы»; проследить, как влияют  традиции устного народного творчества на художественную выразительность произведения.

Объектом исследования моей работы стал роман А.А.Бальбурова «Поющие стрелы», а предметом – изучение этнографического материала в романе.

При написании работы я изучил много литературы: монографии, журнальные статьи, пользовался Интернет-ресурсами. На мой взгляд, тема актуальна, так как духовное  богатство, самобытность народа передается из поколения в поколение посредством родного языка и родной культуры.    

Глава  I.  Этнографический материал в художественной литературе.

§ 1 Этнографический материал как способ отражения национальной картины мира.

Ещё в XIX веке возникают первые попытки объяснить, что означает понятие «этнос», «народ».

Этнография –  историческая наука, изучающая быт и культуру народов земного шара, их происхождение, расселение и культурно-исторические связи. Как всякая историческая наука, этнография не ограничивается фиксацией современных явлений, а рассматривает их в становлении и развитии, пользуясь для этого и письменными источниками. Большое значение в этнографических исследованиях имеет изучение пережитков, т. е. тех явлений в современной жизни народов, которые, возникнув в предыдущие эпохи, продолжают сохраняться, утратив в значительной степени своё первоначальное содержание и значение.

Этнография тесно связана со многими гуманитарными науками, в том числе с фольклористикой и литературой.

Так, еще в античной литературе имеются не только описания различных народов, но и попытки осмыслить известный тогда этнографический материал (Геродот Страбон, Лукреций Кар и др.).  Традиции античной литературы сохраняются и развиваются в период средневековья историками и географами Византии (Маврикий, Прокопий Кесарийский, Константин Багрянородный и др.), а также в средневековой литературе на персидском и арабском языках (Ибн-Хордадбех, аль-Масуди, Якут, Ибн-Баттута и др.).

В качестве письменного источника для изучения этнической истории, динамики традиционного хозяйства и различных сторон материальной, социальной и духовной культуры этнических общностей этнографы используют данные летописей, хроник, исторических повестей и подобных источников. Однако и сами писатели используют накопленный этнографический материал, вводя его в ткань произведения.

Например, в русской литературе XIX века образовалась группа так называемых писателей-этнографов. Это В.И. Даль (1801-1872), В.Н.Майнов (1845-1888), С.В. Максимов (1831- 1901), Н.С.Лесков (1831-1895), П.И. Мельников-Печерский (1818-1883), А.Ф. Писемский (1820-1881)

Все эти писатели раскрывали национальную психологию русского народа. Они запечатлели определенные этнографические явления, изображая быт определенной местности. Их герои – носители этнографического быта как в самой стихии народного языка, так и в определенной среде обитания и времени. Этнография у В.И.Даля и его последователей подчеркивает черты той или иной народности, являясь немаловажным средством типизации образа.

Писатели-классики также вводили этнографический материал в свои произведения. Известно, например, что многие из них вводили в свое творчество элементы азиатской эстетики – культ гор, степи, воды, неба (А.С.Пушкин, М.Ю.Лермонтов, Л.Н.Толстой, А.П.Чехов, И.Бунин).

Так, например, в повести «Хаджи-Мурат» Л.Н.Толстой использует помимо дагестанского фольклора, горской народной лексики и фразеологии, дагестанский этнографический материал, который так же, как и фольклорный, гармонично вплетен им в повесть. Этнографический материал, использованный в повести, Л.Н.Толстой брал из самой жизни, из собственных наблюдений, почерпнутых во время его пребывания на Кавказе. Изучая этнографический материал, Л.Н.Толстой останавливается не на случайных, а на типичных и наиболее существенных явлениях современной ему жизни горцев. При этом писатель не загромождает своего повествования излишними этнографическими деталями. Толстой дает некоторые подробности одежды горцев – «черный бешмет, подпоясанный ремнем с большим кинжалом», черные легкие чувяки и «черные спушенные ноговицы». Он подчеркивает характерную привычку горцев сидеть, облокотив руки на скрещенные ноги и обязательно в папахе»; « Хаджи-Мурат замер в той же позе, облокотив руки на скрещенные ноги и опустив голову в папахе».  Однако, в данном в данном случае, за типично горским этнографизмом у Толстого вырисовывается особенное и индивидуальное в личности изображаемого им героя.

