Мой город. Странички истории

История Кузъелги

 (Спецпоселки ГУЛАГа в Башкирии)

В Башкирии 1-й этап раскулачивания проходил в 1929 - 30 г.г. В 1931 году началось внутрибашкирское переселение 3,5 тысяч семей. Осенью 1931 года сплошная коллективизация завершилась. В ноябре - декабре главы семейств кулаков 2 категории были переселены в лесные районы и на новостройки Уфы. С ноября 1931 года по май 1932 года они, живя в спецпоселках, готовили жилье и хозяйственно - бытовые постройки для приема своих семей. С мая по август 1932 года было организовано переселение кулацких семей в спецпоселки.

В Белорецком районе были организованы поселки Нура, Кузъелга, Капкалка, Ерматаево, Верхняя Тюльма. Руководили поселковые комендатуры.

Условия жизни и труда были тяжелые: бытовая неустроенность, перебои с продуктами питания, антисанитария, вши, нехватка самых необходимых промтоваров: керосина, спички, соли. Работали на лесоповале. Однажды в лес отправили 39 человек, которые, не дойдя до леса вернулись обратно. На вопрос «Почему вернулись?» они ответили, что вести лесозаготовки за 4 км. не могут, обессилили. На следующий день отправили за 3 км., двое из леса не вернулись, остальных пришлось доставать поздно вечером. Один из них скончался в больнице, бывали случаи смерти в лесу. За февраль от недоедания, истощения умерло 45 человек. Употребляли суррогаты: древесину, опилки, кору деревьев, поэтому распространились желудочно-кишечные заболевания. Были побеги. В 1939 году убежало 38 человек, бежал даже 62-х летний Вавилов. О побеге кузъелгинцев Галим Хисамов написал повесть «Лишняя чурбанная голова» на башкирском языке называется «Артык тумэр баш» (журнал «Агидель» 1997 г., № Ю).

Беглецов возвращали. Доносчикам в знак благодарности давали 1 кг. Песку, плитку чая, муку. Комендант Городецкий приказывал бить этих беглецов. Комендатура была 2-х этажная. На одном этаже били провинившихся.

Массовый голод влек за собой большую смертность. В акте составленном кузъелгинским врачом, указывается, что 28 февраля скончалось 2 человека. А тремя днями раньше спецпереселенец Шайхитдинов, уйдя в лес для рубки дров, не вернулся, упал и окоченел. Каждый день по улицам Кузъелги проезжала лошадь с телегой, громыхая колесами, на которую грузили мертвецов. (Материал взят из газеты «Белорецкий рабочий», 29 апреля 1992 г.).

Кузъелга основана в 1929 - 30 г.г. Школу построили в 1932 году на 140 мест. До войны (1945 г.) учили на русском и татарском языках, а после 1945 года только на русском. До войны директорами были Н.И.Ушаков и В.Т.Кириллова. В годы войны директором была А.И.Котельникова. После войны директорами были Т.Е.Елизаров, Л.В.Васильев, М.А.Руденко, Н.М.Володин, Ю.В.Кириллов, Ф.Ф.Рахматуллин, Р.И.Халикова, Н.М.Тверскова, И.Г.Халиков, Ш.К.Халикова, В.Г.Гузенко больше 20 лет обучали в этой школе.

Из школы вышли такие замечательные люди: Р.И.Исмагилова - главный врач Уфимского глазного института, А.П.Игуш - руководитель одной из больниц Москвы по травмотологии, И.А.Середа — главный хирург г.Салават, М.М.Минигулов - капитан 1 ранга, служил на Тихом океане, У.М.Галиев -руководитель профилактория   Белорецкого металлургического комбината, автор книги «Будем жить», М.И.Халиков - кандидат философских наук, Р.М.Минигулов - мастер 17-го цеха БМК.

Директор Кузъелгинской школы В.Т.Кириллов перед отправкой на фронт выступил перед народом с речью, затем посадил 3 тополя. Погиб политрук Кириллов в 1942 году, но 3 тополя напоминают о нем.

