Детская литература страны изучаемого языка
план-конспект урока по теме

ЭДВАРД ЛИР (1812—1888)

Жил на свете старик в бороде.

Говорил он: «Я знал, быть беде,

Две совы, три чижа

И четыре стрижа

Свили гнезда в моей бороде».

(Перевод М. Фрейдкина)

Этим стихотворением открылась одна из самых необычных и самых... «бессмысленных» книг в истории литературы. Уже одно название говорило само за себя: «Книга Нонсенса» («нонсенс» в переводе с английского — «бессмыслица»). На обложке первого её издания — 1846 г. — был изображён добродушный толстячок, пляшущий в окружении таких же весёлых детей. Из надписи под картинкой следовало, что это и есть автор книги — «старый Дерри из Дерри». Раскупившие книжку читатели — дети и их родители — долгое время гадали: кто же скрывается под этим прозвищем. Лишь в третьем издании книжки появилось настоящее имя автора, кое-кому, как выяснилось, знакомое. Но не в среде литераторов, а среди любителей животных — благодаря множеству лежащих на прилавках альбомов с изображениями птиц и симпатичных зверей, нарисованных Эдвардом Лиром.

Родился Лир в Лондоне, в семье весьма преуспевающего дельца (сейчас бы сказали — бизнесмена). Однако когда Эдварду было тринадцать лет, Лир-старший разорился и даже попал за долги в тюрьму. Вскоре Эдвард стал зарабатывать на жизнь сам — внезапно у него обнаружился талант рисовальщика. Он раскрашивал ширмы и дамские веера, рисовал вывески и афиши для лавочников, «чертил страшные изображения поражённых болезнью органов для больниц и врачей», за что ему подчас недурно платили. Так что, по собственным его воспоминаниям, хватало даже «на хлеб с сыром».

В 1831 г. художнику повезло по-настоящему. Он получил заказ от Зоологического общества на серию рисунков различных птиц, преимущественно попугаев. Эта работа прославила Лира в кругах учёных-орнитологов («птицеведов»). Вскоре к нему пришёл граф Дерби и пригласил художника пожить в своём имении близ Ливерпуля, а заодно порисовать принадлежащую ему замечательную коллекцию редкостных птиц.

Четыре года прожил Лир у Дерби. За это время он очень сдружился с детьми хозяина. Именно дети помогали ему одолеть скуку, царящую в высшем обществе. «Мне ничего так не хочется, как от души посмеяться или попрыгать на одной ножке по здешней величественной галерее», — сетовал Лир в одном из писем тех лет. Время от времени он так и поступал — во всяком случае, на бумаге (вспомним изображение бодрого толстяка с обложки его книги). Своим юным друзьям Эдвард Лир и посвятил созданное в те годы собрание стихов и рисунков, содержащее всё, что угодно, — кроме здравого смысла.

«Что такое Бессмыслица? — вопрошает один из исследователей творчества Лира. — Я знаю, что в детстве — это самый воздух, которым мы дышим; я знаю, что она веселит и ободряет нас во время нескончаемых рабочих будней в зрелом возрасте; она же рассеивает мглу нашей старости. Но как облечь в слова её определение?»

Персонажи Лира действуют порой самым неожиданным образом. То ни с того ни с сего пускаются в пляс под ручку с вороной (или мухой), то отправляются в путешествие на спине черепахи, зайца или гуся, то нянчат в море рыбёшек... Животные присутствуют здесь на равных правах с людьми:

Укоризненный джентльмен с совой

Постоянно холил сам не свой,

И усевшись на рельсу,

Очень горький пил эль со

Своей верной подружкой совой.

(Перевод М. Фрейдкина)

Происходящим в стихах событиям Лир не даёт никаких объяснений, да и зачем — ведь и так смешно. Персонажи, их слова, поступки сочетаются между собой непривычным, странным образом — это-то и здорово! А чтобы стало совсем понятно, к стихотворению предпослан рисунок, — мол, никакой ошибки или описки тут нет: вот, например, старичок, а вот огромных размеров пёс, что сейчас старичка зараз проглотит. По словам одного критика, эти иллюстрации «прозрачны и почти грубы в своей простоте».

Герои Лира все как на подбор чудаки, но в их поступках присутствует своя логика — просто она не такая, как у большинства чересчур «взрослых» людей, во всём пытающихся найти Смысл. Впрочем, и таких персонажей в «Книге Нонсенса» хватает. На рисунках они наименее симпатичны, и имён у этих лиц нет. Для их обозначения Лир обходится местоимениями — «они», «все».

Интересна форма, к которой прибегает в своей книге Лир. Это так называемые лимерики — фольклорные пятистрочные стихотворения «поэзии бессмыслицы», с определённым размером и рифмовкой. Каждый представляет собой законченное изящное произведение. Лимерики писали и до Лира, но благодаря ему они стали широко популярным литературным жанром.

Неистощимый на выдумки художник отнюдь не обладал крепким здоровьем. Поэтому он вынужден был искать для себя более подходящие условия, нежели сырой и промозглый английский климат. В каких только странах не побывал Эдвард Лир — в Греции и Египте, Италии и Швейцарии, Албании и Франции... И всё, что там видел, он старался запечатлеть на холсте или бумаге.

