Сочинение "Юный партизан"

До сих пор помню день, когда к нам в подполье ввалился мальчик лет пятнадцати. Лицо и тело его было покрыто свежими ссадинами, сам мальчик был весь запыхавшийся. Было видно по растрепанному виду юнца, что случилось с ним что-то неладное. Выпытывать из него то, что же произошло, не пришлось, сам нам обо всём рассказал.

Горькая судьба настигла этого парнишку. Представился он нам Ваней Кузнецовым. Был родом из небольшой деревни. Отец его ушел на фронт, обещая вернуться живым и с победой над вражьей страной. Ванька рассказывал мне, что уже тогда осознавал, что это может быть их последнее свидание с отцом, но все, что он мог на тот момент сделать – крепко обнять отца, в то же время стараясь не показывать своих переживаний и страха, убеждая, что сможет защитить оставшуюся дома мать и четырехлетнюю сестру, которые были им так любимы. Груз ответственности за их жизнь возложил на свои плечи. Выход на улицу под расстрелом и бомбежкой стал обыденной рутиной для него. Неоднократно пробовал себя в различных видах работы, приходя домой с буханкой хлеба и чистой водой во фляжке. Сестра долго продержаться не смогла из-за заставшей ее болезни, а следом ушла и мать, не пережившая горя по утрате ребенка. 

***

- Та весна стала особенно болезненной для меня. Не знал, ради чего теперь жить, если нет мамы и сестры. Внутри меня будто оборвалась та тонкая нить, что помогала мне держаться, – рассказывал он мне.

  Ваня перебрался к старушке, которая была близка с их семьей. Стал помогать ей, делал все для нее, стараясь так отблагодарить за теплый прием.

Через месяц после потери близких в деревушку неожиданно въехала группа фашистов, стрелявшая по домам и устраивающая грабежи. Но основной их целью стал захват пленных:

- В их число попал и я. Они посадили нас в грузовики, обращались словно со скотом. Пленными стали 37 человек по моей памяти. Все были охвачены горем, готовые выть, но не смели произнести и звука в страхе разозлить командующих еще больше. В мое обозрение попали гвозди, что валялись на полу грузовика. Я сразу схватился за них и заострил внимание на колесах. Ночью заехали в чащу, с помощью знакомого моего, Лешки Смирнова, получилось у меня развязать верёвки на руках, проткнули колеса машины. Мы с моим товарищем начали готовить пленных к побегу, высвобождая их руки от веревок. Выбраться удалось не всем, – с тяжелым вздохом продолжил свою историю Ваня. - Освободившись, мы направились на поиски ближайшей деревни. К счастью, одна из спасенных старушек знала эти места, потому быстро мы нашли почти полностью опустевшую деревню. Смог найти кров спасшимся, а сам ушел в гущу деревьев… Не струсил, – поспешил предупредить Ванька, – просто понял, что водители машины точно не глупы и сразу поймут, чьих рук это дело. Найдут меня. И не ошибся, к дороге вышел, чтобы разведать о происходящем, но стоило мне лишь шаг сделать, как из засады выскочили фашистские партизаны. Собственно, так я и попал сюда. В бегах.

***

В землянке стало тихо. Мы решили позвать командира нашего партизанского отряда, чтобы тот уже точно смог решить дальнейшую судьбу парнишки. Узнав о том, что в подполье забрел сирота, он без всяких раздумий и желания выслушивать его историю, приказал определить его в ближайший приют, да поскорее. Но мальчуган-то настырным оказался, упертым. Не желал и слышать о детском доме.  Заявлял, что, мол, Родине служить хочет. Неделю точно ходил к нашему командиру, но без каких-либо успехов возвращался обратно, что было понятно по его насупившемуся лицу. Я наблюдал за каждой его попыткой, и с каждым разом мне становилось его жаль всё больше и больше. Потому в один из дней я направился в землянку нашего командира. Поведал ему о смекалке, смелости и рискованности юнца, он и сам знал, как нынче нуждаемся в таких служивых. Бранился он долго, услышав мою просьбу, и все твердил, что сговорились мы с мальцом несносным. Тем не менее оставил Ваню в нашем партизанском отряде. С какой же серьезностью выслушивал Ваня эту новость, ни одна мышца на лице не дрогнула, хотя мог я представить, что на самом деле ощущал он в тот волнительный момент. Я похлопал его по плечу, как бы желая удачи, и произнес ему слова напутствия. Мой друг, Денис Андреев, отыскал у себя одежду для Ваньки, не совсем подходящую по размеру, но тот не жаловался, а с чистейшей благодарностью принял «подарок». Нашли для него и место ночлега, рядом со мною выделили. Так и началась партизанская жизнь Вани Кузнецова.