М.И.Иванов, З.Л.Хибатуллин, погибли под Сталинградом. Лейтенант В.Г.Щербин погиб в мае 1944 года. Заместитель политрука Н.А.Тверсков погиб в боях за Украину (из сочинения Тузбенковой Насихи, сейчас она работает у вас в больнице).

Раньше около станции Ишля была большая деревня Инкешле. Она попала под влияние лапыштинских купцов, но инкешлинцы не подчинились. Тогда скот инкешлинцев в лес не пускали, с реки не поили. Закрыли 18 голов скота муллы (попа) Нурмухамета (кратко называли Норош) в сарай Матасевича. Не кормили, не поили. Скот подох. Решили народ проучить, но инкешлинцы все равно не подчинились. Лапыштинцы на них написали жалобу Оренбургскому губернатору (Башкирия относилась к Оренбургской губернии). Из Табынска (Гафурийского района) прибыл Красильников атаман с казаками и сжег деревню. Жители летом жили в летовках. Вернулись в деревню, вместо деревни увидели уголь и золу. Аксакалы посоветовавшись отправились в разные концы. Кузей ушел к Инзеру, Арипкул (за Юшой-горой) тоже основали хутора, 4-х из них уже нет. Из Инкешле ушли также в Верхнее Серменево и Рысыкай, там тоже создали свои деревни. Все они выходцы из деревни Инкешле, где была большая мечеть. Татлы, Ильмяш тоже пришли к горе Юша, раньше они жили на Миньякской поляне. Это было в 1740 году. По реке Малый Инзер было сожжено 13 деревень, сгорела 164 дома (газета «Урал», 1998 г., 29 октября).

Таким образом, основанием наших деревень считаем 1740 год. Сколько жили в Инкешле, этого не знаем. Основатели деревень вынуждены были идти к горам, к скалам. Раньше они селились по рекам на полянах, каждый месяц меняли летовки (газета «Урал» 17 декабря, 1995 г. № 140).

В 1740 году было восстание Карасакала. Башкиры, защищая свои земли, через каждые 20 лет поднимались на восстание. Карасакал потерпел поражение. Когда были разгромлены основные силы Карасакала, царские войска начинают по отдельности уничтожать отрезанные в горах и лесах остатки повстанческих отрядов. Снова возникают бои и стычки в верховьях Агидели, у горы Ямантау, в долинах Инзера и Кизила. Окруженные отряды Теляукая, Амина, Акай-муллы (прапрадед Салавата Юлаева) и Сырымбета-батыра были разбиты поодиночке. Затем карательные отряды прочесывают леса и горы, преследуя прятавшихся там повстанцев, женщин и детей. Насилуя женщин и девушек, насмехаясь над детьми, убивая, забирая в плен людей, сжигают они деревни, хлебные поля, угоняют скот. Потому-то эти люди, обреченные на смерть, выбирали гибель в бою (академик Гайса Хусаинов «Фельдмаршал Пугачева», стр. 268).

По нашим горам Юша, Ямантау прошел прапрадед Салавата Юлаева Акай Камакаев с 300 семьями. 22 июня 1740 года был бой, где были уничтожены люди, скот. Разбили их капитаны Кубмицкий, Тарбаев. Акай с 20 семьями прибыл в Верхнеуральск просить прощения. Его сажают в тюрьму. Затем дед Салавата Азналы освобождает его, отдав начальнику тюрьмы 12 лошадей.

На наших горах лежат примерно кости 3000 человек. Около Авзяна было сожжено 30 деревень (журнал «Агидель», 1996 год, № 9, стр.169).

Существенный вклад в изучении Башкирии 18 века внесли такие выдающиеся ученые, как член-корреспондент Петербургской Академии наук Петр Иванович Рычков, академики Петр-Симон Паллас и Иван Иванович Лепехин.

В 1770 году Лепехин побывал на 33 заводах и составил их описания. Был на Авзянском, Белорецком заводах. В 50 верстах от Белорецка находилась гора Ямантау (злая, худая гора). Путешественники поднялись на самый верх, где увидели болото и большие лужи. Из этой горы выходили 5 немалых уральских рек. Вскоре проводники привели отряд к месту впадения в Инзер небольшой речки Куперле. Здесь они показали в белом кварце золотую чернь, которая от прежде описанных не разнствовала... была изобильнее и расщелины наполняли толщиною линии в две.