В 1870 г. вышла в свет вторая книга Лира — «Бессмысленные песни, истории, ботаника и алфавит». К тому времени Лир уже окончательно поселился в Сан-Ремо, что на Средиземноморском побережье, — в обществе преданного слуги-албанца и увековеченного в рисунках кота Фосса. Там, в большом доме у самого моря, Эдвард Лир и окончил в 1888 г. свой долгий век.

Семьёй поэт так и не обзавёлся, о чём не без грусти поведал в одной из своих поздних песен:

На пустынном тихом бреге,

 Где по тыквам бродят тучи,

 Посреди лесов дремучих Поселился Бонги-Бо.

 Пара стульев, стол без ножки,

 Две обгрызенные ложки —

 вот и всё его добро...

(Перевод С. Астафьевой)

ЛЬЮИС   КЭРРОЛЛ

(1832—1898)

Особенно известна «абсурдная» сказка стала благодаря профессору Оксфордского университета, специалисту в области математической логики и анализа Чарльзу Доджсону, известному во всем мире как Льюис Кэрролл, сочинившему сказки для своей любимицы Алисы Лидделл, дочери ректора колледжа, по имени которой и названы эти книги. Он был блестящим математиком, работы которого до сих пор поражают парадоксальным ходом мысли и оригинальностью суждений. Профессор увлекался также фотографией, и сделанные им снимки прочно вошли в анналы художественной фотографии.

Вошел он навсегда и в историю сказки. С литературной точки зрения, сказки об Алисе и для Алисы связаны с классической (например, сказки Андерсена и романтиков) и фольклорной традициями. Однако автору удалось создать собственную форму—интеллектуальной, иронично-пародийной сказки.

«Алиса в Стране Чудес», как, впрочем, и «Алиса в Зазеркалье», отличается тем, что абсурд в них часто прикрывает здравый смысл, что под детскими шутками скрывается социальная сатира, что милые стихи на самом деле — злая пародия. Не случайно исследователи творчества Кэрролла до сих пор находят в его сказках признаки каких угодно идей и теорий — от релятивизма до сюрреализма.

Книги Кэрролла оказались такими «недетскими» еще и потому, что это был единственный способ писать о проблемах, которых не позволяло коснуться викторианское ханжество. Первым почувствовал «взрослую направленность» ее иллюстратор Джон Теннил, опытный политический карикатурист, изобразивший Алису «недетской девочкой», что не особенно, к слову сказать, понравилось самому автору.

Тем не менее нельзя отрицать необычайную привлекательность «Алисы» для детей — в первую очередь видящих в этих сказках волшебные приключения маленькой девочки, с которой происходят невероятные и увлекательные происшествия. Алиса поистине бессмертна, и в Ландудно, на берегу Ирландского моря, сооружен мемориал в честь нее и Белого Кролика.

Близка к «Алисе» и сказка Уильямса Мейкписа Теккерея (1811—1863) «Кольцо и роза». Эта единственная сказка неисправимого скептика и весьма ядовитого сатирика представляет собой не что иное, как ироничную пародию на сказку и рыцарский роман.

Именно с Теккерея и начинается устойчивая английская традиция, когда сами авторы и иллюстрируют собственные произведения. Однако в случае с «Кольцом и розой» писатель сначала нарисовал свою сказку, а затем уже облек ее в слова.

Существенным отличием сказки Теккерея от дилогии Кэрролла является то, что Теккерей вещественный мир оставляет неприкосновенным, в то время как Кэрролл все ставит с ног на головы, переносясь в мир неудержимой фантазии. Недаром Честертон заметил, что в мире Кэрролла спокойный и логичный английский ум ощущает себя на каникулах. Вот стихи из «Алисы» в переводе Т. Щепкиной-Куперник:

Сияло солнце в небесах

И весело светило

Изо всех сил свой лучший блеск

На волны наводило:

И странность заключалась в том,

Что это ночью было.

Надувшись на него, луна

С досадою глядела,

Решив, что солнце по ночам

Могло б ложиться смело.

— Вот наглость, — думала она, —

Так портить мне все дело.

Был сух на берегу песок,

Мокра вода морская...

Не видно было облаков

На синеве без края.

Не видно было также птиц;

Их улетела стая.

Особое внимание следует обратить и на тот факт, что книге об Алисе — это первые сказки-сны в Англии. И хотя у нее уже были

предшественницы («Щелкунчик» Гофмана и «Черная курица» Погорельского), сказка-сон стала особенно популярна именно в Великобритании и считается одной из особенностей английской детской литературы. Именно к этому виду жанра обращались Киплинг, Несбит, Льюис и многие другие мастера сказки.

Двойная жизнь — явь и сон — характерна и для повести Стивенсона «Странная история доктора Джекиля и мистера Хайда». Это часто приводит к сравнению художественных миров Кэрролла и Стивенсона, однако при всей своей внешней схожести отличаются они друг от друга тем, что произведениям Стивенсона свойственно драматическое напряжение, отсутствующее у Кэрролла: сны и кошмары у него приобретают качественно иной «оттенок», становятся веселыми и добрыми.

