Рассказ "Украденное детство"

Украденное детство

Это было совершенно обычное лето. На дворе стояла тёплая, бархатная погода. Взрослые и дети радовались окончанию хмурой, дождливой весны и начинали строить планы на лето. На улице то и дело можно было видеть весёлых прохожих, собирающихся вокруг трупп приезжих артистов, или обеспокоенных мамочек с детьми, разбегающимися в разные стороны. Так и у юной Нади Коробейниковой, будущей третьеклассницы, начиналась беззаботная пора. Её отец, Николай Васильевич, уважаемый человек, работник типографии, напечатавший тонну заголовков и статей, взял себе отпуск и обещал своей дочери, что проведёт это лето с ней. Жизнь била ключом, и казалось, ничто не сможет нарушить это прекрасное мгновенье, пока в один день всё не рухнуло.

Всё началось как гром среди ясного неба, когда все люди, ничего не подозревая, спали в своих кроватях. Внезапно в городе завыли сирены, пронзая своим визгом души людей, а осипшие громкоговорители рассказывали страшное: началась война. Взрослые, не понимая до конца всю плачевность грядущего, начали лихорадочно метаться по квартирам, стараясь обдумать, что же это могло быть. В головах крутился лишь один вопрос: «Что делать дальше?», – ещё больше пугающий тем, что ответа на него не было.

Надю разбудил отец. Стараясь не пугать её ранним и неожиданным подъёмом, он присел на кровать и как можно более спокойно и ласково сказал, что они едут к тёте на все оставшееся лето. Маленькая девочка невероятно обрадовалась, ведь для нее каждая такая поездка была увлекательнейшим приключением, возможностью впервые за долгое время вырваться из четырех стен и отправиться в прекрасный мир зелёных лугов и ельников, скрывающих своими ветвями жгучее солнце, бурных рек и тихих озёр, дающих прохладу всему живому.  Отец, видя заинтересованность дочери и отсутствие явных признаков страха, скомандовал умываться и собирать чемодан, предусмотрительно отметив важность сбора необходимых вещей, а не многочисленных игрушек и красивых платьев.  Николай Васильевич тем временем собирал документы. Он знал, что уезжать нужно как можно скорее, а потому сильно торопился, постоянно спотыкаясь и роняя всё из рук. Хоть время и было раннее, но люди уже переполошились и начали собираться к отъезду, чтобы обезопасить себя и детей, а потому на вокзале может образоваться давка и билет купить будет невозможно. Эта мысль пугала и давила на черепную коробку, ноги делались ватными, а руки не могли даже открыть чемодан.

– Я готова! – оторвала от тяжёлых мыслей Надя.

– Хорошо, я скоро подойду, а ты одевайся, жди у входной двери, – сказал отец семейства и стал складывать пожитки в чемодан.

Через пятнадцать минут входная дверь захлопнулась и семья спустилась вниз. Выйдя, Надя ощутила странное чувство, будто чего-то не хватало, будто что-то оборвалось в сердце. Руку дёрнуло и повело в сторону. Путь был долгий и томительный. Улица, которую Наденька без особого труда проходила за пять минут, стала невероятно длинной, казалось, что она никогда не кончится и они так и останутся вдвоем идти по ней. Отец был молчалив, словно он разучился говорить, или забыл, что хотел сказать, и, погруженный в мысли, старался вспомнить забытое. Надя хотела было разговорить отца, но он не обращал на нее внимания, так что она смирилась и так же молча пошла по мощёной дороге, стараясь не думать о причинах папиной задумчивости. Людей было больше, чем обычно, и шли они быстрее, стараясь срезать путь. Отец Нади уже было прибавил шаг, стараясь обойти остальных прохожих, но вспомнил про дочь, которая и так почти бежала, пытаясь войти в его темп. Скоро они оказались на вокзале. Быстро став в очередь, они начали продвигаться к спасительному окну, стараясь купить билеты побыстрее. Наконец заветные билеты были на руках, а Коробейниковы, вымотавшиеся и уставшие, сели ждать своего состава.

– Папа, а почему все вдруг решили уехать из города? – пронзила своего отца маленькая девочка.

Этого вопроса Николай Васильевич боялся больше всего. Что ей сказать? Как не разрушить её детское представление о мире, в котором она живёт? Как объяснить ей, что такое война? Солгать ей или предостеречь? С другой стороны, лучше она узнает от родного человека, чем от посторонних.

– Началась война, – сказал отец, надеясь, что этого ей будет достаточного для объяснения.

– А что такое во..., – не успев договорить, Надя остановилась и закрыла уши. Раздался оглушительный гудок, издаваемый приехавшим паровозом. Коробейниковы тут же подскочили и начали искать свой вагон. Отыскав его среди громадных составов и пройдя проверку документов, они сели на свои места, надеясь, что их отъезд не затянется надолго.