Лепехин был очень доволен, наградил проводников. Далее в верховьях речки Тирлян он посетил 3 богатых железных рудника, принадлежавших Белорецкому заводу, а затем гору при речке Нисели, где ему предвещали целую золотую гору (В.Сидоров. Исследователи края башкирского, 1997 г, стр.219).

Вторым великим человеком, посетившим Ямантау, был руководитель Оренбургского тайного общества, поэт, выходец из Верхнеуральска, Петр Кудряшов. В 1825-26 г.г. его отправили в ссылку в Белорецк. Он посетил Ямантау и оставил такие записи: «Кто не видал Альпов, тому и угрюмые Рифеи (Уральские горы) кажутся самыми величественными предметами в природе. Я видел сии последние горы и прихожу в восхищение от одного воспоминания от них. Здесь природа представляется в различных изменениях своих: на одной горе и зима и лето; и дикие скалы, и зеленеющие холмы; там прекрасные равнины, а вокруг непроходимые леса, тут величественные реки и шумящие источники, словом, слияние ужасов и дикость со всеми очаровательными и прелестными видами».

Прочитав такое невольно самому захочется посмотреть на угрюмые Рифеи, легендарная молва о которых докатывалась еще в древние времена до самой Эллады. Но если греки проделывали многотысячный путь, чтобы взглянуть на наши горные хребты, то что ж остается нам, жившим под боком у этих гор?

До приезда военных со всех концов СССР ехали сюда, чтобы подняться на Ямантау. (книга «Башкирия. Путеводитель, стр.207).

В 70-х годах прошлого века прибалтийские ученые на горе Ямантау нашли живую клетку, просуществовавшую миллиард лет (газета «Башкортостан», № 164, 1995 г., 25 августа).

Раньше северная часть Белорецкого района с хребтами Авалак, Зигальга, а также с горами Ямантау и Иремель в прошлом принадлежали Минской, вернее ее ответвлению Кубовской волости (журнал «Ватандаш», №7, 1999 год, стр. 38). Эти земли были проданы И.Б.Твердышеву и И.С.Мясникову в 1756 году 16 декабря, (журнал «Агидель» 1996 г., № 9, стр.170).

Наши предки решили продать гору Ямантау. Это место в прежние времена входило в состав Катайской волости. Приехавший из Москвы помещик роздал здешним башкирам по чугунному чайнику на душу, затее напоил местных начальников и баев, составил сдельную бумагу на обладание здешней землей. Тогда из рядов простых людей, следовавших за баями, выступил молодой егет (парень) и обратился к старикам с такими словами:

-        Почему вы, деды, продаете земли? Лишаете своих детей земли, чтобы

ходить, воды, чтобы пить, дичи, чтобы охотиться, величавой горы Ямантау?

-        Молод, чтобы нас учить, не становись поперек пути старших, -

отмахнулись от него старики.

Не найдя себе поддержки, егет забрался на вершину горы Ямантау, обнял мшистый камень и зарыдал, точно дитя, навсегда расстающийся со своей матерью. Горе его не могло вместиться в груди, вырвалось наружу песней:

«Здесь сошлись дороги и пути».

Землескупщик прибыл, генерал

к Ямантау теперь не подойти.

В караул - кордоне та гора.

Каменистый у горы обрыв,

Мелкий камень залегает тут

Погубили Ямантау,

Забыв, что у вас наследники живут. (Предания и легенды, 1987 г., стр.212.).

С целю сохранения уникальных природных комплексов в 1978 году в соответствии с постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР был организован на территории нашего района и Челябинской области Южно-Уральский заповедник. На территории заповедника выявлено 665 видов сосудистых растений, 172 вида мохообразных, 116 видов лишайника, 88 видов грибов. Фауна млекопитающих насчитывает 50 видов. Выявлено 198 видов птиц, 4 вида амфибий, 6 видов рептилий, 18 видов рыб. Основными объектами охраны являются редкие виды растений и животных. Среди них 12 видов высших растений, 2 вида лишайников, 3 вида грибов. Они включены в Красную книгу Российской Федерации.