Сказкой-абсурдом являются и книги о Мэри Поппинс Памелы Трэверс (1902—1997). (Она известна в Англии также как театральный критик и журналист.) Действительно, разве это не абсурдная ситуация, когда во двор банковского служащего средь бела дня сваливается с неба няня.

Эти произведения представляют собой продолжение традиции литературной эксцентрики, но писательница стремится показать мир современной ей Англии со всеми его заботами и проблемами с точки зрения восприятия ребенком.

Книги Трэверс—а написано их о Мэри Поппинс четыре, последняя из которых «Мэри Поппинс от А до Я» — близки к нравоучительным романам с их неизбежным счастливым концом и нравоучительным подтекстом. Эта сказка затрагивает еще и проблемы неблагополучия в семье, что характерно для английской детской литературы еще со времен Диккенса.

Для детской литературы в Англии вообще и сказки в частности характерно внимание к ней «взрослых» писателей, классиков английской литературы.

Не удержался от «соблазна» создания сказки и другой классик английской литературы - Вильям Сомерсет Моэм (1874— 1965), писатель-реалист, драматург, новеллист и критик. Широкому читателю хорошо известны романы «Бремя страстей человеческих», «Луна и грош», «Театр», но мало кто знает, что ему принадлежит и прелестная сказка «Принцесса Сентябрь», отмеченная прекрасным чувством юмора, свойственного этому писателю. Сомерсет Моэм - мастер короткого рассказа, многие из его произведений этого жанра считаются непревзойденными образчиками английской прозы (характерным примером является и его сказка). Именно в них его искусство рассказчика проявилось в полной мере; совершенство формы, основываясь на принципах простоты и благозвучия, сочетается с мягкой иронией и ненавязчивой назидательностью.

Продолжая традиции английских писателей создавать сказки для своих детей, Кеннет Грэхм—респектабельный служащий банка —написал в письмах к сыну Алистеру и создал в устных рассказах историю об обитателях Речного Берега: романтике дядюшке Рэте, сумасшедшем автомобилисте Тоуде, застенчивом Кроте...

Повесть «Ветер в ивах», в отличие от первых детских сборников — «Золотой век» и «Дни грез», Грэхмом к печати не предназначалась и была отдана им после долгих уговоров настойчивому американскому издателю, который ее так и не издал, а появилась она в Англии лишь в 1908 году и долгое время не пользовалась особенным успехом, хотя критики отмечали, что при всей внешней фрагментарности «Ветра в ивах» — а состоит повесть из 12 самостоятельных эпизодов — произведение это очень цельно и логично.

А «Золотой век» и «Дни грез» привлекли читателя живыми и яркими образами, игрой детской фантазии, противопоставленной скучному миру привыкших ничему не удивляться взрослых. Эта дилогия принесла Грэхму заслуженную славу, вызвав восторженные отклики критиков Англии и США.

Успех же к «Ветру в ивах» пришел тогда, когда в 1929 году, повесть переделал в пьесу А. А. Милн. С тех пор она не сходит с подмостков всех театров мира.

Знаменитый создатель Винни-Пуха А. А. Милн первым заметил и оценил эту прекрасную книгу. Он писал в эссе, посвященном Кеннету Грэхму: «Из года в год я все толковал об этой книге, цитировал ее, рекомендовал ее всем. Иногда мне начинало казаться, что я сам ее написал». И дальше: «Можно спорить о достоинстве большинства книг, и в споре даже иногда соглашаться с оппонентом, и даже прийти к заключению, что, может быть, он в конце концов и прав. Но о достоинствах «Ветра в ивах» спорить не надо. Это книга, необходимая в хозяйстве, домашняя книга. Книга, которую все в доме любят и все время цитируют, книга, которую читают вслух гостю и тем самым проверяют, чего он стоит. И я должен предупредить вас: когда вы приметесь ее читать, не будьте смешным и не думайте, что вы будете судить мой вкус или искусство Кеннета Грэхма. Вы будете судить самих себя. Вы можете оказаться достойными. Я не знаю»

Повесть замечательна еще и тем, что автор умело комбинирует различные жанры, переходя в каждой главе к новым их разновидностям—пасторальной идиллии, гротескной комедии, философским размышлениям и фантастическим приключениям. Не вызывает сомнения и сатирическая направленность глав, посвященных автомобильным эскападам мистера Тоуда, которые представляют собой не что иное, как продолжение и развитие традиций плутовского романов XVIII века Филдинга и Смолетта. Силен в повести и пародийный элемент — например, в главе шестой помпезно-принятый стиль явно неуместен при описании участи Тоуда.

На русский язык «Ветер в ивах» переводили несколько раз. Перевела ее также И. Токмакова, которая написала в послесловии к одному из изданий повести: «Истинная доброта, светлая любовь разлиты по всей книге! И ни одного назидания! Ни одного поучения! Читая сказку «Ветер в ивах», дышишь добротой, как свежим воздухом, не задумываясь над тем, что он питает тебя кислородом и что благодаря ему ты живешь».

