Сочинение "Любовь и смерть. Всегда они вместе"

Любовь и смерть. Всегда они вместе.

Мы воздух, мы не земля…

М. Мамардашвили

Главная техногенная катастрофа ХХ века. Именно так называют катастрофу на Чернобыльской АЭС. Взрыв и пожар. Загрязнение и радиация. Любовь и смерть.

На тему чернобыльской катастрофы написано немало разных работ.  Мы слышали много историй, как это случилось и почему.  Но не только цифры и записи про катастрофу имеют значение. Самое главное, что не может оставить равнодушным, – это трагическая история людей, переживших эти самые события…

Пару дней назад я случайно нашла видео в интернете, рассказывающее про Людмилу Игнатенко, жену погибшего из-за радиации пожарного. Эта драматичная история так глубоко тронула меня, что захотелось подробнее узнать про эту женщину. И мне повезло.

История Людмилы Игнатенко входит в книгу «Чернобыльская молитва. Хроника будущего» белорусской писательницы, журналистки Светланы Алексиевич. Это не первая книга автора – «Чернобыльская молитва» входит в серию «Голоса утопии», состоящей из пяти книг, в которых «маленький человек» сам рассказывает о времени и о себе. Названия книг Светланы давно стали метафорами: «У войны не женское лицо», «Цинковые мальчики», «Чернобыльская молитва»…

Светлана Алексиевич привлекает меня тем, что создала свой собственный жанр – полифонический роман-исповедь, в котором из маленьких историй складывается трагическая история  ХХ века.

Невероятно трогательная история Людмилы Игнатенко разворачивается в главе «Одинокий человеческий голос». Весь рассказ является живым интервью, так что героиня сама повествует о своих чувствах, событиях, мыслях. Автор иногда, кК в драматическом произведении, показывает действия Людмилы: «(Закрыла лицо руками и молчит)», «(Плачет)», «(Встает. Подходит к окну)». Это добавляет причастности к монологу, будто читатель сам находится в этой комнате. Повествование немного рваное, обрывочное, Людмила не помнит некоторые детали, потому что это живой, эмоциональный разговор.

Людмила Игнатенко, двадцатитрехлетняя девушка, только недавно расписалась со своим мужем, пожарным Василием Игнатенко, когда их спокойную жизнь в Чернобыле прервал пожар на станции. Впоследствии Людмила будет разделять свою жизнь на «до» и «после», называя счастливые деньки «дочернобыльскими».

Василий отправляется на вызов. «Ходили, потом вспоминал, как по смоле. Сбивали огонь, а он полз. Поднимался. Сбрасывали горящий графит ногами…». В 7 часов утра Людмиле сообщают, что ее муж в больнице. «Мир сузился до одной точки. Он… Только он…». Несмотря на свою беременность, Людмила рвется к мужу. Даже когда всех больных перевозят в Москву, родители снимают все деньги со счета, и Людмила отправляется вместе с отцом мужа в больницу. «Я любила его! Я еще не знала, как я его любила! Мы только поженились, еще не нарадовались друг другу… Идем по улице. Схватит меня на руки и закружится. И целует, целует. Люди идут мимо, и все улыбаются».

Все время, пока протекала болезнь, девушка проводила у койки мужа: с утра до вечера с одного конца города на другой, на базар и обратно в больницу. Собирая досочки, кастрюли, Людмила ухищрялась варить бульон даже в кипятильнике – Василию и еще шестерым пожарным, привозила продукты, которые просили больные. Но все было бесполезно – Василий не мог ни есть, ни пить. Даже пересадка костного мозга не смогла помочь мужчине – радиация беспощадна. От постоянной нагрузки ноги Людмилы посинели, распухли. «Моя душа была крепче тела… Моя любовь…». Она хотела делать все сама для него – сама присматривала за ним, стригла его, поправляла постель, держала его за руку ночью: «Я все хотела ему делать сама. Если бы я могла выдержать физически, то я все двадцать четыре часа не ушла бы от него. Мне каждую минутку было жалко… Минутку, и то жалко…»