Научно-исследовательские работы проводятся по программе «Летопись природы». Ученые принимают участие в региональных научных конференциях и совещаниях, их статьи и тезисы публикуются в республиканских и региональных сборниках. Заповедник тесно взаимодействует с Академией наук РБ и Уфимским научным центром. На территории заповедника проводят исследования сотрудники института биологии и института геологии УНЦ. Ежегодно в нем проходят практику 80 - 100 студентов биологических специальностей ВУЗов

республики. В конце 2001 года создан отдел ЭПД (экологическая просветительная работа).

С 1996 года заповедник проводит акцию «Марш парков». В прошлом году провели 1-ый республиканский фестиваль «Друзей заповедных островов», приуроченный к 85-летию заповедной системы России, где были М.Г.Рахимов и директор экоцентра Данилина.

Нашего отца Фаткуллисламова Загита Муллакаевича, как кулака выслали на строительство Уфимского моторостроительного завода. Жили в бараках в Черниковке. До этого он жил в Гафурийском районе. Родился и вырос в многодетной семье. Было 5 сестер и 2 брата.

Отца раскулачили, отправили на лесоповал в Кузъелгу, а его брата с семьей отправили в Тюльму. Условия жизни были трудными, от голода опухали, умирали. Каждый день хоронили по 2 человека. В 1933 году 1147 человек болели. Каждый день должны были заготовить по ЗмЗ дров, но рабочие сдавали только по 1,5 м2 или 2 мЗ..

У отца опухли ноги, руки, он уже не мог шевелить шее, не мог поворачиваться. Родственники матери выхлопотали перевод, его перевели в поселок Ерматаево, где кайлом добывали железную руду. Родственники каждую неделю привозили продукты за 50 км.

Отец стал работать на руднике. Стал стахановцем. Сперва тоже рубли лес. Норма 10 мЗ. Таким образом, склоны гор Комарово, Майгашли были счищены от леса. Там был сплошной лес. С отцом работали Ахметшин Ахмадей, Усманов Давлетгарей, Бикмухаметов Зайнетдин. Бикмухаметову за хорошую работу дали «вольную», он мог уехать в свою деревню в Ишимбайский район, он не уехал.

В Ерматаево построили школу, детский дом, клуб с богатой библиотекой, детский сад и ясли, лечебницу, пожарку, комендатуру. Комендантом был Мастеров Архип Архипович. Если он приглашал в комендатуру, народ шел к нему с боязнью. В гости нельзя было ходить. Отец с матерью однажды пригласили соседей, за это отец отсидел в каталажке, в тюрьме. Без спроса, разрешения коменданта никуда не пойдешь, не сходишь.

За малейшую провинность в комендатуре били. Нас в детстве так и пугали: - Тихо, комендант идет, услышит.

Затем отец стал работать на руднике. Они вручную, кайлом добывали руду, поэтому у нас в Ерматаево, в Комарово, в Тукане все горы изрыты, там сейчас глубокие ямы. В Комарово даже в один год утонули несколько девушек.

Добытую руду грузили в вагонетки, затем вывозили на лошадях.

Условий никаких не было. На ногах лапти, в руках смола, чтобы освещать дорогу. Еда плохая, поэтому многие умирали. Напр. Саматов, Лущ, Юдин. На ноги отца упал большой камень, целый год он лежал в больнице, затем молодым, в 42 года умер.

Началась война. Доверия к кулакам не было, поэтому Ерматаевский детский дом перевели в Серменево. На войну тоже не брали. Когда начались жестокие бои под Сталинградом, только тогда начали отправлять ерматаевцев на фронт.

Наши отцы были стахановцами, поэтому начальник рудника сказал: - Прячьтесь в канаву, если вы пойдете на фронт, как я буду выполнять норму, а перед начальством я сам отвечу. Таким образом, он стахановцев оставил. Их было 42 человека.

На ноги отца упал большой камень. Отец стал хромать, лежал в больнице. Пролежав год, он умер в 42 года в цветущем, молодом возрасте, оставив нас пятерых детей, малолетними. Самому младшему был год. Соседи, жалея маму говорили: - Хоть бы умер младшенький.