АЛАН   АЛЕКСАНДР   МИЛН (1882—1956)

Он тоже написал специально для своего единственного сына Кристофера Робина одну из самых популярных во всем мире сказок — сказку о плюшевом медвежонке Винни-Пухе смешном, наивном и по-детски легкомысленном. «Я, собственно, ничего не придумывал, — писал сам Милн, — мне оставалось только описывать», ибо игрушки — и медвежонок, и Ослик, и Пятачок существовали в действительности — в виде игрушек Кристофера Робина Милна.

Хотелось бы особо отметить, что писатель, продолжая традиции анималистической сказки, создал свою собственную разновидность сказки — о животных игрушечных (в отличие от столь любимого им Кеннета Грэма, который писал о живых зверях, действующих, как люди).

Помимо сказок о Винни-Пухе («Винни-Пух» и «Домик на Виннипуховом перекрестке») перу Милна принадлежат стихотворные сборники «Когда мы были совсем маленькими» и «Теперь нам уже шесть», а также две сказки на «вольную» тему.

Началась его литературная слава как детского писателя с «Баллады о королевском бутерброде», знакомой русскому читателю в блестящем переводе С. Маршака:

— Никто, никто, — сказал он

И вылез из кровати,

— Никто, никто, — сказал он,

Спускаясь вниз в халате,

— Никто, никто, — сказал он,

Съезжая по перилам,

— Никто не скажет, будто я

Тиран и сумасброд,

За то, что к чаю я люблю

Хороший бутерброд!

Тем не менее все «безоблачно-веселые» сказки и стихи Милна не так уж и безоблачны, как кажутся на первый взгляд. Они заключают в себе, прежде всего, призыв не унывать в послевоенную эпоху всеобщего уныния и «потерянности».

Отношение самого Милна к своим детским книгам весьма отрицательно — ведь они буквально отрезали ему путь обратно — во «взрослую» литературу. В предисловии к одному из своих детективных романов Милн писал: «Дети оказались для меня сущим бедствием».

Тем не менее Милн — автор романов и антивоенных статей, биографий и коротких рассказов, блестящих эссе. Довольно долгое время он проработал в журнале «Панч» помощником редактора, и известность пришла к нему в первую очередь благодаря журналисткой работе. Сразу после Первой мировой войны он приобрел широкую известность и как драматург, создав такие пьесы, как «Мистер Пим приходит», «Жаб из Жабсфорда», «Правда о Блэйдсе».

Родился Милн в семье директора частной школы, в которой преподавал и Герберт Уэллс. В своей автобиографии он вспоминает, как маленьким мальчиком он принимал участие в издании школьного журнала. Впоследствии именно Уэллс и ввел молодого Милна в круг литераторов и активно помогал ему утвердиться на этом поприще.

С самого детства Алан Александр был убежден, что станет писателем, и прямо заявил об этом отцу, когда тот стал обсуждать с сыном его будущее. Первым опубликованным произведением Милна была пародия на Шерлока Холмса, в которой автор одним росчерком пера разделывается с профессором Мориарти: на вопрос доктора Ватсона о Мориарти Холмс отвечает: «А никого Мориарти и не было. Так назывался винегрет».

Искрящийся юмор и необыкновенная легкость стиля так и остались визитной карточкой Милна, о какой бы из сторон его творчества ни шла речь - о серьезных его вещах, детективных романах или чудесных сказках и стихах.

БЕАТРИС ХЕЛЕН ПОТТЕР

(1866—1943)

В сокровищнице английской детской литературы есть и еще замечательные сказки о животных, принадлежащие перу великолепной писательницы и художнику Беатрис Поттер.

Большинству маленьких читателей она известна как автор книг о Кролике Питере и его друзьях. Сказки эти написаны для малышей, и почти во всех них действует храбрый и жизнерадостный зайчонок, всегда находящий выход даже из самых затруднительных ситуаций.

Животных Беатрис Поттер любила с детства - она выросла в богатой семье, в окружении гувернанток и множества домашних зверюшек, среди которых были котята и птицы, лягушка и еж, крыса и мышки.

Получив первые гонорары за «Питера-кролика» (1901), писательница смогла купить ферму Хилл Топ, где и написала большую часть своих знаменитых сказок, не изменив традиции английских писателей создавать сказки для собственных детей и детей своих близких. Старший сынишка Энни Мур, ее самой любимой гувернантки, получил, когда был болен, сказку о Питере-кролике. Он так дорожил письмом Поттер, что согласился расстаться с ним лишь по просьбе самой писательницы, когда она решила переработать сказку и издать ее.

Вдохновленная читательским признанием и настойчивыми просьбами издателей, писательница продолжила в 1904 году серию сказок о кроличьем семействе. Так на свет появились рассказы о кузене Питера Бенджамине-Бенни и его детях—Флопсиных крольчатах.

Почти во всех своих сказках Поттер не позволяет читателям усомниться в реальности происходящего, какими бы невероятными ни были чудесные приключения ее героев. Лишь один раз — в сказке о миссис Тигги-Мигл, прачке-ежихе,—впервые появляется нотка сомнения в реальности сказочного мира, но писательница тут же горячо убеждает читателей в действительности существования миссис Ежихи.

