Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский в российской историографии.

                         Взгляд   через века.

                             К истории Нижегородского ополчения.

ТЕМА:

« Кузьма Минин и Дмитрий   Пожарский

           в российской историографии».

Выполнила : ученица 7 класса МОУ   Тешинской   СОШ

Пелихова Татьяна

Руководитель: 

Павленко Галина Борисовна

учитель истории Тешинской СОШ

                                       Земля замутилась — пропащее дело!
                                                        Того ли крестьянство сердечно хотело?
                                                         То ли купечество крепко желало?
                                                          Но руки разжались, держава упала.
А может быть, в смуту тянуло боярство?
И мнилось боярству инакое царство?..
Ослабла, однако, великая скрепа,
Такая земля погибает нелепо!
Попала родимая в Божью немилость.
И вот закружилась, и вот замутилась.
На многие дни и на многие лета -
Без малой отрады, без Божьего света.
Но двое мужей на Руси отыскалось, -
Такая-то, право, пустяшная малость!
Но чудо случилось: земля устоялась.
И. А. Тертычный

…Смутное время затянулось уже более чем на десятилетие. Всюду разор, одичание, пепел. Жизнь человеческая – ничто. Все, что есть в человеке безбожного, низкого, подлого – вот оно. Кто злобней и хитрей, кто громче оружием бряцает и без лишних раздумий в ход его пускает, тот и прав. По лесам, по большим и малым дорогам своры бездомных собак, толпы нищих и шайки разбойников. Грабят, отнимают последнее. Если не свои тати-разбойники, то пришлые – шляхта, литва, немчина… Оттого поросли пашни сорняком: мало сеют на Руси, мало жнут – зачем?
А в Москве, в самом сердце ее – Кремле несколько тысяч иноземных солдат. Пребывают здесь они в ожидании Владислава – сына короля польского Сигизмунда, коему в государстве Московском, вроде бы, присягнули: чеканились уже золотые монеты с профилем королевича.
Но   существует ли государство?
Капитан Томас Чемберлен, англичанин, служивший в шведском оккупационном корпусе, информировал Якова I: "Довольно известно, в каком жалком и бедственном положении находится народ в Московии в последние восемь или девять лет: не только их царский род угас, но угасло почти и все их дворянство; большая часть страны, прилегающей к Польше, разорена, выжжена и занята поляками; другую часть со стороны Швеции захватили и удерживают шведы под предлогом подачи помощи. Самый народ без главы и в большой смуте… не осталось никого достойного восприять правление".
                                                                   
Европа не сомневалась: дни Московского государства сочтены!
Не было на Руси власти государевой… Но была, стояла до последнего власть духовная!

                                                     Патриарх Гермоген
Патриарх Гермоген на тот момент был глубоким старцем. "Человек он был горячий, живой, поспешный, поборник по правде, сам был бесхитростен, оттого очень доверчив; но зато, как только становилось ему заметно, что делается не так, как прежде казалось, он тотчас изменялся…". С приходом поляков в Москву, "как ему и подобало яко духовному пастырю, стал возбуждать народ на защиту веры… Поляки никак не могли его обойти и обмануть". (описывает святителя историк и писатель XIX в. Н.И.Костомаров ).И тогда – заключили под стражу. Тем не менее пламенные призывы Патриарха народом были услышаны. И восприняты – как набат.

Чудом преодолев заслоны стражи, пробрались к заточенному Гермогену нижегородцы сын боярский Роман Пахомов и посадский человек Родион Мосеев. И что узрели? "…дьяки и подьячие и всякие дворовые люди поиманы, а двор его весь разграблен", некому помочь старцу даже составить грамоту. Но крепок был духом патриарх: просил ходоков на словах передать благословение всем тем, кто противоборствует захватчику-супостату.
                                Патриарх Гермоген отказывает полякам подписать грамоты

