Куча

Куча

В глухую деревню средней полосы России в небольшой бревенчатый домишко с маленькими оконцами, обколоченными белыми деревянными наличниками, пришло горе …

Была осень. Желтые листья клена устлали землю на участке. Все готовилось к зиме. Некопаные грядки ждали своей очереди. А как копать? Когда у хозяина дяди Миши одна рука…

-Я Куча, ничего не могу! –сокрушался он. Закрывал суровое лицо единственной грубой ладонью левой руки и плакал.

Кучей называла его вся деревня. Народ звал его по прозвищу, да и он давно смирился с ролью человека без руки… Куча, Кучерган…

Когда дядя Миша пришел с фронта одноруким больным калекой, то всегда говорил:

-Я куций теперь, куца, что могу…

В деревнях, как это обычно бывает, прозвище быстро срастается с человеком или трансформируется. Так произошло и с Куцей. Со временем Куца превратился в Кучу, сам того не желая.

Он был высокого роста, жилистый, с правильными красивыми чертами лица и очень живыми глазами.

 Всегда подвижный, как будто куда-то спешил, как будто боялся, что не успеет… Он любил жизнь и не боялся смерти, поскольку та прошла по самому краю его судьбы, забрала друзей, однополчан…

- Возьми мою память… Возьми…Побудь с ней хотя бы час… Чтобы не слышать свист пуль, чтобы не помнить стоны ребят…

 Мужчины не показывают слез, они бойцы, сильные личности.

Воспоминания настигали его повсюду, несмотря на время, на годы мирной жизни.

Он быстро ходил по скрипучим деревенским сходням  в высоких кирзовых сапогах, надетых на онучи, размахивал одной рукой и говорил сам с собой.

Руку он потерял в одном из тех страшных боев в Великой Отечественной войне, когда вся наша страна сражалась с фашистскими захватчиками. Рассказывал неохотно, только когда выпьет, под градусом было легче изливать душу. Он был тогда очень молод, почти мальчишка. Потом госпиталь и возвращение домой, в родную деревню. Работал пастухом, живо управлялся с лошадью.

С теткой Нюрой они были знакомы с детства. Она всю жизнь ходила в платке. Волос на голове не было, такая уж родилась, стеснялась. Сфотографироваться на документы было для нее пыткой, надо было снимать платок. Пошла за Кучу, родила сыновей.  Жизнь наладилась. Оба работали в совхозе.  Жили скромно, небогато, да и откуда чему взяться в тяжелые послевоенные годы: кровать с металлическими душками, стол, табуретки… Только по ночам дядя Миша кричал во сне и плакал, пугал жену и детей. Память настигала и во сне.

-Дунька,-говорил он соседке, -ваттава - эттова!

 К такому странному его изречению привыкли все. Дядя Миша, когда просил выпить, всегда говорил одно и тоже:

-Ваттава - эттова!

Сердобольная соседка наливала. Сама потеряла мужа, жалела калеку Кучу.

-Нюрка, надо грядки копать,- напомнил он жене, уже немолодой худой женщине в платке.

-Надо, батько.

Тетка Нюра поежилась, сморщилась от боли. Она была очень терпелива, поэтому ушла тихо, без жалоб и слез. Хоронили всей деревней. Плакали сыновья, внучка…Только Куча стоял и смотрел на холодное недвижимое лицо жены. В ее лице он видел и лица тех, кто жил в памяти со времен войны, кто уходил навсегда, так, как ушла сейчас она…Навсегда…

Остался Куча один. После похорон, когда уехали сыновья, он сидел на приступке у дверей своего уже старенького дома и влажными глазами смотрел перед собой. И здесь настигла его память, заняла его сердце. В ведь как хорошо жили с Нюрой, всегда она была ему опорой, во всем поддерживала и помогала. А теперь один.

 И потекли дни, холодные, суровые, пьяные дни… И некому было высказать свою боль, хоть криком кричи на весь мир!  

-Дунька, ваттава-эттова!

Соседка с болью смотрела на похудевшего, осунувшегося за зиму дядю  Мишу.

-Шел бы ты домой, Куча, помрешь ведь.

- А и ладно, помру и помру…

9 Мая в деревенском Доме Культуры был праздник. Глушков Михаил Иванович пришел одним из первых. Чисто выбритый, причесанный, в свежей рубашке и отглаженном стареньком пиджаке с заправленным в карман рукавом для правой руки. На груди сияли награды. Глаза светились какой-то благоговейной радостью. Это был его день. Через всю жизнь дядя Миша, Куча, Кучерган пронес в своей памяти все то, что легло на его плечи в те страшные годы, что отпечаталось в памяти, что застряло в голове, в сознании. Глядя на лица   ветеранов, школьников, которые выступали на сцене, он понимал, что прожил эту жизнь не зря, что частицу себя он отдал за мирную жизнь, за то, чтобы люди улыбались. И в эти самые минуты он был счастлив. И слава богу.