Беатрис Поттер была также поэтом и очень любила загадывать своим маленьким читателям загадки в стихах. Любой малыш будет в восторге, если родители прочтут «Рассказ про бельчонка по имени Орешкин». Вот отрывок из нее: «Орешкин был

исключительно дерзким бельчонком... Вместо того чтобы отвесить поклон, он дергался, словно красная ВИШНЯ, на ветке и распевал:

Эту загадку не знает никто;

Маленький красненький в красном пальто,

С палкой в руке,

С камнем в мешке.

Отгадай — и прибавится

Пенс в кошельке!»

Но сказки Поттер не только занимательны и смешны. Они еще и учат детей, как правильно вести себя, как важно быть вежливым и внимательным, добрым и трудолюбивым, помогать взрослым и слушаться родителей. Примечательно, что все свои сказки она иллюстрировала сама, создавая нежные акварели в пастельных тонах, однако очень не любила рисовать человеческие фигуры: на ее рисунках вы нигде не встретите изображения людей крупным планом.

Иллюстрировал свои сказки и Дональд Биссет (1911—1992), творения которого родились из передач лондонского телевидения. Героями его сказок становятся самые неожиданные существа — чернильное пятно и забытый день рождения, маленький автобус, который боялся темноты, и английская королева... В его творчестве нашли органичное развитие традиции сказки-нонсенса.

ДЖЕЙМС  МЭТЬЮ   БАРРИ (1860—1937)

К началу XX в. имя Джеймса Мэтью Барри было широко известно как в Англии, так и в его родной Шотландии — ведь его перу принадлежало уже более десятка произведений. Но в 1904 г. он написал такую пьесу, что все прочие его творения отошли на второй план. Это была история о Питере Пэне, мальчике, «который не хотел вырастать». История постановки этой знаменитой пьесы, пожалуй, не менее интересна, чем она сама. Сначала никто не хотел её ставить, но потом всё-таки нашёлся человек, который пылко полюбил необыкновенного героя, — Чарлз Фроман. Когда во время Первой мировой войны смерть настигнет Фромана на корабле, его последними словами станут слова Питера Пэна: «Умереть — значит встретиться с самым настоящим приключением».

Когда пьеса готовилась к постановке, Фроман и Барри отдавали ей все силы. Автор не пропустил ни одной репетиции, постоянно подправлял реплики, приспосабливая их к характеру актёров. Музыке, декорациям и сценическим эффектам придавалось особое значение. Специалисты из цирка обучали актёров «летать» над сиеной. Усилия были затрачены недаром. Как только поднялся занавес, публику покорило невиданное зрелище: море, пираты, индейцы, мудрый пёс, образцово исполняющий обязанности няни, а главное — необыкновенный летающий мальчик, озорной, решительный, находчивый. Многое в этой театральной постановке было необычным для того времени, например непосредственное общение со зрительным залом.

Поскольку только безграничная вера могла спасти жизнь феи Аинь-Аинь, Питер Пэн обращался к зрителям с прямым вопросом: верят ли они в фей? Если да, они должны были захлопать в ответ. Это был рискованный момент, ведь премьеру играли не для детей, а для солидной взрослой публики. Барри, чтобы подстраховаться, попросил оркестрантов отложить инструменты и похлопать, когда потребуется. Но его опасения оказались напрасными. Вопрос Питера Пэна разрушил воображаемую стену между сиеной и залом, и зрители дружно разразились аплодисментами.

За лондонской постановкой последовала нью-йоркская, с ещё большим успехом. До сих пор в Англии и Америке на Рождество ставятся пьесы о Питере Пэне.

Несмотря на коммерческий успех спектаклей, Барри не стал богачом: все доходы от постановок — а позже и от книг — он передал детской больнице в Лондоне.

Повести «Питер Пэн в Кенсингтонском Саду» и «Питер Пэн и Венди» Барри написал уже после пьесы. «Летающий мальчик» стал любимым героем и детей, и взрослых. Создателя легендарного героя, Джеймса Барри, тоже называли мальчиком, который не вырос. У взрослого, женатого Барри не было своих детей, но он подружился с пятерыми мальчиками семейства Дэвисов, которых няня прогуливала в Кенсингтонском саду. Он играл с ними в индейцев и пиратов, в необитаемый остров — именно из этих игр родилась сказочная история Питера Пэна. Потом родители мальчиков умерли, и Барри заменил им и отца, и мать. Когда во время Первой мировой войны один из Дэвисов был призван в армию, газеты написали: Питер Пэн отправляется на фронт.

У подружки Пэна, девочки Венди, тоже была своя предыстория. Маленькая дочка одного из друзей Барри неумело выговаривала английское слово «френди» — «дружок». У неё получалось «венди». После появления литературной героини многих английских девочек стали называть именем Венди.

В одно прекрасное апрельское утро 1912 г. жители Лондона обнаружили в Кенсингтонском саду памятник мальчику с дудочкой. Статуя была установлена тайно, ночью, она возникла как по волшебству.