Таким образом, русские писатели,  используя богатый этнографический материал, стремились показать типичный национальный характер своего героя; вводя материал устного народного творчества в канву своих произведений, они обогащали его, делали выразительнее и эмоциональнее.

§ 2  Традиции устного народного творчества в бурятских романах первой половины  XX века.

Устное народное творчество занимает выдающееся место в духовной жизни бурятского народа и является важнейшим источником для познания его древней культуры.

Бурятский роман с самого начала своего существования отражал процессы изменения действительности и развития человеческих характеров. Процесс развития бурятского романа в целом характеризуется становлением концепции, основанной на образном раскрытии сложного, порой драматического взаимодействия человека с историей, с ее социальными и духовными проблемами. Но, кроме того, значительную роль в  жанре бурятского романа играли и играют традиции устного народного творчества, фольклорного наследия, которое «есть часть ее специфики, национального своеобразия»^[1].

Приведем примеры характерных суждений о специфике бурятской литературы с точки зрения использования в ней традиций устного народного творчества в общем и этнографического материала в частности.

«Большую роль в художественной выразительности образа, во всем содержании произведения играли и играют традиции устного народного творчества, которые есть часть специфики бурятской литературы, ее национального своеобразия».^[2] Бурятские писатели, следуя фольклорной традиции, использовали формы "пролога", формы дающей экспозицию и как бы выполняющей роль зачина на манер старинных бурятских улигеров. «Обращение писателя к такой "кладке" фундамента повествования, по всей вероятности, вызвано тем, что подобный художественный прием в национальной литературе имеет уже сложившиеся традиции, апробирован многими бурятскими писателями»^[3].

Наконец видна  национальная специфика в  художественном изображении пейзажа: «Перед нами пейзаж, стремящийся к всеохватному действию и потому "мало заботящийся" о художественной детали, глубокой прорисовке изображения. <...> Пейзаж, отображающий поведение людей, несомненно, обогащает, ярче раскрывает описываемые характеры. <...> Пейзаж-зачин - это сугубо национальная форма пейзажа с ясно видимыми фольклорными истоками к объемности, шири, несущая совершенно иную смысловую и художественную нагрузку, чем общепринятые пейзажи»^[4].

Таким образом, бурятские романы пронизаны фольклорными мотивами.

Мотивы устного народного творчества проникают в  романы Х.Н.Намсараева «На утренней заре», Д.О.Батожабая «Похищенное счастье», Ц.-Ж.Жимбиева «Степные дороги» и «Год огненной змеи», В.Митыпова «Долина бессмертников», А.Бальбурова «Поющие стрелы».

Традиции устного народного творчества существенно обогатили первые бурятские романы.

Пролог, повествующий о довоенном времени у Б.Мунгонова («Хилок наш бурливый»), и пролог, знакомящий читателя с героями произведения Ж.Балданжабона («Голубые сопки»), как бы выполняют роль зачина в  бурятском улигере – «а теперь о том, что случилось».

У Ц.-Ж.Жимбиева в  «Степных дорогах» этот прием фольклорного зачина используется  уже не только в начале произведения, но и в каждой главе.

Легенда о сигнальной поющей стреле, которая в битве выпускается последней, пронизывает весь роман А.Бальбурова «Поющие стрелы», заставляя читателя вглядываться в описываемые события, как бы с глубины веков, что, несомненно, придает произведению большую полифонию.