Надо сказать, что командир, не прогадал, оставив Ваню в отряде. Юноша и впрямь оказался очень полезен в рядах партизан. Был особенно успешен в разведках, которые обычно при его участии не оканчивались провалом. Так вскоре и Захаров наш полюбил Ваньку, убедился в его способностях. Все служащие относились к мальчику с уважением и почтением, да и сам малец скромен был, видел в нас пример для подражания.

После одной из зимних вылазок, группа вернулась позже, чем обычно, но мы не придали этому особого значения, понимали, как порой сложно добраться в снежную пору, в метель. Однако одно кое-что заставило нас встревожиться: не было среди партизан знакомой макушки младшего товарища. Опрашивать начали вернувшихся, но те лишь пожимали плечами и неутешно вздыхали. Все заметно поникли, привыкли видеть озорного парнишку, что с утра всегда нас подбадривал. Думали, что, стало быть, уж больше и не увидимся. Вдруг послышался шум. Притихли. Кто-то и ружье успел достать, опасаясь того, что хищника какого к нам привело или ногу врага злобного. Однако наши предположения оказались ложными. У входа в подполье стояла маленькая, совсем измученная голубоглазая девчушка лет шести, со страхом рассматривающая присутствующих. А позади дитя показался юноша, по которому уже начали скорбеть. Облегчение слышалось в голосах многих, но вместе с ним и гнев за то, что заставил всех переживать и «хоронить» заживо. Начали допрос о том, где же все-таки все это время он ошивался. А тот лишь, молча, отодвинулся, рукою показывая на малютку, про которую мы чуть не забыли в порыве эмоций. Та хлопала сонными глазенками, переводя взгляд то на Ваньку, то на каждого, кто находился в подполье  с некоторым недоверием, пытаясь хорошо разглядеть всех-всех.

- Откуда ребенок? – вперед вышел командир, с презрением глядя прямо в очи юноши, – Мало того, что сам на нашу голову свалился, так и еще одну обузу к нам привести решил. Быстро отводи ее куда угодно, но здесь ее быть не должно.

Ваня виновато опустил голову, стыдясь того, что он и, правда, доставил немало проблем.

- Заметил ее в лесу совсем одну. Пытался разузнать, есть ли родители или кто знакомый, но молчит. Не оставлять же мне её одну. Не выжила бы одна среди этого холода, одинока - вижу это. Товарищ командир, пожалейте её, – взмолился юноша.

- Ну, действительно, товарищ командир, не уж-то думаете, что эта малышка испортит нам что-то? Иль не жаль совсем? Слаба ведь, – откуда-то донесся голос. Все как один за другим начали повторять мольбу. Не могли так просто соотечественницу на верную гибель пускать.

Командир нахмурился и замолчал.

- Добро. Пусть остается, – проговорил командир.

Я часто наблюдал за взаимоотношениями Лены и Вани. С первого дня мальчик выхаживал осиротевшую малышку. Кормил, умывал и учил ее всему, когда время выдавалось. Бывало, гулял с ней, показывал чудные красоты нашего леса, пока небо было чистым над головою. А во время выхода Вани в разведку, Леночка бежала, спешила проводить его. Удивлялся всегда тому, с какой нежностью и заботой он уделял маленькой свое внимание. Как трепетно относился к ее попыткам рассказать что-то, поделиться чем-то. Радовался за любые ее шажки вперед, словно за себя.

