Как же воспитывать любовь к труду?

В центре нашего школьного сада зеленеют высокие кусты винограда. Мощные лозы достигают двухметровой высоты. Ровными рядками закрепили пионеры зеленую поросль на проволоке. Посмотришь вдоль рядка – радуют глаз тысячи тяжелых гроздьев. Наш виноградник – гордость всей школы. Сюда приходят учиться колхозники не только из нашего, но и из окрестных сел. Работать на винограднике – большая радость и честь, которой удостоиваются самые прилежные, самые трудолюбивые. Когда из многих желающих разрыхлить междурядья или подвязать ветки к проволоке, накрыть осенью каждый куст землей или собрать снег для накопления влаги выбираются десять-пятнадцать человек, когда те, кому не достался этот труд, остаются обиженными, – каждый раз вспоминается то, что было здесь пятнадцать лет назад...

Тогда здесь был пустырь. Помню, рассказывали, что сторожу и завхозу давали этот участок под картофель – не взяли: уже лет пятьдесят здесь сажают картофель, земля стала бесплодной. И вот я посоветовал создать здесь самый плодородный участок, цветущий уголок сада.

С большим трудом удалось уговорить старшеклассников привезти сюда тонн тридцать перегноя. Я видел, что учащиеся выполняют мои требования лишь из уважения ко мне, вновь назначенному директору школы, а не из любви к труду. После внесения удобрений надо было копать ямы глубиной в полтора метра, в каждую яму снова вносить перегной, смешав его с черноземом.

Винограда в нашем селе тогда никто не выращивал, хотя условия для его развития в нашей местности прекрасные. Я рассказывал учащимся о том, какое это чудесное растение, но чувствовал, что мои слова до них не доходят. Помню, когда я говорил о любви к труду, приводил слова Горького, десятиклассница Оля Ткаченко спросила, лукаво подмигнув подружкам: «Вот вы говорите, что труд украшает жизнь. Но скажите, разве можно полюбить копанье вот этих ям? Разве может это принести радость? У Горького это, наверное, для красоты поэзии, а в жизни разве возможна любовь к такому труду, как сбор навоза?»

С тех пор прошло много лет, но вопроса этого я не забуду. Не один раз я слышал его в последние семь-восемь лет, когда партия и народ поставили перед школой задачу – воспитывать трудолюбивых, влюбленных в труд людей. Ответить на него не так просто, как кажется с первого взгляда, но ответить надо. И не только надо доказать, что любовь к труду – это высшая ступень человеческого достоинства и культуры, но и показать, как же воспитывать любовь к труду. Ответ дает сама жизнь.

Возвратимся к рассказу о винограднике. Мне было ясно, что те, кто копает ямы под первые кусты винограда, увидят плоды своего труда уже после окончания школы. Может быть, тогда, когда приведут своих детей в школу. И это, конечно, хорошо, но надо больше думать о тех, кто еще трижды может вырастить виноград, трижды увидит плоды своего труда. На праздник труда (так назвали мы закладку виноградника) пришли не только те, кто копал ямы и вносил удобрения, но и малыши – ученики I, II, III классов. Они были не только зрителями, они пришли трудиться. Малыши заранее готовились к этому ответственному труду. Уже потому, что посадка винограда, такое серьезное «взрослое» дело, требовала их участия, дети относились к труду как к чему-то необычному, торжественному, а потому и радостному.

И вот маленькие дети кладут в каждую яму еще по горсти перегноя, смачивают корни питательным раствором, засыпают землей, поливают. Их доля труда незначительна, но они с гораздо большим интересом ожидают появления первых листочков, чем те, кто копал ямы и возил тонны перегноя. Почему же это так? В те годы я не стремился разобраться в психологических тонкостях этого явления, мне было ясно одно: детей надо вовлекать в труд с самого раннего возраста, причем так вовлекать, чтобы труд входил в жизнь ребенка, становился его интересом, пробуждал такие же мечты, как путешествия в дальние страны, как открытие новых земель. Прежде чем вести малышей на первый праздник труда, я рассказал им о том, что один куст винограда может дать до ста больших гроздьев сочных плодов, что можно вырастить куст выше школьного здания. Это поразило воображение детей так же, как поражает рассказ о диковинных морских животных, о сокровищах скифских курганов, разбросанных в наших степях, и они с увлечением принялись за дело.