Итак, использование богатейшего фольклорного наследия в бурятской литературе – это, прежде всего, активизация процесса возвращения к своим корням, проявление художественного национального самосознания.

Глава  I I .  Роман А.А.Бальбурова «Поющие стрелы»: национальная картина мира.

§ 1  Бурятские обычаи в романе.

Литература как часть культуры отражает специфику национального мировидения. Отличительной чертой бурятской прозы является то, что в произведениях много национальных элементов.

Для романа А.Бальбурова характерно описание жизни героев во всех этнографических подробностях, потому, что быт и особенности образа жизни бурят не известны главному герою – ссыльному Савелию Кузнецову. Но подобная «этнопоэтика»  изображения не является излишней, она способствует пониманию национального характера и мышления.
           Автор, прибегнув к нехитрому художественному приему - путем введения в сюжет персонажного тандема: русского ссыльного революционера, наделенного исследовательским интересом, и просвещенного бурята, знатока и собирателя предметов бурятской этнографии, - с документальной прямолинейностью и азартом рассказчика-просветителя сообщает читателю факты этнографического быта бурят.

Повсеместно среди бурятского населения Забайкалья бытовали ламаистский и шаманский культы обоо. Это основная форма внедацанской обрядности, которая проводится коллективно. Ритуальные действия совершаются в рамках определенного культового сообщества. Обоо - это святилище, место пребывания самого сильного духа. Обоо сооружается в виде нагромождения камней на вершинах гор, на перевалах, на берегах озер, в степи.

Роман начинается с описания обряда изгнания  злых духов и болезни из бурятки Магрины. Со всей присущей ему реалистичностью описывает Бальбуров действия шамана Пилу,  когда тот ведет жителей улуса к темному провалу Ганга-Эрье и к вершине Хасанги^[5].

Очень ярко и красочно описан свадебный обряд бурят, начиная со сватовства и заканчивая прибытием свадебного поезда к дому жениха.

Завораживающее впечатление на читателя производит обряд испытания огнем, которое  по желанию родственников жениха проходит Мани: «Конечно, не всем предлагалось испытание огнем. Поэтому не было в юрте даже шепота…Надо было обмазать котел, стоящий на огне, так, чтобы винный пар нигде не просочился и чтобы не испачкать одежды на себе…Языки пламени взлетали вверх почти в половину человеческого роста…Это был удивительный танец вокруг желтоватых языков пламени. Походило, что это вовсе  не огонь, а огромный красный цветок с развевающимися лепестками, цветок, вокруг которого танцует заколдованная красавица»^[6].

Михаил Дорондоев знакомит  Савелия Кузнецова и с устройством юрты: «Кузнецов с интересом оглядел это древнее сооружение, которое у всех народов Центральной Азии предшествовало появлению домов. Темные от времени, но тщательно протираемые стены. Черный от сажи и копоти конус крыши из дранья с дымоходом в середине. Четыре круглых столба поддерживают этот конус. Пол юрты - плотно утрамбованная земля. На задней стене висит полный комплект древнего оружия: лук, колчан со стрелами, копье, заржавелый кинжал с рукоятью из слоновой кости, какое-то длинное оружие, похожее на копье с крючком»^[7].  

На глаза просвещенному гостю попадаются все новые предметы, и их описание продолжается:

«Савелий Григорьевич изумился: отделка жбана и такши была поистине поразительна по художественному совершенству. Мало того, что жбан высокий и узкий, с тоненьким горлышком, был вырезан из цельного дерева, похожего на карельскую березу. Он был отделан серебром, да так искусно. Такшу из того же материала мастер снабдил золотой оправой снизу и сверху и тремя ножками из сапфиров»^[8].