Наряду с мужчинами работали и девушки: Шакирова Жихан, Усманова Фарида, Минязева Зинира, Газизова Хоснури.

О Ерматаевском детском доме Хаматдинова написала 2 книги: «Друзья Илсояр», «Мальчики, одевшие шинель». В этом доме воспитывалась и сама автор, были и испанские дети. Детский дом был переведен по ходатайству брата поэта Галима Саляма. - Какое воспитание можно получить среди кулаков, нельзя молодое поколение вопитывать среди кулаков - говорил он. После переезда детского дома в Серменево, количество учениковуменьшается. Строится новая школа. Старая была очень большая, с большими классами. Принимала школа всех учащихся из соседних деревень: Бакеево, Исмакаево, Уметбаево. Было и общежитие для учеников.

Директорами в школе были Казаккулов, Иргалин, Никитин. В районе школа по успеваемости занимала 1 место. Раз родители были трудолюбивы, то и дети старались.

В Серменевском педучилище из Ерматаево учились Салим и Камиль Нугумановы (погибли в годы войны), Мукарама Фахриева, Хафиз Габдуллин, Байна и Райха Габдрахмановы, Ислам Шакиров (он всю жизнь работал в Серменевской школе), Гульзум Нафикова, Галия Яркеева, Карам Калимуллин, Фархана Ямалова, Салихов, Смаковы. Они были первыми ласточками, получившими образование. Их учили писатель Сагитт Агиш, брат Заки Валили (борец за автономию Башкортостана) Абдрахман, Колметов.

В Ерматаево учатся все: старшие в ликбезе, младшие в школе. Кто не учился, тому хлеб не довали. Выучившихся в Ерматаево можно встретить по СССР везде, они работали и за границей. Михаил Жарков работал советником в посольстве Англии, Назиф Калимуллин инженер, строит завод в Индии, обучает там строителей, Нур Шакиров работает директором завода в Екатеринбурге, Николай Лаврентьев сперва работает директором завода в Муроме, затем становится партийным работником. Геннадий Старостин в Саратове, доцент. В Магнитогорске Раис Гимазетдинов доцент. Гадельшин работает в уфимском нефтяном институте, доцент, учился в Москве. Сагида и Мукмин Шакировы - инженеры в Днепропетровске, Наил - офицер.

Сын директора школы Никитина В.А Валерий - артист, работает в Самарском и Владивостокском театрах, второй сын Олег - инженер, работает в Сибири. Есть и учительские династии, в семье все учились на учителя. Это Фахреевы, Галиуллины, Фаткулисламовы, Халфины. В каждой семье учительского стажа - 200 - 300 лет.

Из семьи Журавлевых Дмитрий, Анна, Мария - учителя, Василий -офицер, Александра - медик, Николай - металлург.

В деревне воспитательную работу вели и муллы, хотя советская власть была против религиозных деятелей. Это Шакиров Мажит, Сарвар Яркеев, Мохмеднур Бускин, Сабир Нугуманов, Хаким Шакиров, Ногман Мухамадеев.        Они    сами    были    примерами    в   деревне    и    воспитали замечательных детей. Например, наш сосед Имай Нафиков читал все газеты, слушал радио, знал все новости страны. У самого руки были золотые: делал из железа ведра, кастрюли. Сам воспитал замечательных детей: Тимеркай и Айрат - инженеры, Гульзум и Гульзайнап - учителя, Асия - медик. Сам Имай бабай знал и рассказывал многое из прошлого, замечательно пел. Таких замечательных стариков было много: Фахриев Шакир, Фаткулла Габдуллин.

Многие уехали в Среднюю Азию: Галимовы Амина и Зайтуна работали в Казахстане, в Алма-Ате, Габдуллины Байна и Амина работали в Узбекистане, в Маргелане, Бикмухаметовы Тарифа и Рашида в Киргизии.

Хотя нас бросили в 30-ые годы в полымя, все равно наш поселок дорог нам. Так как мы все получили высшее образование, замечательное воспитание.

