В докладе ученица исследует некоторые смысловые моменты «серебряного века». Рассмотрение мотива скитальничества ученица делает через представление мотива поиска идеального мира в символизме, определение образа дороги в поэзии акмеиста Николая Гумилева, представление истоков Бездомья в творчестве В. Маяковского.
Целью исследования являетсяанализ мотива скитальничества в творчестве поэтов различных художественных направлений. Данная цель решается поэтапно. Работа логично начинается с исторического экскурса- история проблемы и ее раскрытие в литературе, предшествующей «серебряному веку».
Проведенное исследование показывает определенный уровень исследовательских навыков. Работа над докладом требовала от исследователя важного условия: объективности изложения подобранного материала. Ученица справилась с содержанием теоретической части и сумела обобщить собранные сведения в единую линию- духовные искания поэтов этого периода.
Поскольку «серебряный век- это уже вполне освоенная территория», трудность составляло определить ту проблему, которая является неизученной, и ее исследование получилось аргументированным.
Результаты работы сформулированы лаконично и обоснованы. В целом стиль и оформление доклада соответствуют предъявляемым требованиям к данному виду работы.
Вложение | Размер |
---|---|
doklad.doc | 96.5 КБ |
Министерство образования и науки РБ
Городской отдел образования
МАОУ «СОШ № 49»
Д О К Л А Д
Мотив скитальничества
в поэзии «серебряного века»
Подготовила: Мамедова Лейла,
ученица 11 «в» класса.
Научный руководитель: О.Л. Алагуева
Улан-Удэ,
2011
Оглавление:
I. Введение. Декадентские мотивы.
II. Из истории изображения скитальничества в литературе.
III. Поиск идеального мира в символизме.
IV. Образ дороги в поэзии акмеиста Николая Гумилева.
V. Тема Дома и Бездомья в поэзии В. Маяковского.
VI. Заключение. Духовные искания поэтов «серебряного века».
I. Введение. Декадентские мотивы.
Универсальные мотивы, берущие начало из архетипических представлений, встречаются в художественных текстах в великом разнообразии. Интересно находить точки соприкосновения творческих систем разных авторов через анализ подобных мотивов. Это позволяет говорить о диалогичности искусства и семантической неисчерпаемости индивидуального художественного произведения. К таким мотивам, определяющим путь поиска авторской идентификации, можно отнести мотив скитальничества. Наиболее ярко, самобытно и вместе с тем удивительно созвучно историко-литературной эпохе своего времени мотив скитальничества воплощен в лирике поэтов «серебряного века».
Культура «серебряного века» поражает обилием талантов и многообразием художественных поисков. Это эпоха безудержного творческого эксперимента. Но все же «серебряный век- явление русской культуры, основанное на глубинном единстве всех его творцов». [1, 10] Человек этой тревожной, противоречивой, кризисной эпохи понимал, что живет в особое время, предчувствовал надвигающуюся катастрофу, находился в состоянии растерянности, беспокойства, осознавал свое роковое одиночество. В художественной культуре получило распространение декадентство (лат. dekadentia- упадок)- явление в культуре конца 19- начала 20 веков, отмеченное отказом от гражданственности, погружением в сферу индивидуальных переживаний». [1, 178]
Декадентские мотивы стали достоянием ряда художественных течений модернизма. «Модернизм (фр. мodernе- новейший, современный )- художественно- эстетическая система, сложившаяся в начале 20 века, воплотившаяся в системе относительно самостоятельных художественных направлений и течений, характеризующихся ощущением дисгармонии мира, разрывом с традициями реализма, бунтарско- эпатирующим мировосприятием, преобладанием мотивов утраты связи с реальностью, одиночества и иллюзорной свободы художника, замкнутого в пространстве своих фантазий, воспоминаний и субъективных ассоциаций». [2, 210-211]
Одинокий человек, стоящий перед лицом Вечности, Смерти, Вселенной, Бога,-герой поэзии «серебряного века». Все поэты «серебряного века» были убеждены, что участвуют в духовном обновлении России, и всем им свойственно ощущение внутреннего хаоса и смятения, душевной дисгармонии. Отсюда появление общего для поэтов «серебряного века» мотива скитальничества: В. Ходасевич: «Я скитаюсь здесь напрасно// Путь далек мне…» [4, 290]; М. Волошин: «Лучатся тысячи тропинок и дорог…//… Пройти по всей земле горящими ступнями…» [4, 258]; М. Цветаева: «Идешь, на меня похожий…»[4, 275] или «Целую вас через сотни// Разъединяющих верст» [4, 277]; С. Есенин: «Пойду в скуфье смиренным иноком// Иль белобрысым босяком» или «Я по первому снегу бреду…// Я не знаю, то свет или мрак?» [4, 346].