Д.М. Барри, английский драматург и писатель, родился в городке Кирримьюир (Шотландия), образование получил в Эдинбургском университете, сотрудничал в «Ноттингэм Джор-нел», в 1885 году переехал в Лондон и целиком посвятил себя литературному творчеству. Барри принадлежал к так называемой школе Кайлиард, или «капустной школе» (Kailyard означает «капуста»), группе шотландских писателей, изображающих жизнь шотландского провинциального городка в сентиментально-романтическом ключе. При жизни прославился как автор сентиментальных комедий («Кволити-стрит», «Элис-домоседка», «То, что знает каждая женщина» и других), а также одноактных пьес.

В лучшей своей драме «Мэри-Роз» (1920) Барри переосмысливает старинные предания о смертных, проведших годы в волшебной стране, не замечая хода времени. Пьеса, как подчеркивал

Дж. P.P. Толкин, антропоцентрична: это история о человеческом страдании и о жестокости. Волшебный мир, не поддающийся ни обузданию, ни рациональному объяснению, присутствует в пьесе незримо, давая о себе знать только по влиянию, оказываемому на действующих лиц. Несмотря на благополучный конец, пьеса глубоко трагична: слишком сильны в ней мотивы неприкаянности, одиночества, затерянности человека в мире. Как и персонажи древних преданий, Мэри-Роз, возвратившись к людям, оказывается чужда и тому, и этому миру. Для героини в качестве спасительной воскрешающей силы выступает материнская любовь, однако подтекст остается: все преходяще, привычка и устоявшийся уклад в итоге оказываются сильнее самых искренних привязанностей. Вспоминая пропавшую дочь, отец Мэри-Роз мучительно размышляет про себя: «Полагаю, что любой, кто вернулся бы спустя двадцать пять лет... как бы их ни любили... скорее всего... ну... знали бы мы, о чем с ними говорить?» И, убеждаясь, что чудо все-таки произошло, в отчаянии восклицает: «Вы думаете, ей следовало возвращаться?»

Элементы фантазии, мотивы несбывшихся надежд и иллюзорности бытия Барри искусно использует и в других своих пьесах. Творческое наследие Барри, помимо пьес, включает романы «Маленький священник» (1889), «Маргарет Огилви» (1896), представляющий собою идеализированный портрет матери писателя; «Сентиментальный Томми» (1896) и «Томми и Гризель» (1900), где впервые возникают отголоски «Питера Пэна»; «Маленькая белая птичка» (1902).

Вся проза Барри автобиографична. Стремление изображать реальных людей и реальные события под маской художественного вымысла достигает в творчестве Барри таких масштабов, что порою дает повод критикам несправедливо упрекать автора в излишней сентиментальности и «приторности».

Роль Барри в истории детской литературы суммируется одним именем: Питер Пэн. Мальчуган, упрямо не желающий взрослеть, известен во всем мире; увековеченный в бесчисленных театральных и кинопостановках, Питер Пэн дал свое имя предметам и явлениям самым разнородным—от арахисового масла до психического расстройства.

«Питер Пэн», любимая во всем мире детская книга, основана на историях, рассказанных Барри пятерым сыновьям своих друзей — Артура и Сильвии Льюэллин Дэвис. Собственно говоря, придуман был Питер Пэн для старших мальчиков, Джорджа и Джека, в то время как младший — Питер, был еще младенцем. Барри забавлял своих юных приятелей выдумками о том, что Питер умеет летать: писатель уверял, что дети в прошлом были

птицами. Так родилась пьеса о Питере Пэне, малыше, который, позабыв, что он не птица, упорхнул в окно.

Первый же театральный режиссер, которому была показана пьеса, счел автора сумасшедшим. Но вскоре видный продюсер Чарльз Фроман сумел оценить «Питера Пэна» по достоинству: он пришел в восторг от необычной сказки и решил одновременно поставить ее в Нью-Йорке и в Лондоне. Оба спектакля имели грандиозный успех; в англоговорящих странах «Питер Пэн» вошел в традиционный рождественский репертуар. Вслед за постановкой 1904 года последовала повесть «Питер Пэн в Кенсингтонских садах» (1906) — главы из «Маленькой белой птички», изданные в виде отдельной книги. Роман «Питер и Венди» увидел свет в 1910 году. Тем временем пьеса подвергалась многочисленным переработкам и переписывалась для каждого театрального сезона: биографы Барри насчитывают более двадцати вариантов.

В повести Барри заметно влияние «абсурдной логики» Льюиса Кэрролла, в то время как необитаемый остров стал данью кумирам детства— Д. Дефо, Р.Л. Стивенсону и Ф. Марриэту. Силен элемент литературной пародии: в образе капитана Крюка автор обыгрывает идеал традиционного байронического героя. Явственно ощущаются и автобиографические мотивы. Старший брат Джеймса, Дэвид, трагически погиб в детстве. В воспоминаниях матери и Джеймса Дэвид навсегда остался тринадцатилетним золотоволосым мальчуганом: образ детства, навечно «застывшего» во времени, запечатлелся в воображении Барри и нашел отражение в «Питере Пэне» и других произведениях писателя. Любимый сенбернар Портос, фигурирующий также в романе «Маленькая белая птичка», стал прототипом заботливой Нэны, четвероногой няни семейства Дарлингов.

