Личное

Нет, не к ударившимся в религию и искателям "духовных практик", не к сектантам и всяким астрологам, а вполне к земным представителям рода человеческого, трудом своим сделавшим себя сами, но не заработавшим много денег и власти, к «работягам», одним словом. Кого я люблю называть «умственным пролетариатом», как и сам себя же.

Один мой знакомый, бывший руководитель одного маленького предприятия, которого уже давно не существует, герой моих журналистских заметок в 90-е, будучи уже за семьдесят остается верен себе, увлеченно занимается с детьми: «Вот даже в праздники технические новинки для образования осваиваем. Программируем, конструируем, набираемся навыков. Есть, кому передать. На занятиях обязательно внедрять будем».

Другой мой товарищ, историк, архивист, айкидошник в свободное от работы время и марксист по молодости лет, написал книгу, собирает деньги на ее издание, которое, - я не сомневаюсь в этом, - поможет многим его друзьям понять, почему наша история пошла именно так, а не по-другому. Хотя бестселлером она не станет и научную карьеру он вряд ли сделает.

Еще один молодой человек, увлеченный музыкой и сменивший в России не один вид деятельности, как и я же в его годы, три месяца назад эмигрировал в Португалию, чтобы начать все сначала. «Это хорошо, что люди делают разные выборы, - пишет он, - и кто хочет, может оставаться там, где родился, а другой может отъехать в сторону пару тысяч километров и жить в стране и обществе, где почему-то чувствует себя комфортнее и счастливее».

Это люди разных возрастов и профессий, разночинцы XXI века, способные принять и уважать любой труд и картину мира. Они не сделали большой карьеры, но приносят немалую пользу окружающим, у них есть то, что называют гражданской позицией, но нет желания ломать копья «за Путина» или «против Путина». Они не борцы с режимом, но и не его адепты. Они критически оценивают российскую действительность, но не готовы на баррикады. Кто-то выбрал за рубеж, кто-то ушел во «внутреннюю эмиграцию». Они увлечены творчеством, реализуют себя в профессиональной сфере и в частной жизни, избегают при этом участия в легальной «общественной жизни».

Они самостоятельны, но не карьеристы, пытаются достичь некоего уровня относительной самодостаточности и комфорта в той мере, в какой позволяет действительность, стараясь быть в ладах с самим собой, даже если они не в ладах с этой действительностью. В любом случае, в моей картине мира, люди, решающиеся на перемены в своей жизни тогда, когда власть этого не хочет или когда они страшат многих, вызывают восхищение.

Вот так и я испытываю все острее недоверие к всякого рода «общественным деятелям» и официальным институтам, не терплю ритуальные мероприятия, «корпоративный дух» и дежурные фразы, не перевариваю, что касается современной политики, и политиков, хоть «правых», хоть «левых», избегаю любого «околополитического» участия и взаимодействую с государством только «по необходимости».

Мне кажется, что это главное «достижение» путинской двадцатилетки - ритуализация общественной жизни, окончательное отчуждение «кухарки» от управления государством, выхолащивание всяких механизмов влияния на власть и на обнаглевших чиновников. Стало вокруг много официоза и пафоса, но не прибавилось справедливости и всего того, что составляет существо понятия «качество жизни».

Мой старший брат однажды сказал мне: «Мы живем, отделившись от государства, как «государство в государстве». Я тогда был наполовину бюджетником, наполовину частником, засомневался было, но и позавидовал. Не поверил, что и сам спустя какое-то время смогу так прожить с семьей. Не получилось, правда, надолго.

Поднимаю бокал за вас, родственные души, кто не выбился в гении или в начальство. Ведь

… кто-нибудь поймет, кто-нибудь дойдет, кто-нибудь услышит.

Кто-нибудь рискнет, кто-нибудь возьмет, кто-нибудь допишет.

Кто-нибудь найдет что-то для себя, кто-нибудь на свете.

Всюду на земле в каждой голове дует тот же ветер.