НПК "Шаг в будущее"

Дорогой друг!

               Вам предстоит познакомиться  с произведениями русской литературы 19 века, в котором описываются сцены дуэли.  Представляю вашему вниманию бессмертные шедевры гениальных художников слова: Пушкина и Лермонтова.

               У человека должны быть любимые произведения, которым он обращается неоднократно, которые знает в деталях, о которых может напомнить в подходящей обстановке окружающим и этим то поднять настроение, то разрядить обстановку… то посмешить, то просто выразить свое отношение к происходящему с вами или с кем – либо другим…

Д.С. Лихачёв

                Дуэль во всем многообразии своих проявлений запечатлена в русской литературе 19 века. Нравственная сущность героя наиболее ярко проявляется в сцене дуэли, когда противостояние добра и зла может привести к трагическим последствиям. Когда сохранение своей чести и чести любимого человека равноценна смерти.

               Писатели в своих произведениях проверяют своих героев дуэлью, в результате читатель увидит эгоистическую сущность и

мстительность Грушницкого. И в то же время у читателя появится возможность восхититься рыцарским поведением Ленского и Гринёва, способных встать на защиту чести своих прекрасных дам, гуманизмом, благородством и великодушием Печорина, Сильвио.                  

                 Поэтому воспитательная функция классической литературы по – прежнему велика. Особенно важно представить молодому поколению разобраться в  таких понятиях, как Честь, Истина, Добро и Справедливость.

                   Мы считаем, что работа будет полезна и интересна моим учителям, сверстникам, учащимся и их родителям.

Желаю приятного чтения!

История русской дуэли

                  Что такое дуэль? Это поединок, во время которого противники защищают свою честь или вступаются за честь другого человека. Честь – нравственное достоинство человека. доблесть, благородство души и чистая совесть.

                  Русский дворянин подчинялся закону и не имел права участвовать в дуэли: наказание ожидало всех, в том числе секундантов. В то же время каждый дворянин подчинялся законам чести, и дуэль рассматривалась высшим сословием как единственное средство защиты человеческого достоинства.

Иногда дуэль являлась лишь уступкой общественному мнению, так как отказаться от вызова на поединок, даже бессмысленный, считалось позором, что, несомненно, затрагивало честь дворянина. Человек, слишком легко идущий на примирение, мог прослыть трусом, -таким образом, дуэль было легко спровоцировать, даже и без серьёзного для смертельного поединка повода.

Из этого определения можно вычленить следующие основные признаки классической дуэли:

цель дуэли — удовлетворение поруганной чести (а не цирковое представление, не решение спора и не состязание в силе

участников дуэли только двое (а не «стенка на стенку»), т. е. оскорбленный и его обидчик (отсюда само слово «дуэль

выстрелить по мне, с меня довольно. Будешь меня помнить. Предаю тебя твоей совести». Тут он было вышел, но остановился в дверях, оглянулся на простреленную мною картину, выстрелил в нее, почти не целясь, и скрылся. Жена лежала в обмороке; люди не смели его остановить и с ужасом на него глядели; он вышел на крыльцо, кликнул ямщика и уехал, прежде чем успел я опомниться».

Граф замолчал. Таким образом узнал я конец повести, коей начало некогда так поразило меня. С героем оной уже я не встречался. Сказывают, что Сильвио, во время возмущения Александра Ипсиланти, предводительствовал отрядом. 

нумер. «Ты, граф, дьявольски счастлив», — сказал он с усмешкою, которой никогда не забуду. Не понимаю, что со мною было и каким образом мог он меня к тому принудить... но — я выстрелил, и попал вот в эту картину. (Граф указывал пальцем на простреленную картину; лицо его горело как огонь; графиня была бледнее своего платка: я не мог воздержаться от восклицания.)

— Я выстрелил, — продолжал граф, — и, слава богу, дал промах; тогда Сильвио... (в эту минуту он был, право, ужасен) Сильвио стал в меня прицеливаться. Вдруг двери отворились, Маша вбегает и с визгом кидается мне на шею. Ее присутствие возвратило мне всю бодрость. «Милая, — сказал я ей, — разве ты не видишь, что мы шутим? Как же ты перепугалась! поди, выпей стакан воды и приди к нам; я представлю тебе старинного друга и товарища». Маше все еще не верилось. «Скажите, правду ли муж говорит? — сказала она, обращаясь к грозному Сильвио, — правда ли, что вы оба шутите?» — «Он всегда шутит, графиня, — отвечал ей Сильвио, — однажды дал он мне шутя пощечину,

шутя прострелил мне вот эту фуражку, шутя дал сейчас по мне промах; теперь и мне пришла охота пошутить...» С этим словом он хотел в меня прицелиться... при ней! Маша бросилась к его ногам. «Встань, Маша, стыдно! — закричал я в бешенстве; — а вы, сударь, перестанете ли издеваться над бедной женщиной? Будете ли вы стрелять или нет?» — «Не буду, — отвечал Сильвио, — я доволен: я видел твое смятение, твою робость; я заставил тебя

средство дуэли — смертоносное оружие (а не кулаки)

наличие установленных обычаем правил (условий) дуэли, обязательных к строгому соблюдению

Поясним для себя значение некоторых слов:

дуэлянт - участник дуэли;

секундант – посредник, сопровождающий каждого из участников дуэли, ее свидетель;

картель – письмо с вызовом на дуэль;

сатисфакция - удовлетворение за оскорбление чести;

бретёр – задира, скандалист, забияка, заядлый дуэлянт

               Тема дуэли в русской литературе не только важна , но и интересна. Первым писателем, который глубоко затронул эту тему, стал А.С. Пушкин. Дуэльные сцены играют огромную роль в повести «Капитанская дочка» (Дуэль Петра Гринева и Алексея Швабрина), в сюжете и композиции романа «Евгений Онегин» (дуэль между Онегиным и Ленским), в повести «Выстрел» (дуэль Сильвио и графа). Вслед за ним к этой теме обратился М.Ю. Лермонтов в произведении «Герой нашего времени» (дуэль между Печориным и Грушницким).