Цель исследования- анализ мотива скитальничества в творчестве поэтов различных художественных направлений
Задачи:
Объект исследования- поэтические тексты поэтов «серебряного века».
Актуальность доклада. В последнее время звучат следующие утверждения: «Серебряный век- это уже вполне освоенная территория, со своими картами и путеводителями», актуальность данного исследования связана с тем, что фактически монографических работ, посвященных исследованию данной темы в определенном контексте, нет.
Объект исследования. Широкий спектр исследовательских интересов не позволяет указать все векторы мысли, определенных темой доклада, поэтому остановимся на наиболее значимых моментах, посвященных проблемам творчества тех поэтов, которые станут объектом исследования в данной работе, прежде всего символистов, акмеистов (Николай Гумилев), футуристов (Владимир Маяковский)
Метод исследования:
В работе использовались следующие научные методы: историко-типологический с использованием психологического подхода и элементов сравнительно-сопоставительного анализа.
II. Из истории изображения скитальничества в литературе.
В контексте нашего исследования были бы небесполезны некоторые этимологические изыскания. В словаре В.И. Даля есть древний корень скит: «скиток- место, пустынь, общая обитель отшельников, братское, уединенное сожительство в глуши, с отдельными кельями… приноровлено ко глаг. скитаться». «Скитник, -ница, скитянин, скитарь, пустынножитель, обитатель, -ница скита; | Муж ревнив, поп глумлив, свекор сердит — пойду в скит! В скитах, да в тех же суета. Скитный, ко скиту, строению, обители относящийся. Скитные хижины. Скитский, ко скиту принадлежащий и им свойственный. Скитская жизнь, отшельническая. Скитские угодья. Скитничий, -ческий, скитский. Скитничьи обычаи. Скитническое братство. Скитничать, отшельничать, пустынножительствовать». Таким образом, скит- слово, значение которого уединенное место, и оно скорее всего этимологически связано и с глаголом «скитаться», т. е. бродить-прятаться. Также можно предположить и следующее: корень скит несет воспоминание о вольной, отшельнической, «скитальческой» жизни.
Интересный разворот одной из словоформ, образованной от скита, находим в энциклопедии: «Скиталец (книжн.)- человек, который постоянно скитается, не находит себе места в жизни. В Алеко А.Пушкин уже отыскал и гениально отметил: несчастного скитальца в родной земле. У Ф. Достоевского: «скитаться, скитаюсь, скитаешься, (книжн.)- странствовать, путешествовать, вести бродячий, неоседлый образ жизни. Скитаться по белу свету. Да расскажи подробно, где был, скитался столько лет». М.Лермонтов постоянно обращается к мотиву дороги, скитаний: «Выхожу один я на дорогу…» А. Грибоедов: «Без любви, без счастья по миру скитаюсь». А. Кольцов: «С той поры мужик скитается, вот уж скоро тридцать лет». А у Н. Некрасова: «Ходить, бродить, бывать во многих местах».
Сам подбор имен и цитат очень характерен. Во-первых, мы встречаем слово «скиталец» применительно к пушкинскому Алеко, и называет его так Достоевский в своей лекции, посвященной проблеме русской идентичности, понимаемой им как «всемирная отзывчивость». Далее, скитальчество определяется через странствия, бродяжничество, кочевой образ жизни. Это напрямую отсылает к русской традиции странничества. Таковы калики перехожие, сказители – носители архетипического образа русского человека.