Вот сведения о бурятской кухне, которые почерпнул Савелий Кузнецов:

«Позвольте рассказать вам кое-что о бурятской кухне и связанных с ней ритуальных обычаях. Обратите внимание, доктор, буряты всегда начинают угощение с чего-нибудь молочного. Могут вам поставить просто молоко, могут поставить тарак - это специальным образом проквашенное вареное молоко, могут поставить творог. Вы должны, если не хотите обидеть хозяина, непременно отведать. Буряты, как и все монгольские народы, искони занимаются скотоводством. Продукты скотоводства - первейшие у нас продукты. Это наша жизнь. Поэтому все молочное чрезвычайно почитается у нас... <...> Перед вами саламат. Это самое любимое блюдо у бурят. Оно тоже очень древнего происхождения. По количеству калорий оно превосходит все известные вам блюда. Его надо есть осторожно: во-первых, оно обычно подается ужасно горячим и чрезвычайно медленно остывает, потому что покрыто маслом, а во-вторых, кто переест его, тот непременно получит расстройство желудка»^[9].

Важное значение в жизни бурят имели тайлаганы, коллективные моления,  просьба у богов (эжинов) благополучного года, урожая, травостоя, умножения скота, счастья в семьях, избежания бед и несчастий. Подобный тайлаган описан и  автором.

Органично  вплетены А.Бальбуровым в ткань романа слова на родном языке, обозначающие элементы быта бурят: «…сороки начинают стрекотать еще задолго до того, как освежуют усу – предназначенного на забой коня», «их посадили на хоймор – на почетное место в северной стороне юрты», «Не трогайте, это онгоны!...святыни, к которым не должны прикасаться чьи бы то ни было руки без  специальных молитв и заклинаний», «в котел Мани налила из высокого узкого бочонка курунгуй – перебродившее молоко», «другой конец трубы – в горло чугунного кувшина, который стоял, погруженный  ТВ наполненную водой бочку - тэбтэр».

Таким образом, узнавание Савелием Кузнецовым новых обычаев и верований делает для него жизнь в улусе более понятной, более понятной она становится и читателю. Однако независимо от того, какие художественные задачи решал автор, вводя такое обилие этнографической информации в текст, исследователи отмечают, что это объективно свидетельствует о его недостаточной художественной зрелости. С другой стороны, это - явно обозначившаяся идея развивающегося национального самопознания.

§ 2  Элементы устного народного творчества в романе.

Мифы и  легенды, пословицы и поговорки, песни и танцы становятся одним из наиболее глубоко осмысленных жанров бурятского фольклора. У каждого писателя они служат разным целям: у Д. Эрдынеева - выступают как средство раскрытия образа; у Ц. Галанова - философского осмысления идеи произведения; у С. Цырендоржиева - сближения древности и современности, связи времен и поколений; через народные песни Х.Намсараев раскрывал внутренний мир, психоэмоциональное состояние своих героев.

Пословицы и поговорки, приметы, иносказания в  большом количестве введены  в роман «Поющие стрелы»,  чаще всего они служат средством раскрытия образов, характеров, конфликтных ситуаций, повествовательных сюжетов.

Так аллегорично описывает встречу Мани и Ута Мархаса сын шамана Пилу: «…Я вижу маленькую птичку. Она летает перед моими глазами по степи. Вот она полетела к пяти березам. Села на большой серый камень…Но что я вижу? Коршун подкрадывается  к ней»^[10].

Пословицами, поговорками  насыщена речь бурят: «не слишком умен человек, который не может отказаться от опрометчиво данного слова», - говорит Ханта, «воробьи нынче на крапиву садятся – холодная зима будет», - говорит один из сватов Питрэ.

Итак, именно фольклор становится той формой, в которой сохранилась универсальная информация, характеризующая нацию, а в целом этнос. Потенциал фольклора очень широк, что позволяет прозаикам использовать его в собственных произведениях.

§ 3  Бурятские легенды и предания в романе.