По мере того как повествование движется к концу, усиливаются ностальгические ноты, навеянные автору одиночеством, горечью неудачного брака и несбывшегося отцовства. Венди, Майкл и Джон причастны к миру Небывалому, поскольку этот мир живет в их воображении и в снах. Питер чужд уютному домашнему мирку: как и его создатель, он вынужден «смотреть сквозь оконное стекло на единственную радость, которая для него запретна», — на счастливую семейную идиллию, из-за оконной решетки.

Противопоставление Питер—капитан Крюк—это не только соперничество благородного героя и архизлодея приключенческого романа. Крюк, выпускник привилегированной закрытой школы, поборник «хорошего тона», становится символом взрослого, рассудочного мира, противопоставленного задорной непредсказуемости детства. Однако Барри далек от идеализации: он видит и другие стороны детства — неосознанный эгоизм и сосредоточенность на самом себе, оборачивающиеся бездумной бессердечностью. Питер настолько поглощен собственными интересами, что патологически не способен к постоянным привязанностям, если они выходят за пределы сиюминутного сюжетного построения. Он — воплощение «игрового» начала: игра, сделавшись самодостаточной, целиком и полностью подменила для него жизнь, и в этом — его счастье и его трагедия.

Ошеломляющий успех «Питера Пэна» объясняется еще и введением в сказку пиратов и краснокожих индейцев, что было совершенно новым для сказочной литературы. В центре Лондона даже воздвигнут памятник Питеру Пэну, который живет на своем чудесном острове Нетинебудет и к которому улетают поиграть дети...

КЛАЙВ  СТЕЙПЛЗ  ЛЬЮИС

(1898—1963)

Выдающийся писатель и литературный критик, К.С. Льюис родился в городе Белфасте в семье стряпчего, учился в Оксфордском университете, принимал участие в боевых действиях Первой мировой войны. По возвращении в Оксфорд на протяжении почти тридцати лет преподавал английский язык и литературу в Магдален-колледже, считаясь, по отзывам современников, одним из самых популярных лекторов; затем занял пост профессора английской литературы средних веков и Возрождения в Кембридже. Перу Льюиса принадлежат работы по филологии («Аллегория любви», «Предисловие к «Потерянному раю»), теологические трактаты и художественные произведения: стихи, три романа «космической трилогии», «Письма Баламута». В историю детской литературы Льюис вошел благодаря «Хроникам Нарнии» (1950—1956).

Семь «Хроник Нарнии», образующие единый цикл, продолжают традицию сказочных притч Джорджа Макдональда, представляющих собою сложное сочетание христианского символизма и мистики. «Хроники Нарнии» — цикл многоплановый. Задуманные как христианские аллегории, они зачастую прочитываются как захватывающие повести о приключениях отважных и благородных героев в волшебной стране, причем увлекательная событийная канва «оживляет» уроки христианского вероучения, а библейские аллюзии придают, казалось бы, пустячным эпизодам глубокий философский смысл. Первая и последняя хроники рисуют начало и конец истории Нарнии: в «Племяннике чаро-

дея» звучит Песнь Творения, исполненная животворящей, ликующей силы; в «Последней битве» мир, созданный Эсланом, гибнет—для того, чтобы открыться вновь в преображенном, истинном виде для тех, кто навсегда покинул Мир Теней. Смерть у Льюиса — суть не угроза, но обещание.

По словам исследователя С. Кошелева, «если есть одно слово, которым можно определить Нарнию, это слово—Радость, та самая Радость, которую Льюис так часто ощущал и о которой так много думал». Действительно, прочитав повести, вы заметите, как много в них празднеств, пиров, плясок, игр. Они радостны и сами по себе, но, кроме того, как бы означают преддверие некоей великой Радости, которая еще не наступила, но обязательно наступит. Радостной песней Аслана в «Племяннике чародея» Нарния началась, радостью же в финале «Последней битвы» и заканчивается ее история.

Писатель и учёный, мыслитель и проповедник... Каждое из этих определений подходит к Клайву Льюису, которого всё чаше причисляют к классикам мировой литературы. При жизни Льюиса оценки его творчества были весьма разноречивы. Одни называли его «совестью Англии», другие (пренебрежительно) — «моралистом». Последнее определение в ходу и сейчас, только к нему прибавляют — «великий».

Клайв Стейплз Льюис родился в Белфасте, на севере Ирландии, принадлежавшей Британской короне. Лишившись в возрасте десяти лет горячо любимой матери, он вскоре расстался и с родным домом. Отец, не умевший и не любивший возиться с детьми, предпочёл отправить Клайва в отдалённую школу. Нелестные воспоминания об этом вполне «элитном» заведении преследовали Льюиса долгие годы. В будущем он посвятит немало язвительных страниц подобным школам: безразличию тамошних преподавателей к доносительству и побоям физически сильных учеников.

Лишь в шестнадцать лет судьба свела Льюиса с подлинным учителем. Два года он брал уроки языка и литературы у профессора Кёркпатрика (прообраз профессора Лигори Керка из сказочного цикла «Хроники Нарнии»). Он стал, пожалуй, первым, кто действительно попытался проникнуть во внутренний мир юноши. Именно благодаря Кёркпатрику Льюис избрал для себя стезю филолога, специалиста по античной и средневековой литературе.