Следующий аспект скитальчества романтический: он задан Грибоедовым в «Горе от ума», где это самое «скитался» адресовано Чацкому от представителя «оседлой» «мещанско-аристократической» московской культуры.
У Кольцова видим естественное совмещение традиционного русского странничества с романтической традицией; Некрасов усиливает в скитальчестве аспект «страдания», и такое расширение смыслового поля делает эту черту народной, национальной. Так понимаемое скитальчество становится одной из важных черт народнической идеологии: поэтому скитается по Руси молодой Горький, поэтому же один из писателей его круга берёт псевдоним «Скиталец». Здесь скиталец – не только странник, но и «страдалец» за народ.
Всё выше сказанное подводит нас к утверждению:
Традиция изображения скитальничества в русской литературе заложена давно, но особенно ярко тема скитальничества рассматривается в поэзии «серебряного века». «Скитальничество» ХХ века- нерв русской культуры XIX в., её движущая пружина.
III. Поиск идеального мира в символизме.
«Символизм (греч. Symbolon- знак, символ)- направление в искусстве 1870-1910 годов, универсальная философия, этика, эстетика и образ жизни этого времени». [1, 179]
Огромное влияние на символистов оказал В.С. Соловьев, представивший символистам свою веру в Софию, воплощение Мудрости, Добра и Красоты. По его мнению, для символизма характерны поэтика иносказания и намека, эстетизация смерти как бытийного начала, знаковое наполнение обыденных слов, апология мига, мимолетности, в которых отражается Вечность, стремление создать картину идеального мира, существующего по законам вечной Красоты.
Русский символизм возник как цельное направление, но преломился в ярких, независимых, непохожих индивидуальностях. Каждый поэт- символист по- своему определял свою поэтическую Я- концепцию, например, Владимир Соловьев: «… Мы навек незримыми цепями// Прикованы к нездешним берегам// Но и в цепях должны свершить мы сами// Тот круг, что боги очертили нам». [4, 18] Колорит поэзии Соловьева мрачен и трагичен, но если определить этот «шифр некоей духовной тайнописи» [3, 2], то мы можем почувствовать мотив поиска божественного идеального мира по определенному высшими силами пути, т.е. скитальничества.
Мировосприятие Константина Бальмонта пронизано солнечной энергией, оптимистично. «Я заключил миры в едином взоре, // Я властелин». [4, 52] «…Поэт, создающий свое символическое произведение… восходит от картины к душе ее, от непосредственных образов … к скрытой в них духовной идеальности, придающей… двойную силу… », - пишет Бальмонт в статье «Элементарные слова о символической поэзии», значит, и читатель должен понять эту силу. Одна на поверхности: «Я в этот мир пришел, чтоб видеть солнце// И синий кругозор…»- это реальность. Другая возникает в конце стихотворения: «Я в этот мир пришел, чтоб видеть солнце// А если день погас, // Я буду петь… Я буду петь о солнце…» Следовательно, по Бальмонту, есть скрытая отвлеченность и очевидная красота. Эта красота: солнце, синий кругозор, море, цвет долин. А мечта- «Я победил холодное забвенье,// Создав мечту мою…». Отвлеченность- «всегда пою», «певучая сила», «буду петь»- это песня поэта. В поисках солнца нужно отправляться в путь, соединяя мечту и красоту.