Жаль только, что этого поселка теперь нет. Если б не учились, если б была работа, поселок сохранился бы, сейчас там живет только 1 бабушка.

Железной руды там еще много, хватит на 140 лет. Может, в будущем опять расцветет наш поселок. Мы любим, вспоминаем поселок, хотя ели траву, ходили в неглубоких галошах в школу, получали хлеб по карточкам. Как из-за этого хлеба занимали очереди с утра, давили нас, выбрасывали из очереди.

Помню такой случай, пошли в лес за травой, идет дождь. Разожгли костер. Рядом стоит сосед Квашнин Толя, отличник, малого роста. Его мать, тетя Настя, зашла к нам и говорит - хоть б найти кусок сахару, ведь сын Толя сдает экзамены; или другой случай, мама раздала по кусочку хлеба, 50 гр., мы быстро съели, а брат сидит долго не ест, тянет время, а мы все начали у него выпрашивать этот хлеб.

Детям стахановцев дали путевку в лагерь. Летом отдыхали в д. Азнагул (дальше Серменево). Как уехала, умер отец, мне не сообщили. По приезду из лагеря я стала «культурной», себе в чашке жарила лук, траву уже не ела.

Народ в поселке жил дружно. Каких только национальностей не было: и чуваши, и мордва, и мари, и русские, и татары, и башкиры. В 1947 году дали вольную. Некоторые уехали в родные края. Основное население осталось. Построили дома. Но долго не пришлось жить. Молодые, выучившись, уехали, пожилые умирали.

Хотя поселка нет, летом с разных концов на свою малую Родину едут. Например, в этом году из Казахстана приехала самая младшая из Галимовых - Разия. Хотя она тогда была маленькой, хотя у нее уже не осталось родственников, приехала с мужем. Родина тянет всех к себе как магнит. Едут на кладбище, где похоронены их родственники.

Хотя уже нет поселка, он жив в наших сердцах, в нашей памяти. Это наша колыбель. Мы там росли, учились.

Брата отца отправили с семьей в Тюльму, там тоже было, так же, как и в Кузъелге. Брат отца, Сабит, с сыном Хурматом убежали оттуда. Убегали только ночью, днем ловили. За поимку давали 1 кг. сахару, плитку чая. Двоюродница отца Самсиямал Газизова, родила по дороге ребенка. Он умер. Похоронила в Усмангалях. Из нашего поселка тоже бежали. В 1935 году сбежало 62 человека. Их возвращали обратно, били в комендатуре. Деревни обходили стороной  или проходили ночью, чтобы не ловили, не сдавали их.

Во всех спецпоселках было трудно, но в Капкалке было особенно трудно. Там каждый день умирало по 5 человек, их не хоронили, а сбрасывали в общую яму. Ели и ворон и крыс. На улицах не было уже крапивы. Работающим давали по 150 гр. муки, иждивенцам по 45 гр. на день. Мальчики с 12 лет, девочки с 14 лет уже работали на лесоповале. Кто не выхолил, т.е. не мог выйти на работу, считались смертниками. Некоторые умирали, выдержав 3-4 дня, умерших «похоронщики» выносили утром, их место занимали новые провинившиеся.

Каждое утро Федот объезжал на дровнях Капкалку, собирая мертвецов. Подъехав к бараку, стучал кнутовищем в оконную раму и спрашивал: - Есть помершие? Покойнички есть?

Покойники были почти в каждой семье. Федот входил в барак и выволакивал мертвеца, уложив ноги трупа на свои плечи. 5-6, а то и более за сутки.

Некоторые ухитрялись не заявлять об умершем, пряча несколько дней, чтобы получать за него паек.

В начале 1933 года паек сильно урезали. Капкалка находилась в 30-ти верстах от Белорецка. Не разрешали сеять, держать скот, поэтому было особенно трудно.

Капка -это по-башкирски ворота, значит закрытый. Действительно бараки загородили проволокой колючей, жителей никуда не выпускали. Кладбище находилось за воротами, туда могли выйти только «похоронщик», 3-4 человека.