Однажды она вернулась в палату, у Василия был на столике розовый апельсин, которым он предлагает угоститься жене. Медсестра через пленку машет, что нельзя этот апельсин ни есть, ни держать в руках. «Ну, съешь, - просит. – Ты же любишь апельсины». Людмила все равно берет в руки апельсин, а муж спокойно засыпает.  «Я готова сделать все, чтобы он только не думал о смерти…  И о том, что болезнь его ужасна, что я его боюсь…». Она бесконечно сильно любила своего мужа, отрицала все слова врачей, что Василий уже не любимый человек, а радиоактивный объект. Людмила втайне от врачей ночует в барокамере мужа, игнорируя все предостережения медсестер, которые пускали ее: «Ты – молодая. Что ты надумала? Это уже не человек, а реактор. Сгорите вместе».

Сильно давило на моральное состояние Людмилы и то, что она каждый день слышала о смерти товарищей Василия, и сама видела, в кого превращается ее любимый человек.

Василий получил тысячу шестьсот рентген, когда смертельная доза – 400. Людмила очень подробно описывает состояние своего мужа с начала до конца. «Он стал меняться – каждый день я уже встречала другого человека… Ожоги выходили наверх…  Во рту, на языке и щеках, сначала появились маленькие язвочки, потом они разрослись. Пластами отходила слизистая, пленочками белыми. Цвет лица… Цвет тела… Синий… Красный… Серо-бурый…  А оно такое все мое, такое любимое! Это нельзя рассказать! Это нельзя написать! И даже пережить…». Подходя к летальной стадии, на глаза невольно наворачиваются слезы, когда осознаешь, что человека не спасти: «Стул двадцать пять – тридцать раз в сутки. С кровью и слизью. Кожа начала трескаться на руках, ногах… Все тело покрылось волдырями. Когда он ворочал головой, на подушке оставались клочья волос… А все такое родное. Любимое…». Даже маленькие складки на простыне ранили кожу Василия, и Людмила срезала свои ногти до крови, чтобы не поранить его. «Я каждый день меняла эту простыночку, а к вечеру она вся в крови. Поднимаю его, и у меня на руках остаются кусочки кожи, прилипают».

Несмотря на свое тяжелейшее состояние, Василий безумно любил свою жену. Он пытался убедить ее, чтобы она не прикасалась к нему часто, чтобы ехала домой. Но желание быть рядом с любимым человеком, который находится в таком тяжелом состоянии, намного сильнее осторожности.

Один из самых трогательных  моментов, который очень сильно впечатлил меня, связан с гвоздиками. Девятого мая Василий всегда говорил Людмиле, насколько красива Москва, обещал однажды показать ей этот красивый город. Людмила и Василий сидят в палате. Вечер. Мужчина просит открыть окно, потому что в это время начинается салют.

«- Я обещал тебе, что покажу Москву. Я обещал, что по праздникам буду всю жизнь дарить цветы…

Оглянулась – достает из-под подушки три гвоздики. Дал медсестре деньги – и она купила». Даже находясь на грани смерти, Василий желает сделать свою жену счастливой. Это невероятно больно воспринимать с позиции человека, который уже знает, что у него нет шансов на жизнь.

Как можно такое вообще представить: «Подниму его руку, а кость шатается, болтается кость, телесная ткань от нее отошла. Кусочки легкого, кусочки печени шли через рот… Захлебывался своими внутренностями…»

Однажды Людмила уехала на похороны товарищей Василия, Кибенка и Правлика, потому что ее умоляла Таня Кибенко – без ее поддержки не справится. Быстро вернувшись с кладбища, Людмила звонит медсестре на посту и узнает, что Василий умер 15 минут назад. «Смотрела на небо и кричала… На всю гостиную… Ко мне боялись подойти… <…> Последние слова его: “Люся! Люсенька!” – “Только отошла. Сейчас прибежит”, - успокоила медсестра. Вздохнул и затих».