А.С. Пушкин «Капитанская дочка»

«… Не ты первый, не ты последний. Стерпится, слюбится. Швабрин Алексей Иваныч вот уж пятый год как к нам переведён за смертоубийство. Бог знает, какой грех его попутал; он, изволишь видеть, поехал в город с одним поручиком, да взяли собой шпаги, да и ну друг в друга пырять; а Алексей Иваныч и заколол поручика, да ещё при двух свидетелях! Что прикажешь делать? На грех мастера нет».

«Мысль любовну истребляя,

Тщусь прекрасную забыть,

И ах, Машу избегая,

Мышлю вольность получить!

Но глаза, что мя пленили,

Всеминутно предо мной;

Они дух во мне смутили,

Сокрушили мой покой.

Ты, узнав мои напасти

Сжалься, Маша, надо мной,

Зря меня в сей лютой части,

И что я пленен тобой….

пешком домой; я поехал вперед. На дворе увидел я дорожную телегу; мне сказали, что у меня в кабинете сидит человек, не хотевший объявить своего имени, но сказавший просто, что ему до меня есть дело. Я вошел в эту комнату и увидел в темноте человека, запыленного и обросшего бородой; он стоял здесь у камина. Я подошел к нему, стараясь

припомнить его черты.

          «Ты не узнал меня, граф?» — сказал он дрожащим голосом. «Сильвио!» — закричал я, и, признаюсь, я почувствовал, как волоса стали вдруг на мне дыбом. «Так точно, — продолжал он, — выстрел за мною; я приехал разрядить мой пистолет; готов ли ты?» Пистолет у него торчал из бокового кармана. Я отмерил двенадцать шагов и стал там в углу, прося его выстрелить скорее, пока жена не воротилась. Он медлил — он спросил огня. Подали свечи. Я запер двери, не велел никому входить и снова просил его выстрелить. Он вынул пистолет и прицелился... Я считал секунды... я думал о ней... Ужасная прошла минута! Сильвио опустил руку. «Жалею, — сказал он, — что пистолет заряжен не черешневыми косточками... пуля тяжела. Мне все кажется, что у нас не дуэль, а убийство: я не привык целить в безоружного. Начнем сызнова; кинем жребий, кому стрелять первому». Голова моя шла кругом... Кажется, я не соглашался... Наконец мы зарядили еще пистолет; свернули два билета; он положил их в фуражку, некогда мною простреленную; я вынул опять первый

себе время остыть, уступал ему первый выстрел; противник мой не соглашался. Положили бросить жребий: первый нумер достался ему, вечному любимцу счастия. Он прицелился и прострелил мне фуражку. Очередь была за мною. Жизнь его наконец была в моих руках; я глядел на него жадно, стараясь уловить хотя одну тень беспокойства... Он стоял под пистолетом, выбирая из фуражки спелые черешни и выплевывая косточки, которые долетали до меня. Его равнодушие взбесило меня. Что пользы мне, подумал я, лишить его жизни, когда он ею вовсе не дорожит? Злобная мысль мелькнула в уме моем. Я опустил пистолет. «Вам, кажется, теперь не до смерти, — сказал я ему, — вы изволите завтракать; мне не хочется вам помешать». — «Вы ничуть не мешаете мне, — возразил он, — извольте себе стрелять, а впрочем, как вам угодно: выстрел ваш остается за вами; я всегда готов к вашим услугам». Я обратился к секундантам, объявив, что нынче стрелять не намерен, и поединок тем и кончился.

Граф подвинул мне кресла, и я с живейшим любопытством услышал следующий рассказ.

«Пять лет тому назад я женился. — Первый месяц, the honey-moon1), провел я здесь, в этой деревне. Этому дому обязан я лучшими минутами жизни и одним из самых тяжелых воспоминаний.

Однажды вечером ездили мы вместе верхом; лошадь у жены что-то заупрямилась; она испугалась, отдала мне поводья и пошла

Тут он взял от меня тетрадку и начал немилосердно разбирать каждый стих и каждое слово, издеваясь надо мной самым колким образом. Я не вытерпел, вырвал из рук его мою тетрадку и сказал, что уж отроду не покажу ему своих сочинений. Швабрин посмеялся и над этой угрозою. «Посмотрим,-  сказал о он,- сдержишь ли ты свое слово: стихотворцам нужен слушатель, как Ивану Кузьмичу графинчик водки перед обедом. А кто это Маша, перед которой изъясняешься в нежной страсти и в любовной напасти? Уж не Марья ль Ивановна?»

         - Не твое дело, отвечал я нахмурясь,- кто бы ни была эта Маша. Не требую ни твоего мнения, ни твоих догадок.

         - Ого! Самолюбивый стихотворец  и скромный любовник! – продолжал Швабрин, час от часу более раздражая меня, - но послушай дружеского совета: коли ты хочешь успеть, то советую действовать не песенками.

        - Что это, сударь, значит? Изволь объясниться.

       - С охотою. Это значит, что ежели хочешь, чтоб Маша Миронова ходила к тебе в сумерки, то вместо нежных стишков подари ей пару серёг.

          Кровь моя закипела.

      - А почему ты об ней такого мнения? – спросил я, с трудом удерживая свое негодование.

      - А потому, - отвечал он с адскою усмешкою, - что знаю по опыту её нрав и обычай.

     - Ты лжешь самым бесстыдным образом.

           Швабрин переменился в лице.

         - Это тебе так не пройдет, - сказал он, стиснув мне руку. – Вы мне дадите сатисфакцию.

      - Изволь, когда хочешь! – отвечал я, обрадовавшись. В эту минуту я готов был растерзать его.