Зазеленели первые листья на кустах, потянулись к солнцу первые побеги. В теплице мы посадим несколько черенков в земляно-перегнойные горшочки, на зиму они окоренятся, а весной мы их высадим в почву, и уже через год они дадут плоды.

Эта цель была очень заманчива, ее заманчивость усиливалась, по-видимому, благодаря тому обстоятельству, что я принес корзинку с изумрудными гроздьями винограда, и дети впервые попробовали их. Ну как после этого не пойдешь с ведрами за перегноем, как можно отказаться от такой не совсем приятной работы, как приготовление раствора из птичьего помета для подкормки!

Пришла весна, мылыши пересаживали выращенные в теплице саженцы. Нелегко было 10–11-летним ребятам готовить ямки, засыпать их питательной смесью чернозема с перегноем, но детей по-настоящему увлекал труд потому, наверное, что он озарялся мечтой. Виноградник малышей – кустов тридцать – стал самым лучшим, самым культурным уголком в саду. Когда завязались первые плоды на кустах, посаженных год назад старшеклассниками, радости малышей не было предела: они ведь чувствовали себя участниками этого труда, они помнили праздник труда. С трудом дождавшись, когда гроздья созрели, я роздал их детям, они с торжеством понесли плоды домой – мамам, папам.

Получен первый результат труда. Зеленели побеги черенков, пересаженных из теплицы. Детям теперь ясно, как ухаживать за растениями, как выращивать их. Я радовался: вот дети научатся хорошо выращивать виноград, каждый из  них станет юным садоводом – это и  будет любовь к труду. Но мои надежды не оправдывались.

Прошел еще год, высаженные из теплицы черенки стали плодоносящими кустами. Снова пересаживаем черенки в горшочках в открытый грунт, снова вносим удобрения, подкармливаем. Многие школьники посадили виноград дома. И я с удивлением замечал, что, чем привычнее становился труд, тем меньше к нему был интерес. Тех же детей, которых 9–10-летними малышами не оторвешь, бывало, от ведра: им хотелось внести как можно больше удобрений под черенки, которые должны прорасти, – этих детей через три года уже ничем не привлечешь ни в теплицу, ни в виноградник. Что же делать? Опять начинать работу с маленькими? Но еще два-три года – и выращивание винограда для всех станет таким же обычным, привычным делом, как выращивание помидоров и других растений, хорошо известных детям. Как же сохранить у учащихся навсегда тот живой интерес, ту увлеченность трудом, которые так воодушевляли их, когда перед ними открылось что-то новое, неизвестное, когда они не просто носили маленькими ведрами перегной, а как бы открывали новую страницу удивительной книги природы? Как добиться, чтобы труд привлекал, манил?

Надо, по-видимому, не допускать, чтобы труд превращался в надоедливое повторение одного и того же дела. Почему у малышей так расширились глаза, когда они три года назад впервые брались за лопатку, сажали виноградные кусты, поливали растения с раскрывающимися почками питательным раствором? Почему они с радостью искали самых жирных, по их словам, удобрений, и это было тогда настоящим увлечением? Потому что тогда труд был для ребенка открытием мира, потому что, познавая мир, он переживал волнующую радость. Потому, по-видимому, что собирать удобрения – это не было конечной целью труда. Это была для ребенка лишь дорожка к заманчивой, интересной, увлекательной цели, дорожка эта, конечно, не совсем приятна, но пройти ее надо во чтобы то ни стало, иначе не достигнешь цели, не завяжутся изумительные гроздья, не засверкает в них солнечный луч.

А когда новое, увлекательное стало привычным, ослабел и интерес к делу. Не потому ли у подростков вообще ослабляется интерес к труду, что мы предлагаем им то же самое, что предлагали маленькому ребенку? Наверное, потому так и получается. То, что для маленького ребенка – открытие мира, для подростка – давно прочитанная страница. Но ведь мир не ограничивается, не исчерпывается той страницей, которую он, подросток, прочитал и уже хорошо знает. Переверни страницу – и перед ним откроется новое, неизвестное. Надо открыть перед ребенком эту удивительную книгу природы. Даже в обычном, привычном, давно знакомом деле, таком, например, как выращивание помидоров или свеклы, – даже здесь можно открывать перед ребенком одну за другой новые, неведомые ему страницы, которые покажут ему обычный труд как дело необычное, увлекательное, романтическое.