С 1917 г. Льюис учился в Оксфордском университете. Впрочем, учёбу в самом начале прервал воинский призыв. Льюиса отправили во Францию, в пекло Первой мировой. Потом — ранение, госпиталь. О пребывании на фронте Льюис старался не рассказывать и почти не писал. В его книгах встречаются батальные сиены, но тема войны никогда не выходит на первый план. В 1919 г. Льюис вернулся в Оксфорд. Окончив университет, он остался там — преподавать английскую филологию. Его лекции пользовались шумным успехом у студентов, а научные труды (от «Истории английской литературы XVI века» до перевода поэмы древнеримского поэта Вергилия «Энеида») принесли признание коллег. Как и многие преподаватели, Льюис в 20-х гг. посещал литературные кружки, писал и даже печатал стихи, впрочем не принёсшие ему известности.

Переломным для Льюиса стал конец 20-х гг. Подобно одной своей героине, он «отошёл от христианства в детстве — тогда же, когда перестал верить в Санта-Клауса». Решающую роль в смене взглядов сыграло знакомство с Джоном Толкином, который начал преподавать в Оксфорде в 1926 г. Увлечённые своим делом коллеги, с не очень большой разницей в возрасте (Толкин был старше на шесть лет), они вскоре сдружились. Толкин, глубоко верующий католик, с горечью воспринимал безверие Льюиса. Они много спорили — о культуре и мифологии, о смысле жизни и творчества. В итоге Льюис пришёл к христианству, моральным принципам которого не изменял уже никогда. «Настигнутый радостью» — назовёт он позже свою «духовную автобиографию».

Толкин уже тогда много писал, правда, редко заканчивал начатое, а следовательно, мало издавался. Льюис прочёл почти всё из его «портфеля», и это стало сильнейшим импульсом для его собственного творчества.

Как-то Льюис сказал Толкину: «Знаешь, в литературе слишком мало такого, что нам действительно нравится. Боюсь, стоит попытаться написать что-нибудь самим». Толкин согласился, они заключили нечто вроде пари — и сели за написание фантастических романов. Льюис пари выиграл — в 1938 г. вышел первый роман его «Космической трилогии». (Толкин свой роман быстро забросил, но его сюжет влился во всемирно известную эпопею «Властелин колец».) В итоге, как писал Толкин, «мы обеспечили друг друга историями, слушать или читать которые нам действительно нравилось».

Льюис и Толкин стали ядром научно-литературного кружка «Инклинги». По-английски inkling — «намёк», название шутливо «намекало» и на слово ink — «чернила», и на древнескандинавскую династию Инглингов (все участники увлекались «северной» мифологией и литературой). Члены кружка собирались еженедельно в апартаментах Льюиса, читали отрывки своих сочинении и обсуждали их. Здесь бывал брат Льюиса Уоррен, пробовавший себя как исторический романист. Толкин читал здесь главы из «Властелина колеи».

Период с 1938 по 1953 г. стал для Льюиса самым плодотворным. Выходят в свет романы, повести, притчи, эссе и философские трактаты. Академичный, несколько чопорный университет, однако, более чем прохладно отнёсся к писательской известности своего преподавателя. Отчаявшись получить в Оксфорде должность профессора, Льюис в 1954 г. перебрался в Кембридж. Здесь профессорскую кафедру ему дали, а через год избрали в Британскую академию наук.

Расставание с Оксфордом, которому было отдано тридцать пять лет жизни, стало для Льюиса драмой. Загруженный новой работой, он меньше писал. Распадались прежние дружеские связи, прерывалось столь дорогое для Льюиса творческое общение. В марте 1957 г. Льюис женился. Он обвенчался с тяжело заболевшей Джой Лэвидмен, его почитательницей из США, которая полюбила его заочно и приехала в Англию специально ради встречи с ним. Они прожили вместе три года, приняли на воспитание двоих детей. Но в 1960 г. болезнь взяла своё. Лжой умерла. Льюис пережил её лишь на три года.

Литературное наследие Льюиса весьма многогранно. Ему принадлежат ставшие бестселлерами повести-притчи «Письма Баламута» и «Расторжение брака», «Космическая трилогия», сочетающая черты научной фантастики, религиозной притчи и мифа, роман «Когда мы обретём лица» на сюжет античной легенды об Амуре и Психее. Но самое известное творение Льюиса — цикл сказочных повестей «Хроники Нарнии» (1950—1956 гг.). Сам Льюис утверждал: «Волшебная сказка — самый подходящий жанр, чтобы выразить то, что я хотел сказать».

Нарния — волшебный край, населённый говорящими зверями и персонажами мифов. Но, как и Земля, Нарния, куда попадают дети из нашего мира, — мир сотворенный. Творец и защитник здесь — Лев Аслан. Точнее — «не просто лев», Некто, воплотившийся в царя зверей в Им же дарованном зверям мире. «Неужели ты бываешь и у нас?» — спрашивают Аслана дети, герои сказок. «Конечно, — сказал Аслан. — Только там я зовусь иначе. Учитесь узнавать меня и под другим именем».