    Я тотчас отправился к Ивану Игнатьичу и застал его с иголкою в руках: по препоручению комендантши он нанизывал грибы для сушения на зиму. …Я в коротких словах объяснил ему, что поссорился с Алексеем Иванычем, а его Ивана Игнатьича прошу быть моим секундантом. Иван Игнатьич выслушал меня со вниманием, вытараща на меня свой единственный глаз. «Вы изволите говорить, -сказал он мне, - что хотите Алекея  Иваныча заколоть и желаете, чтоб я при этом был свидетелем? Так ли смею спросить?».

       -Точно так.

        -Помилуйте, Пётр Андреич! Что это вы затеяли ! с Алексеем Иванычем побранились? Велика беда! Брань на вороту не виснет. Он вас побранил, а вы его выругайте; он вас в рыло, а вы его в ухо, в другое,  в третье – разойдитесь; а мы вас уж помирим. ..

          Я кое – как стал изъяснять должность секунданта, но Иван Игнатьич никак не мог меня понять…

А.С. Пушкин

Повесть «Выстрел»

Это было на рассвете. Я стоял на назначенном месте с моими тремя секундантами. С неизъяснимым нетерпением ожидал я моего противника. Весеннее солнце взошло, и жар уже не успевал. Я увидел его издали. Он шел пешком, с мундиром на сабле, сопровождаемый одним секундантом. Мы пошли к нему навстречу. Он приближился, держа фуражку, наполненную черешнями. Секунданты отмерили нам двенадцать шагов. Мне должно было стрелять первому: но волнение злобы во мне было

      «Ну что ж? убит», - решил сосед.

             Убит!.. сим страшным восклицаньем

   Сражен, Онегин с содроганьем

                                 Отходит и людей зовет.

                                  Зарецкий бережно кладет

                                  На сани труп оледенелый;

      Домой везет он страшный клад.

                                  Почуя мертвого, храпят

И бьются кони, пеной белой

                                 Стальные мочат удила,

                                 И полетели как стрела

Я испугался и стал просить Ивана Игнатьича ничего не сказывать коменданту; насилу его уговорил; он дал мне слово, и я решился тот него оступиться…

        В этот вечер я расположен был к нежности и умилению. Марья Ивановна нравилась более обыкновенного. Мысль, что, может быть, вижу её в последний раз, придавала ей в моих глазах что –то трогательное. Швабрин явился тут же. Я отвёл его  в сторону и уведомил его о своем разговоре с Иваном Игнатьичем.  «Зачем нам секунданты,-  сказал он мне сухо,  - без них обойдёмся». Мы условились драться за скирдами, что находились подле крепости, и явиться на другой день в седьмом часу утра..

         Присутствие Швабрина было мне несносно. Я скоро простился с комендантом и его семейством; пришел домой, осмотрел свою шпагу, попробовал её конец и лег спать, приказав Савельичу разбудить меня в седьмом часу.

            На другой день в назначенное время я стоял уже за скирдами, ожидая моего противника. Вскоре и он явился. «Нас могут застать , - сказал он мне, надобно поспешить». Мы сняли мундиры, остались в одних камзолах и обнажили шпаги. В эту минуту из – за скирды вдруг появился Иван Игнатьич  и человек пять инвалидов. Он потребовал нас к коменданту…

        Мы вошли в комендантский дом. Иван Игнатьич отворил двери, провозгласив торжественно: «Привёл!»Нас встретила Василиса Егоровна. «Ах, мои батюшки! На что это похоже? как?

что? в нашей крепости заводить смертоубийство! Иван Кузьмич, сейчас их под арест! Петр Андреич! Алексей Иваныч! Подавайте сюда ваши шпаги, подавайте, подавайте. Палашка, отнеси эти шпаги в чулан. Петр Андреич! Этого я от тебя не ожидала. Как тебе не совестно? Добро Алексей Иваныч: он за душегубство и из гвардии выписан,  он и в Господа Бога не верует; а ты – то что? туда же лезешь?..

             Мы вышли от коменданта, по- видимому, примиренные. Иван Игнатьич нас сопровождал. «Как вам не стыдно было, - сказал я ему сердито, - доносить на нас коменданту после того, как дали мне слово  того не делать?» - Как Бог свят, я Ивану Кузьмичу того не говорил, - отвечал он. – Василиса Егоровна выведала все от меня. Она всем распорядилась без ведома коменданта. Впрочем, слава Богу, что всё так кончилось. С этим словом он повернул домой, а Швабрин и я остались наедине. «Наше дело этим   кончиться не может», - сказал я ему. «Конечно, - отвечал Швабрин, - вы своею кровью будете отвечать мне за вашу дерзость; но за ними вероятно, станут присматривать. Несколько дней нам должно будет притворяться. До свидания!» - И мы расстались как ни в чем не бывало…

        … Мы разговаривали вполголоса, Марья Ивановна с нежностью выговаривала мне за беспокойство, причиненное всем моею ссорою со Швабриным. «Я так и обмерла, - сказала она, - когда сказали нам, что вы намерены биться на шпагах. Как

И Ленский, жмуря левый глаз,

Стал также целить – но как раз

Онегин выстрелил… пробили

                                Часы урочные: поэт

                                Роняет молча пистолет.

XXXI

На грудь кладет тихонько руку

                               И падает. Туманный взор

                               Изображает смерть, не муку,

                               Так медленно по скату гор,

                               На солнце искрами блистая,

                               Спадает глыба снеговая

                                Мгновенным холодом облит,

                               Онегин к юноше спешит,

Глядит, зовет его… напрасно:

                               Его уж нет. Младой певец

                               Нашел безвременный конец!

Дохнула буря, цвет прекрасный

                              Увял на утренней заре

                               Потух огонь на алтаре!..

XXXV

В тоске сердечных угрызений

                                Рукою стиснув пистолет,

Глядит на Ленского Евгений.

                                Вот пистолеты уж блеснули.

                                Гремит о шомпол молоток.

В граненый ствол уходят пули,

И щёлкнул в первый раз курок.

Вот порох струйкой сероватой

На полку сыплется. Зубчатый,

Надежно ввинченный кремень

Взведен ещё. За ближний пень

Становится Гильо смущённый.

                                Плащи бросают два врага.