Включение в художественное произведение мифов и легенд позволяет авторам обратиться к вневременной сущности человека и мира, здесь мифологизм не выступает средством объяснения окружающего мира, как в фольклоре, а помогает писателям решить художественные задачи. Это качество мифологического в литературе подчеркивает А.Бочаров: «В современной мифологической прозе обычно изображена ситуация, в которой реализуется вечная или относительная общая нравственно-философская истина... В советской же литературе тяготение к мифу прежде всего обусловлено общественной потребностью найти в бурно меняющемся мире стабильные, опорные ценности, ориентиры, разобраться в характере и перспективах борьбы добра и зла, в глубинных законах духовного бытия людей»^[11].

Использование мифов и легенд в романе, позволяет раздвинуть пространственно-временные рамки повествования. Сближаются прошлое и настоящее, потому что прошлое как раз воплощено в мифическом, которое чаще всего проецируется на настоящее. Миф, используемый в произведении, как правило, открыт для будущего, он предполагает дальнейшее развитие, об этом свойстве мифа говорил Ф.В.Шеллинг: «Мифология должна не только охватывать будущее. Она как бы посредством пророческого предвосхищения должна наперед оказаться согласованной с будущими условиями и бесконечным развертыванием времени или адекватной им, т.е. должна быть бесконечной»^[12].

В роман А.Бальбурова «Поющие стрелы» включена родовая легенда хонгодоров, рассказанная ссыльному Савелию Кузнецову, учителем, собирателем бурятского фольклора Михаилом Дорондоевым. Перед рассказом Дорондоев оговорился о том, что он расскажет легенду так, как она у него записана. Это важный момент, легенда передана в том виде, в котором она осталась в памяти народа, передаваясь из поколения в поколение.

Легенда дает нам представление об истории хонгодоров, о переселении племени к Байкалу. В первой части легенды рассказывается о последствиях союза племени с племенами Чингисхана. Постоянные войны истощили племя. Войны в легенде осмысливаются как безнравственные: «Никто никогда не добыл себе счастье концом копья, ни один народ не обрел себе процветания войной»^[13]. Когда совет старейшин решал, что нужно сделать, чтобы спасти племя, вождь хонгодоров пожелал начать новую войну, против него выступил Олзобэ, отец Молонтоя, высказавшись за поход к Байкалу, старейшины согласились со вторым. Начался тяжелый поход хонгодоров на новые земли. И когда были съедены все запасы, кроме сухого мяса, вождь собрал старейшин. «Жизнь племени, его будущее в наших молодых воинах, в наших молодых женщинах и девушках, - сказал он. - Чтобы спасти племя, надо, чтобы мы сейчас же развязали тулумы с молотым мясом. Но у нас слишком много ртов. Если мы не сократим их число, скоро погибнут все. Что нам сделать, чтобы спасти племя?». Старейшины содрогнулись, когда поняли, что хотел сказать этим вождь, но никто ничего не сказал. И вождь приказал сбросить с обрыва всех стариков и старух. Не выполнил приказ лишь Молонтой, сын Олзобэ.

Во второй части легенды, рассказывается о добывании огромного алмаза. Вождь увидел на дне Байкала, у самого берега бесценный камень, который даст возможность племени расселиться на землях любого могучего правителя. Приказал он лучшим воинам достать его со дна. Но никто не смог достать камень, все погибли. И вот настала очередь Молонтоя. Когда он прощался с отцом, тот приказал показать этот камень ему. Старик Олзобэ сразу понял, что камень на дне моря лишь отражение алмаза находившегося на скале.