- Леночка на мою сестру похожа. Даже не внешне, а взглядом. У этих детей отняли искры счастья и живости. Свою родную спасти не смог, все еще жалею и гадаю о том, могла ли судьба поступить иначе. Мы с Леной – сироты, нет у нас никого. Постараюсь сделать ее счастливой, обеспечить ей жизнь без нагнетающего ожидания смерти, – всегда отвечал Ваня. И в его голосе чувствовалась уверенность, самому себе дал обещание добиться своих бескорыстных желаний.

За прошедший месяц дети сблизились еще сильнее. Мы тоже не могли оставаться равнодушными по отношению к младшим и старались всячески радовать их при любой выдавшейся возможности. Дни в нашей местности казались по-особенному спокойными, по сравнению с остальными оккупированными территориями Советского Союза. Так продолжалось до одного момента...

Это был вполне обычный день. Каждый был занят своим делом. Наша группа собиралась осуществлять диверсию, которую мы тщательно продумывали двое суток. Мы разделились на две подгруппы, в каждой по три человека. Пока мы собирались, Кузнецов ни на минуту не оставлял меня в покое, упрашивая, чтобы с собой взяли. Но я твердо отказывал. Юн малец  для нашего плана. Обида у него, конечно, была на лице видна, когда глядел нам вслед…

Солнце этим летом не щадило. Головы припекало сильно даже с защищающими от солнцепека уборами. Мы шли, придерживая ружья, параллельно другой рукой вытирая пот со лба. Мы не могли знать точно, есть ли здесь поблизости противник. Иногда в пути я задумывался о будущем: когда закончится война, сможет ли меня кто-то встретить, когда я вернусь. Вдруг я услышал звук приближающегося самолёта. Ужас охватил меня, когда я осознал, что немецкие десантники направляются в сторону подполья. Риск, что наших заметят, был слишком высок. Я без промедления бросился бежать в обратную сторону. Куча мыслей заполнила мою голову. Не обращая внимание на свою усталость, боль в ногах и мозоли, бежал и молился. Уже приближаясь к знакомым местам, я услышал перестрелку. Выстрелы были громкими, непрекращающимися. За первым шел ответный, и так в течение десяти минут точно. После настала мертвая тишина. Мое сердце бешено билось.  Я ступил вперед. Обзор открылся на несколько безжизненных тел людей, которых я знал так долго, с кем я прошел через многое, кто стал мне семьёй. Подойдя еще ближе, меня встретили оставшиеся в живых командир и друг мой – Дениска, прихрамывающий.

- Где остальные? Где Ваня с Леночкой? – я встревоженно начал осыпать вопросами товарищей

- Десантники внезапно нас окружили, – вздохнул Денис, – а потом уже снайперы подоспели. Среагировали мы быстро – сразу за ружья. До последнего каждый бился. Генерал пленный теперь у нас. Погибли вот пятеро наших... Остальные: кто в критическом состоянии, а у кого незначительные ушибы и царапины..

- А дети-то где, Денис? –  продолжал я

- Леночка внизу с санитаркой, - растерялся товарищ, – а Ванька… Ванька наш тоже внизу, но не проснулся еще. Состояние тяжелое, – с сожалением в голосе поведал он мне.

Сразу поспешил в землянку, где находился Кузнецов. Тельце мальчика было покрыто ссадинами, а в его груди была видна рана. Подле юноши сидела и Лена. Над детьми кружила санитарка, что-то ласково лепетавшая. Заметив меня, та потянула меня за плечо и отвела в угол. Рассказала мне, что органы сильно повреждены после полученного ножом удара. Я не знал, как реагировать. За время войны повидал много смертей, но никогда еще не чувствовал такого сильного груза.

Взяв Ваню за руку, начал прощение у него просить. Приговаривать, что обязательно пойдет на поправку, а тот лишь тихо сопел.

Не продержался он все же и до конца лета. Проводили его, как и остальных наших товарищей... Похоронили. Каждый переживал за погибших так, как будто они были нам родными. Долго вспоминали их и после того, как настал мир.

Родители и родственники Лены так и не нашлись… Потому и взял ее к себе. Да и ей только в радость. За это время стали людьми не чужими. Хорошо ужились.