                                Зарецкий тридцать два шага

Отмерил с точностью отменной,

Друзей развел по крайний след,

И каждый взял свой пистолет.

XXX

    «Теперь сходитесь». Хладнокровно,

                              Ещё не целя, два врага

Походкой твердой, тихо, ровно

                               Четыре перешли шага,

                               Четыре смертные ступени.

                               Свой пистолет тогда Евгений,

                               Не переставая наступать

                               Стал первый тихо подымать.

                               Вот пять шагов ещё ступили,

мужчины странны! За одно слово, о котором через неделю, верно б, они позабыли, они готовы резаться и жертвовать не только жизнию, но и совестию и благополучием тех, которые… Но я уверена, что не вы зачинщик ссоры. Верно, виноват Алексей Иваныч».

            - А почему же вы так думаете, Марья Ивановна?

          - Да так… он такой насмешник Я не люблю Алексея Иваныча. Он очень мне противен; а странно: ни за что б я  не хотела, чтоб и я ему так же не нравилась. Это меня беспокоило бы страх.

           - А как вы думаете, Марья Ивановна? Нравитесь вы ему или нет?

        Марья Ивановна заикнулась и покраснела.

             - Мне кажется, - сказала она, я думаю, что нравлюсь.

             -Почему же вам так кажется?

             - Потому что он за меня сватался.

             - Сватался! Он за вас сватался? Когда же?

             - В прошлом году. Месяца два до вашего приезда.

            - И вы не пошли?

           - Как изволите видеть. Алексей Иваныч, конечно, человек умный, и хорошей фамилии, имеет состояние; но как подумаю, что надобно будет под венцом при всех с ним поцеловаться… Ни за что! Ни за какие благополучия!

            Слова Марьи Ивановны открыли мне глаза и объяснили мне многое.  Я понял упорное злоречие, которым Швабрин её преследовал… Желание наказать дерзкого злоязычника сделалось во мне ещё сильнее, и яс нетерпением стал ожидать удобного случая.

               Я дожидался недолго. На другой день, когда я сидел за элегией и грыз перо  в ожидании рифмы, Швабрин постучался под моим окошком. Я оставил перо, взял шпагу и к нему вышел. «Зачем откладывать? – сказал мне Швабрин, - за нами не смотрят. Сойдем к реке. Там никто нам не помешает».Мы отправились молча. Спустясь по крутой тропинке, мы остановились у самой реки и обнажили шпаги. Швабрин был искуснее меня, но я сильнее и смелее, и monsieur Бопре, бывший некогда солдатом, дал мне несколько уроков в в фехтовании, которыми я и воспользовался. Швабрин не ожидал найти во мне столь опасного противника. Долго мы не могли сделать друг другу никакого вреда; наконец, приметя, что Швабрин ослабевает, я стал с живостью на него наступать и загнал его  почти в самую реку. Вдруг услышал я свое имя, громко произнесенное. Я оглянулся и увидел Савельича, сбегающего ко мне по нагорной тропинке… В это самое время меня сильно кольнуло в грудь пониже плеча, я упал и лишился чувств»

                           Зарецкий губу закусил.

                            Онегин Ленского спросил:

      «Что ж, начинать?»- Начнем, пожалуй,-

                           Сказал Владимир. И пошли

                           За мельницу. Пока вдали

                           Зарецкий наш и честный малый

                            Вступили важный договор

                            Враги стоят, потупя взор

XXVIII

                            Враги! Давно ли друг от друга

                            Их жажда крови отвела?

                           Давно ль они часы досуга,

                           Трапезу, мысли и дела

                           Делили дружно? Ныне злобно,

                            Врагам наследственным подобно,

Как в страшном, непонятном сне,

                            Они друг другу в тишине

Готовят гибель хладнокровно…

                              Не засмеяться ль им, пока

                              Не обагрилась их рука,

                              Не разойтись ль полюбовно?..

                               Но дико светская вражда

                               Боится ложного стыда.

XXIX

                                 Нести за ним , а лошадям

    Отъехать в поле к двум дубкам.

XXVI

     Опершись на плотину, Ленский

                                  Давно нетерпеливо ждал;

      Меж тем, механик деревенский,

                                 Зарецкий жернов осуждал.

Идёт Онегин с извиненьем.

        «Но где же, - молвил с изумленьем

         Зарецкий, - где ваш  секундант?».

В дуэлях классик и педант,

     Любил методу он из чувства,

                                   И человека растянуть

   Он позволял не как – нибудь,

         Но в строгих правилах искусства,

По всем преданьям старины

          (что похвалить мы в нем должны).

XXVII

«Мой секундант?- сказал Евгений,-

Вот он: мой друг,monsier Cuillot?

                             Я не предвижу возражений

                             На представление  мое:

                             Хоть человек он неизвестный,

Но уж ,конечно, малый честный».

         Дуэль Печорина и Грушницкого

Сцена дуэли Печорина и Грушницкого из романа "Герой нашего времени" (фрагмент из главы "Княжна Мери")

 "...У подошвы скалы в кустах были привязаны три лошади; мы своих привязали тут же, а сами по узкой тропинке взобрались на площадку, где ожидал нас Грушницкий с драгунским капитаном и другим своим секундантом, которого звали Иваном Игнатьевичем; фамилии его я никогда не слыхал.

 – Мы давно уж вас ожидаем, – сказал драгунский капитан с иронической улыбкой.

 Я вынул часы и показал ему.

Он извинился, говоря, что его часы уходят.

Несколько минут продолжалось затруднительное молчание; наконец доктор прервал его, обратясь к Грушницкому.

 – Мне кажется, – сказал он, – что, показав оба готовность драться и заплатив этим долг условиям чести, вы бы могли, господа, объясниться и кончить это дело полюбовно.

 – Я готов, – сказал я.

 Капитан мигнул Грушницкому, и этот, думая, что я трушу, принял гордый вид, хотя до сей минуты тусклая бледность покрывала его щеки. С тех пор как мы приехали, он в первый раз поднял на меня глаза; но во взгляде его было какое-то беспокойство, изобличавшее внутреннюю борьбу.