Людмила шла с ним до гроба. Василия одели в парадную форму, на грудь положили фуражку. Хоронили его босого – ноги так распухли, что нельзя было подобрать ни один размер. Все его тело – кровавая рана.

Людмила в начале и уже после смерти мужа говорит одну и ту же фразу: «Клиника лучевой болезни – четырнадцать суток… За четырнадцать суток человек умирает». Это идет предзнаменованием смерти, неизбежности, беспощадности радиации. Спустя столько стараний, яркая жизнь двух безумно влюбленных друг в друга молодоженов потухла, угасла в такой короткий срок, превратившись в жуткую, болезненную тьму.

Людмила также отмечает, что когда Василий был болен, он звал ее во сне и наяву. Но после смерти он ни разу не звал ее во сне: «Иногда будто слышу его голос… Живой… Даже фотографии так на меня не действуют, как голос. Но он никогда меня не зовет. И во сне… Это я его зову…». Погибший любимый человек никогда не зовет с собой в загробный мир. Символичность сна обладает поразительным значением в этом интервью: многие сны, которые описывает Людмила, имеют пророческое значение, предугадывают судьбу.

Особое внимание в этой истории можно уделить контрасту между правительством и простыми людьми. В истории мы видим, как люди, даже незнакомые, отдают свои вещи и посуду, чтобы помочь. Несмотря на быстро распространяющиеся слухи о радиации, знакомые все еще пускают ее жить у них. А заведующая радиоактивным отделением Ангелина Васильевна Гуськова утешает Людмилу, называя ее «маленькая моя».

В противовес идут приказы «сверху». Всех принимала чрезвычайная комиссия. Отдать тела мужей, сыновей эти люди не могли, так как даже после смерти были радиоактивны. «Если кто-то возмущался, хотел увезти гроб на родину, его убеждали, что они, мол, герои и теперь семье уже не принадлежат. Они уже государственные люди… Принадлежат государству». Страшно. Тем более, что такие слова – сухое безразличие к чужой трагедии. Рассматривается только государственная трагедия, мировая, но для каждого человека это – невыносимый, сумасшедший, разрушительный удар.Въезд на кладбище запрещают по рации, и у Людмилы случается истерика. Только после этого семью Людмилы и Василия пускают. Гроб засыпали мгновенно, не дав попрощаться родственникам. «И – сразу в автобусы».

Спустя два месяца Людмила родила в той же больнице девочку Наташу (так они вместе с Василием решили назвать свою дочку). Но девочка не выжила – врожденный порок сердца, цирроз печени, в которой 28 рентген. Конечно, это было вызвано нахождением рядом с Василием, но Людмила искренне думала, что девочка защищена от радиации. «Через четыре часа сказали, что девочка умерла. И опять… мы ее вам не отдадим! Как это не отдадите?! Это я ее вам не отдам! Вы хотите ее забрать для науки, а я ненавижу вашу науку! Ненавижу! Она забрала у меня сначала его, а теперь еще ждет… Не отдам! Я похороню ее сама. Рядом с ним…». До этого Василия во время отсутствия Людмилы также бездушно фотографировали, несмотря на ее протест. Но она все же отвоевала право на тело дочери. Она похоронила ее у ног мужа без надгробия, без надписи: «Там, на могилке, не написано: Наташа Игнатенко… Там только его имя… Она же была еще без имени, без ничего… Только душа… Душу я там и похоронила… Я прихожу к ним всегда с двумя букетами: один – ему, второй – на уголок кладу ей. Ползаю у могилы на коленках. Всегда на коленках… (Бессвязно.)»