И вот главной моей заботой стало то, чтобы простой, изо дня в день повторяющийся труд был не конечной целью, а лишь средством открывать одну за другой изумительные страницы великой книги природы. Подростков, у которых остыл пыл и которых с трудом удавалось уговорить теперь пойти в теплицу или на участок, я все же заманил в теплицу. Нет, не упрашивал, они сами пришли. И даже рты раскрыли от изумления. Даже не все могли посмотреть то, что удивило и изумило их, потому что теплица была тогда у нас маленькая, в ней могли поместиться человек десять, не больше. Что же изумило равнодушных подростков? Это был опыт, который они назвали подкормка винограда газом. В действительности виноградный куст окуривался этиленом; усиленное поглощение газа, как известно, ускоряет развитие и плодоношение. Куст подкармливался также стимуляторами роста и в результате – небывалое дело: среди зимы в двух метрах от снежных сугробов виноград зацвел, появилась завязь плодов, гроздья увеличивались не по дням, а по часам.

Не успели пионеры высказать свой восторг, как я подготовил еще один «сюрприз»: из погреба были принесены ящики, наполненные песком, в ящиках – маленькие кусочки корней винограда. Когда я рассказал, в чем будет заключаться следующий опыт, мне не поверили: неужели к корню можно привить виноградную почку, неужели она даст плодовый побег? С неистощимой ребячьей энергией взялись снова за ведра, пошли снова искать самые хорошие удобрения, выбирали самый лучший участок, на котором весной заложили небывалый виноградник: к корням морозостойкого, северного сорта прививаются почки южных сортов. Что вырастет? Как будут вести себя новые растения во время заморозков? Как перенесут малоснежную морозную зиму? Эти вопросы не давали пионерам покоя.

Как только появились первые листочки из почек, привитых к корням, я рассказал детям еще об одном замысле. Можно вырастить виноградный куст, корни которого пойдут ровным вертикальным стволом в глубинные слои почвы    – таким корням не страшны будут самые сильные морозы.

– Но как же это сделать? – не терпелось узнать детям.

– А для этого надо чем-то привлекать корень, чтобы он шел вниз, чем-то питать его очень вкусным, – намекнул я.

Лица детей озарила догадка. Что надо сделать – ясно, но как сделать – трудно найти ответ. Начали искать ответ сообща, мне тоже вначале не совсем ясен был метод работы. К черенку, который обычно сажается в почву для выращивания саженца, присоединяли трубку, наполненную питательными веществами, потом трубку убирали, а вещества оставались. Корню заранее был указан путь за питательными веществами – и он стремился строго вниз.

Дети были изумлены и обрадованы результатом. Появились новые мысли, предложения. Один мальчик Витя И., который с полгода назад раньше всех стал проявлять равнодушие к труду, придумал теперь интересное дополнение к моему замыслу: от длинной вертикальной трубки он предложил сделать несколько боковых ответвлений – горизонтальных трубок, наполненных питательными веществами. «Пусть в глубине ответвляется корень в стороны, это уж не страшно», – говорил он.

Мы решили: если опыт с питательными трубками удастся, передать колхозу сто морозоустойчивых кустов винограда. Эта мысль захватила детей. Они переживали чувство гордости: им удастся сделать то, что никому еще не удавалось. В детских глазах загорались радостные огоньки. Пришлось срочно расширять теплицу; и этот труд их не только не огорчил, но, казалось мне, еще больше вдохновил. Для того чтобы заложить сто кустов по методу питательной трубки, надо было принести ведер двадцать птичьего помета, перетереть его, выбрать из него то, что нужно для растения, – никогда эту работу полюбить нельзя, но почему же дети выполняют ее теперь с таким увлечением? Да все потому же: этот неприятный, но необходимый труд – мостик, дорожка к тому замечательному творческому результату, достижение которого стало делом чести, гордости.