Приходили изменники-бояре со злодеем Мишкой Салтыковым, склоняли королю польскому "крест целовати", о том Сигизмунду и Ляпунову мятежному грамоты подписывать. Отвечал патриарх: "…не благословляю и вам писати не повелеваю, но проклинаю, кто такие грамоты учнет писати; Прокопию же Ляпунову напишу, что благословляю и разрешаю его и всех присягнувших королевичу, идти к Москве и умереть за православную христианскую веру…". Замахнулся Салтыков на патриарха ножом. Нимало не убоявшись, поднял над собой Гермоген крест: "Противопоставляю крестное знамение окаянному ножу твоему, проклинаю тебя в здешнем веке и будущем!". Патриаршей своей властью освободил Гермоген от присяги православных, кто ранее королевичу Владиславу "крест целовал", благословил Ляпунова, воззвавшего к народу ополчаться.
ГОЛОДНОЙ ОБЕСКРОВЛЕННОЙ многолетними междоусобными и внешними войнами, без царя на престоле и патриаршей проповеди в Храме, во всех смыслах смертельно хворой России явились два дотоле мало известных человека и… повернули ход истории! Явление их было чуду подобно. Чудом, по мнению современников, и являлось.
"Пора было возбуждать спящих, то есть указать выход из безвыходного, гибельного положения! Такой живой человек, возбудитель спящих, и явился…", – писал русский историк И.Е.Забелин. Явились  нижегородец земский староста Кузьма Минин и князь Дмитрий Пожарский.   

              Кузьма Минин                                                                князь Дмитрий Пожарский

Год рождения Кузьмы Минина точно установить невозможно. Предки Минина обитали в небольшом волжском городе Балахне недалеко от Нижнего Новгорода, где с XVI века промышляли торговлей и добычей соли. Документы о жизни и предпринимательской деятельности Мининых в Балахне ввели в научный оборот историки И.А.Кирьянов (1965) и В.А.Кучкин (1973). Фамильное прозвище "Минин" происходит от имени отца Кузьмы – Мины Анкундинова, являвшегося в начале 80-х годов XVI века совладельцем соляной трубы Каменки. Значит, деда звали Анкундин, а отцовское имя стало и отчеством (Минич), и фамилией (Минин), хотя правильнее было бы говорить: Кузьма Минич Анкундинов. По данным писцовой книги 1591 года дворцовой Заузольской волости, "за балахонцем за посадским человеком за Минею за Онкундиновым" числилось три деревни с 13 5/12 десятинами перелога и 7 десятинами хоромного леса. Потомки Кузьмы в XVII веке владели в Балахне значительным состоянием – лавками, городскими дворами, соляными варницами.
В отличие от старших братьев, Ивана и Федора, Кузьма покинул родной город и переселился в Нижний Новгород, где со временем приобрел мясную лавку. Самые ранние письменные известия о нем относятся к сентябрю 1611 года. К этому времени Кузьма уже был женат на Татьяне Семеновой и имел взрослого сына Нефеда (о других детях прямых свидетельств не сохранилось). По словам современника и участника событий Смутного времени, автора "Летописной книги" С.И.Шаховского, жил "в то же время человек некий в Нижнем Новгороде убогою куплею питаяся, сиречь продавец мясу и рыбе в требания и в снедь людям, имя ему Кузма".
В "Новом летописце" начала XVII века он ошибочно именуется как "Кузьма Минин, рекомый Сухорук". Действительно, в нижегородской купчей 1602 года упоминается двор некоего "Кузьмы Захарьева сына Сухорука", однако нижегородский историк А.Я.Садовский еще в 1916 году доказал, что Кузьма Минин и Кузьма Захаров Сухорук – разные люди. Тем не менее до сих пор в научно-популярной и справочной литературе можно встретить именование "Кузьма Минич Захарьев-Сухорук".
Кузьма Минин, очевидно, отличался хозяйственной хваткой, предприимчивостью, рассудительностью и справедливостью, чем заслужил уважение посадского торгово-ремесленного люда, избравшего его 1 сентября 1611 года земским старостой. Хотя до Нижнего Новгорода интервенты не добрались, тяготы Смуты нижегородцы ощущали. До них доходили грамоты патриарха Гермогена, а позже Троице-Сергиева монастыря с призывами постоять за родную землю. С избранием Кузьмы Минина земским старостой Нижний Новгород стал центром формирования народного ополчения. "Воздвизает  бо некоего от христианска народа, мужа от рода неславна, но смыслом мудра, его же прозванием нарицаху Козма Минин, художеством бяше преже говядарь. Сей по случаю чина чреды своея бысть начальник в то время судных дел во братии своей, рекше посадьских людей в Нижнем Новеграде", – повествует составитель Хронографа 1617 года. Симон Азарьин в "Книге о чудесах преподобного Сергия" (середина XVII века) описывал явление "чюдотворца Сергия Козме Минину", случившееся дважды. Увидев в своем избрании "начало Божия промысла", он сразу же начал агитировать за "собрание ратных людей на очищение государству". По свидетельству "Нового летописца", Кузьма Минин говорил собравшимся у земской избы горожанам так: 
"Будет нам похотеть помочи Московскому государству, ино нам не пожалети животов своих; да не токмо животов своих, ино не пожалете и дворы свои продавать и жены и дети закладывать и бить челом, хто бы вступился за истинную веру и был бы у нас начальником". 
Услышав колокольный звон, жители направились в Спасо-Преображенский собор, где состоялась служба. После ее окончания прозвучало напутствие протопопа Саввы Евфимьева и страстный призыв Минина подняться на борьбу с иноверцами ради спасения государства Российского.