– Объясните ваши условия, – сказал он, – и все, что я могу для вас сделать, то будьте уверены…

 – Вот мои условия: вы нынче же публично откажетесь от своей клеветы и будете просить у меня извинения… – Милостивый государь, я удивляюсь, как вы смеете мне предлагать такие вещи?..

 – Что ж я вам мог предложить, кроме этого?..

– Мы будем стреляться.

Я пожал плечами.

 – Пожалуй; только подумайте, что один из нас непременно будет убит.

 – Я желаю, чтобы это были вы…

 – А я так уверен в противном…

 Он смутился, покраснел, потом принужденно захохотал

                               И встречен Веспер петухом;

                               Онегин спит себе глубоко.

                               Уж солнце катится высоко,

                                И перелетная метель

                               Блестит и вьется; но постель

                               Еще Евгений не покинул,

                               Ещё над ним летает сон.

                               Вот наконец проснулся он

                               И полы завеса раздвинул;

                               Глядит – и видит, что пора

                               Давно уж ехать со двора.

XXV

                              Он поскорей звонит. Вбегает

                              К нему слуга француз Гильо,

                              Халат и туфли предлагает

                              И подает ему белье.

                              Спешит Онегин одеваться,

                                 Слуге велит приготовляться

С ним вместе ехать и с собой

                                 Взять также ящик боевой.

                                 Готовы санки беговые.

                                 Он сел, на мельницу летит.

Примчались. Он слуге велит

                                 Лепажа стволы роковые

И думать: он меня любил,

Он мне единой посвятил

                Рассвет печальный жизни бурной!..

           Сердечный друг, желанный друг,

          Приди, приди: я твой супруг!..»

XXIII

Так он писал темно и вяло

   (Что романтизмом мы зовём,

   Хоть романтизма тут нимало

    Не вижу я; да что нам в том?)

                                   И наконец перед зарею,

  Склоняясь усталой головою,

                                   На модном слове идеал

  Тихонько Ленский задремал;

  Но только сонным обаяньем

                                   Он позабылся, уж сосед

     В безмолвный входит кабинет

И будит Ленского воззваньем:

«Пора вставать, седьмой уж час.

Онегин, верно, ждёт уж нас».

XXIV

                               Но ошибался он: Евгений

Спал в это время мёртвым сном.

                              Уже редеют ночи тени

. Капитан взял его под руку и отвел в сторону; они долго шептались. Я приехал в довольно миролюбивом расположении духа, но все это начинало меня бесить.

 Ко мне подошел доктор.

 – Послушайте, – сказал он с явным беспокойством, – вы, верно, забыли про их заговор?.. Я не умею зарядить пистолета, но в этом случае… Вы странный человек! Скажите им, что вы знаете их намерение, и они не посмеют… Что за охота! подстрелят вас как птицу…

 – Пожалуйста, не беспокойтесь, доктор, и погодите… Я все так устрою, что на их стороне не будет никакой выгоды. Дайте им пошептаться…

– Господа, это становится скучно! – сказал я им громко, – драться так драться; вы имели время вчера наговориться…

 – Мы готовы, – отвечал капитан.

 – Становитесь, господа!.. Доктор, извольте отмерить шесть шагов… – Становитесь! – повторил Иван Игнатьич пискливым голосом.

– Позвольте! – сказал я, – еще одно условие; так как мы будем драться насмерть, то мы обязаны сделать все возможное, чтоб это осталось тайною и чтоб секунданты наши не были в ответственности. Согласны ли вы?.. – Совершенно согласны.

 – Итак, вот что я придумал. Видите ли на вершине этой отвесной скалы, направо, узенькую площадку? оттуда до низу будет сажен

тридцать, если не больше; внизу острые камни. Каждый из нас станет на самом краю площадки; таким образом, даже легкая рана будет смертельна: это должно быть согласно с вашим желанием, потому что вы сами назначили шесть шагов. Тот, кто будет ранен, полетит непременно вниз и разобьется вдребезги; пулю доктор вынет, и тогда можно будет очень легко объяснить эту скоропостижную смерть неудачным прыжком. Мы бросим жребий, кому первому стрелять. Объявляю вам в заключение, что иначе я не буду драться.

 – Пожалуй! – сказал капитан, посмотрев выразительно на Грушницкого, который кивнул головой в знак согласия. Лицо его ежеминутно менялось. Я его поставил в затруднительное положение. Стреляясь при обыкновенных условиях, он мог целить мне в ногу, легко меня ранить и удовлетворить таким образом свою месть, не отягощая слишком своей совести; но теперь он должен был выстрелить на воздух, или сделаться убийцей, или, наконец, оставить свой подлый замысел и подвергнуться одинаковой со мною опасности. В эту минуту я не желал бы быть на его месте. Он отвел капитана в сторону и стал говорить ему что-то с большим жаром; я видел, как посиневшие губы его дрожали; но капитан от него отвернулся с презрительной улыбкой. «Ты дурак! – сказал он Грушницкому довольно громко, – ничего не понимаешь! Отправимтесь же, господа!»                  

Стихи на случай сохранились;

                                Я их имею; вот они:

                               «Куда, куда вы удалились,

                                Весны моей златые дни?

   Что день грядущий мне готовит?

Его мой взор напрасно ловит,

                               В глубокой мгле таится он.

Нет нужды, прав судьбы закон.

Паду ли я стрелой пронзённый

                               Иль мимо пролетит она,

                               Всё благо: бдения и сна

                               Приходит час определённый;

                               Благословен и день забот,

                               Благословен и тьмы приход!