Снова приближалась весна, и я теперь не опасался больше, что ребячий пыл остынет. Слишком много уже сделано, слишком большой духовный заряд сами же дети вложили в свои сердца своим же трудом. Но заряд этот, конечно, надо постоянно пополнять. У меня были в запасе новые замыслы, я готовился воодушевить ими детей, как только замечу малейшее охлаждение.

Опыт с питательными трубками удался, на школьном участке было высажено десять кустов, на колхозном поле – сто кустов. Во время пересадки придумали еще один способ укрепить глубинные корни: на глубину до полутора метров в каждую яму клали смесь перегноя с богатым гумусом черноземом.

Пересадили и маленькие саженцы, выросшие от прививки к корню морозоустойчивых сортов. Этот опыт сам по себе представлял исключительное явление.

Меня изумило, радостно взволновало то, что в моменты большого духовного подъема, связанного с радостью успеха, у детей рождаются новые замыслы. Когда они увидели, что из почки, привитой к корню, развиваются совсем не такие листья, как у привоя, и не такие, как у подвоя, наиболее любознательные ученики предложили привить почку винограда к какому-нибудь другому растению... Творчество вступило в новый этап. Разве может показаться неприятной заготовка местных удобрений, когда возникла такая интересная мысль, когда осуществление ее сулит столько нового, заманчивого?

Вот теперь, мне казалось, пора открыть перед моими мальчиками и девочками новую страницу чудесной книги природы, которая пробудила бы у них любовь к самому простому, самому привычному. «Копаться в навозе» – всегда считалось образным воплощением тяжелого, изнурительного, неблагодарного труда хлебороба. А вот в этом «копанье в навозе» я и решил показать моим воспитанникам то, что в корне изменило бы их взгляды на простой черный труд.

Собрал энтузиастов виноградарства на участке, рассказал им о том, что ученые в своих лабораториях ставят интересные опыты; ищут в почве вещества, стимулирующие рост, развитие, плодоношение растений. Внести удобрения в почву – это совсем не то, что создать эти удобрения в почве. Если удобрения создаются, то микроорганизмы продолжают жить некоторое время и после посева, они обильно отдают почве какие-то стимулирующие вещества, больше того, они, по-видимому, сохраняют в почве влагу.

– Давайте, ребята, попробуем и мы поставить такой опыт. Создадим в почве удобрение, размножим там в каждом кубическом миллиметре миллионы полезных микроорганизмов, посеем пшеницу. Интересно, каков будет результат? Может быть, узнаем что-нибудь такое, что не совсем ясно и ученым?

Моя мечта увлекла детей. Их удивило и обрадовало, что оказывается, вносить навоз – это не такое простое дело. Можно внести много навоза и не только не улучшить, но даже ухудшить плодородие почвы.

И вот одновременно с уходом за виноградом закипела новая работа. Взяли три сотки обычного чернозема, который в самые урожайные годы не давал больше 25 ц пшеницы с гектара. Вывезли полтонны навоза, добавили к нему полтонны органических остатков растений, сравнительно богатых сахаром (кукурузные стебли, перепревшие листья деревьев и др.). Всю эту смесь смочили слабым раствором жидкого аммиака, припахали толстым слоем чернозема. В течение лета несколько раз культивировали, зимой проводили снегозадержание. Детям не терпелось узнать, что же там происходит в почве.

Готовились весной посеять на этой необычной почве яровую пшеницу. Но мне показалось мало одного увлечения. Хотелось, чтобы ребята заболели еще одной мечтой. Из старых агрономических журналов я узнал, что люди, влюбленные в землю и растение давно уже пробовали выращивать озимую пшеницу как пропашную культуру – каждый куст окучивался. Это давало замечательные результаты: урожай был в три, в пять раз выше обычного. Детей увлекли мои рассказы, и они на десяти квадратных метрах заложили опыты.

Зима прошла в множестве забот о виноградных саженцах, которые выращивались в теплице, о черенках, о кустах, покрытых снегом; прибавились теперь и новые заботы – об удобрениях. Ученики брали на учет все свалки, все остатки кормов, все кучки навоза.