Героиня признается, что очень сильно винит себя за смерть дочери: «Я ее убила… Я… она… спасла… Моя девочка меня спасла, она приняла весь радиоудар на себя, стала как бы приемником этого удара. Такая маленькая. Крохотулечка. (Задыхаясь.) Она меня уберегла». И речь, которую она произносит, тронула меня до глубины души: «Но я любила их двоих… Разве… Разве можно убить любовью? Такой любовью! Почему это рядом? Любовь и смерть. Всегда они вместе. Кто мне объяснит? Кто подскажет?»

Много кто берется судить, правильно ли поступила Людмила, но я уверена, что у человека нет выбора в такой ситуации – бросить своего любимого человека умирать в одиночестве четырнадцать суток невозможно, как и защитить своего ребенка в утробе от разрушительной радиации.

После такого удара желания к жизни не было. Людмила стояла по ночам на балконе, плача и спрашивая у мужа, что же ей делать дальше, потому что одиночество убивает ее. Квартира, выданная ей в Киеве, о какой они с Василием мечтали, становится для нее проклятием – невыносимая тоска, везде мерещится только любимый муж. Впоследствии Людмила встречает мужчину, рассказывает ему свою историю: «Я нашла мужчину… Все ему рассказала… Всю правду: у меня одна любовь, на всю жизнь. Я все ему открыла… Мы встречались, но я никогда его в дом к себе не звала, в дом не могла. Там – Вася…». У нее появился замечательный ребенок Андрей. Когда у Людмилы случился первый инсульт на улице, она схватила мальчика так сильно за руку, что врачи еле разжали ее хватку. Тяжелая эмоциональная травма потери близких заставляет ее жутко бояться расставания со своим сыном. «Андрей тоже больной, две недели в школе – две дома». Иногда ей снится, как Василий просит показать их ребенка. Тогда Людмила приводит Андрея, а Василий – Наташу: «А он приводит за руку дочку. Всегда с дочкой. Играет только с ней…»

Но даже несмотря на все трудности, Людмила, работая кондитером, просила своих коллег не жалеть ее: «Не надо меня жалеть… Я когда-то была счастливая…»

Вся история Людмилы Игнатенко озаглавлена как «Одинокий человеческий голос». Это довольно символично, потому что именно Людмила взяла на себя удар, почти в одиночку вынесла невероятно жестокое испытание жизни. На протяжении всего произведения она пробивается, умоляет, плачет чаще всего одна. И после смерти любимого мужа, когда жизнь теряет всякий смысл, она находит в себе силы жить, быть самостоятельной.

В конце этого искреннего рассказа, в последнем абзаце, Людмила Игнатенко подытоживает важные размышления о влиянии Чернобыльской трагедии на людей, как общество к этому относится: «Нас тут много. Целая улица, ее так и называют – чернобыльская. Всю свою жизнь эти люди на станции проработали. Многие до сих пор ездят туда на вахту, теперь станцию обслуживают вахтовым методом. Никто там уже не живет и жить никогда не будет. У них у всех тяжелые заболевания, инвалидности, но работу свою не бросают, боятся даже подумать об этом. У них нет жизни без реактора, реактор – их жизнь. Где и кому они сегодня нужны в другом месте? Часто умирают. Умирают мгновенно. Они умирают на ходу – шел и упал, уснул и не проснулся. Нес медсестре цветы и остановилось сердце. Стоял на автобусной остановке… Они умирают, но их никто по-настоящему не расспросил. О том, что мы пережили… Что видели…».

Невероятно грустно! Есть еще столько нерассказанных историй… О героях-пожарных и  их близких – о простых людях, чьи судьбы сломались в один момент!

 Как жестоко звучат слова Игоря Ивановича Гарина, профессора, известного специалиста в области реакторного и космического материаловедения: «Россия всегда брала количеством, ее народа всегда «хватало» на государственные авантюры, поэтому людей не принято было считать, тем более ценить».

А хотелось бы, чтобы их ценили… И помнили… Простых людей, умерших от радиации – не проживших нормальную человеческую жизнь, недолюбивших…

«О смерти люди не хотят слушать. О страшном…

Но я вам рассказала о любви… Как я любила…»