                         Воззвание Кузьмы Минина к нижегородцам

О нем, как некогда о защитнике земли Русской святом воителе Илье Муромце, слагались былины, что есть проявление высшей меры народной любви и признания.
А вот как представлялся народу Кузьма Минин (держит он знаменитую свою речь на сходе перед земляками):
"Ой вы гой еси, нижегородские купцы!
Оставляйте свои дома,
Покидайте ваших жен, детей,
Вы продайте все ваше злато-серебро,
Накупите себе вострых копиев,
Вострых копиев, булатных ножей,
Выбирайте себе из князей и бояр удалого молодца,
Удалого молодца, воеводушку.
Пойдем-ко мы сражатися
За матушку за родну землю,
За родну землю, за славный город Москву"

Историк И.Е.Забелин о Кузьме Минине писал, что сам по себе он "был чудом среди современников. Как в таком незаметном чине совершить такое великое и благодатное дело! По убеждению века, это не могло произойти без наития Божией благодати, и сам Минин был потом искренно и религиозно убежден, что он только орудие Промысла".
"Еще шла Смута, а Минин уже входил в легенду" – писал нижегородский исследователь Н.А.Саввин в 1916 г., в канун 300-летия кончины героя.
Голландский подданный Элиас Геркман, посетивший Россию времен Михаила Романова, восклицал: "Если бы это случилось в какой-нибудь другой стране или в наших Нидерландах… убежден, что Кузьма Минин слышал бы, как поют (во имя его – С.С.) эти стихи поэта Эврипида:
Гражданин может стяжать
высшую похвалу и честь тем,
чтобы, не щадя ни имущества,
ни крови ради своего отечества,
быть готовым умереть за него".


Кузьма Минин выдвинул программу действий.
Во-первых, действовать не порознь, а всей землей, "Купно за едино!" ("Вместе за одно!"). Во-вторых, не избирать на престол иноземца- иновера, но – только русского царя истинной православной веры. В-третьих, голыми руками Москву не взять, а значит, нужны средства на вооружение и продовольствие.
Нижегородцы поддержали своего старосту. Местное духовенство дало благословение.
С каждого хозяина, торговца ли, ремесленника, пахаря, монастырского настоятеля взималась "пятая деньга", а позже и "третья". В Балахне, на родине К.Минина, купцы и промышленники пожалели денег в ополченскую казну. "Руки бы вам поотсекать!" – как пишут летописцы, возмутился Минин. Принесли – более чем просили… За прижимистость в тяжелую для Отечества годину велел взять под стражу коллегу своего – ярославского земского старосту богатейшего купца Григория Никитникова… Покорились и ярославские толстосумы.
За этой требовательностью также стоял личный пример. На алтарь Отечества возложили они самое дорогое, что у них было.
Но прежде были предзнаменования.