XXII»

Блеснет заутра луч денницы,

                                 И заиграет яркий день;

А я ,быть может, я гробницы

Сойду в таинственную сень,

                                  И память юного поэта

                                  Поглотит медленная лета,

                                  Забудет мир меня; но ты

Придёшь ли, дева красоты,

        Слезу пролить над ранней урной

А.С. Пушкин

Евгений Онегин

Роман в стихах

Глава шестая …

Он мыслит: «Буду ей спаситель,

Не потерплю, чтоб развратитель

                              Младое сердце искушал»…

                              Все это значило, друзья:

                              С приятелем стреляюсь я.

XX

                               Домой приехав, пистолеты

                               Он осмотрел, потом вложил

                               Опять их в ящик и, раздетый,

При свечке, Шиллера открыл;

                                Но мысль одна его объемлет;

      В нем сердце грустное не дремлет:

                               С неизъяснимою красой

                               Он видит Ольгу пред собой.

                                Владимир книгу закрывает,

                                  Берет перо; его стихи,

                                 Полны любовной чепухи,

                                 Звучат и льются. Их читает

Он вслух в лирическом жару

Как Дельвиг пьяный на пиру.

Узкая тропинка вела между кустами на крутизну; обломки скал составляли шаткие ступени этой природной лестницы; цепляясь за кусты, мы стали карабкаться. Грушницкий шел впереди, за ним его секунданты, а потом мы с доктором.

– Я вам удивляюсь, – сказал доктор, пожав мне крепко руку. – Дайте пощупать пульс!.. Ого! лихорадочный!.. но на лице ничего не заметно… только глаза у вас блестят ярче обыкновенного.

 Вдруг мелкие камни с шумом покатились нам под ноги. Что это? Грушницкий споткнулся; ветка, за которую он уцепился, изломилась, и он скатился бы вниз на спине, если б его секунданты не поддержали.

 – Берегитесь! – закричал я ему, – не падайте заранее; это дурная примета. Вспомните Юлия Цезаря!?

[1] Вот мы взобрались на вершину выдавшейся скалы; площадка была покрыта мелким песком, будто нарочно для поединка.

        Кругом, теряясь в золотом тумане утра, теснились вершины гор, как бесчисленное стадо, и Эльбрус на юге вставал белою громадой, замыкая цепь льдистых вершин, между которых уж бродили волокнистые облака, набежавшие с востока. Я подошел к краю площадки и посмотрел вниз, голова чуть-чуть у меня не закружилась, там внизу казалось темно и холодно, как в гробе; мшистые зубцы скал, сброшенных грозою и временем, ожидали своей добычи.

Площадка, на которой мы должны были драться, изображала почти правильный треугольник. От выдавшегося угла отмерили шесть шагов и решили, что тот, кому придется первому встретить неприятельский огонь, станет на самом углу; спиною к пропасти; если он не будет убит, то противники поменяются местами.

       Я решился предоставить все выгоды Грушницкому; я хотел испытать его; в душе его могла проснуться искра великодушия, и тогда все устроилось бы к лучшему; но самолюбие и слабость характера должны были торжествовать… Я хотел дать себе полное право не щадить его, если бы судьба меня помиловала. Кто не заключал таких условий с своею совестью?

– Бросьте жребий, доктор! – сказал капитан.

 Доктор вынул из кармана серебряную монету и поднял ее кверху.

– Решетка! – закричал Грушницкий поспешно, как человек, которого вдруг разбудил дружеский толчок. –    Орел! – сказал я.

 Монета взвилась и упала, звеня; все бросились к ней.

– Вы счастливы, – сказал я Грушницкому, – вам стрелять первому! Но помните, что если вы меня не убьете, то я не промахнусь – даю вам честное слово.

           Он  покраснел; ему было стыдно убить человека безоружного; я глядел на него пристально; с минуту мне казалось, что он бросится к ногам моим, умоляя о прощении; но как признаться в таком подлом умысле?.. Ему оставалось одно средство – выстрелить на воздух; я был уверен, что он выстрелит

                 Все в один голос вскрикнули. – Finita la comedia![2] – сказал я доктору.

                Он не отвечал и с ужасом отвернулся.

                Я пожал плечами и раскланялся с секундантами Грушницкого.

              Спускаясь по тропинке вниз, я заметил между расселинами скал окровавленный труп Грушницкого. Я невольно закрыл глаза…

                 Отвязав лошадь, я шагом пустился домой. У меня на сердце был камень. Солнце казалось мне тускло, лучи его меня не грели..."

Примечания: [1] По преданию, Юлий Цезарь оступился по дороге в сенат, где был убит заговорщиками.  [2] Комедия окончена! (итал.)

Дуэль Онегина и Ленского

             Грушницкий стоял, опустив голову на грудь, смущенный и мрачный.

            – Оставь их! – сказал он наконец капитану, который хотел вырвать пистолет мой из рук доктора… – Ведь ты сам знаешь, что они правы.

             Напрасно капитан делал ему разные знаки, – Грушницкий не хотел и смотреть.

           Между тем доктор зарядил пистолет и подал мне.

           Увидев это, капитан плюнул и топнул ногой. – Дурак же ты, братец, – сказал он, – пошлый дурак!.. Уж положился на меня, так слушайся во всем… Поделом же тебе! околевай себе, как муха… – Он отвернулся и, отходя, пробормотал: – А все-таки это совершенно противу правил.

 – Грушницкий! – сказал я, – еще есть время; откажись от своей клеветы, и я тебе прощу все. Тебе не удалось меня подурачить, и мое самолюбие удовлетворено; вспомни – мы были когда-то друзьями…

        Лицо у него вспыхнуло, глаза засверкали.

         – Стреляйте! – отвечал он, – я себя презираю, а вас ненавижу. Если вы меня не убьете, я вас зарежу ночью из-за угла. Нам на земле вдвоем нет места…

            Я выстрелил…

            Когда дым рассеялся, Грушницкого на площадке не было. Только прах легким столбом еще вился на краю обрыва.

на воздух! Одно могло этому помешать: мысль, что я потребую вторичного поединка.

