Коренюгин Андрей Павлович

О себе

Зимы моего детства.  

Зимой я всегда чувствую себя неуютно. Зима словно преследует меня. Сейчас я уже никак не могу вспомнить, с какой именно зимы это началось, но то, что это время года стало для меня временем неудач, это я знаю точно.

      А может в этом виноваты безвозвратно оставленные в прошлом зимние вечера моего детства?..  Домой я возвращался тогда всерьез взволнованный одной единственной проблемой: когда это на мне успевала образоваться эта проклятая ледяная корочка, которая неизвестно почему, так волновала мою маму. Ведь и с горы прокатиться я успевал всего раз двадцать, не больше. Хотя… когда умеешь считать только до двадцати, все может быть. Обидно, но за эту противную ледяную корочку, как назло появлявшуюся совершенно незаметно для меня, мне здорово попадало. Возможно, это несчастье и стало началом моих неудачных зим.

       Когда я подрос, подросли и мои зимние несчастья. Теперь я каждый вечер выходил с вратарской клюшкой в руках защищать честь дворовой команды. А это ведь ой-ой-ой, какая непростая задача! Тем более надо учесть, что шайба не всегда летит туда, куда тебе хочется. Но тут выбора просто не оставалось. Лучше уж шайба поздоровается с твоим замерзшим носом, чем на глазах у всех девчонок залетит в  твои собственные ворота. Но разве это можно было тогда кому-нибудь объяснить. Все равно никто бы не понял.

       Детство ушло подло, по-кошачьи, оставив о себе только легкую пыль грустных воспоминаний.

       Первая студенческая весна и стала первым уроком самостоятельной жизни. Оказалось, что никакая шайба не может так больно ударить, как человеческое предательство. Ведь я поверил, поверил той девчонке, как себе самому. А она…  Впрочем, теперь уже все равно, что думала она. Наверно, она тоже искала счастье, свое счастье, которое говорит нам «до свидания» именно тогда, когда мы говорим ему «здравствуй».

       Две армейские зимы стали для меня проверкой на прочность. Я иногда вспоминаю их, докуривая у распахнутой форточки последнюю ночную сигарету, вспоминаю, чтобы, почувствовав холод и пустоту прошлого, начать ещё раз сначала.

      Сейчас, неуклюже ступая по ледяной дорожке, чуть-чуть припорошенной первым снегом после долгой январской оттепели, я вспоминал свои зимние неудачи. Мне показалось, что за 10 минут до автобусной остановки я вспомнил все свои 23 зимы. Хотя, конечно, вряд ли это возможно.

     Я поднял голову вверх. Хлопья снега сыпались откуда-то из неизвестности, из пустой и темной бесконечности. Я попытался поймать языком небесную путешественницу, но чуть-чуть промахнулся. Она упала на правую половину носа и, быстро растаяв, покатилась к губам. Я опять высунул язык и приготовился, почему-то, ощутить соленый вкус, как в детстве, когда ловил языком слезы. Но только капля коснулась языка, я вздрогнул. В это момент я понял, что больше никогда не попробую свои слезы, те детские, солёные и хмельные слезы очищения.

Книги, которые сформировали мой внутренний мир

есенин . павел вежинов. стругатские.