О КРИМИНАЛЬНОЙ ПРИРОДЕ РОССИЙСКОГО КАПИТАЛИЗМА

О криминальной природе российского капитализма

«Самоуправление у нас вяловатое. Вертикаль неказистая. Общество какое-то малогражданское, — сокрушался однажды ныне бывший заместитель руководителя администрации президента РФ В.Сурков. — И вот еще коррупция какая-то неизящная у нас, типа «украл, выпил, в тюрьму». Простоватая, не такая утонченная, как в более продвинутых странах». [1]

Капитал, как известно, ломает не только сословные, национальные и государственные границы. Если какие-то правовые нормы мешают развитию капитализма, он и их отбрасывает. «Мы не должны считать правонарушениями деяния, наказуемые в соответствии с прежними законами. Вот здесь необходимо общественное согласие», — призывал А.Шохин, в то время председатель наблюдательного совета инвестиционной компании “Ренессанс-капитал». [2] Буржуазия, когда дело касается ее интересов, относится к праву вполне утилитарно, не как к некой «общечеловеческой» ценности, данной на все времена, а с точки зрения целесообразности. Мешают существующие нормы накоплению капитала, будет считать их «нецивилизованными», «антидемократическими», «антигуманными» и т.п.

«Фактически новые собственники были назначены государством, они не создали и не заработали эту собственность,- пишут авторы официозного журнала «Эксперт». Но поскольку «любой российский гражданин мог явиться к раздаче», а «явились лишь некоторые, самые энергичные, самые агрессивные, если хотите, самые наглые», у тех, «кто на раздачу не пошел», нет оснований «взывать к справедливости и упрекать в чем-то тех, кто подсуетился и часть государственной собственности прибрал» [3] Заслугой Б.Ельцина известный российский предприниматель А.Паникин считал то, что «в этот период он каким-то чудом удержал равновесие и начало возникать что-то новое. Появились люди дела, и эта энергетическая масса уже реально существует сегодня. Да, полукриминальная — во многом развивается и работает в теневой экономике. Но и за это спасибо, ведь нация была обескровлена. Мне кажется, что по-другому быть просто не могло — и это, кстати, не самый худший вариант». [4]

Россия 90-х – это общество, в котором преобладают неформальные практики и отношения. Исследователи пишут о бурном развитии примитивных форм и типов отношений, свойственных скорее традиционному, чем современному обществу. Со страниц газет и журналов, с экранов телевидения на обывателя обрушивается информация о вселенских масштабах российского мздоимства, и даже о совсем уж феодальных взаимоотношениях внутри социума, например, о таких, как покупка должностей в государственном аппарате. Феодальная «торговля властью», разъедая систему управления, привела к тому, что, по признанию первого зампреда четвертой Госдумы Л.Слиски, нередко при принятии решений приоритет отдается не государственным, а узкокорыстным интересам». [5]

В ситуации «узаконенного беззакония», жесткой конкурентной борьбы за контроль над ресурсами, отсутствия твердой и единой государственной политики по отношению к бизнесу и в социальной сфере, коррупция становится своеобразным амортизатором в конфликтных взаимоотношениях общества и государства, своеобразным суррогатом социальной политики, с одной стороны, а с другой – в условиях отсутствия устойчивых, зафиксированных, обязательных для всех «правил игры» способом взаимного контроля государства над бизнесом и бизнеса над государством с постепенным их сращиванием.

Коррупцию можно рассматривать и как элемент различных адаптационных механизмов, возникающих в переходные периоды, и сдерживающих процессы распада и разложения. Благодаря этому, по словам заведующего отделом социально-политических исследований Аналитического центра Левады Л.Гудкова, «ни в одной из областей социальное напряжение не переходит критическую грань». [6]

Коррупция, исторически характерная для позднего, разлагавшегося под влиянием развития товарно-денежных отношений феодализма — закономерное проявление всех ранних этапов развития капитализма, когда классовая структура, соответствующая ему, еще не сложилась, а нарождавшаяся буржуазия «пробивала себе рублем и доступ к «верхам», и влияние на законодательство и управление…». [7]

Взаимопроникновение власти и бизнеса выражается в том, что происходит постоянный торг и обмен ресурсами между чиновниками и предпринимателями. Это относится и к кадровым перестановкам: одни бизнесмены приводят к власти своих ставленников, а те в свою очередь, обрастая выгодными и обширными политическими связями, могут найти после отставки пристанище в частном секторе.