 – Пора! – шепнул мне доктор, дергая за рукав, – если вы теперь не скажете, что мы знаем их намерения, то все пропало. Посмотрите, он уж заряжает… если вы ничего не скажете, то я сам…

 – Ни за что на свете, доктор! – отвечал я, удерживая его за руку, – вы все испортите; вы мне дали слово не мешать… Какое вам дело? Может быть, я хочу быть убит…

 Он посмотрел на меня с удивлением.

 – О, это другое!.. только на меня на том свете не жалуйтесь…

           Капитан между тем зарядил свои пистолеты, подал один Грушницкому, с улыбкою шепнув ему что-то; другой мне.

          Я стал на углу площадки, крепко упершись левой ногою в камень и наклонясь немного наперед, чтобы в случае легкой раны не опрокинуться назад.

         Грушницкий стал против меня и по данному знаку начал поднимать пистолет. Колени его дрожали. Он целил мне прямо в лоб…

          Неизъяснимое бешенство закипело в груди моей.

          Вдруг он опустил дуло пистолета и, побледнев как полотно, повернулся к своему секунданту.

– Не могу, – сказал он глухим голосом.

– Трус! – отвечал капитан.

            Выстрел раздался. Пуля оцарапала мне колено. Я невольно сделал несколько шагов вперед, чтоб поскорей удалиться от края.

– Ну, брат Грушницкий, жаль, что промахнулся! – сказал капитан, – теперь твоя очередь, становись! Обними меня прежде: мы уж не увидимся! – Они обнялись; капитан едва мог удержаться от смеха. – Не бойся, – прибавил он, хитро взглянув на Грушницкого, – все вздор на свете!.. Натура – дура, судьба – индейка, а жизнь – копейка!

            После этой трагической фразы, сказанной с приличною важностью, он отошел на свое место; Иван Игнатьич со слезами обнял также Грушницкого, и вот он остался один против меня. Я до сих пор стараюсь объяснить себе, какого рода чувство кипело тогда в груди моей: то было и досада оскорбленного самолюбия, и презрение, и злоба, рождавшаяся при мысли, что этот человек, теперь с такою уверенностью, с такой спокойной дерзостью на меня глядящий, две минуты тому назад, не подвергая себя никакой опасности, хотел меня убить как собаку, ибо раненный в ногу немного сильнее, я бы непременно свалился с утеса.

             Я несколько минут смотрел ему пристально в лицо, стараясь заметить хоть легкий след раскаяния. Но мне показалось, что он удерживал улыбку.

           – Я вам советую перед смертью помолиться Богу, – сказал я ему тогда.

             – Не заботьтесь о моей душе больше, чем о своей собственной. Об одном вас прошу: стреляйте скорее.

             – И вы не отказываетесь от своей клеветы? не просите у меня прощения?.. Подумайте хорошенько: не говорит ли вам чего-нибудь совесть?

             – Господин Печорин! – закричал драгунский капитан, – вы здесь не для того, чтоб исповедовать, позвольте вам заметить… Кончимте скорее; неравно кто-нибудь проедет по ущелью – и нас увидят. –          Хорошо. Доктор, подойдите ко мне.

            Доктор подошел. Бедный доктор! он был бледнее, чем Грушницкий десять минут тому назад.                    

           Следующие слова я произнес нарочно с расстановкой, громко и внятно, как произносят смертный приговор:

             – Доктор, эти господа, вероятно, второпях, забыли положить пулю в мой пистолет: прошу вас зарядить его снова, – и хорошенько!

           – Не может быть! – кричал капитан, – не может быть! я зарядил оба пистолета; разве что из вашего пуля выкатилась… Это не моя вина! – А вы не имеете права перезаряжать… никакого права… это совершенно против правил; я не позволю…

           – Хорошо! – сказал я капитану, – если так, то мы будем с вами стреляться на тех же условиях…

             Он замялся.

Министерство образования и науки Республики Бурятия

АМО «Еравнинский район»

МКУ «Комитет по образованию»

НПК «Великая Победа»

Творческая секция:

«И память сердца говорит...»

(стихи, эссе, сочинения)

Выполнил: Лодоев Санжи, 6 класс

Руководитель: Доржиева Дарима

Эрдынеевна,

учитель русского языка и литературы

п.Целинный,2019г

Письмо ветерану

              Здравствуй, дорогой  уважаемый ветеран!

         Пишет тебе  благодарный потомок XXI века. В этом году вся страна отметила 74 — ю годовщину Победы над Германией. От всей души поздравляю с этой знаменательной датой. Но с каждым годом вас, подаривших нам мирное беззаботное детство, остаётся очень мало. Уже нет государства, под знаменами которого вы дали отпор фашизму. Мы живём в век цифровых технологий , благодаря вам живем в независимой стране свободными людьми. Нам, молодым, окруженным заботой родителей, трудно представить, что пришлось пережить вам.

              В 1941 году 22 июня тебе пришлось покинуть дом и вступить в битву с другими бойцами против фашистской армии. С тех пор прошло 4 года до того, как вы добрались до Берлина и одержали великую победу. Эта война была самая кровопролитная, жестокая,  страшная в истории всех войн. Наверное, ты повидал ужас, горе, кровь, потери. Но ты не сдался, не предал Родину, не отдал её фашистам. Ты храбро, мужественно, изо всех сил боролся за победу, за чистое небо над головой, отстоял честь страны, очистил землю от недругов.

             Время уходит всё дальше и дальше. Многие забывают то время, которое Вы пережили во время войны. Становится всё мало свидетелей той Великой Отечественной войны: ветеранов, тружеников тыла, детей войны. И поэтому, мы, молодое поколение, должны хранить истории дедушек, прадедушек,  бабушек, которые пережили войну,  и не забывать Ваши подвиги.

             Спасибо тебе за мирное небо над головой, за то, что ты не отдал в обиду сыновей, внуков, дочерей своих. Мы сделаем этот мир лучше, красивее, счастливее, прекраснее!  Мы понимаем, какой ценой досталась нам мирная жизнь, как много было положено на алтарь Победы. Память о тебе вечна и священна, к этому обязывает наша совесть и наш долг.