Всему племени Молонтой рассказал о том, как мудрость отца спасла ему жизнь, а вождь приказал двенадцати лучшим лучникам достать из колчанов двенадцать поющих стрел и крикнул: «Слушайте, хонгодоры! Нет у нас совета старейшин. Поэтому я буду судить себя сам. Я убил мудрость моего народа. За это мне - смерть... Двенадцать поющих стрел попали в сердце вождя...»^[14] 

Роль легенды о хонгодорах в романе не аллегорическая, а идейно-моделирующая. С.И.Гармаева отмечает, что "присутствие легенды и мифа в контексте реалистического материала создает в прозе ассоциативные ряды и связи, обогащая ее реализм скрытыми и потаенными, а также открытыми, лежащими на поверхности, смыслом и значениями"^[15]. Автор увидел в легенде возможность выразить проблемы современного развития народа. Легенда параболична. А.Бочаров определяет параболичность как "качество реалистической философской прозы, благодаря которому произведение заключает в себе с точки зрения духовной, философской что-то гораздо большее, чем то, что является непосредственным предметом изображения, некий прорыв, выход к главным закономерностям бытия"^[16]. В «Поющих стрелах» автор используя легенду как бы строит мост между прошлым народа, его настоящим и будущим.

Вождь племени Хонгодоров, имени которого не пожелали оставить в памяти люди, обладает многими положительными качествами. Он бесстрашен, неукротим, хитер. Все его поступки подчинены одной цели - спасти племя, он ничего не делает для себя лично. Но в этом своем стремлении он забывает о том, что будущее не может существовать без настоящего, а настоящее без прошлого, что одним из главных условий этой взаимосвязи является непременная преемственность поколений. Уничтожив мудрость своего народа, он пытался оставить его без памяти. Эта обращенность легенды в будущее, позволяет применить ее нравственные критерии к современности. Нам, живущим в ХХI, веке уже известно к каким последствиям привела политика "беспамятства". В свете сегодняшних проблем особенно отчетливо проявляется авторская прозорливость, которая воплотилась в идейном содержании легенды и романа. Умение видеть опасные последствия каких бы то ни было попыток отрешиться от прошлого народной жизни и его нравственных уроков выступает одним из основных положений концепции романа.

В романе легенда проецируется на жизнь Михаила Дорондоева, после рассказа он говорит Кузнецову: "Видите ли, вождь хонгодоров по-своему был уверен в своей правоте. Был чрезмерно и жестоко уверен. Потом же, когда он оказался один на один со своей страшной неправотой, он покарал себя. Сам. Все эти дни я думал над своей жизнью. Ужасная мысль сверлила меня: неужели всю жизнь я был неправ!...". ( 2. с.233) Именно легенда содействует окончательному прозрению героя. Дорондоев нашел в себе моральные силы осудить себя и понять, что народ – это коллектив, нравственные устои которого обеспечиваются каждым отдельным человеком и прежде всего личной ответственностью каждого за свои поступки и за все, что происходит вокруг. Введение в образную ткань романа легенды позволяет автору расширить и рамки сюжета, через нее происходит художественное познание действительности как части непрерывного исторического развития.

В романе есть эпизод, который, на первый взгляд, никак не связан со смыслом легенды. Дарба-Дархан вспоминает о своем брате Йолэ, который выкопал отводную канаву, чтобы осушить заболоченный участок луга. Все смеялись над ним, а когда увидели, что болото ушло, были ошеломлены тем, что может сделать один человек. Йолэ перед смертью сказал брату: «У меня нет детей. Имя мое должно растаять с годами, как утренний иней. Я прорыл эту канаву, чтобы люди помнили меня. Труд не пропадает брат мой, не пропадает никогда. Чем больше его, тем дольше его помнят»^[17]. Брат Дарбы-Дархана давно уже умер, а луг, который образовался на месте болота, так и остался лугом Йолэ. Имя его навсегда осталось в народе, потому что для людей проделал он свой труд. Так и в легенде подчеркивается, что народ сохранил имена Молонтоя и Олзобэ, но не пожелал оставить в веках имя бесстрашного воина-вождя хонгодоров, потому что, приняв решение уничтожить своих соплеменников, он потерял свое имя.

Таким образом, легенда в контексте романа размыкает пространство сюжета, давая простор для читательского осмысления. С помощью ее писатель решает несколько художественных задач.