Символисты стремились существовать в двух планах- реальном и мистическом. Тема двойственного восприятия действительности была задана поэтом- символистом Андреем Белым: «Просторов простертая рать:// В пространствах таятся пространства…». [4, 147]. Поиск поэтом идеального мира прослеживается в названиях его стихотворений: «Заброшенный дом» («Внимаешь с тоской»), «На горах» («У меня на горах очистительный холод»), «В поле», «В полях» («Убежал в неизвестность»), «На улице» («… и вот- я один»), «Изгнанник» («Покинув город, мглой объятый // …Там я года твердил о вечном»), «Русь», «Отчаянье» («Исчезни в пространство, исчезни,// Россия…»), «Деревня» («Здесь встречают дни за днями:// Ничего не ждут»), «На рельсах» («Привязанность, молодость, дружба// Промчались…»), «Станция», «Из окна вагона» («Поезд плачется…// Там- в пространства твои ледяные»). Завершающим аккордом поэтики названий является стихотворение «Родине» как послание, письмо с дороги, по которой следует поэт Андрей Белый: «туда- в ураганы огней,// В грома серафических пений,// В потоки космических дней». [4, 148]
Но более всего мотив скитальничества проявляется при создании идеального мира Александром Блоком. Дело в том, что Блок всегда верил им самим выдуманному, «обетованному и прекрасному» воображаемому миру, чем окружающей жизни, серой и безобразной. Он не был наивным фантазером, он всегда верил, что «измышленная» им прекрасная жизнь в конце концов должна осуществиться, стать явью. Его идеальный мир рождался на пересечении двух реальностей: «Вхожу я в темные храмы, // Совершаю бедный обряд.// Там жду я Прекрасной Дамы// В мерцанье красных лампад…// Высоко бегут по карнизам// Улыбки, сказки и сны». [4, 158] «Девушка пела в церковном хоре// О всех усталых в чужом краю,// О всех кораблях, ушедших в море,// О всех, забывших радость свою» [4, 159]. Особенно ярко видно стремление к идеальному миру в описании России: «…три стертых треплются шлеи…», «…песни ветровые», «дорога долгая легка».
После революции ему кажется, «из хаоса рождается космос, из безначалия создается гармония», эта мысль получила развитие в поэме «Двенадцать». «Воздух- человеческая и поэтическая стихия Блока»,- пишет Ю. Тынянов. В поэме рождаются новые образы, один из них- движение вдаль. Двенадцать идут из старого мира через революцию в новую жизнь, из прошлого через настоящее в будущее. В поисках идеального мира возникает мотив скитальничества, рождается параллель: 12 красногвардейцев- двенадцать апостолов, имена патрульных: Ванька- «ученик его любяще», Андрюха- «первозванный», Петруха- «первоверховный». «Пародийный характер непосредственно очевиден, … а Иисус Христос появляется как разрешение чудовищного страха… тоски и тревоги»,- замечает П.Флоренский в статье «О Блоке» (Неопубликованная авторская запись доклада).
Блок закончил поэму 29 января 1918 г. и написал: «Сегодня я- гений», но, проведя своих героев через метель, поэт увидел разрушительное начало даже через оправдание стихии бесовидение- «эх,эх, поблуди…». А позже он напишет: «Я в последний раз отдался стихии слепо…», а В. Маяковский в Некрологе «Умер Александр Блок»: «В поэме «12» Блок надорвался». Дело в том, что Блок всегда больше верил им самим выдуманному, «обетованному и прекрасному» воображаемому миру, чем окружающей жизни- серой и безобразной. Но он не был наивным фантазером, он действительно считал, что выдуманный мир когда- нибудь станет реальностью.
Отсюда суть символизма- существование между двумя мирами: реальным и идеальным. Здесь истоки мотивов скитальничества в поисках «очарованной дали».
IV. Образ дороги в поэзии акмеиста Николая Гумилева.
Акмеизм- производное от «акме»- «цвет», «цветущая сила», «высшая ступень». Его представители- ранние А. Ахматова, О. Мандельштам, Н. Гумилев, С. Городецкий. Формируя эстетическую программу, в качестве главной задачи они определили представление о мужественном и ясном, твердом и непосредственном взгляде на жизнь. О. Мандельштам писал в статье «Утро акмеизма»: «Мы не летаем, мы поднимаемся на башни, какие сами можем построить».