"По областям, – повествует С.М.Соловьев, – промчалось слово, города переслали друг другу грамоты, где писали, что в Нижнем Новгороде было откровение Божие какому-то благочестивому человеку, именем Григорию; велено ему Божие слово проповедовать во всем Российском государстве; говорили, что этот Григорий сподобился страшного видения в полуночи: видел он, как снялась с его дома крыша, и свет великий облистал комнату, куда явились два мужа с проповедью о покаянии, очищении всего государства; во Владимире было такое видение. Вследствие этого по совету всей земли… во всех городах… приговорили поститься, от пищи и питья воздержаться три дня даже и с грудными младенцами…". Кто были эти два мужа? Не на патриарха ли Гермогена и архимандрита Свято-Троицкой Сергиевой Лавры Дионисия указывал перст Божий? Оба архипастыря уже при жизни были почитаемы народом, как святые, слово их плодило надежды и побуждало к действию. Или, быть может, в том вещем сне "благочестивого человека" Григория предсказывалось явление двух других спасителей России – Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского?
Патриарх был заточен, лишен главного своего права – слова пастыря, но духовным оплотом России стала Свято-Троицкая Сергиевая Лавра. Во все концы страны за подписью архимандрита Дионисия летели пламенные призывы-грамоты. Одну из троицких грамот осенью 1611 г. получили и нижегородцы.


У С.М.Соловьева вновь читаем: "Когда в октябре 1611 г. и нижегородцы получили троицкую грамоту, то старшие люди в городе с духовенством собрались для совета и Минин сказал: "Св. Сергий явился мне во сне и приказал возбудить уснувших; прочтите грамоты Дионисиевы в соборе, а там что будет угодно Богу". О видении преподобного Сергия Радонежского, велевшего "казну собирати и воинских людей наделяти и идти на очищение Московского государства", поведал Кузьма Минин при встрече и архимандриту Дионисию (со слов последнего записано монахом-летописцем Симоном Азарьиным).
Когда первый раз явился чудотворец, испугался Кузьма. Но, "помышляя, что не бе (ему) воинское строение в обычай", не придал знаку большого значения. Успокоился, наказ святого "в небрежение положив".
И во второй раз явился преподобный Сергий: "рек" то же, но строже, так, что заболел Кузьма. И после мучительных раздумий дал слово – волю святого выполнить. Кузьма Минин "возбуждает" земляков и находит у них горячую поддержку.

И все же не было ему "воинское строение в обычай": Кузьма Минин ищет для Ополчения воеводу, могущего исполнить Промысел Божий. С выбором воеводы были немалые сложности: этот в воинском искусстве никак себя не проявил, тот – "в измене явился" (запятнали себя в Смутное время многие). Минин указывает на князя Пожарского. Тот, не оправившись еще от боевых ран, дает согласие и ставит нижегородцам условие: чтобы "выбрали у себя из посадских людей, кому быть с ним у такова велика дела и казну сбирати"  также указывает – на Минина.

Бог их хранил.
В Ярославле же чудом избежал смерти Пожарский. Нож наемного убийцы отводит Провидение – в толпе ранение получает не воевода, а находившийся подле стражник.А стражник подле воеводы потому, что тяжело болен Пожарский, с трудом даже передвигается – стражник поддерживает князя при проведении им очередного военного смотра. Но опять-таки чудом находит военачальник в себе силы, чтобы преодолеть болезнь и довести начатое до победного конца!