Как только снег сошел с земли, ребята принялись за дело: культивировали почву, очищали семена. Посеяли яровую пшеницу в мягкую, влажную почву и с нетерпением ожидали всходов. Нас поразило быстрое развитие растений, поразили упругие, сочные, мощные стебли. Оказалось, зелень закрывает почву, не пропускает к ней знойных лучей, и почва не пересыхает.

Наша яровая пшеница выкинула колос на неделю раньше, чем на других полях. Таких колосьев никто никогда не видел: они были крупные, тяжелые. Старики, приходившие посмотреть на наш участок, не верили, что это яровая пшеница. Особенно поражало то, что она не боялась зноя. Несмотря на раннее колошение, созревала медленно, долго зеленела, зерна наливались и все больше увеличивались. Уборка урожая дала неслыханные результаты: три сотки дали 2,5 ц, что в переводе на гектар составляло больше 80 ц. Для посева мы брали обычные семена. Каких же результатов можно добиться, если взять отборные семена?

Такие же замечательные результаты дал и опыт выращивания озимой пшеницы кустами. Чем больше простора для куста, тем больше он дает колосьев, тем крупнее зерна. В переводе на гектар кусты давали от 60 до 70 ц, и это без удобрений, только благодаря неоднократному рыхлению почвы вокруг кустов.

Мои юные опытники окончательно привязались к земле, к растениям. 12–13-летние подростки, а вместе с ними и увлекшиеся делом их маленькие друзья, 8–9-летние малыши стали мечтать о том, чтобы создать специальное удобрение каждого культурного растения: для подсолнечника – одно, для гречихи – другое, для проса – третье. В каждой кучке навоза они видели богатство, стали по внешнему виду различать богатый, жирный и истощенный чернозем.

Странное, удивительное явление копаться в навозе стало интересным, увлекательным делом! Казалось, из года в год повторяется одно и то же – собирается навоз, перемешивается с определенным видом органических остатков, запахивается или даже закапывается почву, но так могло показаться лишь для постороннего человека. Для детей же это было открыт все новых и новых страниц вел кой книги природы.

Труд становился подлинным творчеством. С каждой неделей, с каждым месяцем в него привносилось что-то новое.

Новые мечты, новые перспективы. Чем больше страниц – тайн природы открывалось ребятам, тем больше у них было чуткости, восприимчивости ко всему, что связано с почвой, с растениями.

Вот мы смотрим на склон, который после дождя порезали сотни канавок, рытвин. Почему вода так легко смывает, уносит драгоценный чернозем? Только ли потому, что почва часто обрабатывается? А вот рядом склон, с него тоже бегут бурные ручьи, почва там тоже вспахана, а канавок нет. Почему же это так? Я радуюсь, что пытливая мысль детей бьется над такими вопросами.

Проходят недели, месяцы, годы, ставятся все новые и новые опыты, вносятся тонны удобрений, перекапываются и перепахиваются тысячи квадратных метров земли. Каждый новый посев, каждый выросший колос – это не повторение одного и того же, а открытие все новых страниц книги природы.

Воспитанники, для которых уже в детстве и отрочестве простой, черный, иногда очень неприятный труд стал средством осуществления мечты, дорожкой к увлекательной цели, покорению сил природы на благо человека, становятся юношами и девушками, вступают на путь самостоятельной трудовой жизни. И самая большая радость для меня в том, что они уносят в своем сознании страстную привязанность к земле, к растению, к творческому созиданию на земле. Зерна исканий, заложенные в первые годы их учения, в начальных классах, развились в дальнейшей их жизни в прекрасные плоды.

Несколько лет назад окончила школу Люба Кривошея. С какой любовью и терпеливостью она в кружке юннатов закаливала семена пшеницы, готовя растение к борьбе с засухой! Несколько недель она выдерживала семена в сухой светлой камере, сеяла их на специальном участке, с нетерпением ожидала всходов. Ее радовало, что закалка давала увеличение урожая на несколько центнеров в пересчете на гектар. Но девушку это не удовлетворяло. Она искала новые методы закалки: высушивала семена в песке, в черноземе. Разве может показаться неприятным, грязным такой труд, как переноска десятков ведер почвы и песка, когда цель так увлекательна? Люба пошла в жизнь со своей мечтой о том, что растение до посева можно подготовить к борьбе с засухой. Сейчас девушка работает на опытной сельскохозяйственной станции. Труд для нее – творчество, о котором можно было бы рассказать много интересного.