Через два дня они уже были в деревне. Погода стояла ясная, а потому настроение слегка улучшилось. Солнце нежно грело белое лицо маленькой девочки, а прохладный ветерок колыхал тёмные волосы. Надя сильно скучала по своей квартире и игрушкам, но ожидание радостной встречи облегчало душу и занимало собой все мысли, так что ее горе отошло на второй план. Вскоре они нашли маленький домик тётушки, выкрашенный в ярко голубой цвет и украшенный невероятными узорами и завитками. Этот дом был построен очень давно и принадлежал ныне покойному деду тетки, что делало дом ещё солиднее, даже несмотря на его потрёпанный вид. Здесь Надя бывала каждое лето и, уезжая, всегда плакала, вспоминая, как хорошо ей было в этом доме и как одиноко будет в шумном и вечно торопящемся городе.

Коробейниковы подошли к парадной двери и постучали. За дверью послышалось копошение и звон банок для солений, затем шаркающие шаги и звон ключей. Дверь распахнулась, и навстречу гостям вышла высокая женщина с голубыми глазами и рыжими, словно янтарь, волосами. Внешность ее могла напоминать лисью – острый, вздёрнутый, но при этом правильный нос, тонкие губы, которые всегда были сложены в едва уловимую улыбку и брови ниточкой, сложенные в удивленной гримаске.

– Наденька, Коленька, дорогие мои! Не думала увидеть вас в этом месяце, проходите, родненькие, я как раз обед готовлю, – сказала, улыбаясь, тётя Света.

Из дома повеяло запахом еды, и Надя, вырвавшись из теткиных объятий, пулей влетела на кухню.

– Что это с ней? Ты ребенка голодом моришь? Я ведь потом узнаю – из-под земли достану! – шутя отчитывала брата Света.

– Я потом все расскажу, ты пока накорми ее, она и вправду голодная, – вдруг пробасил Николай и грозно взглянул на сестру. Та хотела было что-то возразить, но промолчала и тихо заперла дверь.

Поручение было выполнено. Маленькая Надя ела суп и пироги, запивая домашним квасом, и отвечала на тёткины вопросы, которые в основном сводились к темам правильного и изобильного питания, важности образования и каверзным вопросам о школьных друзьях и подругах юной ученицы. Через два часа допроса Надя уже тихо сопела на мягкой перине, а на кухне начинался очень серьезный разговор.

– Ну, что у вас в городе нового? А то я уж месяца два без вестей живу, радио-то сломалось, – с намеком сказала тётка, явно ожидая предложения о покупке нового.

– У нас война, – ответил максимально серьезно Николай Васильевич.

– Как война? С кем? – оторопела Света.

– Немцы напали. Я должен в город ехать, меня призывают – повестку получил. Надя не знает, скажешь, что по работе вызвали и приеду я не скоро, в школу вашу отдашь, и живите вместе до поры до времени. Я приеду, вас обеих заберу, – сказал Николай Васильевич максимально уверенно, чтобы точно дать надежду на возвращение.

– Так как же это? Просто взяли и напали без предупреждения? – всё ещё не веря, спрашивала Света.

– Да, без предупреждения, – отрезал отец семейства.

– А, чуть не забыл, – он протянул сестре белый конверт с багровым штампом, – здесь сто рублей, вам на первое время хватит, потом ещё пришлю.

– Ты вернуться обещаешь? – резко спросила Света. Глаза ее были все в слезах и сияли в свете керосинки сотней маленьких снежинок.

– Честное слово, – улыбнулся Николай и тихо побрёл в переднюю.

Когда Надя проснулась, отца уже не было дома. На дворе светило солнце, и Надя решила поискать отца на улице. Она быстро оделась и выскочила во двор, но кроме тети там никого не было.

– Проснулась, соня, – окликнула её тётка.

– А папа где? Его дома нет, – спросила, чувствуя неладное, Надя.

 Света рассказала всё, что было велено: и про вызов, и про приказ начальства, и о том, что Надя останется на более долгий срок, чем ожидалось. Света рассказала всё, кроме главной причины отлучки отца. Надя, выслушав, села на холодную землю и горько заплакала, правда, не оттого что отец уехал на работу, а оттого, что он ее не разбудил, и она не попрощалась с ним, оттого что она его ещё очень долго не увидит. Вскоре Надя перестала плакать и начала жить как во время прошлых приездов.