В бараках были 2-х ярусные нары. Комендант Лихин сказал: - Все вы враги Советской власти, враги народа. Право на жизнь будет определяться по труду. Выполнил норму - живи. Порядок соблюдай неукоснительно. Подъем в 5 утра. С 6-30 до 7 вечера работа. Выход за территорию запрещен. Проход за ограду считается побегом. Приближение к реке, вхождение в нее - тоже побег. В этих случаях охрана стреляет без предупреждения. Всякое нарушение установленных правил наказывается заключением в изоляторе до 20 суток.

Спали на матрацах, наполненных травами. Было холодно, неуютно.

Затем и кузъелгинцам дали земли, выделили огороды, кормились уже с них. После войны Белорецк надо было обеспечить пропитанием, разрешили строить деревню Сосновка. Мужики валили лес, строили дома, а пахать, боронить, сеять - все бабам доставалось. Как мы знаем, в Сосновке колхоз Маленкова славился долгие годы, был миллионером. Значит, народ сохранил свое трудолюбие, хотя вытерпел столько унижений, горечи, обиды. 4 кошмарных зимы, 4 голодных лета в Капкалке наверное, никогда не выветрятся из памяти.

С 1935 году улучшилось качество пайкового обеспечения и нормы увеличились. Смертельный мор прекратился, но порядки в Капкалке оставались прежними: колючая проволока, вооруженная охрана, собаки.

Дети, видевшие сотни смертей, спрашивали: - Мы не умрем? Они видели скрипящие по снегу, мимо окон, дровни, загруженные мертвецами.

Нуриман Шагибеков написал о Капкалке книгу. Называется «Прими их души, господи». О Ерматаево пишет Игорь Павлович Максимов, о Кузъелге

В 1930 году из разных городов Башкирии было раскулачено несколько тысяч семей и было выслано в Белорецк и Белорецкий район в спецпоселки Нура, Капкал-ка, Ермотаево, Средняя и Верхняя Тюльма, Кузъ-Елга.

Кузъ-Елга от Тюльмы находилась в 25 км, у подножия горы Яман-Тау - местные башкиры называли её Гора дьявола, Гора черта.

Спец поселок строился недалеко от башкирской небольшой деревни. Состоял из 5 улиц до 10 бараков, в каждом по 4 семьи. Семьи были большие, всего примерно 1000 человек.

Капкалка явилась могилой для нескольких сотен человек. Мало кому удалось выжить.

Медленно, словно диктуя каждое слово, рассказывала Татьяна Никитична Михайлова-Лопухова, проработавшая в Нурской школе 10 лет учителем младших классов и 20 лет - директором. А до этого в её судьбе были Кузъ-Елга и Капкалка.

«Жили мы в селе Городецкое Белебеевского района. В семье нас было 14 человек. Работали от зари до зари. Когда в 30-х годах начались массовые аресты и к нам в село нагрянула полиция, так мы называли милицию, родители велели нам быстро надеть на себя по 3-4 платья, кофты и пальто, словно предчувствуя, что может произойти что-то страшное. Так и получилось. Когда нашу семью арестовали, то отобрали все, что было можно, в том числе и «лишние детские вещи».

Холодной, затяжной весной нас везли на лошадях из Уфы в сторону Белорецка. Во всем чувствовалась атмосфера страха и безысходности. Лошадей гнали почти без остановки, словно боялись, что мы куда-то сбежим. Кругом были высокие горы, заросли могучих елей и сосен. Лес казался зловеще-мрачным. Настроение было тя¬желым и гнетущим.

Часть людей оставили в Тюльме. Нас привезли в Кузъ-Елгу. Поселили в на¬спех построенных бревенчатых домиках без крыльца, мы ходили по доске. Поселок был огорожен проволокой, на вышках круглосуточно охрана, и началась жизнь. Мужчины под конвоем заготавливали лес, женщины сплавляли его. По вечерам обя¬зательно перекличка. Люди из леса возвращались измученные, промокшие. Дед Ку¬ликов был в мокрых валенках и варежках и не смог стоять в шеренге. Его посадили в карцер, он перемерз, у него начали гнить руки и ноги. Люди пытались бежать, но были пойманы.