Вот, как на собственном примере об этом рассказывал бывший в 1990-х гг. министром финансов А.Лившиц. «В политике есть одно святое – особенно в России – это кадры… Я это знаю не понаслышке, а по себе. Меня в свое время приглашали после президентских выборов 1996 года и объясняли, как я должен жить и что я должен делать, перед кем отчитываться и кому что показывать.

На мой вопрос «А что будет, если я вас куда-нибудь пошлю?» мне было сказано: «Тогда мы тебя снимем». И они меня сняли, и не одного меня… Если крупный бизнес будет писать проекты поручений, это будет 1996 год в чистом виде, что и было». [8]

В СМИ сообщалось, что при голосовании по импичменту президенту Ельцину в Госдуме второго созыва за каждый голос против этого решения предлагалось до 30 тыс. долл. Существовали расценки и на внесение в законопроекты нужных поправок – 50 тыс. долларов, на сопровождение законопроекта до принятия в целом – 100 – 120 тысяч долларов. Организация встречи с «нужным» федеральным чиновником оценивается в 3-5 тысяч долл., депутатский звонок, решающий ту или иную проблему, — в 2-4 тысячи. Депутатский запрос — оценивается от 5 до 7 тысяч. [9]

А вот как в СМИ 1990 –х гг. описывались особенности избирательной кампании в одном из российских регионов: «Столичные и местные ФПГ поделили край, капитал и власть слились в объятиях. С этим уже свыклись. Единственное неудобство – в избирательных бюллетенях напротив фамилий претендентов не пишут наименования финансирующих их банков. Да говорят все больше о кандидатах в губернаторы, а надо бы видимо, о том, какая финансовая группа, владеющая той или иной частью края, будет лучше других прислушиваться к гласу народному».[10]

Российская буржуазия в значительной мере вышла из недр старой партийно-советской номенклатуры. И во многом поэтому капитализм складывался без равных возможностей для всех участников процесса, с многочисленными привилегиями для «своих», с туманной законодательной базой, с терпимостью к нарушениям закона. И если интегрированные с федеральной властью бизнес-группы для защиты своих интересов могли использовать государственные силовые структуры, то независимый частный бизнес для урегулирования конфликтов вынужден был взаимодействовать с криминальными группировками.

По данным О.Крыштановской, заведующей сектором изучения элиты Института социологии РАН, среди политиков 77% имеют номенклатурное прошлое, в бизнес-элите выходцев из номенклатуры -28,8%, а в среднем за весь постсоветский период – 41%. [11] Поэтому в условиях распада прежней социальной структуры общества и разрушения государственного аппарата вышедший из тени капитал для достижения своих экономических целей мог использовать уже наработанный коррупционный потенциал прежней партийно-советской номенклатуры, оставшейся по после подавления ГКЧП в августе 1991 г. не у дел.

Фактически произошла приватизация отдельных государственных функций. Государство постепенно превращалось в «совместную собственность» чиновников и капитала. Институты государства стали рассматриваться как звено в технологической бизнес-цепочке. По некоторым данным, примерно 60% предприятий достались бывшим советским чиновникам. [12] Сращивание бюрократии с буржуазией по многим каналам дало основание некоторым исследователям говорить о наличии одного правящего класса в современной России – бизнес-бюрократии, состоящей из двух слоёв: высшей бюрократии и крупной буржуазии. Вместе с ничтожно малым по численности, но могущественным по экономическому влиянию олигархатом бизнес-бюрократия образует новый господствующий класс в России.

В политическом лексиконе даже появился термин «приватизация государства». Тогда же влиятельный бизнесмен Б.Березовский произнес знаменитое: «бизнес должен назначать правительство». [13] В основе политизации бизнеса, таким образом, лежит корыстное, расчетливое стремление к использованию политических институтов для защиты конкретных экономических интересов, обеспечение благоприятных политических условий для деловой активности.