Пожарские владели Стародубским удельным княжеством на Клязьме. Но, деля княжество между наследниками, обеднели. Ко двору Дмитрий, по выражению одного из современников, "князюшка захудалый, ветром подбитый", был представлен пятнадцати лет в 1593 г., но лишь в 1597 г. получил звание стряпчего с платьем. В обязанности стряпчих входило сопровождать царя на выходах, нести перед ним скипетр, в церкви – держать платок и шапку, в походе – панцирь, саблю, саадак. Плюс – мелкие разные поручения. И было стряпчих на Москве до 800 человек. Семь лет Дмитрий, будучи уже женатым, отцом семейства, "на посылках", пока в 1604 г. не продвинулся на следующую должностную ступень – стольника. А воеводой (г.Зарайска) стал еще через шесть лет, в 1610 г. при Василии Шуйском… Что и говорить: карьера, с учетом того, что княжеская, не из блестящих. Сказывалось и то обстоятельство, что, человек по натуре не властолюбивый, держался Дмитрий особняком придворных интриг и "партий", в тайные союзы и заговоры не вступал.

"Воинское дело есть дело трудное, скорбное и трагическое. Но необходимое и служащее благой цели, – писал православный философ И.Ильин. – Средства его жестокие и неправедные. Но именно поэтому дух, коему вручаются эти средства, должен быть крепок и непоколебим в своем искреннем христолюбии". "Истинное христолюбие" отличало Дмитрия Пожарского – плоть от плоти сына русского народа. Разумеется, великою любовью к родному Отечеству, но – к Отечеству ПРАВОСЛАВНОМУ и, следовательно, Верой (и прежде всего Верой!) проникнуты каждая мысль, любое чувство, всякий побудительный мотив и поступок! Здесь и нужно искать истоки народного Ополчения, освободившего Москву от захватчика-иноверца.
Хотели было приписать Д.М.Пожарскому (и по сию пору кое-кто пытается это сделать) некую корысть: будто бы претендовал князь на престол. Как поведал один летописатель, "Воцарялся (Пожарский) и стало (это) ему в двадцать тысячь". Подразумевалось: "двадцать тысячь" – пошли они, как бы сейчас сказали, на подкуп земства, избирателей, их голосов. Что есть откровенная ложь. Еще П.Г.Любомиров в "Очерке истории Нижегородского ополчения", опубликованном в 30-х гг. прошлого века, документально опроверг: "…сказавши это в пылу ссоры и спора Лар. Сумин, оправдываясь на суде, отрекся от всей своей речи о Пожарском, обозвал "поклепом" приписание ему этих слов". Кроме этого навета, нет более ни одного свидетельства, что Дмитрий Пожарский "покушался" на верховную власть.
Хотя, с точки зрения народной, претендовать мог.
В дошедшей до нас песне – одном из последних всплесков народного былинного творчества предлагают Пожарскому Московский престол, да отказывается князь:
"Собиралися все князья, бояре московские,
Собиралися думу думати,
Как и взговорют старшие бояре – воеводы московские:
"Вы скажите, вы бояре, кому царем у нас быть?"
Как и взговорют бояре – воеводы московские:
"Выбираем мы себе в цари
Из бояр боярина славного -
Князя Дмитрия Пожарского сына!"
Как и взговорит к Боярам Пожарский-князь:
"Ох вы гой еси, бояре – воеводы московские!
Не достоин я такой чести от вас,
Не могу принять я от вас царства Московского…"
Князь Пожарский не мог похвастаться ни отменным здоровьем (до конца дней своих страдал он "черным недугом"), ни особой княжеской статью. Был худощав, ростом невелик. В действиях нетороплив, в речах немногословен, в обращении с людьми прост и доступен. Лишь высокое с отброшенным назад волосом чело (если судить по дошедшему до нас прижизненному изображению) да проницательный взгляд больших открытых миру глаз выдавали в нем недюжинный природный ум и некую нескончаемую внутреннюю работу.

Но исполнял ратный долг Дмитрий Михайлович не за страх, а за совесть. Служил смолоду. Вначале на окраинах Русского государства (там и получил звание стольника). С 1606 г. его жизнь неразрывно связана с борьбой против польских интервентов. Назначенный воеводой в г. Зарайск, подавил здесь мятеж сторонников очередного Лжедмитрия.«Лучше бы мне умереть, чем видеть такое горе!». Не ушел бы Пожарский из Москвы, если бы не тяжелое ранение – в голову и ногу.Дмитрий Михайлович Пожарский получил звание думного боярина. До последних дней своих верой и правдой служил Царю и Отечеству.

