Из воспоминаний жительницы блокадного Ленинграда Бараковой Л.А.

 Из воспоминаний жительницы Блокадного Ленинграда Бараковой Лидии Александровны.

 На момент начала войны, девочке было 6,5 лет.  Обычно, люди вспоминают свое детство с радостью и теплотой. Но только не дети войны.  Для них детство –это кошмарное воспоминание, оставившее отпечаток  в их мировоззрение и характере на всю жизнь.

 -Добрый День, Лидия Александровна.  Я бы хотела поговорить с вами, о том страшном периоде.  Расскажите пожалуйста о себе?

-Добрый день. На начало войны мне было всего 6,5 лет. Мой папа, Филиппов Александр Филиппович- участник Русско-Финской войны, где стал инвалидом 1 группы, на костялях. Служил в частях противовоздушной обороны. Мы жили в городе Гатчина, однако с началом войны были эвакуированы в Петербург, где нам была выдана комната на 3 этаже, а после, когда не было сил подниматься так высоко, то на 1 этаже.

- Расскажите пожалуйста, какова была помощь государства в те годы?  Существовала ли благотворительность?

-«Благотворительность» - слово современное и в моем понимании тогда не существовало. Но люди, были очень добры.  Были, так называемые, «сандружинницы», находящиеся на государственной службе. Они дежурили по очереди. Однажды зимой я ждала во дворе своего отца.  Одна из таких девушек,  в берете и в фуфайке,  патрулировавшая улицу,  увидала меня.  Она забежала домой, и вернулась с рыжим плюшевым мишкой, которого подарил а мне. С которым я не расставалась до переезда в Сибирь, а только сев в вагон товарного поезда, поняла что оставила его там, в Ленинграде.  Может на современный лад вы и не назовете этого человека «благотворитель» , но ведь ее никто не просил совершать такой поступок. Это шло от ее сердца, разве это не благотворительность?  

Холодной зимой 1942 года я с маленьким чайничком отправилась за водой, на берег реки Карповки. Набрав воды, я поднималась по крутом спуску, но обессиленная от голода упала и разлила воду. До сих пор перед глазами образ солдата-моряка, который поднял меня, и спустился набрать для меня воды, куда его пропустили без очереди. Разве это не помощь?

Третий случай произошел под Новый Год, когда я проходила под окнами госпиталя, на Большом проспекте Петроградской стороны, из окна меня позвал солдат, который кинул мне в окошко пол буханки хлеба и два мандарина. Наругали меня родители тогда..но ведь этот человек помог мне.

Мой дядя, Филиппов Михаил Филиппович, однажды принес нам целую буханку хлеба. Солдаты, служившие с ним знали, что у него есть брат с маленькой дочкой, а потому собрали для нас эту буханку. Как-то раз, рискуя,тайком принес нам брюшину убитого коня, которым кормили солдат. Это было огромной радостью, кто знает, может быть именно благодаря этому мы и дожили до эвакуации?

-А расскажите подробнее про эвакуацию? Вы упоминали Сибирь? На какие категории людей это распространялось?

- Сначала в Сибирь начали эвакуировать предприятия и их работников. Также, многодетные семьи. Например, сестра моей мамы, Анна Анисимовна,  с  тремя сыновьями, была отправлена в Сибирь уже в начале 1942 года.  Эвакуировали за линию фронта и детские сады, и школы. Моя семья уехала лишь в начале 1943 года, так как маму не отпускали с завода. В Сибирь нас везли поездами, в товарных вагонах.  Селили нас в частный сектор. Проводили так называемое «уплотнение семей». Допустим из 2 комнат, им оставляли одну, а вторую отдали нам. По началу люди нехотя приняли нас, но затем сдружились. Вернуться в Ленинград можно было только по вызову Ленинградского областного управления. В ноябре 1944 года они вызвали папу обратно, и мы вернулись.

Помимо  эвакуации, государство также обеспечивало население продуктовыми карточками. У родителей- рабочие. У меня- детская. Однако, после пожаров на Бабаевских складах, проблемы с продуктами стали еще сильнее, ведь там горели и мука, и крупы. Какие – то продукты заменяли, какие –то не давали. А под Новый год нам привезли с юга по мандарину, и по 2 конфеты.  

-Благодарю Вас за рассказы! Мне было очень интересно слушать Вас!

- Да какие там рассказы? Сейчас всего и не вспомнишь. Порою сидишь и думаешь, и почему я не спросила  родителей о чем-либо? Только жаль, что уже поздно.