Никогда не забуду Анатолия Макаренко, окончившего школу с серебряной медалью. Толя мечтал о специальных машинах для новой обработки посева новой пшеницы. Не эта ли мечта привела юношу в институт механизации сельского хозяйства? Он работает сейчас в нашей же ремонтно-технической станции. Работает над моделью почвообрабатывающей машины, которая будет культивировать междурядья пшеницы, гречихи, проса.

А Виктор Париш? Он стал звеньевым-кукурузоводом, свою мечту воплощает в жизнь. Он сумел добиться того, что в поле ежегодно выделяется гектар для опытов: из самых разнообразных органических остатков приготовляются удобрения, потом проверяется их влияние на кукурузу, сахарную свеклу, подсолнечник. Чтобы взять в свои руки опытническую работу, он овладел специальностью тракториста, сконструировал погрузчик для вывозки удобрений.

А сколько есть ярких фактов, когда мечта о машине, о механизме, загоревшаяся перед учеником ярким путеводным огоньком уже в детстве и отрочестве, привела человека к станку, за штурвал комбайна, за монтажный стол электрослесаря! Я вспоминаю детство и отрочество тех, чьей страстью стала техника – машины, механизмы, обработка металла, конструирование, монтирование. Что сделало простой, как по привычке мы еще говорим, труд мечтой их жизни, целью духовного порыва? То, что этот труд уже в детстве и отрочестве вошел в их духовную жизнь как творчество (а поэтому стал для них непростым трудом).

Виктор Карась после окончания средней школы третий год работает электрослесарем. Ежедневно он имеет дело с самыми разнообразными машинами и механизмами. Его страстью стала мечта о том, чтобы механизировать самые непривлекательные, однообразные трудовые операции.

Я вспоминаю школьные годы Виктора – он и тогда был таким же мечтателем. С девяти лет – он активный участник кружка юных конструкторов-моделистов. В 10-летнем возрасте Витя сделал действующую модель генератора постоянного тока, в 12-летнем возрасте – миниатюрную электроплавильную печь.

Саша Диденко уже в III классе стал одним из самых активных участников кружка юных мотористов. Есть у нас такой кружок для самых маленьких – дети здесь собирают и разбирают маленькие двигатели, запускают их, составляют агрегаты из двигателя и рабочей машины – все это, конечно, в маленьких моделях, но за всем этим – огонек мечты о настоящей технике. Это он, наш маленький моторист Саша уже в IV классе сел за руль микролитражной автомашины. Это он 13-летним подростком отремонтировал двигатель, кем-то выброшенный и найденный ребятами на свалке. После окончания школы Александр работал бульдозеристом, потом стал механиком по двигателям внутреннего сгорания. О его труде говорят: молодой механик по звуку определяет неисправность деталей или узлов. У него тоже есть мечта – облегчить управление двигателем трактора, заменить тяжелые рычаги кнопками, сделать труд тракториста более интересным.

Можно рассказать о десятках таких жизненных судеб наших воспитанников. Для них труд стал такой же потребностью, как чтение интересной книги, как слушание музыки, как дружба. Они полюбили труд, потому что с детства он вошел в их духовную жизнь, стал мечтой, пробудил самое глубокое чувство радости – радости открытия мира, созидания, творчества.

Мы воспитываем нового человека. Наша цель – дать каждому человеку счастье. Высшее общественное благо при коммунизме в том и будет заключаться, что не будет ни одного несчастливого, бесталанного человека.

А в чем же корень, источник настоящего счастья? Он – в творчестве, в творческом труде. С каждым годом мы все ближе подходим к тому рубежу, когда материальные и культурные потребности каждой личности будут полностью удовлетворены. Но человек по самой природе своей не только потребитель, и удовлетворение насущных потребностей – это лишь предпосылка, важная, решающая, но все же лишь предпосылка счастья. А подлинное счастье жизни в наслаждении любимым творчеством в труде и в других проявлениях человеческой деятельности.

Автор: Сухомлинский Василий Александрович // Нач. шк. – 1961. – № 11. – С. 21–28.