Автор первого в постсоветской России законопроекта «О регулировании лоббистской деятельности в федеральных органах государственной власти» В.Лепехин называл правительство «вотчиной лоббистов», «которое фактически ими приватизировано»: «… все чиновники представляют различные группы давления».[14] Благодаря этому принимаемые решения могли принести конкретной компании миллионы долларов дополнительной прибыли (одновременно нанося ущерб государственному бюджету).

Глубокая деградация госаппарата не только делала возможным принятие коррупционных решений, но и не давала гарантий их неизменности. В любой момент конкурирующая бизнес-группа через подконтрольных ей чиновников или политиков могла пролоббировать иное решение. Эта ситуация еще более обостряла конкурентную борьбу, которая могла доходить до криминальных разборок или до публичной «войны компроматов» в СМИ. Недаром В. Путин называл коррупцию на том этапе вообще «главным средством политической и экономической конкуренции». [15]

«Государство и капитал сотрудничают настолько тесно, что подчас трудно отличить чиновника, курирующего бизнес, от предпринимателя, вхожего в кремлевские коридоры, — пишет социолог О.Крыштановская. — Чиновники состоят на службе у крупных бизнесменов, получая регулярное вознаграждение из их рук. А бизнесмены зависят от чиновников, так как их финансовое благополучие строится на привилегиях. Эти две группы имеют общие интересы, общее понимание стратегии развития страны, часто – и общее номенклатурное происхождение». [16] «Наше чиновничество еще в значительной степени представляет собой замкнутую и подчас просто надменную касту, понимающую государственную службу как разновидность бизнеса» — вынужден был констатировать в 2006 г. президент РФ В.Путин, выступая перед Федеральным Собранием. [17]

В условиях нестабильной ситуации 90-х гг. коррупция от простого обмена услугами между чиновниками и бизнесменом перерастала во взаимную стратегическую и тактическую поддержку в рамках уже длительного сотрудничества. При этом отдельный чиновник по отношению к соответствующему предпринимателю все более начинает выступать в роли партнера по бизнесу или конкурента. Можно считать это первичной, примитивной формой сращивания бизнеса и государства, которое должно было привести, в конечном счете, рано или поздно к постановке общеклассовых вопросов и превращению государства в инструмент классового господства.

Коррупцию можно рассматривать как неизбежную аномалию переходного периода в условиях отсутствия сложившихся формальных правил и дееспособных институтов, поддерживающих общественную систему. Если для бизнеса коррупция стала средством становления на ноги, первичной самоорганизации, то для остального населения — механизмом адаптации к новым экономическим реалиям, усвоения ценности товарно-денежных отношений, отторгавшихся прежней общественной системой. «Теневая» их природа при прежнем строе не могла не наложить уродливый отпечаток на первые открытые шаги постсоветской капиталистической экономики.

Поскольку общество неоднородно, а его социальная структура неразвита, слабое государство становится объектом интереса для наиболее влиятельных, организованных групп общества. Стоит ли удивляться, что в России такими группами стали криминальные, единственные, которые закалены борьбой с некогда мощной, а теперь разрушенной государственной машиной. По данным одного из опросов на рубеже 2000-х только 7% россиян было уверено, что законы, принимаемые Государственной Думой, отражали интересы большинства граждан, и только 3% — интересы всего народа. В общественном мнении сложились устойчивые стереотипы о корпоративно коррумпированном характере становления новых правовых отношений. По мнению значительной части россиян, принимаемые законы отвечают интересам самих депутатов (37%), новой номенклатуры (31%), и даже мафии (21%). [18]

Если государство не способно провести в жизнь свои законы, их заменяют «понятия». Как пишет В.Волков, автор книги «Силовое предпринимательство», «возможность перераспределять имущество, регулировать отношения собственности и определять, что есть справедливость, была у бандитов постольку, поскольку они обладали ресурсом принуждения». [19] Если государство не может собрать по закону налоги, место государственного инспектора займет рэкетир. Если нет гражданско-правовых норм конкурентной борьбы, эти правила придумывают бандиты. Если государство отказывается применять смертную казнь по закону, ей на смену придет кровная месть и криминальная разборка. Место штатного палача займет киллер! Место гражданского общества — преступная среда. «У нас первыми по времени выделились и оформились те группы общества, которые называют криминальными структурами,- рассказывает социолог «Левада – Центра» А.Левинсон. — Они осознали и оформили свои цели, теперь выражают их политически, даже порой через парламентские каналы. Это новый этап развития». [20]