Мы, дети, были очень голодные. В семье 12 детей у нас, малолеток шестеро. А получали 5 кг муки на одного человека раз в месяц. Варили в чугунке болтушку из крапивы и конёвника и немного муки.

Скоро в поселке начался голод. У нас в семье первым умер Коля. Он лежал в зыбке, когда к нему подошли, он уже не дышал. Тяжело умирала Валя. Перед этим мы несколько дней голодали. У Вали испортились глаза, ноги подвело к подбород¬ку. Её смерть была страшной. Затем умер Ваня. У него была водянка. Он очень хо¬тел есть. Когда дома никого не было, он слез с печки и съел единственный в сунду¬ке пряник. Пряник берегли, его дали на праздник Тане в детсаде.

До сих пор вижу: сидит на пороге, подперев рукой щеку, моя сестра Манечка и ждет маму, чтобы сообщить ей, кто у нас сегодня умер. Сама она часто говорила: «Скорее бы умереть, чем так жить». Вскоре и ее не стало.

Маму со сплава перевели работать в овощехранилище. Но и здесь порядки были жестокие: даже мерзлой картошки брать было нельзя. Уже позже я узнала, что распоряжался всем комендант Городецкий. Люди умирали, а склады были полны продуктов. Я спаслась тем, что попала в число счастливчиков, посещавших детский сад, где один раз в день давали тарелку супа и кусочек хлеба.

Однажды мама унесла в деревню к вольным швейную машинку. Ей взамен дали кусок хлеба. По дороге домой она незаметно откусывала маленькими кусочка¬ми и с ужасом обнаружила, что весь кусок съела, и долго горько плакала об этом.

Голод брал свое, но менять было больше нечего, да и вольных людей было мало. Летом от голода ели грибы, но многие не знали съедобные они или нет, и слу¬чалось, что после такого «обеда» вся семья лезла на стенку, а потом все умирали. По поселку ежедневно ездила специальная подвода, сборщик Ерастов останавли¬вался у каждого дома и кричал: «Есть кто?» Хоронили несчастных в общей яме.

Вскоре нас поселили в детских яслях. Нам, детям, отвели место на печке, пи¬тались мы отходами, которые оставались после обеда.

В Кузъ-Елге я закончила первый класс. Самым ярким впечатлением был при¬езд фотографа. Я долго упрашивала маму сняться на карточку.

В 1935 году нас перевели в спецпоселок на Капкалку. Нас оставалось трое: я, мама, брат Дмитрий. Мама работала на лесозаготовках, а брат Дмитрий с 12 лет пас лошадей.

Прожили мы на Капкалке недолго. Год спустя нас перевели в спецпоселок Нура в Белорецке. Дали нам комнату в 5 бараке. Страх от прежней жизни еще долго преследовал меня. Наш барак стоял у речки Нура. Однажды я услышала шум и из-за бугра вывернул паровоз. Я очень испугалась и с криком: «Меня сейчас задавит!» забежала в барак. В бараке было много клопов и вшей. Летом мы уходили спать в коридор, спали на шмутках, обкладывались полынью, Некоторые спали на улице во дворе.

Со второго класса я стала учиться в нурской школе. Это была единственная радость. Учила нас Быкова Ксения Георгиевна. Вскоре началась война. Дмитрия за¬брали 3 июля на фронт. Он хорошо рисовал. 1 июня закончил копию с картины И.Шишкина «Утро в сосновом бору». 7 октября от него было последнее письмо с фронта. Потом нам сообщили, что он пропал без вести на Ленинградском фронте.

Я осталась верна своей школе. После окончания педучилища вернулась в свою школу и работала 10 лет учителем младших классов и 20 лет - директором.

В 50-60-е годы документы о спецпереселенцах уничтожены. В живых оста¬лось мало людей. Вот несколько фамилий, которые могли вспомнить когда-то вы¬жившие в Кузъ-Елге дети.

В Кузъ-Елге проживали семьи:

Макаровы, Сатлыковы, Гареповы, Чапайкины, Беляевы, Филатовы, Харченко, Щербины, Масленниковы, Котельниковы и другие.

Собрала материал К.А. Матвеева в 1995 году.