Николай Гумилев является автором 9 сборников. Среди них в контексте нашей темы особенно выделяются сборники: «Чужое небо», «Колчан», «Костер», «Шатер», имеющие простые, суровые названия, связанные с представлением о кочевой, скитальнической жизни. Одной из ключевых оппозиций, организующих абсолютное большинство текстов Николая Гумилева, является пространственная оппозиция «здесь – там». Вообще образ дороги является центральным как в творчестве, так и в жизни Гумилева. От первого сборника, «Путь конквистадоров», до последнего прижизненного, «Огненный столп»: «В столпе облачном ты вел их …, чтоб освещать им путь, по которому идти им», образ пути, дороги, странствия воспроизводится поэтом множество раз. Образ этот неоднозначен, смысловые отношения между «здесь – там» постоянно изменяются. «Море, пустыни, города,//Мелькающее отраженье//потерянного навсегда» [4, 182]
Уже в первом стихотворении сборника «Путь конквистадоров» Гумилев отождествляет себя с конквистадором, преследующим звезду- нечто удаленное (причем его путь пролегает «по пропастям и безднам», вне земли). Но образ конквистадора отличается от обычного странника, кочевника: «конквистадор»- «завоеватель», человек, присоединяющий «там» к «здесь»: «Я пропастям и бурям вечный брат,// Но я вплету в воинственный наряд// Звезду долин…» [4, 183]. Таким образом, утверждается активное начало, принцип деятельного преображения мира здешнего по образу и подобию мира вышнего: «Брат усталый и бледный, трудися! // Принеси себя в жертву земле,// Если хочешь, чтоб горные выси// Загорелись в полуночной мгле» [4, 180]. Однако оценки в данный период творчества однозначны: как бы ни было привлекательно «здесь», «там» лучше, и именно поэтому стоит отправляться в путь, скитаться по мирам, преследовать звезду, изменять мир.
Впоследствии Гумилев преодолел романтическое разочарование в «здесь» и «там». Знаками этого преодоления стали стихотворения «Пятистопные ямбы», «Андрей Рублёв», «Солнце духа». Это преодоление было связано с военным опытом Гумилева и обретением веры: «И счастием душа обожжена,// С тех самых пор; веселием полна, //И ясностью, и мудростью, о Боге Со звездами беседует она, //Глас Бога слышит в воинской тревоге// И Божьими зовет свои дороги». [4, 190]. Благодаря этому духовному опыту поэт находит смысл в окружающем его мире, и путешествие его есть не бегство от пустоты «здесь», но поиск смысла, скрытого «там» и встающего в один ряд со смыслом, открытым «здесь».
При этом «культурный горизонт поэта — очень широк; он живет порывом к дальним землям; его дух искушается новыми приемами, почерпнутого из пестрого многообразия иных культур — иных в пространстве и времени». [5, 14] Все это богатство переживаний отражается в его душе, которая близка «духу земли», его родной земли. «Край мой печален, затерян в болотной глуши,// Нету прекрасней для скорбной души». [4, 186] Ведомый «Музой Дальних Странствий», Гумилев ищет корни национальной русской культуры: «… колдовала земля с небесами».
Книга «Огненный столп», начинавшая новый этап в жизни и творчестве Гумилева, одновременно завершала уже пройденный путь (по некоторым свидетельствам, одним из вариантов названия книги было «Посередине странствия земного»), была своеобразным «поворотным столбом». Но и второе название включает в себя множество смыслов: странствие, скитание, следование Божьей воле. «Этот поиск смысла собственного существования для Гумилева был неразрывно связан с поиском смысла окружающего его мира, обнаружением промысла в том, что кажется диким и неосвоенным. Вера в Бога была естественным завершением этого духовного пути поэта - завершением тем более подлинным, поскольку Гумилев, обретя веру, не утратил собственного голоса, но обнаружил особую его силу».[5, 18]
Мировоззрение Гумилева складывалось и изменялось в течение всей его жизни. Важным было противопоставление «здесь» и «там», близкого (в пределе - самого себя) и далекого. «Там» никогда не теряло привлекательности для Гумилева, хотя со временем поэт обнаружил возможную опасность и неочевидную ценность путешествия из «здесь» в «там». Главным средством овладения пространством для поэта было слово, овладеть словом значило для него не просто вырваться из пут «здесь», но и выполнить свое предназначение, найти свой смысл жизни.
В итоге можно отметить открытие акмеистов, нашедшее развитие в творчестве А.Ахматовой и особенно Н.Гумилева, - представление о человеке как синтезе «здешнего» и «нездешнего» начал. «Нездешнее», безусловно, во многом понималось по-разному.