Однако ситуация постепенно меняется. В конкурентной борьбе между зарождавшимся бизнесом и криминалом, первый постепенно берет верх. Это стало возможным потому, что бизнес оказался более способен к сращиванию с государством и его правоохранительной системой, нежели криминал, для которого государство всегда было, есть и будет антагонистом. «Сама жизнь подталкивает окрепшие и усилившиеся частные структуры к тому, чтобы брать на себя отдельные функции государства, — пишет А.Чубайс. — К примеру, разбираться с бандитами и банкротами. А дальше выстраивается следующая цепочка: попробовали, получилось, почувствовали себя еще сильнее. Пришло понимание того, что государство, с его государственными интересами, вообще далеко не всегда вписывается в интересы такой крепкой и такой могучей компании.

Возникло желание подменить государство не только на ниве борьбы с бандитами, но и в процессе формирования государственной политики — экономической, кадровой. Наши проклюнувшиеся олигархи начали последовательно усиливать свое влияние на власть всеми доступными им способами». [21]

Поскольку предприниматели как класс тогда еще не представлял собой нечто единое: каждый думал о своих интересах, а малый бизнес – об элементарном выживании, союзниками власти могли стать только крупные собственники, которые хотели за это получить солидное вознаграждение в виде собственности. Президентские выборы 1996 г. положили начало складыванию в России режима, названного впоследствии олигархическим. А в ходе шести самых дорогих залоговых аукционов (1995 –1997 гг.) были проданы акции нефтяных компаний, чья стоимость на рынке была в 18 – 26 раз выше уже через полтора года после аукционов. [22] Как заявил в июне 2000 г. президент РФ В.Путин, «у нас есть категория людей, которая разбогатела и стала миллиардерами, как у нас говорят, в одночасье. Их государство назначило миллиардерами: просто раздало огромные куски государственного имущества практически бесплатно». [23]

Так, в России появился крупнейший капитал, который в начале 21 века ворвался в передовые отряды мировой монополистической элиты.

А. Чернышев

1. Русская политическая культура. Взгляд из утопии. Стенограмма лекции Заместителя Руководителя Администрации Президента — помощник Президента РФ Владислава Суркова, прочитанной 8 июня 2007 года в здании Президиума РАН http://www.edinros.ru/news.html?id=121320

2. Эксперт. Лучшие материалы. 2007. №2.С.72

3.Т.Гурова, А.Привалов, В.Фадеев. Наша маленькая свобода //Эксперт. 2003. №33. 8 сентября.

4.См.: Панинтер. 2000. №2.

5.Новая газета. 2006.№63.С.9.

6. Режим Путина: укрепление демократического государства или утверждение авторитаризма? //Фонд «Либеральная миссия» 04.08.2004

7. В.И.Ленин. Полн. Собр. Соч., т.17, с. 359.

8. Что нужно бизнесу от власти? Лекция Александра Лившица 25 ноября 2004 года в клубе Bilingua в рамках проекта «Публичные лекции «Полит.ру» // www.polit.ru

9. Новая газета. 2005. №51. С.10.

10. Известия. 1998. 19 мая.

11. Компания.2003.№18.С.24

12. Все ясно. 2005. №7. С.16

13. Чубайс А. (ред.) Приватизация по-российски. – М., 1999.

14. Толстых П. Закат Государственной думы //Компания. 2004. 23 марта

15. Постоянный адрес документа http://www.edinros.ru/news.html?id=125609

16. О.В.Крыштановская. Анатомия российской элиты. — М.: Захаров, 2005. С. 330.

17. Форбс. 2007.Январь. С.25.

18. Елисеев С.М. Политические отношения и современный политический процесс в России. СПб., 2000. С. 53

19. Бандиты — феномен 90-х //Русский репортер. 2007.№6. 28 июня

20. Новая газета.2005.№76.С.17.

21. Чубайс А. (ред.) Приватизация по-российски. – М., 1999.

22. О.И.Шкаратан. Этакратизм и российская социетальная система //Общественные науки и современность. 2004. №4. С.58

23. ИТАР-ТАСС. 11.06.2000.

22
http://compaper.info/?p=4195