                                           Клятва князя Пожарского

Изгонял остатки интервентов с Русской земли. Вел дипломатические переговоры. Собирал налоги в казну. Воеводствовал в Новгороде. Руководил Ямским, Разбойным, Поместным, Судным приказами. Что бы ни поручалось, какой бы важности дело, справлялся блестяще.
Содержал покалеченных в боях однополчан, семьи погибших.
Строил Храмы.
На средства и мастерами Дмитрия Михайловича Пожарского были возведены церкви в его поместьях – селах Вершилово, Пурех, Медведково, наконец, Храм Казанской Иконы Божией Матери на Красной пл. в Москве, при Советах разрушенный и не так давно восстановленный – главный в России, посвященной памяти героев Ополчения 1611-1612 гг.
Помещиком был добросердным,  милостивым. У издателя "Русского архива" П.И.Бартенева обнаружена запись рассказа сторожила с. Пурех, который в свою очередь ссылался на рассказы о Д.М.Пожарском своих предков: "Крестьян же своих любил, как отец детей, за то и православные не могли нахвалиться им. Бывало, пойдет с Псалтырью в руке ко всем мужичкам, расспрашивает о житье-бытье их, читает им псалтырь, а у кого увидит много хлеба и скота – порадуется избытку хозяина, похвалит за досужество…" Историк середины XIX века, биограф Д.М. Пожарского Смирнов С.К. в своем сочинении "Биография князя Дмитрия Михайловича Пожарского", М., 1852 пишет: «Благочестие и набожность – исконные черты в характере наших предков – глубоко были посеяны в сердце Князя». Не где-нибудь, а на Красной площади с 1818 г. возвышается знаменитый памятник Минину и Пожарскому, выполненный в бронзе скульптором И.Ф.Мартосом. Минуя его, в снежный промозглый ноябрьский день уходили на защиту Москвы от фашистской нечисти ополченцы сурового 1941 г. Напутствием им были слова Верховного главнокомандующего: "Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!". И – защитили!

                   
                       памятник К.Минину и Д.Пожарскому в Москве на Красной площади

…Перед смертью Дмитрий Михайлович Пожарский принял схиму. Имя взял своего незабвенного соратника и друга, с коим разлучили годы и смерть, но не судьба, – КОСМА.
Вечная память героям!
И да святится их имя в веках!

                                                    Источники. 

1.Киреевский П.В. Песни, собранные П.В.Киреевским. М., 1868. Вып.7. С.21-23. 
2.Гациский А.С. Нижегородский летописец. Нижний Новгород, 1886. С.44-51. 
3.Памятники истории Смутного времени. Российская Историческая библиотека. М., 1909. Т.XIII.
4.Памятники истории нижегородского движения в эпоху Смуты и земского ополчения 1611 – 1612 гг. /Действия Нижегородской губернской ученой архивной комиссии. Нижний Новгород, 1913. Т. ХI. 
6.Памятники древней русской письменности, относящиеся к Смутному времени. Л., 1925. Изд. 3-е. 
7.Н.Новгород в XVII веке. Сборник документов. Горький, 1961. С.25, 42-47, 86-87. 
8.Русские исторические песни. М., 1985. С.110-111. 
Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря. М., 1987. С.138, 271. 
9.Смута в Московском государстве: Россия начала XVII столетия в записках современников. М., 1989. 
10.Памятники литературы Древней Руси. Конец XVI – начало XVII веков. М., 1989. С.352-355, 414-417. 

                                                Литература

1. Записки краеведов.- Горький: Волго-Вятское кн.изд-во, 1975.
2. История государства Российского: Жизнеописания. 17 век.- М.: Изд-во "Кн.палата", 1997.
3. Нижегородский край: Факты, события, люди.- Нижний Новгород: НГЦ, 1994.
4. Шишов А.В. Минин и Пожарский.- М.: Воениздат, 1990.
5. Скрынников Р.Г. Минин и Пожарский. ЖЗЛ. М., 1981. 
6. Памятники истории России. М., 1987. С. 21-22.