Незаметно наступил декабрь. Всё лето и осень тётя Света работала в полях, чтобы накопить немного денег и не тратить данные отцом Нади. Девочка пошла в сельскую школу и завела новых друзей, а Василий Николаевич регулярно отправлял письма своим родным. Он писал в них о своем самочувствии, о службе, спрашивал, как у них дела, и так бы продолжалось и дальше, пока вместо обычных писем Коробейниковым не пришло особенное. В тот день Надя сидела за столом и рассказывала тёте Свете о своем дне в школе, как вдруг в дверь постучали. Надя сразу же сорвалась с места и нырнула в погреб. Света за время нахождения Нади у нее научила, как себя вести в случае прихода домой кого-то незнакомого. Надя знала, что такое война и для чего она прячется, а потому относилась к этому со всей ответственностью. Светлана открыла дверь завязала разговор и после пары слов тут же его прекратила. Дверь захлопнулась. Света прошла на кухню, то и дело шатаясь из стороны в сторону, переставляя ноги с невероятным усилием, будто они были сделаны из чугуна. Спустя какое-то время Надя вылезла из пыльного погреба и пошла вслед за тетей. За столом сидела Света и держала клочок бумаги, в голове её были лишь три страшных слова "Извещение о смерти". Некогда здоровая и ещё нестарая женщина, сделалась безобразной старухой, которая вот-вот должна была отойти в мир иной. Она горько плакала и просила прощения за то, что не уберегла своего брата. Надя сразу все поняла. Она видела такие конверты не раз и всегда они говорили, что кто-то умер. Женщины, получавшие этот конверт впервые, всегда вопили, а во второй - каменели и не могли даже пошевелиться. Как-то раз почтальон принес такое письмо одной женщине, прочитав которое, она взглянула на него взглядом полным страха и горечи, сказала что-то невразумительное и упала замертво. Девочка знала, что ее отца нет в живых и больше она его никогда не увидит.

Надя хотела уйти в свою комнату, чтобы перевести дух и осмыслить произошедшее, как вдруг заметила что-то необычное. Света держалась за сердце и пыталась сделать глоток воздуха, её губы посинели, капилляры в глазах полопались, а кожа побледнела. Надя, увидев это, выскочила на улицу и со всех ног побежала к фельдшеру. Сердце бешено колотилось, ноги отказывались идти, а голова налилась свинцом. Ворвавшись в дом к фельдшеру и рассказав всё что видела, Надя вместе с ним побежала обратно. Когда они подошли тётя была ещё жива, а дальше в сознании юной девочки начиналась тьма.

 Проснулась Надя в областной больнице. Голова гудела, а живот воротило. В комнату зашла медсестра. Лицо у нее было очень уставшее, а халат был испачкан в крови и был ей явно велик. Отодвинув ширму, она провела первичный осмотр и поняв, что жизни ничего не угрожает, села рядом  на кушетку и заговорила:

 - Как ты себя чувствуешь? Воды принести?

 - Нет, не нужно, лучше скажите, моя тетя... она в порядке?- спросила девочка, сжав в кулак плед.

 - Мы пытались ее спасти, но к сожалению её сердце не выдержало. Она женщина была уже взрослая, а тут такое. Нам очень жаль, - ответила максимально ласково девушка, стараясь утешить девочку, которая в один день потеряла все, чем дорожила.

 - У тебя ведь больше никого нет, так ведь? - спросила с надеждой медсестра.

 - Нет, у меня все умерли, а я одна осталась, - ответила Надя безразлично.

 - А идти тебе есть куда?

 - Не-а.

 Комната погрузилась в мертвую тишину. Медсестра долго думала над чем-то и удалилась из палаты, оставив Надю наедине со своими мыслями. На самом деле палата эта была лишь тонкой ширмой ограждающей её от остального мира, но даже это в те условия было роскошью, ведь почти все раненые здесь лежали там, где придется. Переполненная больница, в которой находилось огромное количество раненых солдат от совсем молодых парней, до уже повидавших жизнь офицеров была спасительным мостиком между жизнью и смертью. Каждый из них нуждался в помощи, и им её оказывали, несмотря на усталость и истощение. Ширма резко дернулась и из-за нее показалась медсестра.

- Наденька, слушай, а ты остаться не хочешь? Мы тебе комнату выделим, просто ехать сейчас куда-то очень опасно - немцы стреляют, а здесь хоть мы тебя выходим, - пролепетала медсестра.

- Нет, не стоит. Я же здесь только мешаться буду, да и дел у вас тут много, - начала оправдываться Надя.

- Всё хорошо, мешать ты нам точно не будешь, а может даже пользу принесешь, так что оставайся здесь, я о тебе позабочусь, - обнадёжила сестра.

- А что, правда можно? - недоверчиво спросила девочка.

- Можно, конечно! - радостно воскликнула девушка и обняв Надю выбежала из палаты, закрыв зелёную ширму.

 Через три месяца Надя уже окончательно окрепла и начала помогать работникам больницы, перевязывая раны солдат и обеззараживая бинты. Персонал больницы принял маленькую девочку, как родную. Медсестру, которая её выхаживала, звали Катей. Она оказалась чуть старше Нади и также осталась круглой сиротой, так что они стали друг другу крепкой семьёй. За несколько лет борьбы они спасли немало человек, но ещё больше потеряли, что сильно ударило по маленькой девочке и каждому из больничной семьи. И вот наконец, случился момент, которого они так долго ждали – война закончилась.

  Надя стояла в своей квартире. Абсолютно все осталось нетронутым, будто ни война, ни время не коснулись ее. Девочка, прошедшая через ад, впервые за долгое время искренне улыбалась, вспоминая прошлое. Катя рассматривала старые фотографии и обживалась на новом месте. Наконец-то они были счастливы.