V. Тема Дома и Бездомья в поэзии В. Маяковского.
Футуризм- от латинского слова futurum (будущее). Футуристы выступили в конце 1912 г. с декларацией- манифестом «пощечина общественному вкусу», в которой заявили: «Только мы- лицо нашего времени». «Я — поэт. // Этим и интересен»,- писал В. Маяковский. Они пытались строить «искусство будущего». Среди «гениальных Детей Современности» не было ни одного, не прославляющего «перемещения во времени». Как не было ни одного, тоскующего по гармонии, поэтому так яростно отрицающего несовершенный мир.
У Фазиля Искандера есть мысль о том, что существует «литература дома» («литература достигнутой гармонии») и «литература бездомья» («литература тоски по гармонии»). «Литература дома, - замечает Искандер, - имеет ту простую человеческую особенность, что рядом с ее героями хотелось бы жить, ты укрыт от мировых бурь… И здесь в доме ты можешь с хозяином поразмышлять и о судьбах мира, и о действиях мировых бурь. Литература бездомья не имеет стен, она открыта мировым бурям, она как бы испытывает тебя в условиях настоящей трагедии…» [6, 28]
В футуризме художественные значения и функции Дома определяются в соотношении с мотивом пути. Футуристы были одержимы идеей разрушения старого мира, а всякое разрушение вносит дисгармонию, поэтому можем считать, что поэзия футуристов- поэзия Бездомья, из которого нужно найти выход. Художественное наполнение образа Дома связано и с мировоззрением отдельного художника, с мировоззрением эпохи, с особенностями национальных модификаций, а также с эволюцией миропонимания в контексте творчества одного автора и в контексте эпохи.
Футуризм без В. Маяковского представить невозможно. Маяковский "окрасил" собой целую эпоху, он был самым известным и талантливым поэтом-футуристом (не будь Маяковского, футуризм и не получил бы такой известности). Едва ли не основной темой раннего Маяковского становится тема трагического одиночества поэта: «Я одинок, // как последний глаз у идущего к слепым человека». [4, 396]. Причина этого в том, что вокруг — нет людей. Есть толпа, масса, сытая, жующая, глядящая «устрицей из раковины вещей». Люди исчезли, и потому герой готов целовать «умную морду трамвая» — чтобы забыть окружающих: «Ненужных, как насморк, //и трезвых, как нарзан». [4, 399].
Герой одинок, он, возможно, один в этом мире. Наверное, отсюда эгоцентрический пафос многих его стихотворений: «Себе любимому посвящает эти строки автор», «Я», «Владимир Маяковский». Поэт приходит в этот мир, чтобы прославить себя: «Мир огромив мощью голоса, // Иду — красивый, // Двадцатидвухлетний». [4, 402]. Ранняя поэзия Маяковского - неистовый бег в поисках человека, души родной, любви, счастья. «Пройду,// любовищу мою волоча.// В какой ночи,// бредовой,// недужной,// какими Голиафами я зачат - // такой большой // и такой ненужный?» [4, 405].
Окружающий мир вызывает у Маяковского резкое неприятие, протест. «Я вышел на площадь,// выжженный квартал// надел на голову, как рыжий парик.// Людям страшно - у меня изо рта// шевелит ногами непрожеванный крик». [4, 408].
Желание «стать всем миром», вот к чему стремится поэт Маяковский. Его творчество представляет собой развитие трагической метафоры: поэт мечтает слиться, отождествиться с миром, это вселенская тоска по Дому, поиск гармонии, глобальное одиночество. Основная характеристика этого образного ряда — сравнение небесного, космического, вселенского с материально-телесным, животным (ср.: «Облако в штанах», «Вселенная спит, положив на лапу с клещами звезд огромное ухо»). Но поэт ясно осознает, что соединение невозможно, отсюда скитальничество по земле, и в небе.
Мечта найти гармонию в мире, избежать тотального Бездомья приводит Маяковского к любви, но «любовь мою// как апостол во время оно,// по тысяче тысяч разнес дорог»,- пишет поэт в стихотворении «Флейта-позвоночник».