Прошло чуть больше половины века

С момента окончания войны.

Мир наступил для простого человека,

Мы нынче видим радужные сны.

Теперь не слышим мы снаряд бомбёжек

И залпы оружейных автомат

И рёвы пулемётных пушек,

Не слышим скрежет танковых атак.

Про этот ужас узнаём из книжек

И песни учат добрыми нас быть.

В войну играют настоящие мальчишки

Не дай нам бог всё это пережить!

Солдаты Великой той Победы,

Встав из-за парты, вы пошли на фронт,

Чтоб защитить страну свою родную

От вражеских нападок и атак.

Спасибо Вам за ратный подвиг

За мир и счастье  на земле.

Спасибо , дорогие ветераны,

И низкий наш поклон вам шлём.

Героями не рождаются

Уходил на войну весь советский народ

Отстоять честь, свободу и стойкость солдат.

И достойно свой вклад  в эту жертву войны

Внёс земляк — забайкалец — бурят.

На защиту страны встали женщины, дети,

Заменили ушедших на фронт  сыновей.

И ковали победу в тылу ваши жёны,

Не сломив дух и стойкость мужей.

Все дальше уходят те годы войны

И с ними герои — отцы и сыны,

Но горе страшное войны нам не забыть.

Мы все для счастья рождены.

Слава солдатам, слава героям,

Вернувшим свободу народам!

И их имена в душе всего народа

В легендах или песнях оживёт

Бой  Тулаева

(рассказ)

           1 мая во время войны все советские солдаты праздновали День труда. Мы, 188 стрелковая дивизия из 3 -го батальона 580 -го стрелкового полка, охраняли левый фланг фронта под Москвой.

           Тогда пьяные и злые немцы из -за того, что мы дали отпор под Москвой, решили испортить нам праздник. Вдруг посреди ночи мы услышали крик дозорного:

- Внимание! Фрицы напали на нас!

           И тут вслед за криком послышались «свистящие» падающие бомбы авиации, потом обстрелы артиллерии и миномётов. Все сразу быстро оделись  и, выбежав из палаток, как можно быстрее начали занимать свои места. Через 10 минут сразу после начала обстрелов все были уже на позициях. Я находился на участке, который защищало отделение Тулаева. Через несколько минут нашего пулеметчика ранил выстрел миномёта.

Тут же наших солдатов начали истреблять так быстро, что мы не успевали вести огонь. Между нами началось замешательство. Вдруг Тулаев  закричал: «Нам дан приказ стоять насмерть, и никто его не отменял! Не сметь оставлять оборону. Держаться до последнего!». После этого он взял ручной пулемёт и начал косить в упор пьяных наседавших фрицев.

            Этим призывом  он поднял моральный дух бойцов Красной Армии. И только за эти секунды фрицы опомнились и лёжа стали вести огонь. Но не тут- то было , все мы  не отступали и яростно били врагов. Когда мы убили больше десятков солдат и офицеров, они поспешно отступили. Вот так мы дали отпор фрицам, а Тулаева наградили за этот бой  орденом Красного Знамени.

 Тулаеву

В  далёкой Тунке  есть известный бурят,

Он был снайпер умелый, хитёр и умён.

Забайкальский охотник смело призван на фронт.

Каждый выстрел героя был точен.

И была их семья очень дружной всегда,

Брат за брата стоял в этой трудной войне.

Поделив вместе тяготы вкуса войны,

Каждый вел свой счет убитым фашистом.

Он был мастер, искусник на все времена,

Он учил всех бойцов быть метким всегда

Тяжелые были сражения тогда,

Но духом не падал солдат никогда.

Чтоб защитить, чтоб отстоять страну,

Сынов судьба послала на войну.

И ты, Герой Советского Союза,

И снайпер Ленинградского фронта.

И ты, герой, бурят Жамбал Тулаев,

Достойно принял смертный бой.

Восславив мужество и героизм народа,

Величественно памятник стоит

Эссе

           22-го июня 1941-го года началась Великая Отечественная война. На защиту страны встало очень много людей ради того, чтобы защитить честь, достояние страны и отстоять страну от фашисткой армии. После этого ни в одном доме не было такого, что война не затронула семью. На защиту фронта вставали деды, отцы, братья и сыновья. Многие из них не вернулись, многие были ранены, а кто вернулся живым и здоровым повидал много ужасного.

         За все тяготы войны народ пережил голод, холод, смерть родных... Война затронула всех: жён, бабушек, стариков, а также детей. Все, кто остался дома, пытаясь помочь солдатам,  работали на фабриках, заводах, изготавливали детали для техники, посуду и остальные вещи для защиты фронта. Работали они не покладая рук, иногда по 12, а то и по 14 часов в день.

         Подвиги наших солдатов Великой Отечественной войны очень важны для нас. Солдаты  мужественно защищали нас и свою Родину, сражались в битвах насмерть. А медсёстры были готовы лечь под пули, лишь бы спасти раненых солдат. Но немецкая сила была свирепа. Война унесла нескольких  ни в чем не повинных человеческих жизней.

         Но эту войну советский народ выиграл, и быть по-другому не могло. Ведь наш народ не хотел этой крови, не жаждал войны, не стремился убивать. Мы защищали свою Родину, своих близких людей, свои дома и зелёные леса, свои тёплые реки и голубые озёра. Именно поэтому мы победили: у нас за плечами была настоящая любовь к Родине, а у фашистского солдата -  слепая ненависть. И величие той войны заключается в том, что советский человек боролся за жизнь тогда, когда фашисты хотели невинных смертей.

         Годы Великой Отечественной войны были самыми горькими, голодными, жестокими и суровыми, и люди пережили их тяжело.  Вас по праву мы называем Героями, ведь до победы не дожили ваши друзья-однополчане, сложив голову на поле брани.

     Давайте скажем    «Спасибо!» солдатам той войны за мирное и чистое небо над головой, за мир без войны, за  послевоенное возрождение городов и сел, за строительство новой, мирной жизни!