 Во-первых, легенда соотнесена с реальными событиями, происходящими в романе, что позволяет автору в своих оценках подняться до философских обобщений и расширить рамки сюжета.

Во-вторых, отраженный в легенде о хонгодорах нравственный кодекс народа проверяется современностью, то есть мифологическое содержание переосмысляется автором и оценивается исторически.

В-третьих, использование мифа позволяет автору расширить индивидуальные черты героев романа и в то же время охватить общечеловеческие проблемы.

Заключение

В настоящее время в литературоведении актуализируется проблема изучения национальной художественной картины мира через целостный анализ литературных явлений, когда национальная концепция мира и человека заключает в себе неотделимость человека от истории и социальной картины в целом.

Попытка осмыслить историческую судьбу народа, ощутить глубинную связь с прошлым вызвала в бурятской литературе заметную активность в освоении фольклора. Наиболее интересным как в плане освоения литературой фольклора, так и в плане исследования литературно-фольклорных взаимодействий является вторая треть XX века. Этот период характеризуется обращением к фольклору, как средству возможного расширения творческого потенциала литературы, «первоисточнику для нравственно-философских и символических обобщений»^[18].

Необходимо отметить, что бурятские писатели используют фольклорный материала в совокупности с этнографическим. Так, в романе А.Бальбурова описан свадебный обрядовый комплекс, начиная со сватовства, сговора родителей жениха и невесты, института приданого и калыма, заканчивая послесвадебными обычаями. Наряду с ним особо освещается положение мужчин и женщин в условиях патриархального общества. Интерес вызывают упоминания специфичной бурятской национальной кухни, национальной одежды, а также обычаев и традиций. Также в романе  нашли свое отражение картины религиозного характера: упоминания божеств буддийского пантеона, молитв и сутр, описания одежды священнослужителей, их жизни, картины священного места «обоо».

Предпринятая нами попытка анализа романа Бальбурова показала: писатель  обращался к традициям фольклора, к его выразительным средствам, жанрам в связи с тем, что народная поэзия является для него родной стихией.

В текст романа писатель  легко ввел фольклорный материал в виде различных жанровых единиц (мифов, преданий, эпоса, пословиц и поговорок, песен, прославлений). Именно жанры устного народного творчества позволили Бальбурову обогатить историко-революционный роман, послужили средством раскрытия образов.

Литература

1. Алагуева В. Золотая книга Бурятии / В. Алагуева - Улан – Удэ- 2000 г.
2. Баларьева Т.Б. Фольклоризм современной бурятской прозы: автореферат диссертации, Иркутск, 2009. с.4: на сайте http://www.dissercat.com/content/folklorizm-sovremennoi-buryatskoi-prozy
3. Бальбуров А. Поющие стрелы. Улан-Удэ, 1984.
4. Бардаханова С. С., Соктоев А. Б. Система жанров бурятского фольклора. Улан-Удэ: Бурятский институт общественных наук СО АН СССР, 1992.
5. Гармаева С.И. Типология художественных традиций в прозе Бурятии ХХ века. Улан-Удэ, 1997.
6. Дугаров Д. С., Неклюдов С. Ю. Исторические корни белого шаманства: На материале обрядового фольклора бурят. М.: Наука, 1991.
7. Михайлов Т. М. Буряты // Народы и религии мира. Энциклопедия. Главный редактор В. А. Тишков. — М.: Научное издательство «Большая Российская энциклопедия», 1998.
8. Писатели Бурятии XX-XXI вв.: Экспериментальное учебное пособие. – Улан-Удэ: Бэлиг, 2008
9. Уланов А.И. Бурятский фольклор и литература: статьи и заметки. – Улан-Удэ: Бурятское книжное издательство, 1981
10. Шеллинг Ф. Система трансцендентального идеализма, Л., 1996
11. Интернет-ресурсы

http://www.profistart.ru/

http://www.buryatia.ru