Когда пришла революция, Маяковский всем сердцем принял ее. Но как гений, он со временем почувствовал, что с революцией в РФ случилось почти то же самое, что с его лирическим героем в раннем стихотворении: «…женщина ждала ребенка, а бог ей кинул кривого идиотика». Он пытался что-то изменить в своей судьбе, но уже не был волен это сделать: «Я хочу быть понят моей страной,//а не буду понят, –// что ж,//по родной стране// я пройду стороной,// как проходит// косой дождь!» (1925)
Развитие мотива Бездомья приводит Маяковского к разным финалам: с одной стороны, он стремится к успокоению и гармонии с Космосом и в итоге принимает свое одиночество, растворяя его; с другой стороны, вступает на путь непрекращающегося бега, скитальничества, потому что его мир - вечное движение.
VI. Заключение. Духовные искания поэтов «серебряного века».
Эпохи одна от другой отличаются во времени, и когда говорится о серебряном веке, мы представляем себе, каждый по-своему, какое-то цельное, яркое, динамичное, сравнительно благополучное время со своим особенным ликом, резко отличающееся от того, что было до, и от того, что настало после. Искусство серебряного века может быть уподоблено колоссальной эпопее со своими героями - гениями, полусвятыми, жертвами, жрецами, воинами, провидцами, тружениками и бесами. Здесь и спокойное донкихотство Сологуба, и вдохновенное горение и романтические мимолетности на все откликавшегося Бальмонта, и стихийная "черная музыка" Блока, и надменная холодность Брюсова, и порывистые метания Гумилева, и трагическое одиночество Маяковского.
Русская поэзия конца XIX - начала XX века отразила мировоззренческий кризис, связанный с потерей религиозности, крушением ценностей, отсутствием перспектив развития, углубляющимися социальными антагонизмами. Их осмысление по-разному выразили основные направления русской поэзии этого периода - символизм, акмеизм и футуризм. Но все эти поэты- современники, их объединило время, сама эпоха. Поэты «серебряного века» были твердо убеждены в том, что участвуют в духовном обновлении России. Для поэтов того времени характерны обостренные раздумья о современной жизни и ее проблемах, о родине, поиски смысла жизни, стремление к высокому, духовному, размышления о назначении поэзии, о любви.
Именно эти раздумья и размышления вызывали чувство бездомности и тревоги. Отсюда мотив «духовного путешествия» (или скитальничества, странничества). Поэт-«путник», «пришелец или странник», возводит идеальный мир, поэзия становится «духовным зодчеством».
Искандер Ф. пишет, что «бездомность - это не только материальное отсутствие стен и крыши, но это часто и метафизическая бездомность владельца квартиры или дома» [6, 28].1 Все поэты «серебряного века» связывают бездомье с духовностью, притом с духовностью, которая имеет оттенок некоторой неполноты, трагичности, а иногда потери, разрушения. Понятие бездомья пересекается с «духовным странничеством». «В духовном странничестве, - пишет исследователь Ю.Степанов, - мы различаем два его вида. Тревожные души пускаются в странничество либо по миру, в поисках всё же - как ни парадоксально - в этом мире мира другого, либо внутри себя, в поисках Бога». [7, 42] Автор связывает с понятием "духовного странничества" перемены места, беспокойство, мотив отрыва от родной почвы. Но если странничество - это путь, то бездомье - скорее определенные координаты (некая остановка в пути или финал), свидетельствующие о констатации духовного кризиса.
Странничество в поэзии «серебряного века» было связано с поисками идеала (другого мира или Бога), а бездомье связано с ложным финалом (разрушение нормы, традиции,), с потерей веры или истинного пути. «Темен жребий русского поэта:// Неисповедимо рок ведет…» (М. Волошин. На дне преисподней)
Ю.Степанов заключил в своей работе: «Странник – вечный образ русской жизни (константа!)»
Литература:
Цветок или сорняк?
Пчёлки на разведках
Иван Васильевич меняет профессию
Рисуем акварельное мороженое
"Не жалею, не зову, не плачу…"